Такое красивое имя. 15. Первый мужчина (Лесби первый раз)

Провинциальная история

Начало:

15. ПЕРВЫЙ  МУЖЧИНА

В восемнадцать лет Люба окончила школу. В июле она готовилась к вступительным экзаменам в пединститут, правда, без особого рвения, и срезалась уже на сочинении. Двоек абитуриентам поставили много, и на фоне других неудачников Люба не выглядела белой вороной. К тому же она не очень-то стремилась в непрестижный, но единственный в городе институт. Хотя в аттестате у неё благодаря стараниям матери стояли четвёрки – и по литературе, и по русскому, – Люба не представляла себя учительницей, проверяющей ночами толстые стопки тетрадей. Но физмат ей тем более был не по зубам, а от медучилища  мать отговорила – во-первых, это не высшее образование; во-вторых, Антонина сама натерпелась во время работы в госпитале и не хотела, чтобы её драгоценная доченька переживала при виде чужих страданий.

Получив двойку, Люба не слишком расстроилась, но всё же поплакала перед матерью, чтобы та пожалела её и не упрекала за отсутствие интереса к учёбе. На этом её экзамены закончились, и девушка с чистой совестью гуляла в парке со своим другом Павликом. Ей казалось, что парень, с которым она стала встречаться весной, настолько хорош собой, что больше она никого не замечала. Она и раньше видела его на улице – он жил где-то неподалёку, – а повзрослев, с интересом поглядывала на него на танцах. «Вот бы задружить с таким мальчиком! » – откровенничала она с подружкой.

И вот как-то раз Павлик пригласил её танцевать и не отходил весь вечер, а потом они вместе шли домой. Так они стали дружить, и Люба влюбилась уже по-настоящему. Когда другие девушки приглашали Павлика на белый танец (вот ведь нахалки!), она опасалась, что кто-нибудь попытается отбить у неё такого красавчика. Он и вправду был привлекательным – стройным, загорелым, улыбчивым, с лёгкой походкой и сильными руками.

После танцев они уединялись где-нибудь в парке, на свободной скамейке, и весёлый кавалер рассказывал всякие смешные истории, не выпуская девушку из объятий, а когда его красноречие иссякало, шептал ей на ушко что-нибудь нежное. Она так и сидела бы с ним всю ночь на скамейке: летом тепло, в стороне от центральной аллеи – приятный полумрак, поблизости никого нет. Паша ласковый и настойчивый; он усаживает Любу на колени, его ловкие руки незаметно оказываются под кофточкой, и у неё нет сил отказаться от этой опьяняющей нежности...

Однако парню сидеть просто так надоело: сколько можно ждать и терпеть? У него уже был небольшой опыт близкого общения с девушкой, но, к сожалению, его подружка оказалась легкомысленной особой и предпочла ему кого-то другого. В областном городе, где девица училась в техникуме непонятно чему, она долго скучать не стала. Кто оказался рядом, того и полюбила, а Паше дала отставку.

Нельзя сказать, чтобы он сильно переживал, однако расстроился. Без девушки стало скучно, а за другими ещё надо побегать, чтобы чего-то добиться. А его в следующем году заберут в армию – и вся любовь! И ценный интимный опыт в последующие два года не пригодится.

Люба ему, конечно, нравится, да и она в него влюблена, а что толку! Через два года вообще неизвестно, что получится: или он её забудет, или она его не дождётся. А сейчас – вот она, рядом, в его руках, разомлевшая и покорная. На самом деле Люба хорошо помнила предостережения матери и умела вовремя выскальзывать из горячих объятий Павлика. Поздно, мол, пора возвращаться домой, а возле дома она уже ничего ему не позволяла, чтобы никто из соседей не увидел.

Так продолжалось всё лето, а потом похолодало и обниматься стало негде. Паша скучал и иногда заглядывал к Любе домой перед тем, как идти на завод во вторую смену, когда её строгая мать была на работе.

Сама Люба после школы нигде не работала, а занималась с теми же учителями, которые готовили её к поступлению в пединститут. В медицинский, где вот уже восьмой год упорно грыз гранит науки Вова, брат идти отсоветовал, хорошо зная сестру и её слабые места, да она и сама понимала, что химию с физикой ей не одолеть никогда.

Антонина видела, что у дочери нет особого желания учиться, но ведь ради будущего можно и постараться.

– Ты, Любочка, ещё не понимаешь, зачем нужно образование, а потом спасибо мне скажешь. Сейчас без диплома никуда. А выучишься, может, на хорошее место устроишься.

– Школа – это хорошее место, по-твоему? – фыркнула дочь.

– Всё лучше, чем в магазине на ногах стоять весь день.

– Ну ты же не стоишь! А ведь нигде не училась, – возразила Люба.

– Так это я! Меня отец устроил, он же директором промторга был, большим начальником. А то работала бы всю жизнь в хлебном отделе и рада была.

– А что в этом плохого? Я бы тоже пошла продавцом.

– Ты, милая моя, жизни ещё не знаешь и нужды не видела. Интересно, как бы ты жила на такую зарплату? У тебя сапоги новые сколько стоят? – Люба промолчала. – То-то же! Учись, пока есть возможность, а в школу идти не обязательно, что-нибудь придумаем.

Люба всегда была послушной и рассудительной девочкой, хотя и не слишком прилежной, но мать не требовала от неё невозможного. «Значит, нет у неё способностей к учёбе... Ну и что? Можно подумать, в институте только гении учатся! Вова тоже не отличник, но ведь понимает, что надо институт закончить. Как-нибудь справимся», – успокаивала себя Антонина.

Однако с дочерью неожиданно возникла большая проблема...

В Любиной комнате, окнами выходившей во двор, влюблённых никто увидеть не мог, и, как того следовало ожидать, Паша стал с девушкой ещё ласковее и настойчивее. Конечно, если бы её мать могла только предположить, что он приходит в её отсутствие, она не только запретила бы Любе впускать парня в дом, но и запирала бы её на замок. Прежде всего надо поступить в институт, выучиться, а потом уже влюбляться и выходить замуж. Зря, что ли, она пылинки с дочери сдувала, наряжала её, как куклу, учителей ей нанимала!

Помня материнский наказ, Люба блюла невинность изо всех сил, но матери рядом не было, а Паша – вот он, горячий и нежный. Он сажал Любу к себе на колени, гладил её – сначала руки, потом ноги, потом расстёгивал лифчик и целовал круглую, крепкую грудь.

Люба поначалу боялась таких откровенных ласк, но скоро привыкла, и Паша продвинулся дальше. Он знал, что рискует собственной головой, что Любина мать убила бы его, если бы застала с полуголой дочерью, но остановиться на достигнутом он не мог: это было не в его силах. Это всё равно что налить пьющему человеку полный стакан водки и разрешить выпить только половину.

Люба дрожала от любви, новых ощущений и страха. Она хотела бы остаться девушкой, но у неё не было ровно никаких шансов. Тормозной путь Пашиного желания не мог проходить вне её тела, и он уговорил её раздеться, обещая, что ничего страшного не произойдёт, если он ляжет рядом с ней и обнимет её. Он будет очень осторожным, он знает, как сделать, «чтобы ничего не сломать».

Она не могла больше сопротивляться зову природы и уступила предприимчивому парню. Поначалу он и вправду был осторожным, но однажды увлёкся... Люба вскрикнула от неожиданной боли, и попыталась вырваться, но Паша крепко держал её в объятиях и целовал, и что-то шептал, успокаивая её...

Через месяц Люба почувствовала, что как будто бы беременна. Некоторые общеизвестные признаки появились, однако она не была уверена, что ей это не кажется. Тошнота её настораживала, но до рвоты, слава богу, не доходило, а то мать сразу заподозрила бы неладное. Люба подождала ещё месяц, чтобы убедиться наверняка. А может, у неё внутри что-то нарушилось, сдвинулось от волнений и переживаний?

Паше она поначалу ничего не говорила, чтобы не спугнуть его, а признаваться матери тем более не имело смысла. Может, всё ещё обойдётся, что же она будет понапрасну выслушивать обвинения во всех грехах! Однако своему пылкому любовнику Люба ещё после первого раза велела предохраняться, поскольку теперь его, как машину без тормозов, остановить было невозможно. Перед армией он решил как следует насладиться свободной жизнью и полноценной любовью.

В собственных ощущениях Люба разобраться ещё не успела, и ей было скорее страшно, чем весело, но всё же она любила своего первого мужчину – безотчётной любовью покорённой и, как вскоре подтвердилось, беременной самки...

Объяснить, почему такое несчастье приключилось с простой советской девушкой Любой, можно было только её чрезвычайной смелостью и полной потерей рассудка от большой любви. А разве другие девушки объясняют это иначе? Всё происходит только из-за любви... А соседи, конечно, с удовольствием станут судачить о её распущенности и материнском невнимании. На чужой роток не накинешь платок.

Что мешало вполне сообразительной Любе предпринять какие-то меры для того, чтобы с ней не случилось этой беременности, крайне нежелательной для незамужней девушки? Например, она могла бы заранее объяснить своему пылкому, но, увы, беспечному возлюбленному, откуда берутся дети, если их ничем не сдерживать.

Люба знала об этой стороне жизни довольно много, так как её просвещали старшие подруги, да и она сама уже давно почитывала Вовину «Краткую медицинскую энциклопедию» – надо же разобраться, что к чему. Другой подходящей литературы не было: тогда молодёжи не полагалось ничего знать, потому что всё равно ничего не дозволялось.

Секса в Советском Союзе, и тем более до свадьбы, как будто не было. О сексуальной революции на Западе мало кто слышал – в газетах об этом не писали. «Ромео и Джульетту» в школе не проходили – наверное, составители программы опасались, что любовная история несовершеннолетних героев может сбить с толку незрелую молодёжь, а больше читать про любовь было нечего: Мопассана в библиотеке не дождаться, а русские классики избегали интимных подробностей.

Продолжение:

_________________________________________

Иллюстрация из интернета.