Бульдозер

Газмяс полового партнера гнусного Урганта, столь же шершавый припотолочный обитатель зачумленных пространств баронессы де Грие и донельзя популярный, словно лезущая селфи в застольный брифинг МИДа попка Кардашьян, нарушая пристойность, присущую всякому выкормышу фон Риббентропа, сотрясая устои и еле - еле установившийся статус - куо из жабонятских садков Тортиллы, еще триста лет тому назад явно и прямо предсказавшей появление Епифанцева и Пахома, постучал, будто счастье, мне сегодня с утра в окошко, желтогрудой синичкой прыгая по наличникам, хлопотливо склевывая осенних мух, вяло ползавших на неприхотливом солнце родины. Это странное слово  " наличник ", само собой, натолкнуло меня на долгие размышления, пока крепкий кофе пробуждал синопсы мозга, херача гранулами и разрываясь глюкозой, потрескивая кипятком и ненастоящим молоком из засушенных сливок, первым из цепи стояли  " наличные ", что естественно и непостыдно. Наличные. Боны и чеки в руках Чойболсана славно шуршат, нолики, шарики, колбаска и дон Гуано, абцуг, Абаж, Бар Баталов и сисястая Алентова, сует соски, озябшие и посиневшие, торчащие кривыми шурупами из распахнутого на сраке халата, в рот олигофренического младенца Садальского, пускающего сопли на выросшую за ночь до пояса бороду, чмокает лоснящимися губами, высасывает материнское молоко Меньшова, хромающего плечом под столом, где он, лишенный ног, ползает, хрипит и проклинает Киев, вновь подосравший величию гудящего в сердце Клааса, ставшего просто Клаусом, падающим спиной вперед в затхлый пруд Штирлица, холокоста, кошмарного холокоста настоящих людей, призрачным кагалом засинедрионивших все вокруг и даже грузины воткнули звезду волосатым гаерам, шепелявившим на горных серпантинах : " Скока хочишь ? Сто ? На тэбе двести ". И суют, суки, в рыло изумленного водилы две сотки бакинских, недурно пустив процессы коррупции вспять, наглядно демонстрируя торжество триумфа силы разума, убывшего, бля, через Одессу прямиком на Херсон, где теперь и ходют - бродют остаточные группы немцев из бригады Каминского, в квадратных касках, злобные и циничные. Гады. Продали духовность, утратили стимул к превращению вещества в рост, а ведь даже таракан - вещество растущее.

Сквозь горы Памира мы шли на восход, где Тутанхамоном построен Гонконг, мясистый и добрый, шумливый поселок с бродящим гармонью Крючковым Фомой. Он вышел из лесу с грибом на башке, проросшим в четверг перед магией Бонни, сквиртуя водичкой она оросила, но мы водрузим на обломках Рейхстага. Мы так повторим, что история фарса убудет к Херсону, а проще : в манду, и сам Ламборджини, сморкнувшись отважно, откроет ворота утопшим сазанам. Сазаны, кальмары, родные сердца, надорваны в битвах, боях и походах, сердешные клецки политы  " Московским " и сорок копеек нам сдачи на рубль, за сорок копеек - пачку  " Пегаса ", " Опала ", две  " Астры ", пропавших в саду, о, милая Астра, мечта педофила, кудой ты исчезла, сучара гнилая ? Пошто ты гремишь оплеткою медной, вползая под стол к Меньшову и сволочь не дремлет, а все запятые - за глотку и к стенке, как Готфрик, Потупчик и прочих из них. Фашистский расизьм талмудизьма лихого, как лихи и фунты трехтонных осей, полуторных троп через лед заонежья, дорогою жизни летят в Сингапур. Бананом, лимоном сгущая издевку, сгущенкой - тушенкой бредя сквозь Памир, по нашим следам, по пророкам, знаменьям шагали они волосней впопыхах. Пророчество Волоса, революций манда, Илона космизм метеорных гудков, пускающих газы в штаны и подолы, наш личный триумф и эрекции память, шаги Командора, кирпич силикатный, огрызок, окурок и черный тюльпан, лежащий в кармане матроса без ног, что сам Розенбаум сменял на танкиста, смурного танкиста березовых джунглей, комкор и эсминец, гудящий ботвой. Мы всех и всегда. И да будет отчизна, от можа до можа в говне и крови.

У меня подрагивали руки, пальцы тряслись, выбивая поток, хренова Машенька, снова она меня сподвигла на дело доблести и славы, в который раз я херачу чистейшим, коци у Надьки - смешные, и сиськи ништяк, с уточкой она сидит такая, ааажжжжж, хочу, хочу, хочу, сука Верзилов, пидарас, такую девку увел, это не Йовович, не Белуччи, это мечта всякого Балдериса, оттопырившего мои тесные джинсы великолепным стояком и вожделением. Ни смысла, ни сути, ни логики, чисто по кайфу, ибо ( шикарное словечко ) ржач на весь мир от Газмясов Китая, хотя, не у Пронькиных. Валуев же ведет  " Спокойной ночи, малыши ". Теперь надо дождаться Цзю в детском саду для церебральных паралитиков, ух, ах, двоечкой коронной да по блюду грудному младенцу. Нокаут. И Канделаки кончает. Виктор Гусев сходит с ума и переступает через Войско Польско, снося памятники Железному Феликсу. И день бульдозериста - по жизни и навсегда.