Слепая душа

Холод... Пустота... Одиночество... Сознание медленно проваливается в расплавленное, ядовитое марево, плюющееся кровью и болью в давно отбитом теле. Иногда Ник ощущал этот давно ставший бесполезным кусок плоти-как корабль, путешествующий по штормовому морю, корабль в тине и грязи, полуразрушенный и дребезжащий, его качало на волнах, и гадкое марево боли наплывало на него огромным и круглым отражением в темных водах, стремясь захватить и поглотить корабль целиком-жадно и без остатка. Что это было за марево? Откуда оно взялось в этом темном мире из бесконечного моря, мире, в который упрямо и отчаянно повадилось ускользать сознание Ника?

Ответ на этот вопрос давно стал для Ника расплывчатым и пустым дребезжанием звуков, не несущих в себе никакого смысла. Иногда ему казалось, что это марево-это отражение уродливого и обжигающего солнца, жестокого, ослепляющего. Отвратительного и коварного светила, возомнившего себя Богом в этом мирке и помыкающего крошечным, жалким и искалеченным кораблем, лишающим его не просто свободы, а даже призрачной дымки надежды на него.

А море? Откуда в этом мире это холодное, контрастное с маревом, море? Море, в душных, шелковых обьятиях которого, натужно плывет корабль? Цвет воды почти черный, с легкими вкраплениями стали и угрожающей абсолютной синевы, ее цвет рождает страх, ужас, желание скрыться, исчезнуть, раствориться... Но этот мир из солнца и моря безжалостен, в нем лед и огонь-две стороны одной боли, и выбора по сути нет.

Плаванье Ника нарушает вдруг резкая полоска света, это не солнце его мира, нет, это блеклая полоска мертвого света электрической лампы из мира обычных и нормальных людей, к которому Ник давно перестал относиться. Он вздрогнул и открыл глаза, преодолевая уставшую неторопливость воспаленных от слез век.

Все тело затрепетало от волнения и мурашек стылой жути, а в голове тупо и мерно билось:

-Ник давно уже знает ответ на вопрос о происхождении раскаленного солнца-властелина и ледяного моря в его мире. Он знал... Знал всегда, но предпочитал забывать, убывать, ведь страна его забытья-это фантастический мир дрожащий и неявный, балансирующий на причудливых гранях памяти... Сейчас Ник снова вспомнил все, все, абсолютно все, глядя в склонившееся над ним узкое, отстраненно красивое, аристократическое лицо в обрамлении золота волос. На лице этого прекрасно знакомого Нику мужчины мерцали холодные глаза, полные грязной мути, отвратительной и злой синевы.

Щека сильно жгла и болела, видимо его привела в чувство пощечина. В голову закралась трусливая мысль -почему его снова вернули сюда, в эту жизнь. Он предпочел бы остаться там, где плыл мгновение назад, подчиняться золоту солнца и льду моря, утопая в иллюзорной нереальностм просходящего, в потере ощущения и осознания собственного я.

День, с которого все началось, отпечатался в памяти Ника ярко словно фотография. Он начался обычным пасмурным осенним утром. Лондон дышал прохладой, в воздухе кружились намеки на скорый дождь. Углеватая поджарка облаков ненавязчиво прикрывала солнце, но оно все равно паутинкой лучиков ласково оглаживало каменистые извилистые улочки сонного города. Ник оторвал голову от мокрой от пота подушки в крошечной затхлой квартирке, которую снимал вместе с вечно угрюмым, вечно работающим за компом, парнем -Эндрю. Эта ночь снова выдалась для юноши очень тяжелой. Голову разрывали кошмары, они топтались в ней и шумели, словно неуклюжие, нескладные чудовища, и эхо их шагов, их рыки, вои, крики-заставляли Ника метаться на раскладной кровати, судорожно сминая простыни. Эти кошмары преследовали Ника с самого детства, которое кстати сложно при любой доле оптимизма назвать благополучным. Мать Ника -Анджела, - пила с того момента, как Ник Эйвери себя помнил. Мамина сморщенная, несмотря на молодой возраст, -Ника она родила в 15, смердила дешевым алкоголем и сигаретами. Ник ненавидел эти запахи. Отца Ник не знал, а мать даже в редкие периоды трезвости, отказывалось о нем говорить. В школе Ник учился из рук вон плохо. Он малодушно винил в этом кошмары, приводившие к постоянной усталсти и недосыпу, но на самом деле, ему просто было наплевать на бесполезную учебу. Кошмары преследовали мальчика всегда, они были естественны и привычны, как врожденный дефект. Первое время Ник пытался с ними бороться всеми доступными ему десятилетнему мальчишке способом. Денег у них дома не водилось, Анджела мыла полы в кафе рядом с домом, поэтому как следствие, лекарств тоже не было. Зато дома всегда хватало алкоголя. Первый раз, когда Ник прибегнул к нему как к снотворному, ночью его просто вырубило. Жуткие сны отступили, и он спал как убитый. Но наступивший после этой ночи день был более чем странным. Позднее, когда Ник будет уже старше, он подумает, что в нем с рождения будто скрывалась чревоточина, некий изьян, плохая и злая энергия, ведущая к разрушению. И если она не мучала Ника, не истончала его силы во время сна, она выплескивалась в окружающий мир. Стоило Нику утром после впервые спокойной ночи посмотреть в глаза соседу, который спускался по лестнице из дома, как Ник почувствовал вырвавшееся из него нечто, злой клубочек силы. Сосед, которого звали Джеком, замер, глядя на Ника, будто мальчик был чертовым заклинателем змей в цирке. Ник не видел этого глазами, скорее он внутренне ощутил как сгусток темноты, переставший был частью самого Ника, миновал за долю секунды пространство между двумя мальчишками, смяв его небрежно, как салфетку, и прочно угнездился в остекляневших глазах Джека. А потом Джек схватился за сердце, нелепо открыв рот. Ник видел тонкую ниточку грязноватой слюны между потрескавшихся распахнутых губ Джека. Дальнейшее было скучно и предсказуемо. Вызвали скорую, врач удивленно поставил диагноз - смерть от сердечного приступа. И все это время, пока ставшее восковым и на редкость угловатым тело, грузили на носилки, пока успокаивали рыдающую мать Джека, пока уезжала скорая с усталыми, думающими о своих проблемах врачами и водителем с разноцветными нелепыми шариками для Дня Рождения дочери на соседнем сиденье - все это время Ник знал, что в этом виноват он. Знал очень ясно и точно.

Потом много позже Ник поймет, что если не получает каждодневную порцию страданий сам во сне-сначала это были лишь дни, а потом редко наяву в припадках скручивающей боли, то тогда эта порция страданий выпадет на челрвека или нескольких людей случайным образом выбранных из толпы в случайное время дня. И все совсем необязательно закончится смертью, порой резко ухудшимся состоянием здоровья-обмороком, инфарктом, тошнотой. В 14 Ник принял решение перестать испытывать судьбу и тащить свой крест одному. Рассказывать окружающим было глупо, мать была постоянно пьяна и на все просьбы помочь реагировала либо приступамими истерического хохота либо каркающей бранью. А в школе одноклассники считали парня полным психом из-за черных теней под глазами и рассеянных ответов совершенно невпопад. Учителям же было наплевать на сына алкоголички, поэтому они всегда скользили по мальчику жалостливо-брезгливыми взглядами, будто видели перед собой не болезненно худого бледного мальчишку-шатена с карими глазами, а огромный ярлык, подсвеченный разноцветными фонариками -"неблагополучный". Попасть в психушку Ник боялся, поэтому молчал и терпел. Ему наивно казалось, что этого достаточно и все само собой как-нибудь разрешиться. Как же он был тогда глуп!

Если бы только ему хватило сил еще тогда в этом позабытом старой игрушкой детстве -проявить силу духа-сброситься с крыши навстречу дружелюбному асфальту или рассечь канатики вен кухонным ножом! Это бы жирной линией перечеркнуло Ника Эйвери, и он бы больше не чувствовал. Не было бы этих сцен, от которых замирало глупое сердце.

-Дыши, Ники, дыши...-грудь сжимает, кровь на коже уже застыла, липко и холодно. В хрипах с губ пытается пробиться голос Ника "пожалуйста, хватит"-Ники, тише... Тише, мой драгоценный... Моя сладкая девочка... Ни звука-

Из широко распахнутых глаз текут соленые слезы, темнота вокруг дрожит и скалится.

-Убей меня-лепечут губы, кадык на горле нервно дергается, во рту сухо-совсем нет слюны.

-Живи Ники-улыбка на красиво очерченных губах. В сумасшедших глазах жадность, интерес, одержимое внимание к каждой детали, к каждой морщинке страдания между драматично изломанными тонкими бровями, к бисеринкам розоватого от крови пота на темных крылышках сосков.

-Нечем...-всхлип, скованные руки скрючиваются в судорогах боли-Нечем жить...

Золото, ненавистное золото слепит глаза. Оно не чистое и не прекрасное, все обман, если долго смотреть на него через слезы боли можно увидеть всю мерзость и уродливость этих локонов.

-Живи мной Ники-мягкий вкрадчивый шепот-Я много раз тебе говорил, мой драгоценный,-Живи только мной. Это единственно, что тебе остается.

А потом вдруг резко по нервам небрежно брошенные ледяным тоном слова - Мы договаривались, что ты будешь молчать Николас. Что ты теперь должен сказать?

Молчание затягивалось. Но тишина полумрака не была абсолютной. Напротив, тишина была живой, гораздо более живой, чем сам Ник- она тяжело дышала, хрипела с легким поскуливанием, истекала кровью. Резкая, звучная пощечина. Кровь течет по подбородку. Слишком много красного. Но лучше красный, чем золото, чем синева. Любой цвет будет лучше этих двух. Любой меньше связан в сознании Ника с унижением и самоуничтожением-чем эти два: темно-синий, почти черный и золотой.

Губы тяжело выталкивают из себя слова, лживые, недоношенные, нежеланные, словно недоразвитые младенцы из нутра:

-Я виноват. Буду наказан.

-И что еще?... Не зли меня Николас.-две синие бездны на месте, где должны быть глаза, впиваются в теплые карие, уставшие. Впиваются так настырно и ненасытно, словно хотят забраться глубоко-клубоко-в теплый талый шоколад карих глаз, под туман боли, что вуалью прячет нечто личное, тайное, еще не сожранное, не выжженое до конца в пустыне беспомощной души.

-Спасибо Вам- полузадушенный всхлип.

Всего этого могло бы не случиться. Он мог бы прекратить все это единственным способом - стерев ошибку своей жизни, пока еще была надежда. Но он не смог. Но лучше снова позволить памяти, показывать события последовательно, без витков безумия, ах если бы она могла.

Глава 1

Сейчас, оглядываясь назад, Ник признается себе, что доведись ему заново пережить события прошлых лет - он поступил бы также. После гибели Джека мир для тогда еще подростка раздробился на усталое бодрствование и изматывающие сны. Мать продолжала пить. Учеба текла вяло, на горизонте постоянно маячило отчисление за абсолютную неуспеваемость по предметам. Впрочем, Нику было плевать на это тогда. Он жил жизнь тупой усталой коровы, которая ждет конца без особого интереса, каждый день совершая одни и те же действия. Друзей у Ника не было. Никому не было до него дела, Ника подобное отношенение устраивало и он с лихвой возвращал его миру в ответ.

В его лишенным цели и эмоций существовании был, однако, определенный плюс. Была в нем особая щемещяя свобода - слелать все, что угодно,-не переживая о наказании или иной прблеме, которая может ухудшить существующее положение дел. Господи, как же он был тогда молод и глуп.

Когда каждый день испытываешь ноющую боль в теле и разум не может найти отдых даже во сне, и у тебя нет никаких стремлений и желаний,- начинает казаться, что хуже быть уже не может. День и ночь напоминают унылую трясину, трясину однообразной серости.

Ник мог сбежать с уроков, мог прийти домой как угодно поздно, мог хоть целый день стоять на одном месте и пялится в небо, думая о чем-то своем. Учителя, одноклассники, мимолетные прохожие - все они могли мимоходом отметить худого мальчика в поношенной одежде, как странного или чересчур угрюмого или рассеянного - но все это было безразлично Нику. Он жил как животное, одним днем, из дуновения ветра у дома, колкой травы в парке, на которой удобно растянуться, тремя родинками на шее директрисы, которые забавно мысленно соединять- когда она сеова отчитывает Ника и требует, чтобы его мать пришла в школу. Единственное, что сильно омрачало его существование помимо ночных приступов и странной неясной силы, приступ который однажды привел к смерти -но с тех пор ни разу не повторялся,-была вечная нехватка еды дома. Ник постоянно ходил голодным, мать иногда покупала злеб и сухари, но чаще забывала об этом. Нику иногда везло стащить у нее немного мелочи из сумки, но это были лишь жалкие крохи. Как следствие, постоянного недоедания, у Ника вечно ворчало в животе, что было терпимо, но неприятно.

Из прозаического желания есть досыта каждый день в голове стали возникать мысли, что неплохо бы начать зарабатывать самому. Но как? Первое время Ник также как и мать пытался мыть полы, потом переключился на другую мелкую работу - вроде мытья машин, помощи дворникам, но Нику далеко не всегда платили честно. Все в районе знали, что за сына алкоголички постоять некому и жаловаться на несправедливость он не побежит. Да, и вечер запущенный и потрепанный вид мальчика, его болезненная худоба, фиолетовые синяки под глазами, и сильный запах алкоголя, которым давно провоняла одежда Ника в квартире - все это не внушало доверия к мальчику.

Может быть тогда оно родилось то отчаяние, глухое, скребущее. Денег хотелось до дрожи, и тут подвернулся случай. Нелепый, глупый, идиотский случай-из тех, о которых пишут в книгах и показывают в дурацких фильмах. Ник был в магазине, где голодными глазами смотрел на продукты, лениво развалившиеся под витринами. От кондиционера стыла кожа, в животе неприятно урчало. Был вечер. В маленькое мутное окно этого захудалого продуктового была видна щербатая, пыльная дорожка улицы в подгорето масляных бликах фонорей, которые стояли погребально прямо и скорбно. Вдруг, двери магазина резко, с мерзким скрежетом распахнулись и в комнату вломился парень одеты в черную одежду с долбаной картонной маской на лице и стал орать, размахивпя чем-то черным в руке:

-Это ограбление!!! Это ограбление! Всем на пол!! Живо, деньги!!!

Страшно не было совсем, скорее смешно. Нику очень хотелось истерически захихикать от идиотизма ситуации-Ник был единственным в этом магазине, не считая обалдевшей пухлой продавщицы и странного парня. Едва ли в этом магазине можно было взять большой навар, скорее всего для парня это первая в жизни попытка что-то ограбить.

Ник не упал на пол, лишь тупо замер, глядя на карикатурную фигурку грабителя, а он как-то постеснялся снова кричать и требовать лечь на пол. Вместо этого он обратил внимание на продавщицу. Кстати на нее все это представление произвело большее впечатление. Она быстро начала выгребать деньги из кассы и стала складывать их в пакет. При этом она громко и натужно сопела, по ее коже неожиданно красивыми и чистыми жемчужинками струился пот. Ее пальцы в дешевых кольцах дрожали так сильно, что в конце концов уронили часть денег на пол. Купюры красиво разлетелись по грязному полу стайкой птичек. Парень в маске выругался, женщина кинулась собирать деньги.

Ник смотрел на эти чертовы бумажки, есть хотелось ужасно, и страха не было совершенно, он чувствовал себя скотом, которому все равно предначертан убой, но перед ним хочется банально поесть и пожить нормально хоть пару дней. Ник бросился к деньгам, засовывая их в карманы, судорожно, на грани. От подобного грабитель офиге и наставил на Ника снова свою нелепую игрушку. Он угрожал убить, но ужас вопреки законам логики все никак не начинался, может виной всему грязно желтый свет магазина, который не разбавлял темноту помещения, а почему-то наоборот сгущал ее. В этом плесневело сырном свете пистолет казался Нику черным пятном, броским, но не страшным, а каким-то игрушечным и несерьезным. Ник продолжал собирать деньги, продавщица испуганно пялилась на него, пятно мело дрожало в потных руках. И тут родился звук. А потом почему-то заболело плечо, и желтый в подступах грязи цвет магазина окрасил ручеек красного. Было больно и как-то чудно, Ника отшвырнуло этой болью на колени, плечо пульсировало. Все в комнате застыло.

Ник понял, что сейчас случиться что-то плохое. По-настоящему плохое.   И оно произошло. Фонтан боли и силы хлынул из Ника на парня в маске, тот рухнул на пол тяжелым бревном. Ник подполз к нему, попробовал прикоснуться, но не смог. Теперь стало страшно. Продавщица истошно завыла. Забавно, когда ранили Ника, она молчала, а теперь заливалась визгливой сиреной. Ник пошатываясь встал и пошел к выходу из магазина. В душе зловонной лужей начал разливаться страх, страх перед самим собой, перед невозможностью все исправить.

Ник почти ушел, но в последний момент решил вернуться к бездыханному телу обратно. Показалось важным увидеть лицо, лицо того, кого Ник убил. Он сдернул картонку и... У Ника сперло дыхание. Это была девчонка. Кортко остриженные светлые волосы и нежные черты лица, черные круги под глазами, разбитые в кровь губы. Ник наклонился к ее лицу ближе, она показалась ему ангелом, хрустальным тельцем с новогодней елки. Тени разползалались вокруг ее тела, словно сожженные крылья.

Кем была эта девочка? Как и чем она жила? Ее любили? Кто будет по ней скучать?

Вопросы рождались и умирали без ответа.

Нику не было весело, но он засмеялся. Он плакал и смеялся, и больше не собирался уходить. Дальнейшие события слились в водоворот. Полицейские, решетка камеры, рыдания продавщицы. Ника пытались допрашивать, он молчал. Не издал ни звука. Соучастие ему не приписали, сочли за сумасшедшего. Мать за Ником так и не пришла. Был вызван детский психолог. Ник продолжал молчать. Его сознание видело происходящее нечетко и смутно, Ник словно был не здесь, не с этими назойливыми людьми в форме, а в ясных озерах широко распахнутых глаз его ангела. Убитого им ангела, спрятанного от всех в сокровищнице его памяти.

************

Ника продержали в карцере три дня. На третий образ ангела в его голове померк, и Ник стал воспринимать происходящее вокруг. Он снова стал частью реальности. Он посмотрел на железную решетку, и увидел за ней в полумраке две льдистые искорки. Ник пялился на эти огоньки, пока не понял, что это были глаза. Глаза на лице мужчины, на его очень красивом лице. Зрительный контакт длился несколько секунд, два прозрачных синих глаза резали Ника методичным скальпелем, потрошили слои надетой на лицо кожи и ныряли вглубь Ника. Ник задрожал, ему стало холодно и больно, тело скрутило судорогой, в любой момент мог начаться новый приступ. Но он почему-то не начался, наоборот наступило опустошение, словно наркотическая сигарета прижгла все нервные окончания. Незнакомец усмехнулся, синие огоньки в глазах стали ярче. А потом он отвернулся от Ника, потеряв в нему всякий интерес. Золотые волосы. Длинные, собранные в хвост. Ослепительно красивые.

Но разум Ника отказывался признавать факт существования этой красоты, мужчина был опасен, от него веяло властью. Убитая Ником девочка была ангелом, выкинутым в смерть мусоровозом человеческой жизни-ошибки, но этот незнакомец цветом глаз и волос похожий на нее, был скорее похож на росчерк губительного пожара, он был словно обещание страдания и боли. Синева и золото. В этом человеке это сочетание цветов пробуждала трепет беспокойства.