Лифт в прошлое повесть. глава одиннадцатая 18 плюс. Из сборника Эротические повести

Глава одиннадцатая и последняя.

Мы наконец,   въехали на территорию бывшего пионерлагеря. Как я и ожидал, он представлял собой  жуткое  запустение. Старые, выкрашенные когда-то голубой и зелёной краской корпуса и строения утопали в высоком  бурьяне, а между ними  рос густой  лесок  из  побегов молодых деревцев  рябины, ольхи, вперемежку с буйными кустами сирени. Я  с  трудом  нашёл остатки разбитой  асфальтовой  дорожки,   кольцом когда-то окружавшей всю территорию и, уповая на возможность моего внедорожника ехать хоть по горной местности, осторожно повёл машину  по ней вокруг лагеря. Артём  с любопытством рассматривал всё это запустение,   с частичным разорением. А я, глотая  подступавший к  горлу горький комок, с сжимающимся от  тоски сердцем,   сдавленным голосом давал ему свои скупые пояснения, где, в каком домике что  тогда находилось. Я с  трудом  различил домик начальника лагеря, домик, где когда-то размещался радиоузел.   и стоящие чуть поодаль здание мастерских, где раньше работали  кружки, библиотеку, клуб и помещение столовой, где когда-то я ввёл в строй кухонные плиты. двигаясь дальше, с трудом  найдя  полянку, где  проходили  утренние линейки, подъём флага, небольшой  стадион… повернув влево,   я сказал юристу:

-Вон там видишь, зелёный двухэтажный домик?   Это медпункт с изолятором. Я в том  изоляторе три ночи провёл, когда  имел «счастье» навернуться с велосипеда и побиться…

-И сильно побились? –спросил удивлённо Артём.- РасскАжете?

-Потом,   -ответил я. – Пока я хочу посмотреть, что сталось  с нашим домиком,   в котором  нас поселили до приезда  пионеров, и в котором  родилась наша  любовь. Сохранился  ли   он вообще?..

Наш домик сохранился. Сейчас он представлял собой ветхий сарай без дверей, с разбитыми стёклами окон, внутри проёмов были видны  поломанные стулья, какие-то тряпки и почий хлам. Странно,   что его не догадались поджечь  или разобрать на доски «заботливым» населением окружающих лагерь посёлков  и деревень.

-Вот…Артём, -сказал я, с усилием подбирая слова и с  трудом произнося их вслух: горькая тоска не давала  мне толком говорить  что-либо связное. –Правая дверь… видишь? В этой  комнате… располагались … мои  девочки… А в левой части  жил я… досыпая до утра уже в  своей койке и ожидая их у себя, когда… а, ладно! Поехали  отсюда!.. Словно  в параллельный мир попал… Поэтому- то я и не хотел сюда  въезжать, пока не вспомнил. как у нас  всё здесь  начиналось.   Поехали, может,   вспомню ещё  что-то по дороге в Москву… если  получится.

Но по дороге вспоминать не хотелось. Так  мы и  летели  по Рязанскому шоссе,   молча, не  произнося  ни  слова.   Мой  юрист деликатно молчал,   не решаясь дёргать меня  за язык, хотя я чувствовал,   что ему очень хотелось бы узнать, как мы жили после прибытия в лагерь детей, и польских и русских,   а  так же  и вожатых из Польши. А мне совершенно не хотелось открывать рот  и что-либо говорить. Как-то навалилось всё… все чувства, эмоции, лица, то беззаботное  молодое время, улетевшее  безвозвратно, оставив  в  моей голове воспоминания такие сочные и  яркие,   что… облекать их в слова так  и не  возникло моего желания.

-Артём, где  тебя высадить?- нарушил я молчание вопросом,   обратившись к  задремавшему юристу, когда мы въехали в  Москву.

-Да  можно у любой станции метро,   -ответил тот, хлопая заспанными глазами. Мы сейчас где?   Это Новорязанский  проспект?

-Да, -ответил я.   - Скоро будет  станция метро… Слушай, парень,   а ты  очень  торопишься домой? -неожиданно спросил я.

-Не-ет, -растерянно ответил Артём. – Сейчас половина пятого? На фирму мы уже не  едем, а дома меня  никто не ждёт. Блаженная радость свободного   холостяка. А  что Вы  предлагаете?

-Поедем ко мне домой, дёрнем по рюмочке, а ? –предложил я. –У меня есть хороший  коньяк, вина, можно бифштексы с яйцом  поджарить. Это не так далеко  отсюда, метро Семёновская,   Измайловское  шоссе. Выпьем  по маленькой,   может, я  и  вспомню  чего –то ещё. Поехали, Артём… плохо мне  сейчас.

-Да я  не против! -воскликнул юрист, удивлённый моим предложением.-  Честно говоря,   я  уже  с головой  погрузился в Ваши воспоминания,   мне интересно, как Вы жили дальше со своими красавицами, чем всё  у вас закончилось? Но тогда, может, сначала заедем в винный  маркет? Я  не могу вот так, с  пустыми руками…

-У  меня всё дома есть, не волнуйся!- отмахнулся  я.- Главное- посидеть с понимающим человеком, а  ты  уже в  курсе.

Подъехав к  моему дому, я припарковался во дворе и повёл Артёма к  своему  подъезду. Когда  мы в него вошли, нам  навстречу со стула поднялась  наша пожилая кастелянша с  вязанием в  руках.

-Илларион Платонович, как хорошо,   что Вы появились! - взволнованно сказала  она. - К Вам приехали. У меня в  квартире Вас дожидается дама…такая  почтенная,   кажется, иностранка,   сейчас я её позову.

Квартира нашей кастелянши,   следящей  за порядком в подъезде, находилась на втором этаже. Она поднялась к себе и вскоре спустилась к нам с Артёмом снова,   сопровождая серебристо-седоватую элегантную немолодую женщину в чёрной  шляпку с вуалью. На ней был светло-палевый лёгкий  плащ, на ногах- шпильки на низком  каблуке. Присмотревшись, я не поверил своим глазам!..

-Дана!   Данута! –крикнул я и бросился к спускавшейся  даме. Она просто упала в  мои  объятья, обливаясь слезами. Я стал лихорадочно целовать её лицо, глаза, щёки, лоб,   забыв о стоящем рядом в  смущении Артёме.

-Даночка! Какими  судьбами? Как я рад! -бормотал я,   чувствуя,   что у  меня  за спиной  вырастают крылья.

-Вот, Илларион,   - отвечала Данута сквозь слёзы, подняв ко мне лицо,   (а это была именно она), я… я  приехала  к тебе. Примешь?

-Да!- горячо ответил я любимой  женщине.- Но что случилось? Ты рассталась с Веселином?

-Веселин погиб три недели назад,   -ответила она. -  Рухнула заводская труба, его и ещё троих  инженеров  спасти  не удалось. Я  подумала,   что тебе,   после того,   как ты  похоронил  Беату, наверное,   тоскливо одному? Вот и  я  теперь одна. Дети - кто где…  сын с семьёй в Штатах, дочка в Германию уехала с внуком к новому мужу. Примешь, Ларик?

Тут  я вспомнил о стоящем  поодаль Артёме, повернулся к нему и  сказал:

-Артём! Позволь тебе представить  мою женщину. Это Данута.   Та самая…

Артём при этих словах оторопел… и в растерянности  произнёс:

-О… о-очень приятно… Что, та самая?!! Ой, тогда мне наверное, лучше  уйти!   Вам и  без меня  будет о чём  поговорить…  Нет,   я поеду, извините…

Данута с удивлением смотрела  то на меня, то на Артёма, не понимая, в  чём дело. Я же, секунду подумав, сказал Артёму:

-Если Данута Вацлавна  не будет против, я бы хотел, Артём…  чтобы  ты  остался и  порадовался вместе с нами.

-Ларион, почему я должна быть против?-с сильным польским  акцентом воскликнула Данута,   выронив при этом из руки небольшой  чемодан. – Если  молодой  человек… имеет  какое-то отношение  к нашим с тобой отношениям,   то… я же  совсем не против!

-Так.   – сказал я, сделав решительный жест  рукой. –Все - в лифт, едем  ко мне! Дана,   дома я  тебе  всё объясню, всё по порядку.

… Когда уже был накрыт стол, за  которым  торжественно восседала моя  Данута в длинном атласном домашнем халате, когда я  открыл бутылку красного испанского вина и наполнил бокалы, когда мы, все трое, их  подняли  и чокнулись, я произнёс тост  за встречу. А когда  мы  выпили  и принялись за горячие бифштексы и  прочую снедь,   которую Дана  нашла в холодильнике, чтобы  приготовить на скорую руку некое подобие торжественного ужина, я не торопясь,   радостно произнёс:

-Данута, вот этот молодой  человек до сегодняшнего дня не имел никакого отношения к  нам с тобой  и  нашим  отношениям. Но  сегодня, так  получилось, что уже  имеет. Артём - юрист  нашей фирме, где я работаю, и  мы с ним сегодня  были по делам  в Зарайске. В нашем подмосковном  Зарайске! Тебе ни о чём не говорит  название  этого старинного городка?

-Зарайск?- удивлённо переспросила Данута.- Так-так… Это, кажется,   город, недалеко от которого находился  тот наш пионерский лагерь?   Если  я не ошибаюсь…

-Не ошибаешься! -ответил я.-Когда мы с Артёмом закончили в Зарайске свои дела, я случайно увидел на карте деревушку белые Колодези. А там же рукой подать до пионерлагеря имени Павлика Морозова, вернее, его местонахождения.   Во м мне вспыхнула такая жуткая  ностальгия, Дана, тебе  не передать! Сорок пят лет  ведь прошло… Уговорил Артёма заехать, он согласился. Но  когда мы  подъехали к воротам, увидели, в  каком виде и сами ворота,   и вообще въезд в лагерь, то…

-Что, там полное разорение и запустение?- тревожно спросила Данута?   - Или там продолжают  отдыхать дети?

-Если бы! Там -  как после вселенской  катастрофы…Ворота разорены, покорёжены, кругом дикие заросли бурьян, сторожка развалена… В общем,   мне въезжать на ту  территорию стало тоскливо. Остановились и  стоим.   Ну, не могу  я туда  ехать,   и всё тут!..   И стал  я Артёму рассказывать, как я  сорок пять лет назад попал в этот лагерь, как познакомился с вами, как возникла наша любовь. Захотелось  подробно… И знаешь, Дана, в моей памяти так ясно и подробно всё всплыло, что… я  это всё так подробно Артёму и рассказал. Думаю, что всё, что он услышал, умрёт в нём, и не пойдёт дальше- всё же юристы  обязаны хранить  тайны.- Я посмотрел на Артёма,   который  во все глаза  смотрел на Дануту, и он, встрепенувшись, рассеянно подтвердил:

-Конечно, умрёт, не сомневайтесь, Илларион Платонович!   Ну кем я буду, если  кому  расскажу?   Да и  кому? У меня   и друзей-то особенно нет, а  болтать  про уважаемого сотрудника… Нет, это  не в моих правилах!

Густо покрасневшая, моя  прекрасная Данута, улыбнувшись очаровательной  улыбкой, произнесла, обращаясь к Артёму:

-Любезный  Артём! Простите, не знаю, как Вас по отчеству…

-Да не надо меня   по отчеству! -воскликнул  Артём.- И  можно  на «ты», я ж вам  не ровесник! - При этих словах я  одобрительно посмотрел на своего юриста.

-Ну, нетт!- ответила Данута с величием истинной  пани. - На «ты»- это  уж будетт  слишком. Я  что хочу сказать…  раз уж Вы  посвящены в наши  секреты. В наши отношения… которые сложились тогда, в лагере... куда наши власти  харцеров  допустили   для  совместного отдыха…  эти  отношения и сегодня-то не всем удобны будут  для  понимания, а  уж тогда… Кому надо  понимать  «любовь втроём»? То есть  разврат  и сексуальная  пресыщенность, не больше!   Когда я…   с  моей... светлой памяти,   подругой  сердечной, Беатриссой…-она залилась слезами, и поднесла  кружевной платочек  к глазам.- Когда мы с ней  вместе…    полюбили Ларичку… Ларион, когда  ты проводил в последний  путь нашу  Беату?… Я тогда  еле успела на похороны.

-Два с лишним года  назад, -ответил я  скорбно. - Тридцать один год прожили  вместе.

-Ох, ничего себе!- не удержался от возгласа Артём.-Так та жена Ваша, о которой  мы все знаем, что Вы похоронили её не так  давно…  Это разве была Беата?

Я молча кивнул, снова налил всем   в бокалы вино.

-Давайте помянем светлую душу Беатрисы Витольдовны!   Вечная ей память!

Все выпили, не чокаясь.

-Лари, давай завтра,   после того, как все мои вещи заберём из камеры хранения  аэропорта, съездим на могилку Беаты, хорошо?- предложила   Данута.   Я хочу ей  свечку зажечь…

Я  снова  молча кивнул головой.

А  потом  снова  налил всем вина, предложил тост  за здоровье Дануты.    Чокнулись, выпили…

-Так вот, насчёт здоровья…  я и  хотела бы  продолжить, - снова произнесла  Дана немного погодя. . –

-Нашу благонамеренную цивилизацию, созданную христианством в общем смысле, -произнесла  она, - я бы образно представила в виде такой  яркой, красивой картины, полотна, на котором написаны маслом разные речки, лесочки, бабочки, цветочки... И эта картина  обрамлена, жёстко ограничена золочёным  багетом, рамой, которая  есть религия и  её традиции.

Зачастую красивая картина в раме у некоторых  висит  на стене,   на видном месте, но она при этом… прикрывает  дыру в  стене. Дыру, которую показывать гостям как-то неудобно. То-есть дыра вроде бы и есть,   но в то же время  её нет -картина прикрывает.   Поэтому  и говорить о ней  неприлично. И долгое время в нашем обществе так и было: половые проблемы в обществе существовали, но говорить  о них было неприлично. Артём, я не имею  ввиду  сегодняшнее свободное время, но оно длится пока всего каких-то  тридцать лет, а во времена нашей с Илларионом юности «дыра в стене морали» была ещё неприличной темой для обсуждений и реализации. И  каждый из нас должен был решать свою проблему  сам, но так, -она подняла  пальчик вверх, - чтобы  тебя никоим образом  не осудили  и не приклеили  ярлык извращенца или неадекватной личности. Я внятно говорю  об этом по -русски? -спросила  Данута, переведя дух и  смотря на Артёма.

-Очень даже грамотно и литературно, -ответил Артём.- Я понял, о чём Вы.

-Мы, Артём, с Бетси  получились «би»-девочки  вовсе не потому, что у нас была такая потребность в  однополой  любви, как это бывает у «лесби» от рождения… когда  мужчина  на дух не нужен. Просто когда мы учились  на педагогов,   у нас потребности в  сексе были сильными, очень сильными, и именно с  мужчинами. Но... во-первых, мы, дружные  «сестрички», были  внешне очень хорошенькими…

-Артём, я же говорил:   они были  настоящими красавицами, когда  я  с ними познакомился!- перебил я Дану.

-О, а  сейчас  - то  Вы, Данута  Вацлавна как прекрасно смотритесь?-в ответ воскликнул Артём. – Замечательно выглядите!   Вам больше сорока пяти...    ну ни как не дашь!

-Спасибо, молодой  человек!- сказала  Данута, потупив глаза, а потом  бросив быстрый  благодарный взгляд на  юриста. –Но на самом деле  мне  уже  шестьдесят пять.

-Артём, это – польки!- сказал я, многозначительно подняв палец вверх.- Я  тебе  уже говорил.

-Да… мы не спешим стареть, -  ответила Данута,   грациозно тряхнув головой  с  серебристо- пепельными волосами красивой короткой стрижки. И  тут  же добавила:

-Так  мы  отвлеклись. Мы с Беатой были хорошенькими, каждая  на свой  манер. Я блондинка, она –брюнетка. А мужского внимания, секса с мужчиной ой как обеим  хочется! Парни вокруг так и вьются- соблазны, соблазны! А  мы - будущие учителя, должны деток воспитывать. Ну, переспи с одним, покрути с другим, с третьим- вот тебе  уже и репутация «лёгких девочек» в глазах ректората. У нас такие на потоке были…  Некоторых даже исключали из университета  за участие в групповом сексе, фотографии потом ходили по рукам… А  мы хотели  распределиться в  заведение с чистой, хорошей  репутацией. Вот нам и приходилось снимать  напряжение вдвоём, дружка  с дружкой… тоже было неплохо, мы же по-человечески очень  любили  друг друга, но… изначально не были  настроены на такой  вид секса. Лари, мне - один глоток, -сказала Дана, видя, что я снова начал наполнять бокалы вином.   –В этом смысле уже приходится вспомнить свой  возраст.

-Я не очень сильно обеспокою любезных мужчин, если  они мне согреют  чаю?- неожиданно спросила Данута. -  Я  уже сыта, спасибо, наливать вина мне больше не нужно, кофе я давно не пью, а некрепкий чай люблю.

-Да без вопросов! - воскликнул я, вставая,   и собираюсь идти на кухню ставить чайник. - Только у  меня  к чаю, Дана, ничего  такого нет…

-Я буду рада  просто нескольким кусочкам сахара, Лари! -ответила она с улыбкой.

-Ну, сахар-то мы найдём.-ответил я.

Когда ароматный чай британского производства был разлит  по чашкам, Артём  осторожно спросил Дануту:

-И что, когда прибыли в лагерь дети, когда  пошли ваши  «трудовые будни» вожатых,   ваша необычная любовь приобрела платонический  характер?- спросил Артём, хитро прищурившись на Дануту.

-По-о-оччему?   - удивилась Дана. – Мы же не все 24 часа в сутки занимались  детьми! Их мы  укладывали  спать в девять вечера, в половине десятого приходили  в наш домик, где нас уже ждал Илларион и… часов  до двух ночи было наше время…  нашей любви. Где мы просто горели  в сдвоенной постели, как одно целое… Потом  ополаскивались на рассвете, Ларик шёл к  себе спать, а мы оставались спать у  себя. В семь утра  звонил будильник, мы с Бетси поднимались, быстро приводили  себя  в порядок  и  шли в  корпуса к пионерам. А Илларион вставал, но уже  позже, к завтраку и далее - по своей  программе, там  иногда что-то нужно было чинить и исправлять.

-Дана, вспомни: мы же другим вожатым сразу,   по прибытии их в лагерь, объявили, что мы с тобой- насмерть влюблённые  жених и невеста,   нашли друг друга здесь, вы же раньше приехали, -сказал я.- Чтоб нам  лишних вопросов  не  задавали,   и парни не приставали  к моим красавицам. Видишь, Артём, какая Данута Вацлавна сейчас красивая!   А  видел бы ты  её тогда!...

-Вижу. Но Беата, была, кажется без жениха?

-Мы заранее всё продумали перед заездом детей, - ответил я. -У  Беаты,   по легенде,   был  якобы тоже жених, но он ждал её в Польше,   жил в  Варшаве. А она в лагере  трудилась  над серьёзной  курсовой  работой  по воспитанию  детей в  детских лагерях отдыха… ну, что-то такое в  этом  роде, правда, Даночка? Она ведь и правда писала работу.

-Да, писала. Она держалась очень  серьёзной,   чтобы  никому  не давать повода  для  толков. Возможно, слухи и  ходили о том, что мы живём втроём, но нам об этом в глаза никто  ни разу не сказал, слава Богу, - сказала, улыбаясь,   Данута, допивая свой  чай.

-Ваши отношения  после лагеря продолжились, или  как? - спросил  Артём.

-Да, после лагеря мы, трое, надолго –то  не расставались, -ответил я. –Я периодически ездил в Лодзь к моим девочкам. -  А Данута  добавила:

-Нам, Артём,   с Бетси удалось заинтересовать доцентов  кафедры электротехники  нашего университета -  установить связи, обмен научными работами с электромеханическим институтом, где учился  Илларион. А  Ларику  удалось попасть в научную делегацию. которая  раз или два раза  в месяц выезжала  в Лодзь, потому, что он тогда уже неплохо говорил по-польски, мог общаться без переводчика и служить переводчиками для русских. Наша же задача была простая: после его звонка  из Москвы найти  нам  троим подходящую  тихую квартиру. И так - почти десять лет.

-А потом? -снова спросил  Артём.

-А потом,   в  августе 1980-го,    мы с Беатой   приезжали  к Ларику в Москву,   на Олимпиаду. Там я  и познакомилась  с болгарским инженером, красавцем  Веселином  Бойчевым, и он влюбился в меня, много раз предлагал замуж. А  я всё не давала согласия, я  же Ларика любила. Целый год Веселин   писал мне, я  всё  не решалась.   Но Бетси как-то сказала:

- Данка, всё, хватит,   выходи за Веселина! Годы идут, тебе нужна семья, гнездо, нужно родить  малыша… Нас же всё равно троих официально  не распишут,   ни в Союзе, ни в Польше!   - Я послушалась подругу, в 1981-м,   дала согласие Бойчеву,   и,   сама стала Бойчева.    Я, хоть и не любила его, но уважала  очень.   И  вот… три недели назад схоронила его. Потеряла мужа… Мы  ведь хорошо жили  с ним все эти годы. Я не изменяла ему…  - Она замолчала и  слёзы тихо полились  из её глаз. А  потом  подняла голову, и,   посмотрев на Артёма, добавила:

- На  нашей свадьбе с Веселином  я сказала Бетси:

-«Поезжай в Россию,   выходи за Иллариона! Одна ведь остаёшься, тебе уже 34, сколько можно  тянуть? »  –Но у неё тогда был контракт с Варшавским университетом, она там  преподавала  историю. В каком году Беата  приехала к тебе? - спросила меня Дана.

-В восемьдесят  третьем, - ответил я.   – Мы  сразу  поженились. А   в следующий  году  у нас родился сын, Андрей. Он  сейчас с семьёй,   в Китае, представитель российской  фирмы.

-Мы  ещё совсем не старые, Лари, нужно жить дальше, - сказала Данута, вытирая платочком  крупные слёзы. Я принялся  её утешать. Наша беседа затягивалась. Часы уже пробили десять вечера

Артём  поднялся, подошёл к Дануте, поцеловал ей руку и  сказал:

-Мне уже пора. Вам нужно о многом  поговорит, а  я  поеду. Будьте счастливы, я очень рад за вас.

-Всего доброго Вам, Артём!   -ответила ему  Дана. - Заезжайте к нам при случае. Всегда  будем рады Вам, как другу нашего дома.

Мы  с Артёмом  крепко пожали  друг другу  руки,   и я пошёл проводить его до двери.

КОНЕЦ  ПОВЕСТИ.