уж если про эротику 5 из повести Пианино или Смотреть онлайн эротика

Хоста сразу понравилась вкусными сочными чебуреками, из которых вытекал сок, и под него подставляли ложку. А ещё разливным чешским пивом трёх сортов, которого в Советском Союзе днём с огнём не сыщешь. Татьяна не возражала расслабиться, но тихо, незаметно. Марина желала гулять на широкую ногу.

С Татьяной было трудно познакомиться. Её лицо, часто повёрнутое в сторону моря, казалось безразличным. Беседующий угадывал её настроение со спины. Иногда она откладывала неизменную книгу, на время забывала о ней, как бы погружалась в сон наяву. Марина же могла сесть на пляже в эротической позе и не заметить этого, вызывая напряжение в окружавших её мужчинах.

Поскольку существовала тогда такая форма общения, Татьяна писала письма. Марине оказалось не до того. Перед самым отъездом парни в их компании начали делать глупости. Максим наколол татуировку на левой ноге из инициалов Тани, Артём – тоже, хотя серьёзных отношений у него не наблюдалось. Гриша – отказался. А кто-нибудь видел татуированного еврея?

Скоро девушкам стало скучно. Потянуло куда-то. Ждали, что приедут женихи, начнутся сцены ревности – всё разнообразие. Неделя прошла, вторая, а от них ни слуху,   ни духу.

На пляже, рядом с ними, постоянно располагался один и тот же мужчина. Спортивная фигура, неназойливое поведение, тёмные очки, которые смотрелись, как часть его лица, задумчивого и загадочного. Иногда Артур молча приносил им мороженое, Марина игриво расплачивалась, а он безразлично бросал мелочь в шляпу, которую на пляже не надевал никогда. К концу дня там накапливалось, и на обратном пути к пансионату они пили пиво, самого дорогого сорта – по 28 копеек за кружку. В результате девушки постоянно оказывались перед ним в маленьком пустяковом долгу. Разговаривали ни о чём, и они всё ждали – с кем он начнёт флиртовать. Даже воспитанная в ежовых рукавицах Таня, втянулась в странную молчаливую игру. Только у Татьяны напрягалось внутри, а у Маринки выпирало наружу.

Он и предложил смотаться в Новый Афон, по “курсовке”,   дня на три, с обустройством в частном секторе и однодневной поездкой на озеро Рица.  

-У меня недалеко от Афона друг живёт, у его отца мельница в горах. Съездим в гости.

Артур оказался немного старше их, лет на пять. Мастер спорта по неведомому им велосипедному спорту. На хорошо накаченных ногах он ходил вкрадчиво, пружинисто. И это их, молодых девчонок, забавляло. А когда он рассказал, как в Италии, в горах, разбился его товарищ по команде, они и вовсе расположились к нему.

Абхазия оказалась третьей частью черноморского советского побережья, где всё по-другому. Знойная и безмятежная, по утрам с гор сползает туман; с открытыми настежь, но печальными глазами абхазцев, желающими петь свои вечные мелодичные грустные песни. Даже кладбища поражали надгробиями, похожими на маленькие домики склепы. В тесном, небольшом Новом Афоне все здоровались друг с другом. Густой, синий цвет моря придавал тяжёлым камням, упавшим в него, воздушную эфемерность. Тела людей в море лежали в синей краске, испытывая состояние просветлённой свободы. Вибрирующий цвет в садиках по всему Афону, водопады с непрекращающимися звуками падающей воды. А ещё и пруды с праздным, декадентским образом жизни вокруг, который грезился обеим. Даже Татьяне.

-Как у Моне, - удивлялась она, но Артур молчал.

Их расселили по разным домам. Так совпало - по характерам. У Маринки хозяева попались шумные, весёлые, общительные. Таню разместили на втором – солнце насквозь – этаже дома, с уставленными книгами стенами и пианино в дальнем углу.

-Отдыхайте, - сказала немногословная женщина и вышла.

Таня подошла к инструменту, открыла крышку, вспомнила музыкальную школу. Наиграла из Свиридова. Увидела в окно, как остановился неподалёку Артур, снял очки,   наконец, но отсюда глаз было не разглядеть. Перешла к книгам и затихла на время.

От поездки на озеро Рица особых впечатлений не осталось. Не яркие тона, расплывчатые очертания аскетичных скалистых гор. Цвет здесь оказался не главным.  

-И что?! – удивлялась Марина, видя, что и Артур не впечатлён увиденным.

Он сопровождал их повсюду, но казался безразличным к флирту человеком. Маринка из кожи вон лезла, пытаясь разговорить его, а он молчал. И Тане это нравилось.

«Почему он всё время в очках? Как слепой» - размышляла она, когда скучно возвращались в Афон. Марина дремала рядом, чуть перебрав сухого вина под шашлыки. Артур вообще сидел на раскалённом заднем сиденье автобуса “ЛАЗ”, принимая все неудобства, как настоящий мужчина. Сухая духота, которую не помогли выгнать ни открытые форточки, ни крышные люки, ни максимальная – насколько это возможно на узких, петлистых дорогах – скорость горбатого, старого автобуса. Таня кожей осязала, что Артур смотрит ей в спину. Как у всех брюнеток, её тело быстро нашло общий язык с солнцем, покрылось добротным – хватит и на зиму – загаром. Она физически ощущала свою гладкую кожу, её шоколадный цвет, который становился ещё темнее, если она лежала в море. Для блондинки Марины процесс загорания был мучительным. Её светлое тело сопротивлялось процедурам и, казалось, неспокойному характеру Марины. По вечерам, ещё в Хосте, она лежала нагишом, обмазанная кефиром и охала. Но когда Татьяна натирала её, тело Марины дрожало.

-Тань, у меня спина облазит? – беспокоилась она.

-Уже не везде. Плечи загорели. А ниже поясницы, ноги, совсем бархатные, - у Марины начинали подрагивать и раздвинутые ноги.

-У тебя с Максимом, что?

-Всё.

-Как понять? – Марина повернулась с живота на бок, оголив грудь, живот. – До свадьбы?

-А у тебя?

-Потерпит Гриша, без него пока обойдусь, не маленькая, - она совсем легла на спину, смотря Татьяне в глаза.

-У тебя же спина кефиром намазана, - отводя взгляд, напомнила Татьяна. –Живот мазать?

-Давай. И вот тут, внизу живота.

-Там незагорело.

-Ну и что…

Постепенно, к концу второй недели, Марина стала, как большинство отдыхающих. Сразу же влезла в откровенные платья, дождавшиеся своего часа. И, конечно, в открытый купальник, по тем временам немного фривольный. Её упругая грудь (впрочем, Татьяна считала свою не хуже) требовала прикосновения любопытных рук. Марина и не скрывала этого.

Вечером пошли к Новоафонскому монастырю, пытались фотографировать монашек, а те смотрели на них осуждающе. Опять ели шашлыки, слушали песни, пили невкусное здесь пиво, скорее всего разбавленное чем-то. Полюбовавшись с верхотуры морем, возвратились обратно. По аллее тесно стояли чёрные кипарисы, пирамидальные тополя, за которые цеплялась луна. И всё казалось нереальным: этот отдых, поездка сюда, сегодняшний вечер.

-Завтра идём в пещеру, - напомнил Артур.

-А пляж, море? – огорчилась Марина. – Чего там смотреть-то?

-Музыку послушаем, - Таня повернулась к Артуру. – Говорят, там Баха исполняют.

-Да. Тем более, завтра с утра будет дождь.

-Откуда? – Марине было жаль даже часа без прибрежной полосы, а тут полдня потеряешь.

-Тучи с моря, - действительно, парочка облаков с чёрным низом висела над морем.

Наутро нудно шелестел дождь, вызывая ощущение понедельника, хотя и была суббота. К Тане заглянул Артур, принёс полный пакет черешни, высыпал в широкую тарелку на столе. Солнца не предвиделось, и ягоды томно тлели на белой керамике.

-А Марина где? – спросила Таня.

-Спит, наверное, - пожал плечами Артур.

«Опять в очках, - подумала она. – А тебе-то какое до этого дело». Она взяла черешенку, съела задумчиво. Ещё одну. Он тоже подошёл к столу, тоже притронулся к ягодам, их пальцы соприкоснулись, и у Татьяны что-то захолонуло внутри, даже зябко передёрнула плечами.

-А вот и я! – как обычно, с шумом ворвалась Марина. Лёгкая, воздушная, по фигу непогода. – А меня сегодня вечером хозяин дома на день рождения пригласил.

-И ты пойдёшь?

-А ты?

-Мы при чём?

-Интересненько… вы уже заодно? Ладно. В пещеру?

И они отправились на очередную экскурсию. Татьяна любила всякие загадочные события и ситуации, которых не хватало в ясной, регламентированной военными уставами жизни отца, а значит, и семьи. Даже теперь, когда отец уже работал на серьёзной должности в облисполкоме, а Таня выросла, - они с мамой жили по установленным отцом порядкам. Она уезжала, а отец строго положил руку на её плечо:

-Ты там смотри, голову не теряй.

-Папа…

-Знаю я тебя.

Что он мог знать, если она сама не понимала, что у них происходит с Максимом.

Пещеры: с их огромными залами, большими плоскостями, озарёнными удивительными подсветками; музыкальным сопровождением из органных концертов Баха, - принуждали к молчанию. Марина притихла. Холодные сталагмиты и сталактиты громоздились и свисали там и тут, а женщины-туристки присматривались к ним, почему-то, особенно внимательно. Бездонные, глубокие пропасти-провалы, над которыми нависали переходные мостики, пугали, но и манили одновременно. Через полчаса  девушки стали мёрзнуть.

-А я вас предупреждал, что бы теплее оделись, -  Артур осуждающе покачал головой на их неосмотрительность. Снял пиджак, постоял в задумчивости и набросил его на плечи Татьяны.

Марина всё поняла, усмехнулась, спросила недовольно:

-Конец будет этой экскурсии?

К полудню распогодилось. На пляже лежали молча, перебрасывались с Маринкой ничего не значащими фразами, думая о завтрашнем возвращении в Хосту.

Марина оказалась упрямой. Она решила скрасить чисто абхазский праздник своим присутствием. Не думала о последствиях. Артур пришёл на пляж, когда солнце уже не жарило.

-Поехали.

-Куда? – борясь с согласием, спросила Таня.

-В горы, на мельницу.

Она задумалась. Эта молчаливая голова в очках, пугающий и влекущий аноним – он привлекал к себе. Хотя и внушал страх.

-Артур, ты можешь хотя бы сейчас снять очки?

Он снял. Его глаза: навыкате; огромные, как перевёрнутые блюдца, - источали ужас, отчаянье и скорбь. От кого достались они ему, она не знала. И взгляд, будто рентген. Насквозь. Откуда? Но не хотелось прикасаться к его прошлому, понимание которого оказалось не для её возраста.

-Едем, - окончательно решил он.

Таксист молчал всю дорогу, они тоже. У неё бретелька от лифчика всё время выглядывала из-под платья. Она заправляла, а та опять спадала с плеча. Тане было стыдно. Наглая лямочка не давала покоя. Постоянно одёргивала подол платья, короткого по последней моде.

-Мы скоро вернёмся? – сделала она ударение на второе слово.

-Как получится, - ответил Артур, взглянув на неё страшными, будто пузырь рыбы, глазами.

И она смирилась, подчинившись женскому естественному чувству. Это Максим сделал её женщиной, даже не спросив, хочет ли она этого. На “старой хате”, в доме тёти Софы, во время её недолгого отсутствия. Вопреки воле. Чего теперь было вспоминать об этом.

В горах, куда они приехали, Таня почувствовала драматичность окружавшего мельницу ландшафта. На фоне горных склонов появлялись вдруг одинокие, случайные на дальних планах маленькие фигуры людей, совершенно безучастных к происходящему далеко от их привычной жизни. И у Татьяны появлялось необъяснимое беспокойство, даже и страх. Низвергались общепринятые в их семье нормы. А она была виновницей этому.

Голова в очках пыталась поцеловать её. На мельнице никого не оказалось. Жернова, приводящиеся в движение водяным колесом снаружи, шуршали камень о камень, воспроизводя иллюзию вечного шума монотонно-ритмичного любовного акта. Не спешного, а наоборот - долгого, сопровождаемого энергетикой тел, трущихся друг о друга.

-Сними очки, - простонала она. Он снял, а ей стало ещё страшней за содеянное. – Мы должны вернуться.

-Утром.

И она поняла, что у него всё спланировано. Раздвинула ноги, задрала их и отдалась, понимая – уже никогда и не перед кем не будет такой откровенной. Тем более – Максимом, воспринимавшим её, как “мамину дочку”. Но она, окончив медицинский институт, знала гораздо больше, чем предполагали её родители.

В небесах давно уже происходило движение, намекающее на то, что погода готова измениться в любую минуту. И правда. Гроза началась такая, будто Господь обратил весь свой гнев на человечество. Она когда-то читала это в виде комментария к забытой картине. Тогда и не думала, как произойдёт наяву. Вдруг её пронзило подспудное предчувствие трагедии, даже не завтрашней, а далеко будущей. Внутри этого мироздания они лежали в виде крошечных, обнажённых фигурок. В самом центре христианского прошлого, наполненные женским стыдом, ужасом, и мужским молчанием. Экстаз физический и духовный закончился. Лишь жёсткие молнии соединяли небо с землёй, а ливень тушил грозящие вот-вот вспыхнуть пожары.