Такое красивое имя. 32. Мало ли что говорят! (Секс с красивой подругой)

Провинциальная история

Начало:

32. МАЛО  ЛИ  ЧТО  ГОВОРЯТ!

Семейство Казаковых не бедствовало даже в тяжёлые для народа времена: люди всегда пили и будут пить водку, а ночью все магазины закрыты. Дрожащими от нетерпения и похмелья руками алкоголики протягивали в форточку деньги и получали вожделенную бутылку, а кто-то и поскромнее – стакан водки.

Такие понятия, как «неудобно перед соседями», «грех помогать людям спиваться», «спекулировать – незаконно» и так далее, конечно, прежде изредка мелькали в сознании Антонины, но с годами забылись окончательно. Мало ли что говорят, а им жить надо. Ну не на завод же всем податься!

Там и без того сокращали даже тех, кто проработал в одном цеху всю жизнь. Как началась эта непонятная конверсия, так и стали увольнять людей. А что могло сделать начальство, если какие-то винтики к секретным машинам оказались ненужными, поскольку и машины сняты с вооружения, да и весь этот колхозный двор, того и гляди, развалится. Где тогда самим начальникам сидеть?

– Любаш, ты послушай, что люди-то говорят! Будто бы Горбачёв – антихрист! Кто-то даже книжку написал об этом.

– Мам, ну какой антихрист, откуда? – резонно возражала Люба, не слишком уверенная даже в существовании Бога. То есть она, конечно, ходила с матерью в церковь, ставила свечки, но молитв не знала и постов не соблюдала.

– А мать у него – вроде бы неродная, и меченый он неспроста. Неужели правда? Что же теперь будет? И так народу живётся несладко! – взволнованно квохтала Антонина.

– А тебе-то что, мам? Он тебя не трогает, ты как жила, так и живёшь! – успокаивала Люба мать.

– Кому я теперь нужна, доченька, чтобы меня трогать? Это ты у нас молодая, гладкая, как мячик, а я расползлась во все стороны, как перестоявшее тесто, – продолжала свою скучную песню Антонина.

Она и вправду стала рыхлой, грузной, появились проблемы со щитовидкой, да ещё и к рюмке начала прикладываться – от бессонницы, когда Вову посадили.

Люба с сожалением смотрела на стареющую мать и думала: «Ну вот что она несёт? Слушает каких-то полоумных бабок и повторяет за ними всякую чушь, словно своих мозгов нет. А ведь раньше была такой командиршей, в магазине её всегда уважали. Хотя нет, наверное, только делали вид, что уважают. А может, и боялись – она же их начальницей была. И знакомые лебезили перед ней, лишь бы купить дефицит. Ну и где они сейчас? Даже не звонят. Сразу, как Вову посадили, так и перестали звонить, словно мы заразные какие».

Она вздыхала, вспомнив тяжёлое для них время. Матери тогда пришлось потратить немало нервов и денег, чтобы хоть как-то облегчить сыновнюю участь. Она как-то сразу постарела и поседела, а сколько слёз пролила – будто у неё сына насовсем забирали.

Люба сочувствовала матери и с грустью думала о том, как безжалостна старость. Неужели когда-то и она сама может стать вот такой – неуверенной, нелепой, забывающей имена, привязанной к утешительной «рюмашке», как говорила мать.

Осуждать её Люба не могла. Она знала всю её трудную историю, начиная с деревенского детства. Сказки о счастливых, но непродолжительных браках Антонина давно уже не рассказывала: не было смысла скрывать от взрослой дочери жестокую правду жизни. Как могла, так и жила, никто её не научил жить по-другому.

Она хотела иметь мужа, счастливую семью и детей – это естественное желание каждой женщины. Но судьба дала ей только детей, которых надо было кормить и учить. Всё, что она делала, – для них. И если она нарушала закон, то это было исключительно ради детей. Так считала сама Антонина, и дочь никогда не сомневалась в её искренности и невиновности.

Продолжение:

____________________________________    

Фото из интернета