Целую, Тося. Глава 26

Равиль с Адилей довольно мило провели остаток дня, угощаясь, подшучивая друг над другом, и разговаривая обо всём на свете. Между тем, дело двигалось ко сну. У Мустафинова была раскладушка, как и вся мебель, остававшаяся ещё от старых хозяев. Её-то он и собирался установить в кухне, чтобы улечься там на ночь. Однако у девушки оставались относительно Равиля другие намерения, только укрепившиеся после общения с ним. Ко всему прочему, Адиля вознамерилась всё-таки попытать счастья и уговорить парня жениться на ней.

"Иначе, - смело встряхнула она роскошными, длиной ниже талии, чёрными волосами, расчесав их на ночь в ванной комнате, - никогда не прощу себе, что не попробовала. А потом так и буду жалеть".

Когда девушка вышла из ванной, в трикотажном спортивном костюмчике, розового цвета, со вставками, оттенка морской волны, то Равиль тем временем уже пристраивал для себя спальное ложе в кухне. Мимоходом глянув на парня, Адиля, не задерживаясь около него, прошла в комнату, где перед этим застелила для себя разложенный диван чистым бельём, и через некоторое время окликнула оттуда Равиля. Поспешив к ней, парень вопросительно кивнул.

- Посиди со мной немного, - затаённо улыбаясь, отозвалась Адиля из кресла, стоявшего ближе к телевизору. - Завтра, ведь, не на работу, правда? А я не привыкла рано ложиться.

Равиль и сам не был приверженцем раннего отхода ко сну, поэтому с удовольствием присоединился к девушке, предложив посмотреть телевизор.

- Что-то не очень хочется, - сморщила маленький носик Адиля. - Хотя у тебя тут столько программ. Самир тоже хочет спутниковую тарелку купить.

- В вашем районе нет кабельного телевидения? - живо подхватил тему Равиль.

- Есть, - подтвердила девушка, - только выбор программ небольшой. Самиру нравятся спортивные каналы. От футбола он прямо фанатеет, ну, и всякие лыжные гонки, типа биатлона, любит смотреть. А ты что больше всего любишь? - обратилась она к парню, так и не дождавшись с его стороны вопроса о том, что интересно ей самой.

- Мне нравятся каналы про путешествия. Знаешь, - задумчиво проговорил Мустафинов, - за последние два года, где только не побывал с помощью телепрограмм. Есть один классный французский канал. Съёмки - глаз не оторвать. Я с этой программой, - улыбнулся Равиль, - почти всю Европу объехал, Канаду и Северную Америку. А ещё вокруг южной оконечности Африки попутешествовал на вертолёте. Виды потрясающие. А индийский океан, Полинезия, да, что там говорить, - увлёкся парень, - столько всего!

- Мне бы тоже очень хотелось поездить по миру, - произнесла Адиля, - только не одной, - тихо добавила она, - а с любимым человеком.

- Да, - осторожно подтвердил Мустафинов, внезапно почувствовав подвох в словах девушки, - это было бы замечательно, - продолжил он, думая о своём.

- Равиль, - сорвавшись с места, Адиля стремительно приблизилась к нему и, прежде чем он успел подняться, опустилась на пол перед парнем, приникнув вплотную к его коленям, - выслушай меня!

- Непременно, - сурово произнёс Равиль, взяв девушку за плечи и пытаясь её приподнять, - если только ты встанешь.

- Подожди, - она настолько бережно и ласково провела ладонями по его груди, пытаясь остановить порыв поднять её, что у него не хватило духу настаивать, - мне так лучше видно твои глаза... Равиль, я тебя люблю! Прими меня, пожалуйста, своей женой! Ты никогда не пожалеешь об этом, - заторопилась девушка, опасаясь, что парень перебьёт её или скажет об отсутствии взаимности с его стороны. - Ты ещё не знаешь, каково это, жить с влюблённой в тебя женщиной! - воскликнула Адиля. - Я буду самой преданной в мире, самой нежной и весёлой. Буду заботиться о тебе, развлекать и требовать к себе внимания, настолько, что у тебя не останется ни одной свободной минутки для скуки или печальных мыслей. Буду эскя терь (скатертью) на твоём столе, ковром у твоих ног, короной на твоей голове. Равиль, алтыным! (Золотой мой)

- Адиля, - тихо сказал Равиль, чуть сильнее сжимая руками её плечи, - ты сама достойна того, чтобы быть с тем, кто устелется ковром у твоих ног, пытаясь поймать каждый твой взгляд, исполнить любое твоё желание, сделать тебя королевой своих снов.

- Равиль, - слегка осип голос у девушки, усиленно пытающейся сдержать слёзы, - нет счастья слаще, чем быть травой под ногами того, кого любишь. И нет чести горче, чем оставаться королевой для влюблённого, но нелюбимого. Возьми меня женой, Равиль, бэгерем! (Любимый). Матурым! (Мой красивый) Жизнь моя, душа и сердце!

Несмотря на взволнованность Равиля пылким признанием, Адиля ясно ощущала его отстранённость. Горько расплакавшись, она уткнулась лицом в колени парня. Он всё-таки поднял её, преодолев небольшое сопротивление со стороны девушки. Усадив на колени, прижал к себе, словно ребёнка, маленькую, худенькую Адилю, сжавшуюся в комок от разочарования и крушения надежд. Нежно поглаживая рукой по волосам, молча, тихонько покачивал, пытаясь утихомирить рыдания.

***

Девушка плакала долго, невзирая на ласковое утешение Равиля, а может, и вопреки ему. Интуитивно она понимала, что не смогла проторить к парню даже малую тропочку, способную преодолеть бездонную пропасть его равнодушия. Ну, в самом деле, если бы она хоть немного взволновала его, тогда он не баюкал бы её сейчас, будто маленькую девочку. Ей сделалось бы намного легче, если бы Равиль, в ответ на признание, встряхнул её, пытаясь вернуть в реальность, если бы он воскликнул: "Что ты со мной делаешь!" И уж совсем было бы хорошо, если бы, вместо того, чтобы нежно оглаживать волосы, парень запустил в них пальцы, сжал пряди или даже намотал на руку, а потом взял бы её, грубо опрокинув вниз лицом. Во всех этих проявлениях было бы гораздо больше надежды на его неравнодушие, чем в ласковых, бережливых касаниях, вызывающих у девушки близкое к ожесточению чувство ненависти к самой себе за своё бессилие в деле очарования Равиля.

Адиля не сделала попытки вырваться из его рук, от испуга, что в таком случае он уложит её на диван и уйдёт, оставив одну. А она совершенно не хотела удаляться от его крепкого плеча, к которому он прижимал её, поэтому продолжала рыдать, уткнувшись лицом в шею Равиля, сводившую её с ума тонким смешением отдалённо слышимого парфюма и запаха мужской кожи, за несколько мгновений ставшего девушке до боли в сердце родным, словно проникшим в каждую клетку её тела.

Равиль так и оставался со свернувшейся беспомощным комочком девушкой на коленях, понимая, что если оторвёт её от себя, пристроит на диване, укутав и подоткнув одеяло, то тем самым обидит самым жестоким образом. Постепенно прекратив покачивать Адилю, следом он свёл на нет бережные поглаживания всхлипывающей девушки по волосам. А через некоторое время, успокоенный тем, что она утихла, задремал сам.

Проснулся глубокой ночью от желания вытянуть тело, но обнаружив себя в кресле, с уснувшей Адилей на коленях, ограничился тем, что осторожно протянув вверх левую руку, достал до выключателя на стене, погасив свет в комнате. Поднявшись из кресла вместе с девушкой на руках, приблизился к дивану и, вместо того чтобы уложить её, улёгся сам, прямо в одежде, по-прежнему не выпуская Адилю из объятий, и поместил её рядом с собой, головой на своём плече. Во-первых, очень уж не хотелось, прерывая сон, снимать одежду. А во-вторых, каким-то непостижимым образом Равиль почувствовал, что девушка всё равно придёт к нему, где бы он ни обустроился для ночлега.

***

После пробуждения Адиля распрямила тело, словно пружину, мгновенно превращаясь из трогательного сонного комочка в трепетную стрекозу, что, чуть заметно вибрируя крыльями, филигранно опускается на едва заметную глазу, но надёжную в своей устойчивости тростиночку посреди неподвижной речной глади.

Выскользнув из объятий парня, не вставая с дивана, девушка проворно избавилась от своей одежды и принялась лёгкими пальцами расстёгивать одежду Равиля. Проснувшись на стадии брюк, он и не подумал сопротивляться, с готовностью приняв её на себя, неистовую, одержимую в своём необузданном желании соединиться с мужчиной, любовь к которому оказалась для неё длительным наваждением.

И пусть она, как и предполагала по дороге сюда, так и не достигла полного единения с парнем в чувствах и мыслях, всё-таки девушка неуклонно следовала своей первоначальной цели, стараясь хотя бы на время завладеть телесным откликом Равиля. Предвкушая, как будет царить над его вожделением, предельно обострив, измотав, заставив умолять и, наконец, смилостивится, царственно снисходя до него, при этом одновременно преклоняясь в своём ответном порыве.

Ей почти всё удалось, и даже больше. Однако, вдоволь насладившись превосходством девушки, Равиль не принялся вымаливать её ускорить достижение сладостного предела. Вместо этого он повалил Адилю с себя и, сокрушая чаяния отважной возлюбленной в попытке продолжать верховодить им, заставил умолять её саму о приближении неистового извержения, столь тщательно спланированного девушкой и, как ей казалось, полностью подконтрольного её сознанию.

Равиль наслаждался хрупким и, на удивление, упругим телом девушки, совершенно не опасаясь в пылу страсти произнести любимое имя. Адиля казалась ему представительницей совершенно иной породы, нежели Лада, стройностью своих длинных ног неуловимо напоминающая Тоню. И чистый, без единого волоска, лобок Адили, и удивительная способность её лона, растекаясь медовой тягучестью, посреди обманчивой пластичности вдруг становиться упруго-отверделой, способной вывернуть его наизнанку, выцеживая драгоценный нектар, весь, до капли. Расслабляясь, упуская контроль над собой, Равиль не учёл только одного, что блаженство для него неотделимо от той, которая безраздельно царствовала в его мыслях и сердце.

Поэтому они оба с Адилей потерпели фиаско, питая иллюзорные надежды относительно того, будто владеют ситуацией в полной мере. Разница оказалась только в том, что замешательство Равиля было минутным, после того как он осознал, что повергнул девушку в шок своим возгласом, нисколько к ней не относящимся. А вот Адиле размышлений хватило на долгий месяц, пока она пробыла на учёбе, снова и снова возвращаясь в мыслях к ночи страстного сближения с парнем.

В отличие от Лады, одинаково безудержная в своём влечении к парню, Адиля прекрасно осознавала, что никогда не сможет смириться с присутствием незримой посягательницы на чувства Равиля, с которой придётся делиться вниманием, безропотно уступая ей часть его пыла. В результате, не обретая взаимности в любви, Адиля всё-таки предпочла наличие в постели соперника со своей стороны и, отбросив сомнения, одолевающие её вплоть до поездки к Равилю, решила согласиться на брак с нелюбимым, но любящим её мужчиной.

Вскоре после возвращения домой, как и планировалось, она вышла замуж за Самира. Он боготворил жену, обожал сына. Адиля, оставаясь безупречной супругой и мамой, время от времени, встречаясь на прогулках с Асией, только с ней могла позволить себе быть самой собой. От матери Равиля не было необходимости скрывать и, одновременно, доказывать ей, кто отец этого удивительно красивого, темноглазого малыша. Адиля часто привозила сынишку в колясочке в сквер, где гуляла с внуками Асия.

Фотография из интернета. Спасибо автору.