Зена и Гуркан

По мотивам двух серий "Зены" (6-й сезон). Начало немного пародирует роман "Анжелика в Берберии".

Северная Африка, невольничий рынок.

В глазах сотен мужчин зажегся похотливый огонек, стоило им увидеть очередной живой товар — высокую и стройную голубоглазую брюнетку лет тридцати на вид. Когда торговец раздел ее и их взорам открылась эта нагая грудь — большая и упругая, эти соблазнительные бедра и треугольник темных волос внизу, они моментально превратились в стадо обыкновенных самцов и пришли в такое возбуждение, что многие из них тут же начали ласкать себя. Другие же протягивали к ней руки. Брюнетка попыталась прикрыться, но торговец живым товаром распустил ее косы, и длинные черные волосы тяжелой гривой упали ей на спину. Она, забывшись, сделала инстинктивное движение женщины, желающей поправить распавшуюся прическу. Тем самым, красавица вновь выставила на всеобщее обозрение свою божественную грудь.

Орава голодных до женской плоти самцов буквально взревела. Начался торг, в котором приняли участие все присутствующие, даже те, у кого было совсем туго с деньгами. Все наперебой стали выкрикивать свою цену, стараясь перекричать друг друга. Но женщина была воистину слишком ценна, чтобы достаться кому-то из простых смертных. Ею мог обладать лишь султан. По крайней мере, так думал пират-работорговец — поставщик султана Гуркана. Назвав астрономическую цену, он уже собирался было увести это чудо красоты, как вдруг какой-то человек в маске неожиданно выступил вперед и… сказал, что даст за нее вдвое больше. Пират начал было торговаться, но потом с огромной досадой был вынужден сдаться.

— Гречанки всегда ходят в такой скудной одежде? — насмешливо спросил покупатель, любуясь своим очаровательным приобретением. — Ты же из Греции, верно?

Услыхав голос незнакомца, женщина вздрогнула. И голос, и этот взгляд казались ей до боли знакомыми.

«Нет, не может быть… Он мертв, мертв! » — сказала она мысленно, пытаясь бороться с наваждением.

Мужчина велел одеть ее вновь и, взяв за руку, отчего по ее телу опять прошла дрожь, увел с собой. Они долго бродили по закоулкам города, прежде чем оказались в его жилище — странном доме, чем-то напоминавшем богатый склеп.

— Где мы и кто ты, чтоб тебя?! — не выдержав, дала она волю своему буйному нраву.

— Неужели ты не узнаешь меня, Зена? — спросил он ехидным голосом. — Обидно, клянусь Бахусом!

Он снял маску, но этого уже не требовалось, так как услышав латинскую клятву, Зена уверилась в своей догадке о том, кто сейчас перед ней.

Цезарь… живой и здоровый, даже как-будто помолодевший и немного поправившийся, что только шло ему.

— Мерзавец, как это возможно?! — вскричала королева воинов. — Я же все сделала для того, чтобы отправить тебя в Тартар.

— Я как раз оттуда, — ухмыльнулся он. — Там было слишком скучно для такой деятельной натуры, как моя, поэтому, когда не стало Плутона или, как называли его вы, греки, Аида, я выбрался оттуда. И вот я снова здесь, любовь моя!

— Я отправлю тебя обратно, не переживай! — прошипела Зена.

— Посмотрим! — ответил Цезарь.

Потом, немного помолчав, он проговорил:

— А знаешь, все те долгие годы, что я находился там, я думал о нас… о том, что могло бы быть, если бы…

— Если бы ты меня не предал? — мрачно спросила она.

— Можно сказать и так, хоть я тебя и не предавал, а лишь немного отомстил тебе за то, что ты взяла меня в плен и первая предала меня, изменив мне с Аресом и с этой девчонкой с корабля. Но я простил тебя и все это время мечтал о неслучившемся.

За этими словами последовал вздох.

— Я знаю о том, что ты делала здесь без меня, — продолжил Юлий, — знаю о том, как ты перебила большую часть богов Олимпа, сыграв этим на руку этому мошеннику Элаю, знаю, что ты опять сошлась с Аресом, хоть отношения у вас теперь и несколько другие. Бедняга! Он любит тебя больше бессмертия, а вот ты его - нет. У тебя по-прежнему одна страсть, Зена. И эта страсть — я. Из-за нее ты была, есть и будешь моя.

— Цезарь, ты был, есть и будешь мерзавцем! — отвечала со страстной ненавистью в голосе Зена. — Приготовься снова умереть!

— Убьешь отца своей дочери? — глядя на нее с вызовом, спросил он.

— Дочери? — переспросила она. — Что ты несешь?

— Я говорю правду… ту правду, что ты скрываешь от окружающих, заменяя ее сказкой о Каллисто, превратившейся в ангела и давшей тебе ребенка. Надо же было такое придумать! Я восхищен твоей фантазией, дорогая!

— Ты бредишь!

— Я-то нет, чего не скажешь о тебе, Зена. Должно быть, я немного ошибся, и эту басню выдумала не ты, а Элай, чтобы заставить всех поверить в избранность Евы. Но для меня она не Ева, а Ливия. Она — дочь Рима, а Рим — это я.

Зена побледнела, но взяла себя в руки и почти спокойно проговорила:

— Думай, что хочешь. Но хватит разговоров, решим этот спор поединком!

С этими словами она атаковала его, и хоть при ней сейчас и не было оружия, дралась мужественно и так остервенело, что вернувшемуся с того света полководцу начало приходиться туго. Стало еще хуже, когда к ней неожиданно пришла подмога в лице того самого пирата, который хотел приобрести ее для султана. Он следовал за ней и незнакомцем на расстоянии и явился как раз вовремя. Вдвоем они одолели римлянина, и поставщик Гуркана уже хотел было перерезать Юлию горло, когда Зена остановила его и стала что-то шептать ему на ухо, поглядывая при этом на Цезаря так, что последний понял, что ничего хорошего его не ждет.

Избитый Юлий был привязан к столбу, а Зена попросила пирата дать ей молоток. Цезарь понял, что сейчас произойдет. Сильно побледнев, он сцепил зубы и закрыл глаза.

— Страшно? — насмешливо спросила его противница. — Сейчас ты почувствуешь ту боль, которую однажды почувствовала я, а потом превратишься в калеку. Как же я мечтала об этом! Я почти благодарна тебе за то, что ты выбрался из Тартара!

— Зена, — тихо проговорил он, — я тогда велел перебить тебе ноги не для того, чтобы тебя искалечить, а чтобы ты скорее умерла. Это было сделано из милосердия…

Черты прекрасного лица воительницы исказила дикая ярость, она взяла молоток и изо всей силы ударила им по стройным, красивым ногам Юлия. Тот зашелся криком, потом голова его беспомощно упала на грудь. Должно быть, он потерял сознание.

Зена с минуту смотрела на него, потом сказала пирату:

— Оставим его так. Веди меня к великому Гуркану, мне не терпится предстать перед ним.

Пират довольно закивал и увел ее с собой. Он был почти благодарен незнакомцу за то, что тот купил ее, избавив его самого от необходимости раскошеливаться.

Зена шла с ним, думая о превратностях судьбы — ее и Цезаря — и о предстоящем ей деле. Она должна помочь своей милой подруге Габи отомстить султану Гуркану за то, что тот убил ее семью.

Очутившись в гареме, состоявшем из ленивых, страдающих от безделья красавиц, привезенных со всех концов мира и думающих лишь о том, чтобы султан удостоил их своим вниманием, Зена с удивлением узнала о том, что любимая жена султана, коварная и властолюбивая стерва, являлась считавшейся погибшей племянницей Габриэль — Сарой. Этой красавице-блондинке ничего не стоило убить или изуродовать какую-нибудь хорошенькую наложницу. Отметив явную привлекательность новоприбывшей, Сара принялась всячески гнобить ее, а Зене приходилось смирять свой нрав, чтобы не выдать себя раньше времени.

А вот появление в гареме пленной греческой воительницы, в которой Зена узнала Габриэль, не так уж ее и удивило.

Султан Гуркан — смуглолицый и черноусый мужчина, похожий на идола, захотел увидеть пляску экзотической красавицы, и Габриэль стала танцевать перед ним и перед другими одалисками. Движения ее были сейчас полны какой-то хищной грации и соблазна, и это, вкупе с восточным нарядом, заставило Зену вспомнить тот маленький эпизод из их жизни, когда они были в Индии, и в тело ее Габи вселилась демоница Татака. Зена почувствовала, что вожделеет свою подругу. Ей так хотелось дотронуться до этих алых губ, ласкать это прекрасное, молодое тело и предаваться вместе с любимой подругой разным непотребствам. Она видела, как Гуркан облизнул губы, видела похотливое выражение его лица и испуганно подумала, что сама выглядит также.

Оба — и султан, и королева воинов — с наслаждением наблюдали за движениями прелестной танцовщицы, но Зена, находившаяся ближе и имевшая более острый глаз, заметила и припрятанный Габи кинжал. Неожиданно подкравшись к ней, она обезоружила подругу, а затем повалила ее на пол.

— Не бойся, я знаю, что делаю, — шепнула она ей.

Телохранители султана, видевшие нападение брюнетки на блондинку, а главное — кинжал, блеснувший в ее руках, тут же схватили ее, начав избивать. По приказу Гуркана Зена была привязана к столбу и приговорена к бичеванию.

Присутствовавшие при экзекуции, раскрыв рты, наблюдали за страданиями прекрасной и дерзкой женщины. Габриэль с трудом удерживалась от слез. Боль Зены была ее болью.

***

…Сознание возвращалось к Юлию вместе с болью — физической и душевной, мыслями о том, что ждет его теперь, когда он стал калекой, и что искалечила его любимая врагиня, которая никогда его не простит за содеянное им однажды… К его страданиям скоро прибавились голод и жажда. Он начал бредить и видел кошмарные видения наяву.

«Боги, не дайте мне сойти с ума! » — мысленно взмолился Цезарь, но тут ему в голову пришла другая мысль — мысль о том, что так для него, пожалуй, будет лучше…

***

После экзекуции Зена оказалась в темнице, где ее подвесили вниз головой. Также, как у Юлия, у нее начались галлюцинации. Она видела то Габриэль, плясавшую теперь только для нее, то кричащего от боли Цезаря.

Подошедший к ней какое-то время спустя главный евнух султана произнес:

— Мой повелитель восхищен твоими дерзостью, отвагой и непокорностью. Ему надоели овечки, и он хочет приручить хищницу. Думаю, ты усвоила урок и уступишь ему?

— Да, — глухим голосом ответила Зена, — я готова уступить ему, но я хочу стать его главной женой.

Главный евнух хохотнул:

— Я должен был догадаться, что ты это все специально затеяла! Хитра!

Потом, немного помолчав, он проговорил:

— Но ты должна будешь принять нашу веру и новое имя — Фатима.

Зена, никогда не отличавшаяся особой религиозностью, согласилась.

Она вновь находилась среди гурий этого проклятого рая, а Сара стала совсем невыносимой. Но ее жертвы вскоре были вознаграждены, так как ей было объявлено, что султан желает, чтобы в этот раз для него танцевала она. Зена знала, что это значит.

В присутствии других одалисок мнимая Фатима почти что без одежды и стыда танцевала для их повелителя соблазнительный восточный танец с шарфом. Вначале она просто кружилась и порхала на ковре, словно огромная экзотическая бабочка, потом начала подкрадываться к Гуркану, как пантера, с плотоядной улыбкой на губах. Глаза султана горели от возбуждения, а Сара становилась все мрачнее. Она видела, что померкла для своего господина, что Фатима затмила ее. Габриэль же смотрела на танец подруги с восхищением и толикой ревности.

Закончив свою пляску, Зена-Фатима произнесла, призывно глядя в глаза султана:

— Доволен ли мной мой повелитель?

— Да, — последовал ответ, — и ты можешь просить у меня все, что пожелаешь!

— Тогда я хочу… — Зена сделала паузу. — Я хочу голову Сары.

После минутного размышления султан улыбнулся и промолвил:

— Ты ее получишь.

Габриэль невольно содрогнулась, но она доверяла Зене и не стала протестовать. Остальные женщины стали переглядываться в страхе, хоть Сару никто и не любил.

— Нет, Гуркан, ты не можешь так со мной поступить! Я люблю тебя! — закричала бывшая любимая жена султана, но тот сделал знак, и ее увела стража.

— Ты довольна? — спросил султан у новой звезды своего гарема.

— О да, мой повелитель! — пылко ответила она.

Затем тихонько сказала ему:

— У меня есть идея.

— Какая же? — поинтересовался он, заранее радуясь ее задумке.

Она склонилась к нему и зашептала ему что-то на ухо, отчего он расплылся в улыбке.

— Эй, малышка, — поманил он Габриэль, — присоединяйся к нам!

— Охотно, — ответила, мило улыбнувшись, подруга Зены.

Брюнетка и блондинка начали ласкать султана, заставив его разомлеть, и тут Зена неожиданно надавила пальцами на нужные точки на его шее.

— А теперь смотри, мерзавец! — сказала Зена, конфисковав у него его собственный кинжал и дав его Габриэль.

Та приставила его к горлу лежащего мужчины, чьи глаза были сейчас полны ужаса.

— Убийца… — медленно и с ненавистью во взгляде проговорила Габриэль.

— Ты убил моих родителей и теперь ответишь за это.

В      незапно, она бросила нож и несколько раз ударила обидчика своей семьи.

— Да, я могла бы тебя зарезать, — сказала она, — но я придумала кое-что получше.

Затем Габи обратилась к Зене:

— Присмотри за ним тут, а я сейчас вернусь.

Брюнетка кивнула, оставшись с их жертвой.

Некоторое время спустя Габриэль вернулась с освобожденной ею из темницы Сарой и… всеми женщинами гарема.

— Давайте подарим нашему султану незабываемую ночь страсти! — сказала она им с усмешкой.

Мстительница первой оседлала обидчика, принявшись скакать на нем, действительно, испытывая при этом наслаждение — упоение местью. Ее подруга же взяла свечу, держа ее так, чтобы воск капал на грудь и живот Гуркана. Сара, тем временем, достала плеть и стала охаживать ею всех троих. Когда Габриэль встала, она сменила ее, насадившись на своего бывшего жеребца и начав объезжать его. Затем, с милой улыбкой на губах блондинка перетянула шнурком основание его члена. Сару сменила Зена, а после нее в роли наездницы побывали все остальные женщины… сотни женщин.

Грозный султан умер, в буквальном смысле, от любви…

После того, как с султаном было покончено, а его бывшие наложницы стали свободными женщинами, Зена велела Габриэль и Саре дожидаться ее в безопасном месте, так как ей самой предстояло еще сделать одно дело.

***

…Она нашла его в самом плачевном состоянии. Более того, судя по бредовым обрывкам фраз, Юлий то ли потерял память, то ли потерял разум. А может, и то, и другое вместе.

Зена решила проверить это, спросив:

— Ты знаешь, кто я и кто ты?

Цезарь покачал головой и горестно проговорил:

— Я ничего не помню, ничего не знаю…

Затем он разрыдался… может, от осознания того, что не знает кем является, а может, от боли. Зена смотрела на него со смешанными чувствами. Сейчас он, как никогда, напоминал ей ребенка. Он и был-то большим ребенком — милым, ребячливым, хвастливым и… жестоким, как все дети. Впрочем, все гении являются детьми, а он, как ни крути, был гением.

Она смотрела в эти широко раскрытые, полные боли глаза, и он отчего-то представился ей лежащим там, в сенате, у подножия статуи Помпея, забрызганной его кровью. Должно быть, его глаза тогда были точно также раскрыты, и в них застыли удивление, детская обида от того, что вышло не так, как хотел он, и эта боль…

Повинуясь внезапному порыву, Зена взяла его на руки, как дитя и принялась утешать.

— Не надо, деточка, не надо, не плачь! — приговаривала она. — Все хорошо. Мамочка здесь, с тобой! Теперь я буду любить тебя и заботиться о тебе, а ты никуда от меня не уйдешь и больше не предашь… по той простой причине, что не сможешь этого сделать… Теперь ты нужен только мне.

— Мне очень больно… — простонал он.

— Я знаю, детка, я знаю… — грустно сказала Зена и стала целовать и гладить его изувеченные, распухшие ноги. — Скоро я тебя кое с кем познакомлю…

…Познакомила она его с теперь абсолютно неизвестной ему темноволосой девушкой, обладавшей ярко-голубыми глазами, похожими на ее собственные. Зена сказала ему, что это его дочь, а самой девушке, выглядевшей изумленной, объявила, что это ее отец, который сильно нуждается в ее любви и заботе.

***

…Они плыли на корабле домой, в Грецию все вместе: Зена, Габриэль, ничего о себе не помнивший и ставший калекой Цезарь, Ева, некогда звавшаяся Ливией, Вирджил — сын ее жертвы и Сара — племянница Габриэль, являвшаяся бывшей любимой женой султана. Погода стояла чудесная, и дельфины весело плескались в море… точно также, как тогда, когда Зена ждала обещавшего вернуться Цезаря. Дождалась…

— Мать будет очень рада тебя видеть, — сказала Габи блудной племяннице.

— Не думаю, — невесело улыбнулась та. — Я столько всего натворила…

— Ты просто еще плохо знаешь мир и людей, — сказала ей Ева.

— Напротив, — ответила Сара. — Я их изучила слишком хорошо…

Задумчиво глядя на волны, девушка проговорила:

— Почему Гуркан предал меня? Почему он так мало меня любил? Ведь я любила его, не смотря на то, что он убил моих родных, и на то, что пережила я сама. Да я и теперь его люблю, увы…

— Почему мы предаем? — вдруг промолвил Цезарь, и бросившей на него взгляд Зене показалось, что к нему на миг вернулся рассудок. — Просто потому что иначе не можем…