Все, что она хочет -. Из книги Жена хочет большой член часть 2

(Текст 18+)

1.

Уик-энд Марк провел за компьютером - готовился к процессу медсестры Берекел, в перерывах плавал или бегал на тренажере. Дотошный в работе, он старался не переутомляться, не превращаться в невротического перфекциониста. Придерживался правила: если работает дома, то часов до четырех, после чего переключается на другое и начисто забывает о деле.

Вечером смотрел передачи делового канала «RTL-бизнес» и программы Discovery, удовлетворяющие любопытство на многие темы. Одна из любимых передач - «Как это сделано». Проследил от начала до конца технологию производства эксклюзивных запонок из серебра, золота и платины. Оказывается, жутко трудоемкий процесс - каждую делают вручную, раз восемь повторяют процедуру «раскраска-обжиг», шлифуют специальным материалом с покрытием из вулканического пепла… Процесс обучения на звание мастера занимает пять лет – как на адвоката.

В понедельник только проснулся, вспомнил – сегодня первый день заседания и заволновался. Включить Терминатора с его невозмутимой железной душой не получится, держать волнение под контролем, пожалуй, да. В разумных дозах оно полезно, поможет мозгам сохранить тонус для борьбы за оправдание Люсии, полное и безусловное.

Предстояла битва, это Марк знал точно. Та уверенность на девяносто восемь процентов была его личной, объективное соотношение «выигрыш-проигрыш» - пятьдесят на пятьдесят. Прокурор Бринкхорст – настоящая акула юриспруденции, наверняка подготовил ему сюрпризы.

Никогда не знаешь какая мелочь или случайность повлияет на решение присяжных.

За час до начала Марк подъехал ко Дворцу Правосудия. Здание  основательное, построенное в стиле классической архитектуры первой половины двадцатого века: прямые углы, прямые линии, большие колонны на фасаде и маленькие вверху по периметру. На фоне изящных, сверкающих стеклом небоскребов он выглядел пыльно-старомодно.

На площади стояли в ряд автобусы со спутниковыми антеннами на крышах и названиями крупных телекомпаний на бортах. На парадной лестнице толпа репортеров. Они плотно окружили главного обвинителя Лоуренса Бринкхорста, протянув микрофоны. Он был ненамного моложе здания и тоже выглядел старомодно: с косым пробором прическа, которую не менял со студенческих времен; очки на золотой дуге, которые давно никто не носит; костюм такого же серо-пыльного цвета, как сам Дворец. Наслаждаясь моментом славы, он с важным видом отвечал на вопросы.

Стараясь держаться подальше от толпы, Марк через две ступеньки взбежал наверх и, пройдя через массивные двери, отправился разыскивать комнату адвокатов. С его приходом команда защитников мисс Берекел оказалась в сборе. Обменялись рукопожатиями, пожелали друг другу успеха, поболтали ни о чем – для разрядки растущего напряжения. Вскоре всех, причастных к процессу, по внутреннему радио пригласили  в зал заседаний.

В прошлом году зал капитально отремонтировали: стены обшили красным деревом, из него же сделали столы, ограждения, оконные рамы, двери. Три кресла для судейской группы покрыты кожей с красноватым оттенком, который сочетался с остальной мебелью. Красное дерево – материал дорогой, им раньше отделывали дома богатых землевладельцев. В официальном помещении его крепкая структура и глубокий, бордовый цвет создавали ощущение старозаветной благонадежности и справедливости – как во времена неподкупных шерифов, вершивших правосудие на диких просторах Запада.

Ни прессу, ни любопытных в зал не пустили: вход исключительно по пропускам. Места для публики заполнили бывшие коллеги Люсии и ее немногие друзья, а также родственники пациентов, смерть которых ей приписывали. Из ее родни - дочь с мужем, они сидели в первом ряду.

Заседание вот-вот начнется. Одиннадцать присяжных, среди них трое белых, устроились на креслах за коротким заборчиком – левой стороной к зрителям, правой к судьям. Адвокаты и обвинители сидели спиной к залу, лицом к судейскому столу. Напротив присяжных – свидетельское кресло.

У стен и входов полицейские общим числом человек десять.

Открылась боковая дверь, и две мощные чернокожие надзирательницы в униформе ввели Люсию, поддерживая с двух сторон за локти. Переодевать в гражданское ее не стали, так и привезли в ядовито-оранжевой тюремной робе, которая была настолько велика, что туда вместилась бы еще одна Люсия. Цвет робы подчеркивал нездоровую бледность женщины.

На руках кандалы с короткой цепью, закрепленной на поясе так, что жунщина не достала бы до рта. На ногах тоже цепи, из-за них заключенная передвигалась неуверенно, мелкими шажками.

Нашли особо опасную преступницу… Поднимающееся негодование Марк  постарался заглушить. Пришла философская мысль: все в жизни относительно и непредсказуемо - вчера уважаемая медсестра, сегодня презираемая маньячка.

Трехгодичное пребывание в камере состарило ее на двадцать лет, и не столько ограниченность в передвижении, как осознание – сидит ни за что. Надзирательницы подвели ее к стулу за оградкой и встали по сторонам, убрав руки за спину.

С опозданием на десять минут - королевская задержка, вошел секретарь и скомандовал всем встать, потому что «суд идет». Держал дверь открытой. Первой вошла женщина-судья по фамилии Томич, со спокойным лицом, зачесанными назад волосами, в очках – эдакая добродушная бабушка, которую желательно иметь соседкой. Они приветливы, надежны и никогда не отказывают в маленьких одолжениях – погулять с собачкой или полить цветы в время отпуска.

За ней – советники, по традиции разнополые. Все трое взошли на возвышение и устроились за длинным, чуть изогнутым столом. Томич стукнула деревянным молотком, и заседание началось.

Процесс займет несколько дней и по предположениям Марка должен закончиться в четверг, крайний срок - в пятницу. Затягивать или откладывать не имеет смысла. Цель конкретная: рассмотреть каждый смертельный случай по отдельности, чего ранее сделано не было, выслушать мнение специалистов, сделать вывод о степени виновности Люсии. Заседания будут проходить с девяти до пяти, в течение дня два пятнадцатиминутных перерыва, один часовой.

Начались выступления, сначала представителей обвинения и их свидетелей, потом – адвокатов и их свидетелей. Марк разрабатывал дело о гибели мальчика Ники Брауна двух недель отроду. Оно являлось  последним по времени из всех смертей  и будет рассматриваться в самом конце.

Ко времени ланча едва успели выслушать мнения по первому пациенту – Дэйву Конаги, поступившему в больницу с раком простаты в неоперабельной стадии. Этот случай был по мнению адвокатской группы самым вопиющим из всех: участие в нем медсестры Берекел полиция притянула по принципу «заодно».

Рак доктора открыли, в принципе, вовремя, и немедленно проведенная операция спасла бы Конаги жизнь. Но всякое оперативное вмешательство имеет риски, здесь - полностью потерять способность заниматься сексом. Риск, на который Конаги оказался не готовым пойти. Он в самом расцвете как мужчина - сорок шесть лет, разведен, недавно  встретил, как ему казалось, женщину мечты.

Под собственную ответственность выписался и занялся нетрадиционными методами лечения: ездил в горный тибетский монастырь духовно очищаться, взбирался на заснеженную вершину Килиманджаро в  одних шортах для встряски организма, сидел в ванне со льдом, совершал другие экстремальности. Упустил драгоценное время и через год скончался в больнице во время дежурства Люсии.

Только и всего.

2.

Томич объявила перерыв на ланч. Присутствующие встали, дождались, когда судьи покинут зал и заторопились к выходу.

Марк подошел к Люсии. Она сидела сгорбившись, поддерживала правой рукой безвольно висевшую левую, и походила на испуганного цыпленка, ожидающего решения судьбы – или его зарубят на суп или выпустят на свободу. Первое вероятнее.

Захотелось ее поддержать не только словами – дружески прикоснуться к плечу, потрепать по руке. Нельзя, надзирательницы сверлят глазами. Спросил о самочувствии. Губы дрогнули, женщина кивнула головой, мол, ничего, терпимо. Во взгляде – боль, униженность и последняя надежда на   Марка, как на спасителя Моисея. Прям библейская сцена.

- Успокойтесь, мисс Берекел. Мы сделаем все возможное.

Большего он не в праве обещать.

Кивнул и заспешил на улицу. Подобные процессы - эмоциональная нагрузка для всех участников, в том числе опытных профессионалов. Во время заседания Бринкхорст без конца промокал салфеткой шею, а в туалете долго приводил себя в порядок перед тем, как выйти к журналистам. Они и у Марка просили комментарий. Он не стал строить из себя героя дня, перетягивать на себя внимание - коротко просветил насчет процедуры и перенаправил к адвокату Майклу Бриму, который занимался делом Конаги.

Марк достал смартфон, включил, левым большим пальцем пролистал поступившие сообщения. Не найдя срочных, отправился в ближайший бар перекусить. Там уже сидели коллеги, и после еды вместе прошлись по аллее, прилежащей ко Дворцу Правосудия.

Смартфон зазвонил и задрожал в нагрудном кармане. Марк задержал шаг, посмотрел, кто это. На экране стояло: неизвестный абонент и номер телефона. Незнакомый. Марк таких не любил и обычно не отвечал.

Помедлил. Сбросить?

Что-то смутное, из остатков прошлой недели заставило нажать кнопку приема.

- Алло.

- Это Тиффани.

Сердце подскочило и тут же упало. Не та Тиффани...

-  У тебя есть минутка поговорить?

Говорить с ней не хотел и не о чем, прошлая их встреча была первой и последней, но резко отказывать ни к чему. Вдобавок -  по мелочам раздражаться, только себя накручивать. Сейчас ему необходимо спокойствие и полнейшая концентрация.

- Минутка есть. Что ты хотела?

- У меня проблемка. В пятницу потеряла одну сережку. Думаю, у тебя в доме. Можно я приеду сегодня вечером поискать?

Ага. Цепкая девушка. Нашла предлог, чтобы в гости напроситься. Напрасно старалась, с Марком подобные примитивные трюки не проходят. Придумала бы что-нибудь позаковыристей, опасное для жизни, вроде - летела на параплане, зацепилась за дерево, повисла. Приезжай, спасай.

Он бы тут же… сказал – позвони «девять-один-один».

Он не высокомерный, но цену себе знает, на первое попавшееся тело падать не собирается. Девушка должна понимать: такие как он никогда не теряют время на таких как она.

- Послушай. Не знаю, во сколько вернусь домой. У меня сегодня, да и целую неделю не будет свободного времени. И вообще. Давай сделаем так. Я на досуге поищу сережку и, если найду, позвоню тебе по этому номеру. Договорились? – Знал точно, что никакой сережки в доме нет, и искать не собирался. Отказал тактично, на высшем дипломатическом уровне – сам не разозлился, и ей настроение не испортил.

- О кей. – Ей ничего не оставалось, как согласиться. Но не сдалась без еще одной попытки. - Не хочешь, чтобы после напряженного дня тебя побаловали? Например - расслабляющим массажем? Я умею массировать. Профессионально. Тебе понравится...

Самопиар и ничего кроме.

- Не стоит, дорогая. Я перезвоню. Пока.

Отключился. И подумал: поскорее  бы четверг.

3.

Говорят, что в Лос Анджелесе самые красивые закаты. Понаблюдайте их с берега в Санта Монике, неспешно, отдельно от толпы - и вы откроете дорогу в вечность. Над океанским ровным горизонтом образуется полоса из облаков, зубчатая и длинная как Китайская стена. За нее уходит пылающее, желтое солнце. Оно касается стены из облаков и растекается по ней жидким золотом. Загорается само небо, ненадолго – как последний всплеск. Золото утекает за черную стену, и скоро эта чернота обволакивает пространство, гасит краски на небе и на земле.

На побережье опускается вечер и окрашивает оттенками синего далеко зашедший в воду пирс, выпуклое колесо обозрения, веселые шатры аттракционов, прибрежные ресторанчики и магазины. Огни их посверкивают рассеянно и немного сказочно как на картинах Томаса Кинкейда – художника, который любил рисовать волшебство.

Ни с того, ни с сего становится грустно – умер еще один день. И хотя знаешь, что завтра родится новый, но в эту минуту легкая печаль охватывает, как при расставании с человеком, с которым пообщался очень коротко и приятно, но приходится расставаться навсегда.

Тиффани Вильямс сфотографировала смартфоном закат, проверила, хорошо ли получилось, отправила фото в архив. Дома перенесет на компьютер и в специальную папку, которую регулярно пополняет новыми снимками - она коллекционировала закаты.

Спрятала аппарат в нагрудный карман джинсовой рубашки-безрукавки, вставила в уши динамики, включила станцию, передающую ретро-музыку. Села на взятый напрокат велосипед и отправилась в сторону Венис Бич по твердой дорожке между песков.

Еще нет восьми, а в Лос Анджелесе уже ночь. Темнота наступала слишком быстро, с ней прохлада. После дневной жары было приятно вдохнуть свежий воздух, ощутить его на лице и голых руках. Когда погасли последние закатные краски, с океана повеяло холодом. Тиффани передернула плечами, будто отгоняла прохладу, которая пролезла под рубашку через отверстия для рукавов и заскользила влажными щупальцами по телу.

Остановиться, надеть кофту?

Не стоит. Она почти у цели.

Впереди – огни Венеции и длинная торговая улица с прилавками, магазинчиками и бродячими продавцами. Там днем и вечером прохаживался народ. Самая первая - лавка, легально продающая  наркотик. Перед дверью объявление на досках, раздвинутых в виде буквы «А»: «Марихуана продается только по рецепту доктора. Доктор здесь» и стрелка внутрь. Напротив лавки, на бордюрчике газона сидели две сгорбленные фигуры, которые получили «лекарство» и тут же его употребили. Несколько мужских фигур с засунутыми в карманы руками прохаживались мимо. Небезопасное место для одинокой девушки, Тиффани свернула влево – на бульвар Вашингтона.

Здесь широкая проезжая часть, а тротуары такие узкие, что двоим разойтись проблема. Живых людей практически нет, только нарисованные в стиле стрит-арт на стенах и заборах. Самый высокий человек, в пять этажей ростом, отец-основатель калифорнийской Венеции Аббот Кинни в костюме-тройке и с благообразной седой бородой. Фигура искусно подсвечена, хозяин поднял руку как бы приветствуя каждого, кто въезжает в город. Тиффани коротко взглянула на него, поздоровалась вежливым «Привет» и живее закрутила педали.

Вечером на бульваре много машин, отвлекаться не следует, иначе недолго попасть под колеса подвыпившего или покурившего травку автомобилиста. На перекрестке свернула на Мэйн-стрит и через пару кварталов въехала на территорию оздоровительного комплекса «Подсолнечник».

Комплекс специализированный - для ветеранов Вьетнамской войны, которых в Калифорнии больше, чем в любом другом штате, а также для членов их семей. Они имеют право за счет штата приехать сюда раз в год на две недели подлечиться или провести отпуск в здоровом приморском климате. Те, кто желает задержаться подольше, оплачивает пребывание из своего кармана. Таких около трети от общего числа, и для них выделен отдельный корпус.

Проживание дорогое, обслуживание с медицинским уклоном. Если хочешь просто отдохнуть – получишь совет от организатора досуга, если хочешь поправить здоровье – получишь совет от доктора. В обоих случаях за состоянием клиента зорко следит персонал.

Комплекс – городок в городке, имеет все необходимое, чтобы жители, средний возраст которых около шестидесяти лет, чувствовали себя   окруженными заботой.

Для пожилых людей главное – постоянство, нововведения их нервируют. Администрация знает и использует новшества только в методах лечения, в остальном придерживается креативного консерватизма. Старую мебель меняют на новую в том же стиле, стены красят в тот же цвет, в парке высаживают те же цветы на те же места.

Форма одежды для работников – платья и брючные комплекты нераздражающего, голубого цвета с белым воротничком. Охранники ходят в черном.

Покой не означает застой, чтобы здесь заскучать, надо очень постараться. К услугам временных жителей спортзал со специально обученными инструкторами. Группы по интересам: обычного вязания и макраме,   икебаны, танцев, аэробики, для желающих – курсы по изучению возможностей компьютера, работа с ай-пэдом и ай-фоном, знакомство с  полезными в быту техническими новинками. Время от времени организовывают экскурсии по достопримечательностям Лос Анджелеса.

Неудивительно, что попасть сюда мечтали многие, очередь составляла около двух лет - для клиентов на бюджетной основе. Для тех, кто платил сам, свободные места имелись всегда и время пребывания не ограничивалось.

4.

Тиффани прикрепила велосипед цепью к металлической дуге, растущей из асфальта. Достала из велосипедной сумки увесистый пакет и направилась к центральной двери. Предъявила пропуск посетителя, прошла внутрь через вращающиеся стеклянные двери. У приемной стойки справилась о Мелани Ди Люка.

Черная рецепционистка с блестящими, будто намазанными маслом, волосами до плеч заглянула в компьютер.

- Миссис Ди Люка сейчас в саду. Можете к ней пройти, - сказала и слабо махнула левой рукой.

Для новичка коридоры «Подсолнечника» - настоящий лабиринт, без подсказки не разобраться. Для ориентации в вестибюле висело табло во всю стену, на которое Тиффани не взглянула. За два с половиной года, что приходила сюда, изучила здание вдоль и поперек. Прачечная – на уровне минус один, столовая – направо от центрального входа и вперед по коридору, медицинское отделение – налево и еще раз налево, помещения для досуга – сразу позади рецепции.

Сад находился на задней стороне, двери в него стояли раздвинутыми.   Это был миниатюрный парк под открытым небом с цветочными клумбами, скульптурными фонтанчиками, зелеными и голубоватыми кустарниками конических и круглых форм . Дорожки из серых плит, без зазоров подогнаны друг к другу – чтобы гуляющие и проезжающие на креслах-колясках не зацепились.

Свет в саду ярко горел, по дорожкам ходили люди, чаще парами. Тиффани прошла к площадке, в центре которой стояло огороженное палочным заборчиком деревце. Оно невысокое, с разросшейся вширь кроной – будто приплюснутое. На ветках его зеленые, размером со сливу плоды, покрытые колючками, названия их никто не знал.

По окружности площадки стояли диванчики из множества узких досок: сиденье и спинка плавно переходили друг в друга, ножки и подлокотники металлические с завитушками. Диванчики выглядели изящно и романтично, в стиле девятнадцатого века. На одном из них сидели две дамы. У той, что помоложе, короткие, покрашенные в ярко-рыжий цвет волосы, нос с утолщенным концом и жирная кожа. Постоянно взмахивая руками и ни на секунду не закрывая рот, она что-то эмоционально рассказывала соседке. У той седые волосы собраны в пучок, лицо сухое, обвисшее, но заметно, что в молодости она отличалась красотой. Выражение - спокойное и благородное, как у человека, прожившего честную жизнь. Положив руки на колени, она глядела на стоящее впереди дерево и думала о чем-то далеком.

Тиффани подошла.

- Привет, бабушка!

Седая дама не отреагировала. Тиффани тронула ее за плечо, женщина повернулась, посмотрела рассеянно. Подняла голову, прищурилась, постаралась сконцентрировать взгляд.

Прогрессирующая болезнь Алцгеймера – вспомнила Тиффани диагноз, который поставили Мелани на недавнем обследовании. Когда ее вывели из процедурного кабинета, лечащий врач Том Хадсон сказал:

- Действенного лекарства от Алцгеймера пока нет. Исследования в стадии экспериментов. Некоторые учены предлагают проводить стимуляцию мозга электротоком. Это сложная операция. В первые пять месяцев наблюдается улучшение памяти. Но длительные последствия и побочные действия не совсем изучены. Вы, как единственная родственница, вправе выбирать метод лечения миссис Ди Люка - оперативный или щадящий.

- Что за щадящий?

- Таблетки, содержащие кроме прочего фосфор.

Тиффани выбрала таблетки.

Но они почему-то не действовали на Мелани...

Через пару мгновений глаза ее ожили и потеплели, вокруг собрались мелкие, острые морщинки. Она улыбнулась, потянулась руками.

- Здравствуй, дорогая! Рада тебя видеть.

Тиффани не была уверена – помнила ли она ее имя. На глаза навернулись слезы. Скоро бабушка вообще перестанет ее узнавать…

Наклонилась, обняла ее, поцеловала.

- Как у тебя дела?

- Как всегда, очень хорошо... – продолжая улыбаться, ответила Мелани. В глазах мелькнуло напряжение, будто она еще что-то хотела сказать, но запамятовала.

- Привет, Тиффани! – весело поздоровалась соседка.

- Ах да, Тиффани… - тихо сказала Мелани. – Садись рядом. – Подвинулась, освобождая место посередине.

Соседка тоже подвинулась. Ее звали Лора, она обрадовалась приходу девушки, как если бы та была ее родственница.

Лора молчать не умела, сходу принялась выкладывать местные новости.

- Мы здесь весело проводим время, - сообщила она и затараторила, будто боялась, что перебьют. - Вчера смеялись. Наша организатор досуга миссис Ричардсон устраивала вечер именинника. Поздравляли всех, кто родился на этой неделе. Каждый говорил приветственное слово и не только в адрес именинников, а вообще.

Когда микрофон передали мистеру Ковалски, он подумал, что это телефон, приложил к уху. Говорит: алло, алло. Ха-ха-ха! Все смеялись. Я сегодня в столовой ложку на пол уронила и найти не могла. Потому что очки забыла. Мисс Стейн здесь старейшая жительница. Ей лет девяносто. Перепутала горчицу с васаби, они одинаково зеленые. Она взяла васаби, намазала на огурец, стала есть. А он едкий. Мисс Стейн как начала икать на весь зал! Пришлось врача вызывать.

Мистер Гринберг, из сорок восьмого номера, ночью скончался. Говорят, от гриппа. Я не поверила. Какой может быть грипп летом? Разве только мексиканский. Тогда – да. Говорят, это новая модуляция… - Лора спутала с «мутацией» и не заметила. - ... которая поражает свиней и смертельна для человека. Если он не привился. А я давно сделала прививку, от всех видов гриппа, мне теперь не страшно...

Лора страдала тем же недугом, что и Мелани. Любила поболтать и, мешая выдумку с реальностью, рассказывала так правдоподобно, что невозможно было разобрать где правда, где ложь. Она верила в собственные истории, и неважно, где они происходили – в жизни, в телевизоре или в ее голове.

Она жила в «Подсолнечнике» постоянно и намного дольше Мелани. Женщины быстро подружились, вероятно из-за разности характеров: Лора активная, Мелани сдержанная. Отлично ладили. Когда той или другой требовалась передышка от общения, они просто расходились по комнатам, а на следующий день снова встречались, позабыв вчерашний разлад.

Сколько помнила Тиффани, к Лоре никто никогда не приходил. Было ее жаль. Проведывая бабушку, не спешила с ней уединиться. Обычно они сидели втроем, вот как сейчас, болтая о том о сем, будто дружная семейка.

Разговаривала, в основном, Лора.

- Я вот здесь сижу, а у меня дома ремонт идет. – Фантазия. Дома у нее нет, но она не знает об этом. - Да-да. Новую кухню делают, по последнему слову. Кругом хаос. Мастера сказали, чтобы я раньше четверга не возвращалась. Пришлось здесь обосноваться. Но я ненадолго, скоро уеду. Тед ждет. – Тед – муж, который умер. – Нас внучка приглашала погостить.

- У тебя есть внучка? – спросила Мелани.

- Конечно, есть. Разве я не говорила? Помнишь, показывала фотографию двух приемных дочерей? Кристина стала пилотом, Кора – конструктором модной одежды. От Коры у меня внучка. Забыла, как ее зовут... Сейчас, сейчас... – Лора задумалась, потерла лоб. – Ах, да. Наоми.

- Вы уже поужинали? – спросила Тиффани у бабушки, взяла ее руку, погладила, поцеловала.

- Да. И очень вкусно. Тунец с картошкой фри и брокколи. Обожаю брокколи. Ты ее тоже готовь. Очень полезный овощ. И про фрукты не забывай. В них самые необходимые для жизни витамины... – начала она привычно-заботливо, будто Тиффани все еще была ребенком.

- А пасту вам дают? Ты раньше пасту любила. И спагетти.

- И пасту, и спагетти дают. С сыром, с болонским соусом. Конечно, тут соусы из супермаркета, вкус не тот, какой-то смазанный. А соус должен быть острым, чтобы возбуждал аппетит и поднимал настроение. Когда мы жили в Калабрии, я сама делала пасту - с красным пеперончино, к ней соус с копченой грудинкой… Здесь можно пиццу заказать. Вручную приготовленную и выпеченную по настоящему итальянскому рецепту.

- Я тоже пиццу люблю, - вставила Лора. Долго сидеть молча у нее не получалось. – «Фунджи» – с грибами. Отличный вкус! Что главное: от нее не поправишься. Мне велели за весом следить. Приходится обращать внимание на калории. Не то, что в молодости – ели, сколько хотели. Что такое «калории» не знали.

5.

Повеяло свежим ветерком. У Мелани выбилась длинная прядка и заколыхалась на щеке. Тиффани убрала ее за ухо, поцеловала бабушку в щечку, прошептала:

- Люблю тебя. Ты моя самая дорогая. Не забывай, ладно?

- Ладно, миленькая. – Посмотрела изучающе. – Ты на отца похожа. На моего младшенького, любимого Винченцо…

К лавочке неслышно подошла персональная помощница Мелани - Тамара Янг, коричневолицая, с добрыми глазами, постоянно влажными, вроде ей все время хотелось плакать от сочувствия к пациентам. Развлекая их, она рассказывала о себе: родители приехали с Ямайки еще до провозглашения там независимости в шестьдесят втором году, сама родилась в Америке, в отпуск ездит на родину предков, в Кингстоне живут двоюродные братья с детьми. Тамара - убежденная католичка, полюбила Мелани, когда увидела над ее кроватью распятие.

Наклонилась к Тиффани:

- Пора уходить с террасы, а то миссис Ди Люка простудится. Вам помочь? Привезти кресло?

- Нет, спасибо, миссис Янг. Я справлюсь.

Коляска Мелани не требовалась. Несмотря на солидный возраст - недавно исполнилось восемьдесят три, физически она чувствовала себя сносно, только память стала подводить. То, что идет необратимый процесс в мозгу, она не осознавала, забывчивость списывала на годы. Доктора держали язык за зубами, внучка про болезнь не упоминала - боль и беспокойство держала при себе. Она зорко следила за разработками ученых, каждое новое сообщение об успехе читала с надеждой в сердце. Но до сих пор  действенного и безопасного препарата от Алцгеймера не найдено, а на радикальные меры как электрошок или «промывка мозгов» она никогда не согласится - не стоит делать из бабушки «лабораторного кролика».

Держа под руку, Тиффани помогла ей подняться и повела «домой» в апартаменты, которые находились по коридору направо четвертая дверь. Апартаменты крошечные, зато двухкомнатные. В гостиной умещалось самое необходимое: телевизор, два кресла, столик и огромное кресло «лейзи бой» - с высокой спинкой и широкими подлокотниками. В спальне за перегородкой – кровать, тумбочка, стул, встроенный шкафчик. В туалете унитаз с подручниками и сидячий душ с нескользким, ребристым полом. Кухни нет, готовить самим запрещено. Жильцы питались в общей столовой, выбирая меню на следующий день из двух вариантов.

Мелани устроилась на кресле и будто утонула в его комфортабельных внутренностях. «Лейзи бой» был сконструирован специально для пожилых, управлялся пультом и при необходимости раздвигался как кровать. Тем, у кого слабые колени, помогал вставать, наклоняясь вперед. Удобнее всего в нем полулежать, положив ноги на выдвижную подставку.

Тиффани прикрыла бабушку теплым пледом, тщательно подоткнув под ноги.

- Устала?

Та прикрыла глаза и слабо качнула головой – нет. Тиффани придвинула низкий стульчик, села рядом. Взяла ее руку, осторожно погладила. Рука хрупкая, беззащитная - мясо усохло, кожа провисла между косточками, расходившимися от пульса к пальцам, у основания их выступили костяные бугорки. По ним бабушка когда-то учила ее разбираться – в каком месяце тридцать дней, в каком тридцать один. Маленькая Тиффани так и не поняла, почему февраль обидели – недодали дней. Было его жаль как человека. Мечтала: когда вырастет, попросит губернатора штата исправить несправедливость. А когда к ним однажды приблудился кот с обрубленным хвостом, назвала его Февраль.

Рука пахла знакомо, по-родному.

Приложилась щекой.

Сидели так - долго, молча, и не хотелось шевелиться или прерывать молчание.

- Я тебе кое-что принесла, - проговорила внучка потихоньку.

- Опять фрукты? Не надо, девочка. Нас здесь хорошо кормят. Не беспокойся, пожалуйста. Мне тебя видеть радость. Спасибо, что не забываешь. Трое детей у меня, и никто не навещает. Только ты. Внученька моя, дорогая...

Она притянула Тиффани к себе, обняла за голову, потянулась дрожащими губами - поцеловать. Та едва удержалась, чтобы не заплакать. Жалко бабушку, не помнит, что из троих детей двое умерли, а на третьего ей рассчитывать не стоит.

Состояние ухудшается буквально  с каждым днем. Что будет, когда Мелани перестанет ее узнавать? Посмотрит чужими глазами? Спросит: вы кто, мисс? Они станут чужими…

Нет, слишком больно об этом думать.

Неужели нельзя предотвратить? Или хотя бы оттянуть?

Доктор Хадсон сказал - ей необходимо тренировать память, чтобы не забывать прошлое и не терять себя в настоящем.

В «Подсолнечнике» для таких пациентов два раза в неделю организуют групповые занятия. Инструктор дает задания на запоминание - показывает несколько слов, закрывает, предлагает назвать. Идея хорошая, но неперсональные занятия имеют малый эффект.

Еще рекомендуют почаще разгадывать кроссворды и напрягать мозги японской игрой с числами «судоку».

Мелани не подошло: от кроссвордов глаза уставали, «судоку» оказалась слишком сложной.

Тогда Хадсон посоветовал почаще разговаривать с бабушкой о прошлом - в подробностях, с описаниями людей и событий. Идеальный вариант – использовать старые фотографии. Если остались.

К счастью, у Тиффани остались. И она позаботится о том, чтобы Мелани как можно дольше сохраняла ясную голову.

Достала из сумки альбом – распухший фолиант с потертыми обложками, на верхней в овальном окошке цветок, раскрашенный в ненатуральные, кичевые цвета. Толстые страницы с фотографиями переложены тонкими, шелестящими листками. Раскрыла, показала на первое фото с волнистыми краями: сосредоточенный юноша в пиджаке и коротковатых брюках рядом с девушкой в строгом, темном платье и белых носках.

- Это кто?

- Дай очки.

Мелани посадила на нос очки для чтения с продолговатыми стеклами без оправ, нахмурила брови, напрягла глаза. Долго, очень долго вглядывалась в старое изображение, которое раньше было черно-белым, теперь приобрело желтоватый налет.

- Господи, да это же мы с Тони! – со вздохом облегчения сказала она. Любовно погладила карточку, вроде хотела прикоснуться к себе молодой. – Сделали это фото перед тем, как он на войну уходил. Ой, нет, когда пришел. Я в то время была беременна нашим первенцем, Стефано.

- Мы рано поженились, когда обоим едва восемнадцать стукнуло, - начала вспоминать Мелани. Оживляя в памяти картинки прошлого, говорила медленно, вроде боялась нечаянно соврать. - Очень любили друг друга. Дуче Муссолини собрался призвать Тони в армию. Но он сбежал к партизанам. Воевал недолго, пару месяцев. Вернулся, когда итальянских фашистов перебили, а немцев выгнали из страны. Тони один раз ранили, в живот. Он выжил, слава Мадонне. Я ей каждый день за него молилась. Она нам помогла.

Мелани перевела глаза на деревянную фигуру на столике: молодая женщина держит ребенка на руках - приклонила к нему покрытую покрывалом голову, он ее обнял за шею.

Перекрестилась, продолжила.

- Тони вернулся, мы купили дом в Кондофури, у подножия Монталто, на юге Калабрии.   Завели хозяйство. Бедно жили, но весело… Знаешь, как я скучаю по родной деревне! На улице пахнет бергамотом, а дома парным молоком. Современные люди не знают, как пахнет свежее молоко – теплое, только что из-под коровы… Тиффани, когда будет возможность, обязательно поезжай в Кондофури. Зайди в первый деревенский дом, попроси молока. Сначала понюхай. Потом пей. Это запах и вкус Калабрии.

- Хорошо, бабушка.

- Жители там приветливые, здороваются даже с незнакомыми и всегда готовы прийти на помощь. Родниковая вода целебная. Мужчинам помогает против облысения. Подросткам против прыщей. А таким красавицам как ты, позволяет надолго сохранить привлекательность. Обязательно умывайся ею каждый день. Увидишь – насколько преобразишься.

- Мне уже сейчас туда захотелось. Но продолжай. Дедушка вернулся с войны, вы поселились в своем доме. А потом?

- Тони работал на оливковом поле у Алфредо Морри, я хлопотала по хозяйству. Вскоре другой сын родился, Роберто. Последний, Винченцо, почему-то задержался, мне тогда уже сорок стукнуло. Трое сыновей, полный комплект. Мне, конечно, девочку хотелось, да не вышло. Потом в Америку переехали…

- Зачем? – напряженно спросила Тиффани.

- Точно не помню. В Калабрии мафия появилась. Или всегда была, только я не замечала. Не знаю… У Тони родственники в Калифорнии, сказали – приезжайте, поможем устроиться. Есть подходящий городок с итальянским названием Венеция. Он тогда заброшенный был. Каналы пустые, заросшие. Дома дешевые. Мы переехали… Потом мужа в армию призвали, на Вьетнамскую войну. Я с детьми осталась… Нет, Стефано уже взрослый был, жил отдельно. Роберто - восемнадцать или девятнадцать, не помню точно. Он тоже отделился. Я с Винченцо жила, моим младшеньким. Он был спокойный ребенок, ласковый. Любил меня в нос целовать, говорил – моя красивая мамуля. Говорю – я уже старенькая. А он – ты не старенькая, ты новенькая… Потом муж вернулся, и мы больше не расставались. Сыновей хороших вырастили. Жаль, что Тони рано из жизни ушел... Не помнишь, когда он умер?

- Двадцать лет назад. Перед самым моим рождением. Знал ли он, что я должна была появиться?

- Э… не могу сказать. Он болел очень. Говорят, они, ветераны, во Вьетнаме какому-то вредному излучению подверглись. От того потихоньку умирали, один за одним. Лорин муж тоже... – Мелани вздохнула, опустила глаза. – Когда Тони ушел, одна я осталась. Замуж выходить не стала. Хотя звали. Два раза. Хорошие мужчины, положительные. Один, тоже итальянец, работал в автомастерской механиком. Как же его звали… А – Бенито! Как Муссолини. Не знаю почему, но к нему сразу отвращение появилось. Второй был вдовец с пятью детьми. Не пошла за него. Побоялась, дети над Винченцо будут издеваться.

- Наверное, ты просто не хотела больше замуж.

- Это точно. Так мужа любила, что никого другого на его месте не представляла. – Повернулась к Тиффани. – Что-то давно я Стефано не видела. Не знаешь, что с ним? А Роберто?   Где сейчас Винченцо, мой младшенький, самый любимый, ласковый мальчик?

«Стефано и Винченцо мертвы, а с Роберто тебе лучше не встречаться», - ответила про себя Тиффани. Правду бабушке она не откроет. Никогда. Пусть до конца жизни остается в неведении. Ни к чему тревожить ее тем, что уже не изменить.

Перевернула страницу, снова спросила:

- Здесь кто?

На широкой, во всю страницу, фотографии запечатлены несколько человек полукругом. Подпись: Тони вернулся с войны. Интересно, помнит Мелани тот день?

- Здесь семья собралась, - сказала она после долгого рассматривания, которое превратилось в ритуал. – Не знаю точно, по какому поводу. Рождение Роберто?

- Написано «Тони вернулся с войны».

- Ой, точно. Я ошиблась, потому что на рождение Роберто семья тоже в полном составе собиралась. Никак не пойму, кто тут изображен. Слишком много народу. Фото старое, неясное. Знаешь, стала замечать – память иногда подводит. Да, годы здоровья не прибавляют… Нет ли у тебя более поздних фотографий?

Тиффани открыла наугад одну из последних страниц. Хорошего качества, цветное, любительское фото запечатлело улыбающуюся семью Ди Люка – родители, сыновья с супругами. Стояли возле молодого, вытянувшегося кипариса и не фоне гор в следующем порядке: Винченцо с женой Лилией, Мелани, Тони, Стефано с женой Софи, Роберто один. Он единственный не улыбался и смотрел не в объектив, а скосив глаза - на  младшего брата.

Это фото показывать Мелани нельзя, не все воспоминания пойдут ей на пользу. Тиффани захлопнула альбом.

- Не устала? Хочешь телевизор посмотреть?

Ответить Мелани не успела, в дверь постучали, вошла Тамара Янг. Время  мыться и укладываться в кровать. Раздевая подопечную и сопровождая в душ, она обычно что-нибудь рассказывала. Не только потому, что  общаться с клиентами рекомендовало начальство. Тамара любила поговорить и выкладывала все, услышанное и увиденное за день.

- Миссис Ди Люка, помните нашу уборщицу Энн Рис?

- Энн Рис? Та симпатичная женщина, что на Опру похожа?

- Точно. Она сегодня поведала историю своей семьи. Занимательно, как в романе. Основатель нашей Венеции Аббот Кинни имел чернокожего уборщика из Нового Орлеана по имени Артур Рис. Тот по профессии вообще-то был художник. Он часто советовал хозяину насчет дизайна зданий и планировки улиц. Также насчет прокладки каналов и установки мостов. Кинни к нему прислушивался и вскоре назначил главным архитектором города. А для уборки выписал двоюродного брата Артура - Джона. Тот себя тоже отлично зарекомендовал. Кинни сделал его персональным шофером и поселил в своем доме. После смерти хозяина дом перешел Джону. Энн - его пра-правнучка. Как вам нравится? Готовый сценарий для исторического фильма. А на главную роль взяли бы…

Пока Тамара помогала бабушке освежиться, Тиффани разобрала постель, подогрела электрогрелкой.

Одетая в толстый, белоснежный, банный халат, Мелани вышла из ванной. Щеки ее порозовели и немного лоснились от крема, которым она, несмотря на возраст, пользовалась ежедневно. Тамара дала ей выпить     несколько разноцветных таблеток, одну за одной, и, пожелав «спокойной ночи», удалилась.

- Бабушка, ты как-то пожаловалась, что мерзнут ноги.

- Иногда мерзнут. Сама не знаю, от чего. Особенно по вечерам.

- Я тебе носки принесла. Самые лучшие – с добавлением ангоры. Надевай каждый раз, когда замерзнешь. А перед сном обязательно. Ноги согреются, быстрее заснешь.

Тиффани достала из сумки несколько пар пушистых носков, даже на вид теплых, раскрашенных в нежные цвета - белый, розовый, персиковый. Помассировала бабушке ступни, согрела, смазала кремом для ног. Надела носки. Расчесала волосы, заплела в косичку. Помогла лечь в постель. Укрыла одеялом до груди, присела рядом.

Снова взяла ее худую руку, легонько прогладила. Наклонившись, прижала к губам, поцеловала каждую косточку, каждый бугорок. Долго не отпускала.

- Мне холодно, - прошептала Мелани.

Действительно, кончики пальцев ее ощущались как ледышки. Тиффани осторожно их растерла, дыша теплым воздухом - так разогревают руки на морозе.

- Лучше так?

- Лучше, миленькая.

- Сейчас я тебя всю согрею.

Хорошенько подоткнув одеяло под ноги бабушки, Тиффани легла рядом, обняла ее голову, прижалась к щеке и ощутила холодное прикосновение. Сердце дрогнуло. Захотелось отдать всю заботу и тепло, чтобы согреть это доброе существо, беспомощное как дитя, и такое же дорогое. Единственный родной человечек…

Нет такой вещи, которой Тиффани не сделала бы для нее.

Поглаживая ее щеки, лоб, волосы, вполголоса приговаривала:

- Не бойся, бабуль, я тебя не брошу. Никогда. Ведь ты меня не бросила. Вырастила, как собственную дочь, любила и заботилась. Я тебе очень благодарна. И люблю очень. Ты самый дорогой человек на свете. Не волнуйся, у нас все будет хорошо. Мы еще долго будем вместе. Вот как сейчас. Ты и я вдвоем. Никогда не расстанемся. Обещаю...

6 .

В четверг суд рассматривал последнее дело из списка, по которому обвинялась Люсия Берекел, и Марк сомневался - управятся ли за один день. Кончина младенца Ники Брауна вызвала у специалистов наибольшие разногласия. Сюда вмешался эмоциональный фактор: гибель пожилых людей затрагивает не так, как гибель грудничков. Именно после этого случая руководство больницы обратило внимание на медсестру, которая, как потом оказалось, во время предыдущих пяти смертей также находилась поблизости. По злому умыслу, считали следователи. По чистой случайности, считал Марк.

Ники был болен еще до рождения. При ультразвуковом обследовании врачи увидели на фото нечто вроде огромной опухоли на груди. Оказалось, кости грудины не сформировались, сердце и другие органы вывалились наружу и лежали в коже как в мешке. При более тщательном обследовании вдобавок обнаружилась генетическая дисфункция почек и сбой в мозговом кровообращении.

Слишком много нарушений для одного малыша - даже если случайно выживет, здоровым не будет никогда.

Будущая мамочка, Роза Браун, не согласилась на аборт, который должен был быть проведен по медицинским показаниям на поздней стадии беременности. Будучи верующей, она считала: аборт – убийство. Все в руках Божьих, что Он ни делает, следует принимать без ропота. Какой бы ребенок ни родился, она будет любить и лелеять.

Тем более, что он ее первый и последний. Розе долго не удавалось забеременеть естественным путем - с помощью мужа, и чем старше становилась, тем шанс уменьшался. В тридцать восемь лет и с превышением веса в сорок кило шанс стать матерью – не более пяти процентов. После многократных попыток «искусственного оплодотворения» она забеременела и ни за что не согласилась бы отказаться от мечты иметь ребенка. Даже тяжелобольного.

Роза не отличалась крепким здоровьем. Из-за патологии почек, ожирения и гипертонии она всю беременность находилась под усиленным контролем врачей. На двадцать шестой неделе появился риск гибели плода в утробе, было решено его извлечь и доращивать в барокамере.

Хирург Николас Левински, лучший в больнице, сделал все, что мог. Технически он не допустил ошибок, но операцию нельзя было назвать успешной. Еще до начала ее перестало прослушиваться сердце Ники, и без того ослабленный, он опутался пуповиной. Следовало спешить.

Пробравшись через слои жира, Левински вытащил крошечное тельце из теплого материнского живота, который внезапно превратился в смертельную ловушку. Синий от недостатка кислорода, Ники весил всего двести восемьдесят грамм и умещался на ладони. Не кричал, не шевелился. Врачи подумали бы, что мертв, если бы не видели слабое биение сердечка в кожном мешке на груди. Команда акушеров из пяти человек начала реанимационные мероприятия.

После чего новорожденного поместили в барокамеру под постоянный надзор персонала, опутав прозрачными трубками и налепив датчиков, подключенных к наблюдающему компьютеру. Со сморщенным, страдающим личиком, в бинтах и трубках, Ники выглядел таким жалобным и беззащитным, что вызывал слезы на глазах даже у закаленных   медсестер неонатального отделения.

Они подходили проверить его состояние чаще, чем у остальных, в  надежде заметить малейшие признаки улучшения. Однако, признаки не появлялись. Наоборот. Показатели жизненных функций снижались с каждым днем. Об операции по возвращению органов внутрь тела не могло быть и речи.

Один раз, при смене дежурства двух сестер, подал сигнал тревоги аппарат контроля за ритмом сердца.

Открыв барокамеру, сменщица заметила, что трубка, подводящая кислород в нос ребенка, отошла и явно не выполняла возложенной функции. Это могло быть случайностью - трубка была недостаточно закреплена или от тепла отклеилась и сдвинулась в сторону.

А могло оказаться чем-то другим. Следствием злого умысла. Темным планом маньяка, проникшего в святая святых - неонатальное отделение больницы. Медсестра подозрительно посмотрела на закончившую смену Люсию...

Собственно, именно на ее показаниях и строилось обвинение. Бдительная медсестра заразила подозрительностью главврача и убедила провести расследование, которое показало – предыдущие пять смертей произошли тоже в дежурство Берекел. Статистика, которая, в принципе, ничего не доказывает и ничего не исключает и которую можно привязать к любому выводу.

Но шпионская паранойя уже овладела руководством больницы - оно отстранило Люсию от обязанностей и подало заявление в полицию.

Завертелся маховик, работавший на поиск не столько правды, сколько сенсации. Одним из подтверждений чего послужил следующий эпизод.

Тридцать лет назад семья Берекел жила в Канаде. Однажды в доме по неизвестной причине возник пожар. Одиннадцатилетняя Люсия в тот момент находилась в школе, и ее невозможно было привязать в качестве поджигателя. Но имелась вещь, которая натолкнуло детективов на мысль о возможных маньячных признаках ее характера. При осмотре пожарища обнаружили, кроме прочего, дневник с рассказом про убийство сутенера. Рассказ был навеян хорор-творчеством Стивена Кинга, которым в то время увлекались Люсия и ее брат Роб. Канадская полиция проявила дотошность и проверила – не убивали ли в последнее время в округе сутенеров, наркодилеров или кого-то из подпольной среды.

Оказалось – нет.

Проклюнувшееся  было подозрение засохло на корню - рассказ полностью придуман, причиной пожара оказалось короткое замыкание. Дело отправили в архив, как не несущее криминальной составляющей.

В чем через тридцать лет засомневалась калифорнийская полиция. Специально посланный в Ванкувер агент привез копию дневника с тем детским опусом, и его в качестве дополнительного доказательства приобщили к досье «ангела смерти» Люсии.

Рассказать такое в кругу друзей - примут за анекдот и посмеются.

Марку и его клиентке было не до смеха. Взявшись разобраться в смерти младенца Брауна, он понял - обвинение базируется в большой степени на эмоциях, подозрениях и предположениях. «Вина» несчастной лишь в том, что она оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Попросту – на работе в больнице, где смертельные случаи происходят немножко чаще, чем в офисе.

Убедить судью взять дело на пересмотр непросто, тем более, когда Верховный суд утвердил предыдущий приговор. Марку пришлось развить поистине титаническую деятельность. В качестве экспертов подключил ведущих специалистов в области родовспоможения, совершил несколько визитов в крупные клиники страны, собственными глазами наблюдал за тяжелыми родами, потратил многие часы на поиски в интернете сообщений о последних достижениях в области реанимации новорожденных...

И собрал-таки неопровержимые, по его мнению, материалы в пользу клиентки. Собственно, именно благодаря его усилиям появились новые доказательства ее невиновности - в конкретном случае с Ники. Что повлекло возможность пересмотра других пяти обвинений, над которыми работали коллеги-адвокаты из группы волонтеров.

7.

То, что кажется неопровержимым адвокату, не кажется таковым обвинителю.

Чтобы бодаться в суде с Лоуренсом Бринкхорстом надо иметь череп как у бизона – восемь сантиметров толщины. В данном же случае требовался танк, потому что Лоуренс не сидел на месте, ожидая – когда тяжелая артиллерия защиты разбомбит крепость его доводов. Готовился к ответной атаке. Процесс над «маньячкой» стал для него «лебединой песней» перед уходом не пенсию. Песней, в которой он, по собственному убеждению, не сфальшивил ни единой нотой.

Бринкхорст был свято уверен в вине Берекел и не собирался сдавать позиции - слишком многое стояло на кону.

Оправдание ее не в его интересах. Означало бы, что он с самого начала направил меч Фемиды на ошибочную персону, убедив суд приговорить ее к шестиразовому пожизненному заключению. За неправедную отсидку в тюрьме государству придется выложить кругленькую сумму. За потерю здоровья – приличную компенсацию. Подобное унижение Бринкхорст не испытал ни разу на протяжении  сорока  лет карьеры. И не желал испытать на сорок первом году. Собирался уйти с гордо поднятой головой и чувством исполненного долга. Триумфатором, а не побитым престарелым полководцем.

Недоверчиво прищурившись, смотрел он на первых свидетелей защиты – журналистку Мету Но и практического философа Тома Дерексена. Пару лет назад они написали книгу с названием, в котором заключался весь смысл «Дело Люсии Берекел – правовое заблуждение». Книга посеяла сомнения во многих здравомыслящих умах и подтолкнула начать кампанию в защиту неправедно обвиненной медсестры.

Книга – не доказательство. Бринкхорст усмехнулся и вызвал специалиста по статистике Вольфа, который после сложных, узкопрофессиональных объяснений, сделал «убойный» вывод: шанс, что Люсия случайно оказалась рядом с пациентами в момент их смерти - один к семи миллиардам. Простыми словами: случайность исключена.

Марк помнил, что на первом процессе тот же Вольф приводил шанс поскромнее - один на триста сорок два миллиона, откуда новые данные? Зацикливаться не стал. В противовес выставил начальника Центрального Статистического Бюро штата Майкла Фишера. Вообще-то он был в отпуске и собирался в четверг лететь в Ирландию, чтобы отдохнуть от лос-анджелесской жары, подышать прозрачным горным воздухом. Согласился задержаться на день и выступить свидетелем, когда услышал, что данные его любимой науки используют против человека, очень возможно – невиновного.

Фишер начал непонятными для присутствующих словами. «Чаще всего статистика приводится, чтобы показать связи. Наличие статистической связи еще не означает зависимости явлений».

Судья попросил перевести сказанное с профессионального на общечеловеческий. Фишер кивнул, помолчал, перенастроился и раскритиковал выкладки Вольфа таким доступным языком, что его поняли все присутствующие, в том охранники у дверей и очень возможно – сами двери.

Далее выступал сам Лоуренс Бринкхорст. Именно выступал, а не тупо зачитывал текст по бумажке. Свою роль он наверняка отрепетировал заранее: ходил перед присяжными - как павлин перед невестами, жестикулировал обеими руками, делал ударения на важных словах и паузы между абзацами. Его речь - полноводная, как река Миссисипи,    касалась врачебной этики, гуманизма, морали и содержала призывы к борьбе против «убийц в белых халатах». Такие пространные речи, замешанные на идеализме и обобщениях, хороши на широкой публике – в ООН, например, а не в зале суда, где обсуждаются конкретные проблемы конкретных людей. Впрочем, иногда они имеют влияние и на чувствительные души присяжных, на что рассчитывал Бринкхорст.

Чтобы после высокопарных слов направить заседание в практическое русло и перетянуть внимание на себя, Марк выступил со скандальным заявлением: расследование проведено некорректно и однобоко. С самого начала рассматривалась лишь одна версия - именно о виновности мисс Берекел. Под эту версию подгонялся результат. Пример: наличие в деле дневника с выдуманным рассказом, который использован для характеристики подсудимой как маньячки. Второй пример - двухгодичное замалчивание результатов токсикологической экспертизы, проведенной группой специалистов Института криминалистики.

Этот отчет, вернее упоминание о нем, Марк случайно обнаружил в рапорте следователя. Не пожалев личного времени в субботу, порылся в архивах Института, нашел отчет и приобщил к делу. Попросил доступно прокомментировать профессора Амитаву Давгупта из университета Хьюстона. Индиец по происхождению, техасец по рождению, тот согласился – скорее из земляческой солидарности с Марком, чем по большому желанию.

Речь шла о следующем. Главной причиной смерти Ники указано превышение дозы дигоксена, который вводили для стабилизации сердечного ритма. При первом вскрытии в крови нашли большое количество продуктов его распада. Экспертиза Института криминалистики, более точная, показала: в это количество занесли вещества, произведенные самим организмом.

Присяжные слушали, вытянув шеи, боясь пропустить хоть слово, публика в зале притихла.

Запахло сенсацией.

Выступление профессора Давгупта обещало стать переломным моментом в процессе. Случай с младенцем был основой всего: подозрений, доказательств, проверок, выводов, усилий следователей и шумихи в обществе – перевернутая пирамида. Когда основа зашаталась, пирамида собралась рухнуть.

Публика шумела. Присяжные переговаривались.

Люсия пошевелилась. Все утро она просидела не двигаясь, глядя то в сторону, то под ноги - рассеянно, вроде происходящее ее не касалось.     Оказалось, она внимательно слушала. Марк заметил, как задрожал ее подбородок, заблестели влажно глаза. Хотела их вытереть, но руки, прикованные цепями к поясу, не достали - беспомощность и бесправие, которые она только сейчас осознала. И разозлилась. Вскинула голову.     Лицо затвердело и напряглось.

Сообщение профессора Давгупты было первым шагом к победе, и требовалось без остановки двигаться вперед, но некстати подошло время ланча. Судья Томич двумя пальцами поправила очки, пристукнула молоточком и объявила перерыв.

8.

После ланча продолжились дебаты, походившие на битву титанов юриспруденции.

Марк зачитывал документы, пестревшие узко-специальными терминами, разъяснял их для присутствующих и, в конце концов, почувствовал себя профессором, дающим лекцию студентам-первогодкам. Он перенял артистическую манеру оппонента – в данном случае плагиат ненаказуем: вставал с места, жестикулировал, играл интонацией, обращался к присяжным, призывая их руководствоваться не эмоциями, а здравым смыслом и нормальной человеческой логикой.

К тому же призывал их Бринкхорст, который бился отчаянно, будто речь шла не о судьбе Люсии, а о его собственной. Он был в два раза старше Марка, в двадцать раз опытнее и уступать «молокососу» не собирался. Имел к нему личный счет.

Некоторое время назад, когда Марк еще и года не жил в Лос Анджелесе, они столкнулись на одном процессе.

Дело казалось несложным - стороне обвинения. На скамье подсудимых оказался Ридли Хэнсворт сорока восьми лет, который ехал на машине и нечаянно задавил пожилую пару. Полицейское расследование установило: машина была в порядке, жертвы правил движения не нарушали, значит - виноват водитель. Так думал Бринкхорст и не углубился в вопрос. К чему терять время? Защитник у Хэнсворта неопытный и недалекий – только что из штата, где проживают тупоголовые ковбои и коровы, и наверняка такие же адвокаты.

Профессиональное высокомерие может сыграть злую шутку. Матерый обвинитель недооценил молодого адвоката, у которого оказался отличный тренер. Дядя Саймон в самом начале предупредил Марка: если в городских джунглях выживает сильнейший, то в юстиционных - хитрейший.

Бринкхорст не потрудился кропотливо разобраться в произошедшем. Марк разобрался и на процессе разбил его в пух и прах. Он установил и подтвердил показаниями профессионалов, что водитель страдал синдромом обструктивного апноэ, когда человек внезапно впадает в сон -  помимо собственного желания, часто даже не замечая того. Что и случилось с Хэнсвортом в тот злополучный день.

Суд его оправдал, правда не совсем – все-таки имеются жертвы – приговорил условно к пятнадцати дням исправительных работ по месту жительства. В то время, как обвинение требовало пятнадцать лет тюрьмы. Разница! Подсудимого освободили на месте. Бринкхорст наградил Марка таким уничтожающим взглядом, что другой бы на его месте задрожал коленками и провалился сквозь землю.

В тот день Марк доказал право на существование в профессональных джунглях. И не в качестве боязливого, поджимающего хвост койота, а бесстрашно идущего в атаку альфа-самца.

С тех пор, случайно или нет, они в процессуальных сражениях не сталкивались. До сего дня. По энтузиазму офицера обвинения было заметно - он не забыл урок, преподнесенный выскочкой-адвокатом.

До самого последнего момента не представлялось возможным с уверенностью сказать, кто же победит. Люсия стояла на краю пропасти - обвинитель толкал вниз, адвокат изо всех сил тащил в безопасность. От неопределенности женщина сникла. Ярко-оранжевая роба делала ее неестественно бледной, похожей на привидение, по недоразумению оказавшееся среди людей. Оно бы охотно улетело отсюда, да цепи не пускают…

Через установленные в зале микрофоны журналисты, ожидавшие на улице, слышали происходящее и в режиме прямого репортажа передавали в эфир. Им неопределенность на руку: позволяла придумывать версии развития событий - для сохранения интриги и запутывания публики. Чтобы не теряла любопытства и дождалась развязки.

9.

Развязка задерживалась. Марк с недовольством заметил: важность сообщения профессора Давгупта заболтали и забыли – благодаря усилиям мистера Бринкхорста.

Несколько часов непрерывных дебатов перелома в пользу Люсии не принесли. На каждого свидетеля защиты обвинение выставляло своего, утверждавшего противоположное. На каждый документ представляло другой - опровергающий. Каждое утверждение моментально оспаривалось, подвергалось критике и даже осмеянию.

К концу дня Марк почувствовал, что устал. Однажды закралось сомнение в себе: все ли возможное сделал для клиентки?

Сам себе ответил: да, все. Ему не в чем себя упрекнуть - ни в халатности, ни в лени, ни в отсутствии сообразительности. Неужели придется уступить только потому, что Бринкхорст силен в казуистике?

Нет, Марк не даст вырвать инициативу из рук. Имелся у него один козырь, который удалось заполучить совершенно случайно - как подарок судьбы. На него последняя надежда. Если присяжные не примут во внимание…

Даже не хочется продолжать.

Одновременно с процессом Берекел в Лос Анджелесе проходил всеамериканский, то есть обеих Америк, конгресс детских врачей, в котором принимал участие известнейший хирург-неонатолог, профессор Перез из Колумбии. Славу ему принесла успешная операция по разделению ножек девочке-русалке Адриане. Обычно такие дети умирают в течение года. Адриане уже исполнилось пять и она жила полноценной жизнью.

Про нее сняли документальный фильм, показавший шаг за шагом подготовку к операции, прохождение и процесс восстановления. Фильм получился сенсационный - еще никому до того не удавалось успешно разделить ножки ребенка при сиреномелии. Имя профессора Переза стало известно всему миру. Его пригласили на работу ведущие американские медицинские заведения, но он остался на родине, в больнице для малоимущих, которую сам организовал.

Марк смотрел этот фильм. Узнав, что знаменитый профессор сейчас в Калифорнии, загорелся желанием встретиться и поговорить.

Часто люди, отягощенные регалиями и славой, приобретают повышенное самомнение и абы с кем не общаются. К счастью, этого не случилось с доктором Перезом. Он оказался доступным, легким в общении человеком. Встретил молодого адвоката в фойе Дворца Конгрессов, крепко пожал руку и предложил вместе пообедать.

Во время еды разговаривали про погоду в Колумбии и Калифорнии и нашли много совпадений. Постепенно перешли к местным новостям, которые в последние дни будоражили жителей города. Самой горячей новостью был повторный процесс над медсестрой Люсией. Оказалось, профессор за ним следил – из чисто профессионального любопытства.

После десерта Марк перешел к делу.

- Я бы не посмел тревожить вас по мелочам, профессор, - осторожно начал он. – Речь идет о чудовищной судебной ошибке. У нас есть свидетельства, подтверждающие, что мисс Берекел не виновата ни в одной из смертей, в том числе младенца Ники. Именно его гибель вызывает сильнейшие эмоции, желание во что бы то ни стало найти виновного и наказать. Потому требуется специалист экстра-класса с непререкаемым авторитетом, который подтвердит, что Ники погиб от естественных причин. Трудно найти доктора, лучше вас разбирающегося в болезнях грудничков. Не могли бы дать свое заключение? Позвольте использовать ваш авторитет для спасения человека.

- У вас с собой бумаги? – спросил без лишних выяснений Перез.

- Да.

- Давайте.

Перез принял папку с документами и фотографиями, бегло просмотрел и, ничего конкретного не пообещав, сказал: если сочтет возможным  помочь, свяжется с Марком.

Позвонил тем же вечером. Согласился не только написать официальное заключение в пользу подсудимой, но и пожелал прийти на заседание, чтобы подробно осветить вопрос. Этот шаг Марк оценил особенно, потому что стоил Перезу денег.

Никто не знал – как долго будет продолжаться суд. Конгресс неонатологов закончится во вторник, и доктору Перезу придется самому оплачивать пребывание в городе, ожидая, пока суд дойдет до последнего дела. Про себя Марк решил: если процесс закончится в пользу Люсии и ей присудят компенсацию, Перез получит возмещение затрат в первую очередь и в двойном размере. Деньги наверняка пойдут на благое дело – оснащение его больницы.

Колумбийского профессора Марк оставил напоследок, сделав умный тактический ход – как известно, именно последнее выступление запоминается лучше всего. Речь Переза не должна пройти незамеченной и заболтаться, как в случае с доктором Давгупта. Иначе все насмарку – судьба Люсии, труд адвокатской группы, его личная карьера, не говоря про потрепанные нервы и ощущение вины.

Когда выступил последний свидетель обвинения, Марк поднялся, прокашлялся, многозначительно посмотрел на присяжных. Ученые дебаты их утомили. Они выглядели вяло и частенько посматривали на часы,   явно желая поскорее здесь закончить и разойтись по домам.

- Уважаемые господа присяжные заседатели, прошу внимания! – начал он повышенным тоном, словно актер, призывающий взбодриться зрителей, задремавших к концу спектакля.

– Мой последний свидетель – известнейший детский хирург, один из авторитетнейших специалистов-неонатологов в мире, профессор из Колумбии Антонио Перез. Прошу секретаря позвать.

Профессор произвел впечатление на публику одним своим появлением. Это был колоритный латиноамериканец: густые, зачесанные назад, масляно-черные волосы без малейшего признака седины; лицо, начавшее оплывать, но не потерявшее привлекательной гармоничности; блестящие как черные оливки глаза, светившиеся молодым энтузиазмом.

Несуетливой походкой прошел Перез к указанному креслу и, устроившись, обвел присутствующих спокойным взглядом. Выступая, он проявил уважение к публике: не употреблял сложных медицинских терминов, отвечал на вопросы подробно, доходчиво, приводя примеры. Он обладал, казалось бы, несовместимыми качествами – держался с королевским  достоинством и разговаривал в мягкой, убеждающей манере.

Таких людей называют харизматичными. Они излучают тепло, в котором хочется постоять каждому живому существу: и бездомной собачке, и президенту страны. В личном общении они просты и ненавязчивы, в обществе - неоспоримые лидеры. Все, что они говорят, принимается на веру и не требует доказательств.

Доказательства профессор все-таки привел – для самых неверующих. В частности он расширенно прокомментировал выводы доктора Давгупта и добавил от себя, что гибель младенца Ники никак нельзя отнести на действие чрезмерной дозы дигоксина. По трем причинам: низкое содержание препарата в печени и почках, быстрая смерть, сердце находилось в ненапряженном состоянии.

- К сожалению, малыш Ники Браун был обречен еще до рождения, да хранит его Мадонна на небесах, - проговорил в заключение Перез и перекрестился, подняв глаза к потолку. Вдобавок потер правый глаз и создалось впечатление, что он прослезился.

Блестящая речь, блестящая концовка. Сидевший с напряженной спиной Марк обмяк и тоже чуть не прослезился – его последний свидетель  отлично сыграл на эмоциях присяжных, многие из которых случайно оказались из латино. Они были очарованы  профессором и горды, что одной расы с великим человеком. Он пришел, чтобы поговорить с ними, помочь разобраться, и они его не подведут, не отмахнутся, не засомневаются. Они поверят и поддержат – следуя голосу крови, который сидит в инстинктах. С увлажнившимися глазами они кивали и неслышно аплодировали – только соприкасаясь ладонями.

Доктор с достоинством поклонился и удалился со сцены, то есть из зала. Марк проводил его благодарными глазами – классный специалист, тонкий психолог и отличный актер в хорошем смысле.

Антонио Перез оказался тем козырем, который переломил игру.

Марк с торжеством взглянул на Бринкхорста. Тот метнул молнии в ответ.

Присяжные удалились на совещание. Оно длилось всего  три четверти часа, что явилось своего рода рекордом для таких сложных дел, как пересмотр вынесенного ранее приговора.

Судья Томич спросила:

- Решение принято?

Председатель группы присяжных - высокий афро, державший бумагу  темными пальцами со светлыми ногтями, ответил:

- Принято единогласно. Вердикт: не виновна ни по одному пункту.

Зал ответил дружным вздохом, кое-кто зааплодировал. Поднялся шум.

Марк откинулся на спинку, закрылся ладонями и как-то отупел – от неверия, удивления, облегчения. Требовалось осознать, и осознание длилось не дольше секунды. Руки сами собой сжались в кулаки и вскинулись в победном жесте.

Коллеги поздравляли, хлопали по плечу, он отвечал такой широкой улыбкой, что сам себе казался глупцом.

Подошел Бринкхорст. Протянул руку.

- Я под впечатлением, - буркнул, не глядя Марку в глаза.

Судья постановил освободить заключенную немедленно. Конвоирши сняли оковы, похлопали Люсию по спине и удалились, оставив ее в полной растерянности.

Про главную героиню в суматохе как-то забыли, она робко улыбалась, оглядывая окружающих, будто искала подтверждения – да, справедливость, за которую пришлось заплатить тремя годами жизни и половиной здоровья, наконец, восторжествовала.

Наткнулась взглядом на Марка – он кивнул, подошел, приобнял, она уткнулась лбом в грудь, заплакала. Сам едва сдержался. Хорошо, подбежала дочь Люсии и, бросив объемистый пакет на пол, обняла мать. Обе  рыдали и смеялись одновременно. В пакете Марк заметил одежду – значит, дочь верила в оправдание с самого начала, похвальная преданность.

Отошел в сторонку, оглядел пустеющий зал. Здесь он выиграл процесс, который по абсурдности обвинений не имеет прецедентов. Без преувеличения сказать - историческая победа. Она войдет в анналы адвокатской науки, ей будет посвящена статья в Википедии. Имя адвоката Руттенберга станет широко известным в узких профессиональных кругах.

Ха, смешно… Марк – выдающаяся личность?

Почему никто не замечает?

Придется восхищаться собой в одиночку.

Прошелся вдоль стены, остановился перед портретом седого господина в черном сюртуке, сидевшего в полуоборот и строго смотревшего на Марка. Может, когда-нибудь рядом повесят его портрет…

Хотя - зачем?

Чтобы помнили потомки.

А разве это имеет значение, если ты уже умер?

Так, углубляться в философию не будем. Вернемся на землю. Прежде, чем отправиться по домам, надо договорится с коллегами о новой встрече, обсудить кое-какие вопросы и сумму, которую предъявят к оплате. Штат проиграл и должен раскошелиться. В счет будут внесены большие и малые затраты по самому высокому тарифу – адвокатам, профессору из Колумбии и, самое главное, возмещение ущерба Люсии.

10.

Процесс закончен, сейчас бы отдохнуть. Марк чувствовал себя удовлетворенным, но ментально и физически вымотанным, как если бы пробежал вдоль побережья от Лонг Бич до Сан Диего в самое жаркое время суток, решая в голове каверзные задачи.

Включил телефон и первым делом  позвонил в контору – знал, что его звонка ждут. Бернс поставил свой аппарат на громкий прием и, когда Марк объявил о победе, услышал дружный, одобрительный гул. Бернс сказал:

- Мы все тебя поздравляем! Приезжай без задержки, ждем в полном составе. Ты выиграл процесс десятилетия. Событие знаменательное, надо отметить. Шампанское, торт на столе. Кстати, много журналистов вас ожидает?

- Целая толпа. Суд только что закончился. Очень вовремя для телевизионщиков. Не думаю, что они нас надолго задержат. Должны поторопиться, если хотят успеть с репортажами к восьмичасовым новостям. Надеюсь быстро отвязаться. В крайнем случае попытаюсь свалить интервью на Скотта. Он у нас отвечает за связи с прессой, пусть отдувается.

- Ты не очень устал? – заботливо вопросил Бернс.

- Устал, но в хорошем смысле. Победа воодушевляет.

- Насладись ею. Теперь ты знаменитость в Лос Анджелесе. Я горжусь тобой. И буду рад увидеть по телевизору. Скажи журналистам что-нибудь умное и – сюда, праздновать.

- Хорошо. До встречи!

Адвокаты вышли из Дворца Правосудия дружной группой и сразу попали в окружение людей с камерами, диктофонами и головастыми микрофонами в руках и на длинных штангах.

Опытные журналисты нутром чуют героя дня и к нему первому бросаются за комментарием. Самая плотная толпа образовалась вокруг Марка. Толкаясь и выкрикивая вопросы, они чуть не сбили его с ног, пришлось выставить руки, чтобы сохранять хоть какую-то дистанцию. Краем глаза он заметил одиноко пробежавшего вниз обвинителя Бринкхорста, и не почувствовал ни капли сострадания. «Кто победил, тот все возьмет, кто проиграл - ни с чем уйдет» – так пела легендарная АББА.

Всеобщее внимание Марку не льстило - он не стеснительный, но и не любитель выставлять себя напоказ. Смотрел на этот цирк немножко со стороны и замечал лишь негативные вещи. Вот, значит, как ощущается звездный статус – толпа вокруг и микрофоны у носа. Полнейшая клаустрофобия и хаос: незнакомые люди взяли в кольцо и чего-то требуют от него все разом. А голова пуста, и не хочется возвращаться мыслями в только что произошедшее - оно завершилось, именно так, как он планировал, потому сегодня больше неважно.

Отключиться бы, посидеть в тишине, прийти в себя. Но - десятки глаз устремлены с просительным выражением. Наверное, так смотрела толпа две тысячи лет назад на мессию - чтобы прикоснулся и вылечил. Марк потихоньку начинал злиться. Он не мессия и не лекарь, чего они его окружили? Дать бы самым наглым в ухо, на остальных гавкнуть нецензурным выражением, чтобы расступились и оставили в покое…

Стоп! Хватит канючить.

Посчитать в обратном порядке, прийти в себя. Нельзя срываться перед камерами, иначе вместо триумфа получится скандал: вышедший из зала суда адвокат, раздраженный от усталости, раздает тумаки журналистской братии.

А здорово бы выглядело…

Ладно, не стоит обижаться, они на работе.

Призывая толпу к спокойствию, Марк поднял руку и, через силу улыбнувшись, обратился к ближайшей журналистке с микрофоном, под головкой которого стоял лейбл крупнейшей телекомпании штата.

- Пожалуйста, ваш вопрос.

- Вы довольны результатами процесса? Что вы от него ожидали? Как себя чувствует мисс Берекел? – скороговоркой проговорила она.

Стандартные, подходящие для всех случаев вопросы, на которые предполагаются такие же незамысловатые ответы – придумали бы их сами и не топтались бы целый день на жаре.

Проблема в том, что те ответы должны прозвучать из уст участников процесса, от того увеличивается их ценность.

- Мы очень довольны. Получили именно тот результат, на который рассчитывала адвокатская группа. Мисс Берекел в порядке, - ответил и повернулся к репортеру с лейблом молодежной программы на бейсболке. – Теперь вы.

Тот вздрогнул и от неожиданности забыл – что хотел спросить. Пока он мямлил, из-за спины Марка высунулся красный микрофон с вопросом:

- Что вы ощутили, когда услышали вердикт присяжных?

- Облегчение.

И так далее.

Ничего оригинального не спросили. Неинтересно им углубляться. Как оказалось возможным бездоказательно обвинить человека в шести смертях? Как удалось Люсии выжить в тюрьме с клеймом «убийца»? Сколько времени потратил Марк на сбор новых доказательств? Сколько нервов стоила ему победа?

Ну, не спросили и ладно. Даже хорошо. Отделался небольшой потерей времени. Продолжая отвечать, Марк потихоньку продвигался ближе к Скотту, тоже окруженному толпой. Пару раз сделал ссылку на него и, наконец, передал инициативу в интервью, тем более, что тот общался с прессой более охотно – когда еще выпадет случай оказаться в центре внимания, надо испить чашу славы до последней капли.

Бросая короткие ответы налево-направо, Марк выбрался из людской кучи и направился к машине. Устроился за рулем и первым делом нажал кнопку управления крышей. Пока она отъезжала, прикрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул холодный, с примесью цементной пыли, гаражный воздух, ворвавшийся внутрь.

Сумасшедший день. Хорошо, что самая трудная часть его закончилась. Впереди – самая приятная.

Не торопясь, выехал из подземного гаража, подставил лицо встречному воздушному потоку, наслаждаясь его прохладой, мягко остужавшей кожу. Прохлада остудила изнутри тоже – от недавнего раздражения не осталось следа, про недавний триумф как-то забылось. Марк не любитель сильных эмоций, они кратковременны, а выводят из баланса надолго. Лучше всего пребывать вот так -  в спокойствии и нирване, еще бы хорошую музыку найти – под настроение…

Покрутил настройку.

- А сейчас композиция, которая тридцать шесть недель продержалась в «топ сорок» двадцать лет назад - «Все, что она хочет»! - сообщил ведущий неестественно взбудараженным голосом, будто только что выпил алкогольного тоника или принял метамфетамин. - В исполнении... ну, вы знаете – «Ace of Base».

«Хороший знак», - подумал Марк и сделал погромче.

Улыбнулся самому себе. Сегодня все получается. Сегодня он победил и получит награду. Не только в виде признания от компаньона и коллег.

Главный приз – Тиффани, девушка с дымчатыми глазами.

Хорошая все-таки вещь - предвкушение…

11.

Только вошел в дверь родной конторы, выстрелила хлопушка, посыпался снег из легких, цветных бумажек.

- По-здрав-ля-ем! – Дружный хор и аплодисменты.

- Спасибо, друзья, спасибо, - растроганно проговорил Марк. - Это наша общая победа. Без вашей помощи и поддержки у меня не получилось бы.

Первым пожал руку Бернс, потом окружили сотрудники: мужчины обнимали, дамы тянулись поцеловать и нарочно тыкались в щеки, чтобы оставить красные помадные следы.   Розалина принесла влажную салфетку из собственных запасов и на правах приближенной подняла руку – вытереть лицо босса. Он перехватил салфетку и вытерся сам. Не начисто, конечно, самые жирные поцелуи размазались и остались на щеках как розовый румянец.

Все говорили разом, и было весело как на приватной вечеринке. Бернс дал знак менеджеру по персоналу Стиву Кларку открыть шампанское. Тот со взрывом выпустил пробку в потолок и разлил вино по фужерам.

- Марк, за тебя! – сказал Бернс и отпил половину.

Коллеги подняли бокалы в общем приветствии, выпили. Потом каждый получил по куску торта, на котором в форме и цветах радуги красовалась надпись «Поздравляем! », под ней – символические весы Фемиды. Пока ели – расспрашивали Марка, потом еще выпили и потихоньку разошлись, деликатно понимая: виновник торжества устал, дольше задерживаться не стоит.

Опустевшая комнатка для ланча выглядела как после хорошей попойки: на полу – мишура, на столе – фужеры, бутылки, грязные тарелки, половинка торта с неоконченной надписью «Поздра…» и левой чашкой весов.

Последней удалилась секретарша. Перед тем, как выйти, она остановилась и вопросительно посмотрела не босса: не желает ли с ее помощью разрядить напряжение?

Он не желал, даже не взглянул в ее сторону. Нарочно долго мыл руки и, глядя в зеркало, оттирал бумажными салфетками помаду со щек. Розалина не обиделась – начальник устал, мечтает об отдыхе.

- До завтра, - попрощалась и вышла.

- До завтра, - ответил Марк, не отворачиваясь от крана.

Розалина ошиблась. Он не устал и не желал отдыхать. Наоборот, желал хорошенько потрудиться, только теперь не ради кого-то, а ради себя. Он уже слышал гудение пылесоса в кабинетах и знал, что это Тиффани. Нетерпение ее увидеть в сто раз сильнее нетерпения, с которым ожидал председателя жюри присяжных - того черного мужчину с белыми кончиками пальцев. Кажется, его фамилия была Джексон…

Нетерпение росло, и Марку стоило труда не выбежать ей навстречу - из-за Бернса, который почему-то задержался в кабинете. Если компаньон вовремя не уйдет, план сорвется. Господи, чем он там занимается так долго?

Время двадцать семь десятого. Тиффани работает до десяти. Осталось полчаса и три минуты. Если Бернс в полдесятого не уйдет, надо будет на что-то экстра-ординарное решиться. Придумать причину задержать ее сверхурочно.

Кстати, хороший повод! На столе – целая куча грязных рюмок и тарелок. Попросит ее навести порядок, а к тому времени позвонит Элеонора Бернс и спросит, собирается ли муж домой. Такое уже случалось...

Марк взял открытую бутылку и два чистых фужера, отнес к себе, поставил на стол на видное место. Не зная, чем заняться, плюхнулся на диван, тут же вскочил и заходил кругами. Остановился, посмотрел на левую стену - туда, где с другой стороны находился кабинет компаньона. Напрягся, потер виски, послал телепатическую просьбу: Энтони, пожалуйста, уходи!

Это была не просто просьба, а отчаянная мольба, и она дошла до адресата. В тот же миг громыхнула дверь, прогудел зуммер включившейся сигнализации.

Размеренные шаги по проходу.

Дверь приоткрылась.

- Поздравляю еще раз, Марк. Хорошая работа. Ну, пока, - сказал Бернс, не проходя внутрь. Махнул рукой на прощанье и удалился.

12.

Марк дал ему несколько секунд дойти до лифта и выскочил за дверь, не думая, что Бернс еще мог бы за чем-нибудь вернуться.

Тиффани, его Тиффани, в том же коротком сарафанчике и майке толкала по коридору тележку и тянула пылесос. Увидев Марка, все бросила, подпрыгнула как козочка и бросилась к нему. Обхватила за шею, встала на цыпочки и не удержалась, покачнулась. Он поддержал, прижал к себе и стал целовать в разные места - нервно, страстно и ненасытно, как солдат, только что вернувшийся с войны и соскучившийся по женскому телу. Он гладил ее по спине и ягодицам, сжимал и обнимал, вроде проверял – настоящая ли она, не привидение ли.

Добрался до ее губ, потребовал раскрыться. Они подчинились, нет – они предъявили требование в ответ.

Обычно тот, кто больше соскучился, целует жаднее, второй лишь отвечает. Что не относилось к этим двоим. Они одинаково сильно жаждали друг друга, слишком нетерпеливо, не целовались, а по-детски тыкались губами, пытались зацепиться и промахивались. Произошла короткая, суматошная борьба на предмет – кто будет активной стороной в поцелуе, а кто ведомой.

Так и не разобрались. Тиффани отстранилась, взглянула своими «туманами» на Марка. Взгляд показался слишком серьезным, и он подумал – не напугал ли ее своей настойчивостью. Современные девушки не любят подчиняться или уступать мужскому давлению, а он совершенно не знает характера Тиффани. Самое разумное – отдать инициативу в ее руки, что будет несложно: чаще всего так и поступал. В отношениях он не эгоист, тем более, известно: женщины устроены сложнее, чувствуют тоньше, наслаждаются изощреннее. Утверждение «мужчины в сексе примитивны» до сих пор не опровергнуто. Потому что верно.

Опасения оказались напрасны, Тиффани не испугалась и не обиделась. Улыбнулась едва заметно, и на Марка выплеснулась волна обаяния и тепла. Все-таки замечательная девушка. Качественная. Без капли макияжа, а глаз невозможно оторвать. Когда смотрит серьезно - хочется проникнуть в ее мысли, когда улыбается - хочется улыбнуться вместе. Кажется, она не умеет злиться, и в то же время не выглядит простушкой. Вроде мягкая, но знает себе цену и обидеть не даст.

Наверное, именно она была самой популярной девочкой в классе, потому что обаяние привлекает сильнее красоты. Обаяние, которым не обладают все эти телевизионные куклы из реалити-программ. Они накрашены одинаково, и также одинаково одеваются, разговаривают, думают. Агрессивный макияж – единственное, что бросается в глаза, но это выглядит эффектно только на экране. Выпустить их на улицу, люди шарахнутся как от зверюшек.

Души их пусты, во внешности все искусственное – от ресниц до сисек.

А Тиффани настоящая.

Марк сжал ее сильнее, будто испугался, что кто-то отнимет.

- Я ждал встречи.

- Я тоже.

- Буду тебя слушаться. Исполню все, что хочешь.

- Хорошо, - проговорила Тиффани с какой-то особенно проникновенной интонацией, которая успокоила, обнадежила, пообещала. – Поцелуй меня.

Уняв нетерпение, Марк наклонился, подождал, когда она подставит свои губки. Теперь они не боролись за первенство, а слились в поцелуе на равных правах.

Поцелуй получился горячим и долгим, и неизвестно, сколько длился -минуту или час.

Марк держал собственное напряжение в узде. Когда же почувствовал ее дрожь, узда лопнула. Оторвался от сладких губ, схватил девушку за руку и потащил кабинет. С разбега прыгнул на диван. Пока он расстегивал молнию, они сбросила стринги. На прелюдию, увертюру или как там называются предварительные игры не осталось ни времени, ни терпения. Оба были готовы к концерту.

Тиффани оперлась на его плечи и села, обхватив коленями. Он приподнял ее подол, взял за бедра и повел в нужном направлении, чтобы насадить на пенис, давно и настоятельно требовавший оказаться в теплом женском теле.

У входа произошла задержка, будто Марк натолкнулся на запертую дверь, и вдруг показалось, что собрался пенетрировать девственницу. Он никогда не имел с ними дела и не желал иметь. Едва не ослабил продвижение, но, вспомнив, что уже находился внутри Тиффани, легонько нажал.

Дверь открылась, приглашая гостя войти.

Он не ввалился, а тихонько проскользнул и, осаждая желание быстрее достигнуть глубины, отдал инициативу в руки партнерши – пусть руководит процессом, наслаждается в ей удобной манере. Доверял полностью: все, что хорошо ей, хорошо ему. Тиффани знала свое дело. Чтобы продлить удовольствие первого погружения, она не стала его форсировать. Пружиня на коленках, она опускалась по-улиточьи медленно, и путь показался обоим бесконечно длинным и бесконечно приятным.

Они проделали его в обратном направлении, потом в том же и повторили множество раз, с разной скоростью, с остановками на передышку и поцелуи.

Откинувшись на спинку и прикрыв глаза, Марк летал где-то под потолком, кругами или вверх-вниз, встречался там с Тиффани и, взявшись за руки, они летали вместе, дышали громко и в унисон. Иногда она ускорялась, убегала от него и, мелко дрожа, выдыхала сладкий стон. После короткой паузы начинала сначала, извиваясь всем телом.

Ее жадность и неутомимость удивляла и радовала. Развалившись на диване, Марк практически ничего не делал, лишь получал удовольствие. Чтобы совсем уж не выглядеть лентяем, гладил ее ноги – бедра и икры, на которых прощупывались крепкие мышцы. Видно, девушка дружит со спортом.

Вообще ее необыкновенно приятно трогать – гибкая, гладкая...

Только сейчас, занимаясь с Тиффани любовью, он понял, как сильно по ней соскучился.

Как по родному человеку.

13.

Наконец, первый взаимный голод утолился. Тиффани перестала двигаться и, тяжело дыша, упала Марку на грудь. Нашла еще силы обнять и чмокнуть его в шею поверх воротничка.

- У тебя тут красным намазано.

- Это от поцелуев. – Вдаваться в подробности не стал. Собрался проверить – она ревнивая?

- Только не от моих. – В голосе небольшое напряжение.

- От коллег. Мы тут праздновали немножко… Ты не ревнивая?

- Не знаю… Как-то не задумывалась. Не было случая. Знаю точно, что не дам себя обманывать.

- Что сделаешь – устроишь сцену, дашь пощечину?

- Нет. Просто уйду.

Самый умный выход. Благоразумная девушка.

- Не волнуйся по этому поводу, малыш, ладно?

- Ладно, - согласилась легко, как ребенок, которого успокоили конфеткой. – А ты ревнивый?

- Когда как… - сказал и сам задумался.

Неправда, что ревность – нечто отрицательное, пережиток прошлого. Она спутница настоящей любви. Если была с самого начала отношений, а потом пропала – значит, любовь прошла. «Когда как» у Марка означало: когда любит - ревнует, когда нет – нет.

Объяснять не стал. Сказал другое:

- Тебя уже ревную.

- К кому? – спросила удивленно и приподнялась посмотреть в лицо не шутит ли.

- Вообще. К возможному сопернику.

- И что бы ты сделал, когда его увидел? Тоже ушел?

- Нет. Я по натуре борец. Я бы с ним подрался. Или купил «узи» и расстрелял.

- Хорошо бы…

Как-то слишком трагично она это проговорила.

- У тебя кто-то есть? – спросил Марк. Надо знать, к чему готовиться.

- Нет-нет. – Ответ поспешный, потому подозрительный. – Все в прошлом. И потом. Я никогда не буду сталкивать мужчин лбами. И никогда не буду изменять человеку, который дорог. Это слишком большое унижение. И боль… Не волнуйся, я не связана обязательствами с кем-то другим. Я давно одна.

Похоже на правду. Она с таким азартом занимается сексом, что впечатление – крайне голодна.

Он поласкал языком ее раскрасневшуюся щечку.

- Тебе со мной хорошо? – спросил шепотом.

- Очень. Даже страшно признаваться.

- Почему страшно?

- Боюсь влюбиться...

- Не бойся. Я разрешаю. – Еще раз лизнул ее и не смог удержаться, чтобы не залезть под блузку проведать своих лучших друзей – ее грудки. Они встретили его гостеприимно, ощущались упруго, возбуждающе. – Это я должен бояться.

- Почему?

- Ты жутко приятная. Боюсь тебя отпускать. Пообещай, что сегодня не исчезнешь, как в прошлый раз.

- Обещаю.

Помолчал, дал время - ей отдохнуть, себе поиграть ее сосками. Прислушался к ощущениям. Они отозвались новой эрекцией, но повторять упражнение не входило в его планы.

- Давай выпьем шампанского.

- Давай.

Марк снял ее с себя и,   пока она искала и надевала стринги, застегнул брюки, разлил вино. Протянул рюмку Тиффани. Она взяла ее за ножку – признак хорошего воспитания и внутренней изящности. По таким мелочам определяется уровень человека. Марк брал рюмки только за ножки и считал это аристократичным. Но ни в коем случае не оттопыривать мизинец – жуткая вульгарность.

Уселись рядышком на диван: он обнял ее за плечо, она положила на его руку голову, подняла глаза к потолку. По блаженному выражению на лице было заметно – она все еще там летала.

Марк легонько чокнулся с ней, Тиффани перевела взгляд с потолка  на свой бокал и, вроде, не поняла – как он оказался в ее руке. Очнулась. Спросила:

- За что  пьем?

Мог бы сказать: за мой первый шаг в историю юриспруденции.

Нет, слишком высокопарно, высокомерно. Такими вещами гордятся перед врагами и коллегами. Дженифер бы тоже оценила, а на Тиффани впечатления не произведет – она с другой планеты, попроще. И ему с ней проще.

- Давай за то, что мы так неожиданно и так вовремя встретились. Согласна?

- Согласна.

Она кивнула и пригубила шампанского. Посмотрела на бурлящие газовые шарики.

- Какие они смешные...

- Кто?

- Вот эти газовые бульки. Бегут, торопятся к поверхности и сами не понимают, что там умрут. Исчезнут, будто никогда не существовали.

- Тебе их жалко?

- Да.

Марк с любопытством взглянул на Тиффани - ведь он ничего о ней не знает...

А что бы в первую очередь хотел узнать?

Много чего, но самое важное уже известно: терять ее ни в коем случае нельзя. Все остальное – мелочи, с которыми разберется потом.

- Тиффани, давай проведем вместе уик-энд.

- И что мы будет делать?

- Что хочешь. Съездим на пляж. Или в аква-парк. Или на автодром, погонять на автомобилях. Ты любишь скорость?

- Обожаю. Но на моей «Мини» особо не разгонишься.

- Поедем на автодром в Сан Франциско, возьмем самую скоростную машину. Какую захочешь. Научу тебя делать полицейский разворот на скорости. Ну, как в кино: полиция преследует преступника, а он неожиданно выскакивает навстречу. Нужно немедленно развернуться. И это не киношный трюк. Они делают это на самом деле.

- Здорово, – сказала Тиффани без энтузиазма.

Не интересуют машины? Не беда, у него масса других предложений, более подходящих для девушки.

- Нет, лучше пройдемся по магазинам. Устроим день шопинга. Куплю все, что пожелаешь. Фирменные джинсы. Или очки от Гуччи. Или парфюм. – Наклонился к ее шее, принюхался. Несмотря на влажные подмышки и капельки на верхней губе, Тиффани потом не пахла, лишь едва заметно чем-то свежим, крепким, скорее всего  дезодорантом. – У тебя сейчас духи или…?

- Дезодорант «горький лимон».

- А какие духи нравятся?

- Фирмы Дольче и Габбана.   – Тиффани оживилась.   Стала рассказывать, описывая словами и показывая на руках – как глухому. Манера эмоциональных людей, она понравилась Марку. Фужер мешал, и она, не долго думая, установила его между ног. – Раньше пользовалась «Шафали» от Ива Роше. Такой флакончик интересный, книзу удлиняется с одной стороны. Крышечка как купол. Но их почему-то перестали выпускать. Пришлось искать другие. Долго искала. Ты не представляешь, как трудно подобрать аромат. Вроде выбор большой. Заходишь в магазин, от флаконов в глазах рябит. А хорошего нет. Много перепробовала и все-таки нашла. «Голубой холод». Тонкий, прямо-таки волшебный запах. Дорогой, правда. Зато стойкий и отлично подходит на день.

- А на вечер?

- На вечер иметь отдельные духи – это роскошь… Да мне и не очень надо, - расплывчато ответила Тиффани и тут же продолжила: - Совсем недавно зашла в парфюмерный, просто из любопытства.   Привлекла меня золотая коробочка на полке «Д и Г». Подошла, понюхала… Ты вообще знаешь, как какие бывают категории ароматов?

- Ну, сладкие, морские…

- Да. Если грубо, то они разделяются на три группы: цветочные, сладкие и фантазийные. Еще брутальные – для мужчин. У каждой фирмы своя специализация. Вот ты какими пользуешься?

- Черная коробка, Хьюго Босс. Сегодня не пользовался, потому что работал в зале суда.

- Разве в суде запрещено пользоваться парфюмом?

- Не запрещено, но нежелательно. Вкусы у людей разные. Если мой запах не понравится судье или большинству присяжных, считай – дело проиграл.

- Ой, правда? Не знала, что на такие вещи обращают внимание…

- Там на все обращают. Но продолжай.

- Цветочные и сладкие я не люблю. Чуть переборщишь, и становятся приторными до тошноты. А эти понюхала – нечто необыкновенное. Невозможно одним словом описать. Запах такой… вкусный. Немножко от всего. И не приторный. Смесь мандарина, манго и фейхоа. Еще пальмы, кактуса и мокрого песка. Аромат, который ассоциируется с отпуском. С праздником, многоцветным и многоголосым, похожим на карнавал в Рио. У меня даже настроение поднялось. Подумала: накоплю денег, куплю обязательно.

- Накопила?

- Половину.

- Хорошо, куплю тебе «Дольче и Габбана» в золотой коробочке.

- Ой, я совсем не то имела ввиду! Спасибо, ничего не надо покупать. У меня все есть. Правда. – Тиффани от чего-то смутилась и, бросив быстрый взгляд на Марка, приложила ко рту бокал, будто заткнула себе рот.

«Ну, если учесть, что я третий раз вижу тебя в одной и той же одежде, то у тебя далеко не все есть, - подумал он. – Простенькая майка, сарафан.   На тележке лежит неновая сумка - смешная, с бахромой. Такие давно вышли из моды. Так. Рассмотрим девушку в манере Шерлока Холмса. Ногти аккуратные, без яркого лака – не любит выпячиваться. Бесцветным не покрасила, значит неважно ей. Волосы до плеч, ровные, но без определенного стиля. Так подстричь могут и подружки. Вообще, непонятно, из какого она общественного класса. Может быть и дочерью миллионера, и охранника в супермаркете.   Дочь миллионера не станет работать уборщицей. Значит - из семьи со скромным достатком. Хотя… именно там вырастают самые жадные. А эта поспешила отказаться от подарков. Вроде испугалась, что я приму ее за хапугу».

Вспомнил, что она не ответила на его первоначальное предложение.

- Ты не ответила. Насчет уик-энда.

- Ну... –  Замялась. – Не знаю. Уик-энд далеко.

- Далеко? Послезавтра.

- Я не знаю, что завтра меня ожидает. А послезавтра тем более.

- Говоришь загадками.

- Хорошо. Разъясню. Я никогда надолго вперед не планирую. Живу одним днем. Мне так удобнее.

Разъяснила не разъясняя.

Вообще-то девушка права. И не стоит настаивать, обижаться или продолжать допрос. Обещал делать то, что она хочет, должен сдержать. Свои желания подстроит под ее, осуществит по ходу дела. Не так уж много их, и честно признаться – большинство на предмет секса. Это к вопросу о примитивности мужчины…

Ну, с природой спорить бесполезно и ни к чему, тем более, что именно здесь их мнения совпали идеально.

Взял ее подбородок, повернул к себе, потянулся к ее рту. Тиффани потянулась навстречу. Первая прикоснулась к его губам, обняла своими, шустро просунула язык внутрь и прямо-таки заставила его подарить ей такой смачный поцелуй, от которого у обоих захватило дыхание. Нет, «заставила» – сильно сказано, он очень охотно отозвался. Понравилось распределение ролей: она проявляет инициативу, он вроде подчиняется, но держит ситуацию под контролем.

Когда оторвались друг от друга, Марк взволнованно прошептал:

- Хочу сделать тебе что-нибудь приятное. Только пожелай...

- Ты уже сделал... – таким же взволнованным шепотом ответила Тиффани.

Провела рукой по его щеке. Рука дрожала.

- Святая Мадонна… Никогда не думала…

Брови ее сдвинулись, глаза потемнели и стали похожи на непрозрачные озера, в которых поблескивала то ли глубоко спрятанная печаль, то ли радость – слишком большая, весомая, чтобы встречать ее беспечной улыбкой.

У Марка шевельнулась тревога.

- Милая, что с тобой?

Тиффани сморгнула. Черты расправились, лицо приобрело прежнее, умиротворенное выражение.

– Ты потрясающий мужчина. Мне хорошо с тобой, Марк. Сам не представляешь, как хорошо. Но не надо торопиться. И заглядывать в будущее.   Пусть все происходит естественным путем.

- Хорошо, сладкая моя. Ни о чем не беспокойся. Будем жить здесь и сейчас. – Тревога улеглась так же быстро, как возникла. Ее место заняло любопытство. Она только что сказала «Святая Мадонна» - так в Америке не говорят. – Ты верующая?

- Ну… немножко.

- Почему упомянула Мадонну, а не сказала просто «Господь»?

- У меня кровь наполовину итальянская. Подробности объясню потом.

- Потом так потом. На ближайшие пять минут план такой: собираемся и едем ко мне домой.

- И что мы там будем делать? – притворно-непонимающе спросила Тиффани и, приподняв голову, посмотрела сбоку, хитро – как он выкрутится. К ней вернулось легкое настроение.

Романтические отношения – это сплошь игра: флирт, притворство и прочие штучки, которыми женщины владеют в совершенстве. Они рождаются кокетками, а мужчины им подыгрывают. Весело обоим.

- Ничего особенного, покажу тебе свой новый телевизор, - нашелся Марк и глянул так же сбоку . - Согласна?

- Согласна. Только мне нужно закончить уборку.

Посмотрел на часы: без десяти двенадцать. Скоро с ресепшн придут охранники проверять этажи, не дай Бог, у них опять сбой в системе приключится или другая заморочка. Надо поскорее убираться отсюда. Сегодня ни случай, ни человек не разлучит его с Тиффани.

- Нет, у нас мало времени. Уходим немедленно. Оставляй свою тележку здесь.

- Ой, захватывающе! – Тиффани, сделала круглые глаза. – Завтра точно получу выговор от менеджера по персоналу.

- От кого, от Кларка, что ли? Ты забыла, кто здесь начальник.

- Ах, да. Тогда придется отвечать перед главным боссом, то есть перед тобой. – Сложила руки перед грудью, подняла брови в умоляющем выражении. Артистка. - Я скажу: простите, сэр, что оставила ваш кабинет в беспорядке. Была занята другими делами, более приятными. Можно расплачусь за недоработку поцелуем?

- Можно. Потом. А теперь уходим.

Взял ее за руку и, как маленькую, повел к лифту.

14.

Дорога домой превратилась в сплошное приключение.

На выезде из даун-тауна зашли в винный магазин, открытый двадцать четыре часа в сутки. У продавца было такое коричневое лицо, что непонятно – он белый или мексиканец, и помятое – то ли спросонья, то ли  с перепоя. На нагрудном бэджике стояло имя «Илия».

Тиффани попросила вино без газа. Илия снял с полки черную, плечистую бутылку со светлой этикеткой, где над средневековым замком желтыми буквами стояло название «Шато Монтелена».

- Лучшее калифорнийское вино, мисс, историческое, можно сказать. – Он уперся вытянутыми руками о прилавок и начал рассказывать низким, хриплым голосом, показывая, что не просто продавец, а знаток своего дела. – В тысяча девятьсот семьдесят третьем году в Париже устроили слепую дегустацию вин. Цель: сравнить, какие лучше – местные или американские. Одиннадцать судей, кстати все французы, независимо друг от друга поставили высший балл вот этому «Шато Монтелена». Поставили и, когда узнали, ужаснулись. Потому что сами развеяли миф, что «великие вина рождаются только во Франции».

- Интересно, конечно, но я красные вина не люблю, - заявила Тиффани, не дав сбить себя с толку красивыми легендами. – Есть у вас легкое, белое, некислое?

- Есть, - отозвался Илия. – Из того же хозяйства. Пожалуйста.

Выставил бутылку с зеленым оттенком и с горлышком, плавно переходящим в тело сосуда. Тиффани кивнула, Марк приобрел три и оставил чаевые по доллару за бутылку – все-таки парень старался, рассказывал, мог бы молча сунуть первое попавшееся вино и отправляться досыпать.

Пить за рулем не стал - и без того чувствовал себя как во хмелю.   Странно и здорово действовала на него Тиффани – как машина времени, возвратившая в далекую юность, когда для возбуждения хватало одной нескромной мысли или взгляда на полуголую девушку. Помнится, Зак смеялся, когда Марку пришлось срочно перевернуться на живот, чтобы скрыть неподходяще возникшую на пляже эрекцию. С тех пор он узких плавок не носил…

Чем ближе подъезжали к дому, тем сильнее становилось его желание, буквально – распирало. До смешного. Нет, до опасного – сидит за рулем и  совершенно не думает о дороге. Да, знал, что торопиться не стоит, впереди целая ночь. Да, осталось подождать самую малость, километров десять. Да, секс в машине неудобен, напряжен и может разочаровать. Но…

Уговоры не помогли - нетерпение росло и мешало сконцентрироваться на вождении. Не хватало аварию устроить в любовной горячке…

Нет, надо что-то предпринять.

А не слишком ли озаботился собственными проблемами, может, Тиффани вовсе не разделяет его энтузиазма? Сидит, притихла. Утомилась, спит? Посмотреть на нее и тоже успокоиться.

Повернул голову и… Лучше бы этого не делал. Она не спала и не собиралась. Глядела на Марка, наклонив голову - и веселые чертики прыгали в ее глазах. Или то были дорожные огни? Разбойница. Как у нее получается: смотрит снизу, а кажется - свысока и будто издевательски. Еще улыбается по-хитрому. Догадалась о его неудобствах? Не желает ли помочь?

Нет, отвлечься, поговорить о нейтральном.

- Разбираешься в алкоголе? – брякнул, что первое в голову пришло.

- Немножко. Крепкие напитки - виски, водка не для меня. Ром вообще ненавижу. Обожаю выпить вечером бокал вина. Перед сексом просто замечательно.

Поговорили на нейтральную тему…

Вдобавок из радио донеслись ритмичные звуки ударных и нежный голосок флейты, девушка запела про другую девушку, которая хочет всего лишь «найти парня на ночь». Та самая композиция «Ace of Base». Да, отвлечешься тут.

- Ой, моя любимая! – воскликнула Тиффани

- Если хочешь, сделай погромче.

- Нет, не надо, а то будешь отвлекаться. - Она серьезно или шутит? Сама его отвлекает, а сваливает на других. – Помнишь их клип? Когда-то я была прямо-таки влюблена в героиню. Хотела так же одеваться, такие же браслеты иметь. Например, вот этот металлический в точности как у нее. Еще долго искала черную кожаную куртку с заклепками, в которой она ходила в бар. Представляешь – нашла! До сих пор ношу. Она моя любимая.

Подпевая, Тиффани подняла руки и задвигалась точно как тогда, когда Марк впервые увидел ее в конторе. Она что – и сидя умеет танцевать?

Где-то читал: когда девушка поднимает руки, открывая подмышки, она на психологическом уровне приглашает мужчину к сексу.

Это слишком. Засмотрелся, едва не пропустил поворот.

Все, хватит заниматься мысленной мастурбацией.

Вгляделся в переднее стекло: где находятся? Удачно получилось, только что въехали в  Монтери Парк – тихий, темный и пустой. Марк свернул в неосвещенную аллею, неширокую и не-асфальтированную, выключил мотор. Внутренность машины освещалась только стоявшим вдалеке фонарем. Радио заглохло, Тиффани опустила руки и недоуменно спросила:

- Разве мы уже приехали? Ты живешь  в лесу?

- Нет. Хотел тебе что-то сказать... Иди сюда.

Освободила ремень безопасности, наклонилась.

- Что ты хотел сказать? – В голосе неприкрытое лукавство.

- Что я сексуальный маньяк. Хочу тебя постоянно.

- Ты сумасшедший. Если полиция увидит... - прошептала с опасением.

Опасение было напускным: слегка подпрыгнув на сиденье, она уже стягивала стринги. «Не стоило их и надевать, - пришла Марку запоздалая идея, - надо было сразу спрятать в... ». Не успел закончить мысль, как девушка уже сидела верхом, опираясь спиной о руль, взявшись руками за спинку кресла. Коленки поднялись до его плеч, но неудобств она не испытывала – тренированное тело позволяло приспосабливаться к разным позам.

Его самая чувствительная конечность получила, наконец, свою долю тепла и ласки, но успокаиваться не подумала – благодаря Тиффани, которую возбудило это маленькое дорожное приключение. Энтузиазм в сексе заразителен, и Марк, поначалу рассчитывавший на пятиминутку, не заметил как увлекся. Разложил кресло, и они занялись любовью столь неистово и увлеченно, что машина начала раскачиваться на рессорах и поскрипывать – вроде тоже от наслаждения.

Тиффани прыснула со смеху.

- Такое ощущение, что мы занимаемся сексом втроем.

- А ты извращенка, как я погляжу. Любишь групповой секс?

- Нет. Просто никогда не занималась этим в машине.

- Даже с одноклассниками, на заднем сиденье?

- Нет, в школе у меня не было бой-френда.

- Ну и как тебе новый опыт?

- Отлично! Эй, хватит болтать, занимайтесь делом, господин маньяк!

- Это ты виновата!..

15.

Когда, наконец, прибыли в Пасадену, стояла такая черная ночь, что казалось – звезды и луна устали светить и все дружно пошли спать.

В дом вошли через гараж. Несмотря, что после парка они еще два раза ненадолго останавливались в темных местах, взаимное притяжение не только не остыло, но разгорелось сильнее. Это закон взаимной любви – чем больше отдаешь, тем быстрее наполняешься.

Возвышенное настроение овладело Марком. Все-таки ночь – отличное время суток. Фантазии вырываются на свободу. Атомы любви пронизывают воздух. И тело. От них невозможно защититься. И не хочется. Он никогда не причислял себя к романтическим натурам - практичный до мозга костей, расчетливый, не склонный к сантиментам. Наложила отпечаток профессия: часто приходится сталкиваться с грязью жизни, тут не до высоких чувств.

В последнее время вообще не до чувств. Девушки, с которыми встречался для интима – Розалина, Дженифер тоже не выказывали эмоций, действовали сухо, по-деловому «только секс и ничего лишнего». Точно как дикие звери  – встретились, спарились, разбежались.

С Тиффани по-другому. Она сама девушка-загадка, и будто увлекла его в свой сказочный мир.

Неожиданно его гостиная, родная и до мелочей знакомая, едва освещенная лампочками по углам,   показалась комнатой в старинном замке. Тиффани – принцесса, он рыцарь. Ее собираются украсть, его убить. Им осталось вместе немного, всего несколько минут…

Избитый романтический сюжет, но когда он случается с тобой, переживаешь по-настоящему.

Марк готов был поклясться - с Тиффани происходило то же самое.

Едва встретились взглядами, образовалось короткое замыкание.   Бросились в объятия друг друга, будто не виделись целое столетие. Откуда страсть? Ах, некогда разбираться. Одежда слетела мгновенно. То, что быстро не расстегнулось – порвалось. Марк схватил девушку, бросил на диван. Навис могучим торсом.

- Теперь ты будешь меня слушаться, - прошептал и закрыл ей рот поцелуем.

Безопасность и комфорт дома придали уверенности, Марк чувствовал себя хозяином над всем, что здесь находилось, в том числе над гостьей. Отбросив деликатность, которая, в принципе не свойственна возбужденным самцам, он вторгся в нее и помчался галопом, будто собрался наверстать упущенное время и удовольствие.

Мелькнуло нечто неясное про кондом - не для собственной безопасности, а для ее. И тут же поймал себя на коварной мысли – хорошо бы она забеременела, тогда уж точно не сбежит.

Мысль мелькнула и растворилась, больше ничего связного не пришло. И не требовалось. Ощущения победили рассудочность, в голове - неясная нега, которая бывает во сне, когда теряешь осознание реальности и просто находишься в летающем состоянии между мечтами. Им нет преград, и все кажется возможным. Вот лазурное небо, которое ночью не темнеет, вот радуга, по которой можно прогуляться как по мосту, вот фея, которая своими дымчатыми глазами способна свести с ума…

И она не в зыбкой мечте, а во вполне осязаемой реальности.

Марк смотрел на стонущую под собой Тиффани и мечтал, чтобы это волшебство подольше не кончалось, чтобы подольше длился этот сон наяву...

Никогда он не испытывал ничего подобного, ни в период гиперсексуального тинейджерства, ни после - когда набрался опыта в постельных делах. Даже с Леонтин, его первой настоящей любовью, все было по-другому, очень хорошо, но по-другому. Он не знал причину особой привлекательности Тиффани и не хотел знать, просто занимался тем, что обоих воодушевляло.

Неизвестно откуда родилась мысль, отчетливая и удивившая самого Марка: кажется, я ее люблю. Удивился, потому что был скуп на признания, не разбрасывался ими направо-налево. Есть слова, которые не произносят в суете, их смысл именно в уникальности. За всю жизнь произнес «люблю», пожалуй, только один раз, очень давно, когда мастурбировал на фото девушки из «Плейбоя».

Тогда он ничего серьезного не имел ввиду, требовалось побыстрее кончить и только. Именно тогда понял фальшь произнесенного вслух слова, не имевшего наполнения. Девушка на фото мало для него значила - не женщина, а картинка, неодушевленный предмет, не заслуживающий любви.

А Тиффани заслуживала. Уже тем, что была рядом - живая, доверчиво отдавшаяся в его руки, возбудившая его желания и потрясающе удовлетворявшая их.

Чем дольше Марк занимался с ней, тем сильнее любил. Да, он произнес в уме это слово и знал, что оно не пустое. Он пока не высказал его вслух - пусть Тиффани сама поймет, она догадливая. Он давно прекратил чисто механические движения туда-сюда. Настало время превратиться из ремесленника в художника и заняться искусством любви.

Искусство не терпит спешки и требует особых условий – для полноты наслаждения. Марк выключил свет: в темноте обостряются органы осязания, эмоции сильнее царапают мозг. Лежа сзади, он ласкал Тиффани всем своим телом и каждой клеточкой, прислушивался к ощущениям и завидовал сам себе. Он медленно проникал в ее узкое лоно, которое каждый раз податливо раздвигалось, встречая добрым, расслабляющим теплом.

Он чувствовал внутри ее гладкие стенки, скользил по ним и, достигая глубины, упирался самой чувствительной своей частью во что-то мягкое, влажное, горячее. Такое трепетное, беззащитное, что дрожь пробегала по коже и сладко становилось во рту.

Не хотелось с ним надолго расставаться, и на обратном пути Марк уже мечтал дотронуться до этого места еще раз. Каждый раз замирал от любопытства и неопределенности – удастся ли достигнуть. А когда достигал, накрывало приятнейшее ощущение, ни с чем не сравнимое и невозможное выразить словами.

Марк впервые познал его с Тиффани, стремился испытать снова и снова. Это был самый сладостный в мире наркотик, дурманивший тело и сознание – они требовали новой дозы, иначе грозили свести хозяина с ума.

Вершина блаженства. Никакая внешняя сила - ни природная катастрофа, ни нашествие инопланетян не смогли бы заставить его оторваться от девушки. А какое удовольствие ощущать ее каждым сантиметром кожи!

В темноте Тиффани раскрепостилась абсолютно, хотя и раньше не отличалась стеснительностью. Отличная партнерша, она ни секунды не лежала неподвижно. Легко подлаживалась под ритм, двигалась гибко, уверенно, артистично, будто танцевала под Марком. Лежа на спине, бросала  бедра ему навстречу, принимала его на полную длину, через мгновение разъединялась, но не теряла контакта. Снова жадно, неутомимо стремилась навстречу, чтобы пригласить его вглубь, вскрикнуть от удовольствия и повторить все бесконечное количество раз.

Любовный состав двигался как хорошо слаженный механизм - без перебоев и остановок.

- Я... люблю... тебя... - шептал Марк, подтверждая каждое слово сильнейшим толчком.

- Я... люблю... тебя... - бормотала она в перерывах между стонами.

Это был момент истины. Шестым чувством, которое не ошибается, Марк  догадывался - девушка не врет.

16.

Это была сумбурная, сумасшедшая, какая-то нереальная, волнующая, будоражная ночь. Марк и Тиффани занимались любовью неистово, ожесточенно, страстно и самозабвенно, будто последний раз в жизни. Не могли и не хотели оторваться друг от друга. Даже в голову не приходило -  находиться рядом и не прикасаться. Когда отдыхали, лежали, не разъединяясь: руки-ноги сплетены, губы около губ.

Оба оказались как бы в магнитном поле, которое толкало в объятия друг друга, и противостоять было выше сил. Не имело смысла. Они вроде молча договорились посвятить ночь любви и с энтузиазмом исполняли обещанное. Они не отказывали себе ни в одном желании и получали удовольствие, которое, испытанное вместе, увеличивалось многократно.

Подниматься в спальню? Что вы. Это старомодно и провинциально. Гостиная - отличное поле для интимных поединков, лаборатория для любовных опытов. Они опробовали на прочность все предметы мебели, на которые наткнулись в темноте: диван – в первую очередь, кресла – естественно, салонный столик – оригинально, но жестко.

Самым удобным местом единодушно признали ковер с пятисантиметровым ворсом, лежавший перед телевизором. Он мягок, предоставлял достаточно пространства для осуществления фантазий и гимнастических трюков.

Сюда влюбленные возвращались всякий раз после занятий акробатикой на том или другом предмете, не слишком приспособленном для секса. Полезное разнообразие: после экстрима - в традиционной манере удовлетворить жажду иметь друг друга, которую испытывали постоянно, даже во время процесса.

Жажда казалась неутолимой. Едва оба падали без сил после сумасшедшей гонки, не долее, чем через пять минут желание возникало с новой силой. Стоило лишь невинно соприкоснуться, как пробегала электрическая искра, заряжала тела противоположными знаками и заставляла сближаться по законам природы.

Занимаясь любовью с Тиффани, Марк понял выражение «пребывать  на седьмом небе от счастья». В ту ночь седьмое небо находилось в его гостиной. Он был глубоко, полно и безусловно удовлетворен жизнью. Раньше тоже бывали счастливые моменты: получение диплома в университете, первая ночь с Леонтин, первая машина – цвета «перца чили» подержанный «Корвет», подаренный отцом на шестнадцатилетие.

Теперь эти вещи показались мелочью и суетой сует.

С Тиффани все иначе, настолько по-другому, что страшно и беспокойно – в хорошем смысле. От одного прикосновения к ней в душе рождалось ожидание чего-то необыкновенного. Наверное, с таким ожиданием  отправлялись на Дикий Запад первые переселенцы, а Картер открывал гробницу Тутанхамона.

С тем же любопытством Марк открывал Тиффани. Она давала не только физическое удовлетворение, но знание новых истин.

Любить – значит, распахнуться навстречу другому человеку. Впустить в себя его энергию и отдать свою. Это непросто. Современные люди закрыты и осторожны, любить не умеют: у кого-то неудачный опыт, у кого-то проблемы детства, замкнутый характер или элементарная лень. Они живут, окруженные привычными людьми и вещами, и не решаются шагнуть за этот круг. Сами себя лишают шанса увидеть, пережить что-то новое. Им кажется, что люди, с которыми часто общаются - их друзья, но почему столько самоубийств в Голливуде?

Самоубийство – высшая степень одиночества и внутренней пустоты.   Тот, кто любит и любим, не захочет добровольно уходить из жизни.

Любовь переполняла Марка, и хотелось надолго сохранить эту глубину и полноту. Тиффани подняла его ощущения на новую высоту – рекорд, который трудно будет повторить с другими. Нет, невозможно. Родственную душу встречаешь только раз. Родственную во многом. В главном. Мало разговаривать и отлично улавливать состояние другого - взаимопонимание, встречающееся, пожалуй, лишь у однояйцевых близнецов.

И не стоит задаваться вопросом - как такое возможно?

Игра случая, зигзаг судьбы, небесная закономерность...

Невероятная удача. Не верится себе. Марк чувствовал - Тиффани крепко засела в нем, как косточка в теле авокадо.   Чтобы достать косточку, нужно будет резать по живому.

17.

Он лежал на боку на ковре, подложив руку под голову, и смотрел на девушку в слабом луче торшера, светившего из дальнего угла гостиной. Почему-то торшер считается устаревшим предметом, хотя именно он создает по-старинному милый, домашний уют. Марк специально включил его - надоело в темноте натыкаться на мебель. Еще - чтобы происходящее отложилось не только в памяти тела, но и в памяти глаз. И чтобы в паузах продолжать общаться друг с другом, разговаривая только взглядами.

Разговаривать без слов легко. И честнее. Глаза не лгут, выдают самое потаенное.

Глаза Тиффани потемнели до черноты с синеватым оттенком, и если днем в них светилось миролюбие, то теперь уверенность и восторг. Марк ощущал себя триумфатором. Обладателем Оскара за лучшую мужскую роль.

Поднял руку убрать с ее лба прилипшие прядки. Наклонился, поцеловал мокрые волоски бровей, забыв о брезгливости и нелюбви к поцелуям. Значит, это самообман? Повод, чтобы не прикасаться губами к нелюбимым?

Выходит - да. Очередное открытие о себе.

Спасибо Тиффани.

Провел по ее щеке. Она чмокнула его в ладонь, и словно дала благословение двигаться дальше. Пока щекотал щетинистым подбородком ее шею, рука подобралась к груди, легонько сдавила, помассировала. Тиффани глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Притихшее было пламя встрепенулось, и Марк  с интересном наблюдал – как оно будет в нем разгораться. Рука накрыла ее живот, губы завладели соском, который торчал вверх и будто дразнил. Надо задержаться здесь подольше.

Сосок – чтобы сосать, Марк обнимал его губами, легонько подтягивал, потом сильнее, и тогда почти вся ее миниатюрная грудь оказывалась у него во рту. Потом отпускал, ласкал языком, облизывал - взахлеб, как облизывают тающее мороженое. Рука в это время гладила ее идеально плоский живот с дырочкой пупка.

Тиффани отвечала вскриком на каждую его манипуляцию и плавно выгибала спину.

Приподняв голову, Марк с наслаждением оглядел подчинившее его и подчинившееся ему тело. Опять пришла мысль, что Тиффани профессионально тренирована. Спортивна. Она имела выпуклые, крепкие икры и бедра, как у легкоатлетов. И необыкновенную, прямо-таки гимнастическую  растяжку. Однажды лежа на спине, она  подняла ноги и развела их в идеальный шпагат, чем потрясла и жутко его возбудила. Захотелось немедленно войти в нее, ощутить в своей власти это божественное тело.

Знал, что не встретит отказа или сопротивления.

Физическая и душевная близость - это величайшее доверие и наслаждение. Полный дзен, если объяснять его философию двумя словами «слияние потоков».

Ха, забавно. Занимаясь любовью, они постигли высшее знание?

Почему нет?

Хотя вряд ли Тиффани задумывалась над философскими вопросами. Достаточно, что она испытывала то же самое, даже эмоциональнее, чисто по-женски. Она не притворялась, не играла. Была искренна и открыта, давала понять - наслаждается близостью в полную силу и со всей отдачей, на которую способна.

Надо ее наградить. Рука двинулась дальше, достигла лобка. Он голенький, лишь аккуратно подстриженная, узкая полоска, как бы продолжающая разрез. Оригинально.

Нагнулся к животу, залез языком в ямочку пупка, покрутил. Девушка хихикнула.

Марк поднял голову.

- Хочешь, доведу до оргазма одними пальцами?

- А ты умеешь?

- Не веришь? Давай поспорим!

- Давай! На что?

- На поцелуй.

- Куда? – спросила и хитро прищурилась.

- Куда захочешь.

- Согласна.

18.

Давненько Марк не практиковал пальцы, несколько лет точно, последний раз было с Дженифер в начале их отношений. Не беда: это из тех умений, что не забываются, как умение кататься на велосипеде или плавать – единожды научился, сможешь всегда.

Урок под условным названием «Манипулятивное доведение девушки до оргазма» он получил от Даниэла Старки, того самого гинеколога. Он внял просьбам младшего кузена Зака и обучил парней тонкостям обращения с прекрасным полом. Физиологическим тонкостям, если точнее. Они важны не меньше романтических.

Неизвестно, каким он был доктором, а преподавателем отличным. Сначала объяснил на рисунках, потом показал пальцем на искусственной вагине, потом на надувной кукле для секса - что именно надо делать, чтобы завоевать восторженный взгляд партнерши.

Парни долго и усердно тренировались.

Орудуя в теле другого человека, надо следить за его реакцией.

Марк наклонился над Тиффани -  она смотрела насмешливо, мол, давай, покажи, на что способен. Усмехнулся в ответ. Целовать ее не стал, пусть не отвлекается. Прошелся кончиками пальцев вдоль промежности, не проникая вглубь. Прогладил ее нижние губы.

Легкими движениями водил по их кожице пока не ощутил, что они набухли и уплотнились. Раздвинул, нашел внутренние губки, они ощущались мягче, нежнее, чем те, которые у рта. Провел пару раз, Тиффани вздрогнула, закрыла глаза, сжала зубы, удерживая стон.

Не хочет быстро проигрывать, догадался Марк. Он на верном пути. Указательным пальцем зашел под верхний уголок, поводил по окружности, нашел в складочках место, где прятался клитор. Даниэл говорил, что клитор такой же чувствительный, как головка мужского органа. Собственно, он и есть женский пенис.

Им-то мы и займемся.

Прикоснулся к едва ощутимой шишечке, принялся с осторожностью поглаживать. Конечно, языком получилось бы лучше, но ведь спорили – что справится одними пальцами.

Шишечка увеличилась в размерах до горошины и затвердела.

Цель практически достигнута, остальное – дело техники. Он нежно массировал клитор, то надавливая, то возбуждая круговыми движениями, не торопясь, позволяя девушке прочувствовать и насладиться. Она охнула и застонала в голос, шевелясь от его манипуляций.

Вытянулась в полный рост, задрожала всем телом, судорожно вцепилась Марку в плечо.

Одной рукой он занимался с клитором, средним пальцем другой нашел ее интимное отверстие и вошел, вращая пальцем, словно буравчиком. Двигался туда-сюда, постепенно ускоряя темп. Несколько глубоких вхождений - и палец окропился горячей струей.

Тиффани выгнулась дугой и закричала – длинно, истерично, как фанатка на концерте поп-идола, готовая от счастья упасть в обморок. Соседи, если не спали, наверняка услышали ее через открытую дверь террасы.

Потом тело опало и обессиленно растянулось на ковре. Глаза – открытые, невидящие, уставились в черную бездну потолка.

Победно улыбнувшись, Марк поднес ко рту покрытый ее жидкостью палец и звучно обсосал. Еще облизнулся. Дал ей минуты две прийти в себя. Когда Тиффани пошевелилась, спросил:

- Ну, кто победил?

- Ты... – Голос слабый, мечтательный.

- А награда?

- Можешь просить, что хочешь.

- Хочу только одного. – Марк наклонился к ее ушку. – Тебя, моя королева.

- А. Так я твоя королева? – Тиффани оживилась. – Тогда как ты посмел меня ослушаться, презренный вассал! – сказала притворно-грозным тоном и шутливо шлепнула его по груди.

- Боже мой, что я такого сделал?

- Ну... ну... Ты посмел заключить со мной пари! Более того. Посмел его выиграть! За это будешь наказан. Жестоко.

- И какое же наказание вы мне придумали, Ваше величество? Только не бейте, я этого боюсь.

Посмеялись.

Марк обнял ее, придвинул к себе, шлепнул по попке.

- Так какое наказание придумала моя королева?

Тиффани сделала серьезное лицо и торжественно провозгласила, размахивая по-учительски указательным пальцем:

- Ты должен обеспечить меня, как минимум, тремя оргазмами. Только после этого можешь кончить сам!

- О, это действительно жестоко. Но я подчинюсь. С удовольствием.

И они снова занимались любовью, неистово и самозабвенно.

Опухшие от поцелуев губы не уставали шептать ласковые слова. Глаза излучали нежность. Тела разговаривали друг с другом на языке страсти...

19.

Только что закончили очередной акт в позе Камасутра – сидя на полу лицом к лицу, ноги обнимают бока друг друга.

- Фу, жарко, - сказала Тиффани, отлепившись от влажной груди Марка.

- Хочешь принять душ?

- Я от теплой воды разомлею, захочу спать. А мне сейчас так хорошо, совсем не до сна. Кажется, у тебя есть бассейн?

- Есть. Ночью холодно купаться. Простудишься.

- Не простужусь, я закаленная. К тому же холодная вода полезна для здоровья. Бодрит и заряжает энергией. В том числе сексуальной...

- Тогда пойдем!

Поднявшись первым, Марк помог Тиффани встать, взял за руку и повел к двери на террасу. Она стояла открытой – для естественной вентиляции. Но вентиляции не получилось: воздух внутри был плотный, тяжелый и не давал прохладному, внешнему проникнуть в дом.

В саду царило предутреннее безветрие и безмолвие. Вода, подсвеченная лампами со дна, стояла спокойно, и казалось, что бассейн накрыт стеклом цвета морской волны.

Ласковая свежесть обволокла голые тела. Марк вдохнул поглубже и подумал: почему они раньше сюда не вышли?   Секс на природе – самое здоровое времяпрепровождение…

Нет, плохая идея: Тиффани не любит сдерживаться, разбудила бы всю округу.

Прыгнул первым, без выкрутасов – ногами вперед. Вынырнул, махнул рукой, приглашая:

- Прыгай, нехолодно.

Тиффани немножко разбежалась и, оттолкнувшись от бортика, нырнула, так красиво сгруппировавшись, что он чуть не позавидовал.

- Умеешь нырять, - похвалил, когда она всплыла. - В собственном бассейне научилась?

Шутка. Бассейн – дорогое удовольствие, предусмотренное для частных домов. Девушки со скромными доходами обычно довольствуются крошечной квартиркой в многоэтажке, на пару с подружкой для облегчения бремени квартплаты.

- Конечно, в собственном, а что? – ответила просто, как само собой разумеющееся.

Правда или нет, Марк не разобрался, наверное, тоже шутка. Неважно. Научиться нырять в Лос Анджелесе не проблема, при желании сможет медведь.

- Здорово получилось.

Подплыл к ней, хотел обнять. Тиффани взвизгнула, подпрыгнула и юркнула на глубину, только голая попа сверкнула. Девчонка. Все бы ей играть. Проследил за ее силуэтом под водой. Плыла – руки вдоль тела, извиваясь телом и шевеля ступнями.   Настоящая русалка. Его личная…

Ее голова всплыла в другом конце бассейна.

- Марко!

- Поло! – отозвался он и поплыл, широко загребая руками.

Она стояла - вроде ждала. Когда же Марк приблизился, снова подпрыгнула и ушла головой в воду, показав попку – аккуратную и изящную как мисочка.

На сей раз он ее не упустил: поймал под водой, крепко схватил за спину и ягодицы, поднял на поверхность. Всплыли только головами, остальное находилось в воде. Ее выпуклости заманчиво скользили по его.

- Я – Марко, ты – Поло, мы неразделимы, - сказал с уверенностью, будто утверждал общеизвестное «земля и луна – попутчики навек».

Тиффани прильнула к нему, обняла, прижалась, и вскоре оба почувствовали тепло, вода как бы нагрелась от тел. Глаза девушки сверкали в колеблющемся свете бассейна, и как бы наполнились слезами. Она открыла рот -  хотела что-то сказать и не решалась.

Поцеловала его в подбородок.

- Мне так хорошо с тобой... Как никогда ни с кем не бывало... Не хочу расставаться... Даже на минуту...   Не хочу думать о расставании... – В голосе звучала печаль, неуместная в этот счастливый момент.

Подумал – она его разыгрывает. Отвлекает. Сейчас что-нибудь ляпнет смешное и попробует улизнуть.

- Не уходи сегодня. Я позвоню на работу, возьму выходной. Будем делать только то, что захотим. Только то, что ты захочешь.

- Нет, я не могу остаться. Утром мне нужно уехать.

- Но почему? Тебе же не надо на работу...

- Мне надо на учебу. Нельзя пропускать.

- Где ты учишься?

- В университете. У меня сегодня тест. Ах, не хочу о печальном... – Тряхнула мокрой головой. – Хочу о тебе. Возможно, не поверишь. В твоих руках чувствую себя спокойной и счастливой. Когда прикасаешься… Или смотришь… Пойдем на берег. Хочу снова ощутить тебя в себе. С тобой до ужаса приятно...

- И мне с тобой приятно, малыш. Ты чудо, о котором можно только мечтать. Счастье любого мужчины...

Вышли на сушу и, едва обтеревшись, устроились вдвоем на одном кресле.

После нескольких интенсивных толчков Марк позволил себе разрядиться. Впервые за вечер. Бурный, неистовый оргазм сотряс его, снял давно томившее напряжение. Сперма изверглась мощным потоком, как лава из вулкана, и на те мгновения, что она извергалась, Марк потерял ощущение бытия.

Опустошение – долгожданное и полнейшее.

О наступлении его он оповестил первобытным, совершенно диким рыком. С таким удовлетворением рычал предок, в одиночку заваливший мамонта.

20.

- Слушай, я не предохраняюсь, не боишься забеременеть? – осторожно поинтересовался, когда пришел в себя.

- Не боюсь. У меня капсула вшита, на пять лет.

Жаль. Ну, ничего. В ближайшие пять лет он и не планировал стать папой.

Повеял ветерок. Тиффани поежилась.

- Холодно? – спросил Марк. – Пойдем в дом.

Он шел следом и вдруг наткнулся  взглядом на  что-то темное на ее спине. Присмотрелся. Татуировка! Крупная, во всю спину. Деталей в рассветном сумраке не разобрал - нечто вьющееся, поднимающееся от копчика вдоль позвоночника и расположившееся по плечам.

Шевельнулось недовольство – на секунду, не больше. Да, он не любит татуированных девушек, считает их  вульгарными, но к Тиффани это не относится. Она не такая, как все. Она особенная, и особенно все то, что с ней связано.

Обернул ее в белое, махровое полотенце. Заметил сдержанный зевок.

- Хочешь отдохнуть?

Кивнула.

Хорошенько обтер ее, уложил на диван, лег сзади. Накрылись пледом до подбородков. Прижал девушку к себе, уткнулся носом во влажные волосы. Лизнул плечо. Оно слегка солоноватое на вкус, будто омытое морской волной. Какое незамысловатое удовольствие – лежать рядом, не думать ни о сексе, ни о поцелуях, вдыхать запах чистого, юного, женского тела. Которое принадлежит ему. Только ему.

Только ли?

Чем ближе рассвет, тем сильнее точит неопределенность. Беспокойство. Вроде Тиффани отвечает взаимностью, но…

Он практически ничего о ней не знает.

А что бы хотел знать? И зачем?

Может, она права, и не стоит спешить, планировать совместное будущее. Важно то, что сейчас. Им слишком хорошо вместе, не верится, что она захочет это разрушить. Не надо усложнять, беспокоиться, что Тиффани уйдет навсегда. Было бы нелогично. Да, она не ответила прямо ни на один его вопрос, но это ничего не значит. Они ощущают себя половинками одного целого, и не стоит напрягать голову об остальном. Все, что ему следует знать, она расскажет потом, по собственной инициативе. Главное - они нашли друг друга, и  впереди целая бесконечность. Вместе.

Стараясь шевелиться осторожнее, Марк поцеловал девушку за ушком, легонько, одними губами.

- Ой, щекотно! - Она приподняла голову, шепотом спросила: - Ты не спишь?

- Нет. Я тебя разбудил?

- Я не спала. Чувствую, как ты напряженно о чем-то думаешь.

Господи, как она узнала?

- Ты маленькая колдунья, которая умеет угадывать мысли.

- Расскажи, что тебя тревожит.

- Ну...

Вопросы затолкались, зашевелились. Что он, прежде всего, хотел бы спросить: кто ее родители? Где она живет? Чем занимается в свободное время? Кто ее друзья? Как очутилась в его конторе? Что думает об отношениях с Марком?

Кто она вообще?!

Нет, слишком серьезно, неподходяще, не стоит ее нагружать.

- Вот лежу, думаю. Ты такая вкусная, что хочется откусить кусочек. Не знаю, с какого края начать.

Хмыкнула.

- Не ешь меня, я тебе еще пригожусь, - ответила в тон. И серьезнее: - А если честно?

Пауза.

- Не хочу тебя терять, - выдавил из себя Марк. Почему так трудно признаваться в самых простых вещах? - И ничего о тебе не знаю.

21.

Тиффани помолчала.

Потом зашевелилась, повернулась к нему всем телом и уставилась своими переменчивыми глазами – сейчас они серые, будто переняли цвет от предрассветных сумерек. Обвела Марка сосредоточенным, изучающим взглядом, как доктор, собирающийся поставить диагноз лишь на основании визуального осмотра.

- Дорогой мой. Что бы ты хотел обо мне знать? Только не надо анкетных вопросов – рост, вес, место рождения. Спроси про что-нибудь оригинальное, про хобби, например.

- Кстати про хобби. Чем увлекаешься?

- Коллекционирую закаты.

- Закаты? Как это?

- Фотографирую. Самые удачные оставляю на память. Потом, когда время будет, сделаю альбом. Парочку лучших вставлю в рамку и повешу на стену. Ты когда-нибудь видел закат на берегу?

- Конечно, видел. Не раз. Как-то не зацикливался. Закаты все одинаковые.

- Нет, они разные. Похожи, но разные. Не бывает двух одинаковых закатов, как двух снежинок или песчинок. Представляешь, миллионы лет встает над землей солнце, миллионы лет заходит. И за все это время картинка ни разу не повторилась.

- Интересно. Делаешь селфи на их фоне?

- Никогда.

- Почему?

- Не хочу совмещать несовместимое. Природа вечна, мы смертны. Я уже говорила, я несовременная. Селфи не делаю. В фейсбуке не сижу.

- Я тоже, даже аккаунта не имею. Селфи сделал пару раз ради интереса - в самом начале, когда это вошло в моду. И все. Слушай, а мы похожи в несовременности.

- Отлично. – Чмокнула его в нос. Положила руку на его щеку. - А я бы полюбовалась на твое селфи. Ты красивый. И колючий!

- Когда у нас будет побольше времени, сделаю тебе щетиной массаж. Эротический.

- Ой, здорово! Буду мечтать на досуге.

- О чем еще мечтаешь?

- Как ты думаешь?

- Ну, если бы ты была обычная девушка, мечтала бы попасть в Голливуд. О Лос Анджелесе существует миф, что жизнь здесь крутится только вокруг кино, и каждый житель держит в столе  сценарий.

- Глупости. Хотя, доля правды есть. Я лично не имею ни сценария в столе, ни мечты стать артисткой. Эта профессия зависимая, как у проституток. Нет, хуже. Девушки, которые сюда приезжают со всей страны, соглашаются на все ради роли. Подобострастно заглядывают в глаза продюсерам, ложатся с ними в постель. Заводят друзей не для общения, а ради выгоды. Бегают по студиям, предлагают себя. Когда получают отказ, разражаются слезами. Мне не подходит. Я унижаться не люблю и фальшь ненавижу.

- Я тоже. Слушай, мы с тобой прямо-таки родственные души… Знаешь, что мне пришло в голову. Только не смейся. Если бы ты летела с парашютом и застряла на дереве, я бы примчался тебя спасать. На вертолете.

- У тебя есть вертолет?

- Есть клиент с вертолетом. Богатый. Недавно на аукционе в Лондоне он купил «Ролекс» за миллион фунтов. Эти часы носил Джеймс Бонд в «Живи и дай умереть другим». С Джейн Сеймур. Помнишь этот фильм?

- Джейн Сеймур помню, она красивую прорицательницу играла.

- Так вот. Я этому клиенту помог большие деньги сохранить. Он потом сказал: понадобится вертолет – скажи. – Помолчал. - Тиффани… Я тебя всегда буду спасать. И защищать.

- Мне еще никто таких слов не говорил… - прошептала неуверенно. - Не знаю, как воспринимать.

- Воспринимай серьезно.

- Значит, я для тебя не одноразовое развлечение?

- Нет. А я для тебя?

- Тоже самое.

- Значит, мы предназначены друг другу.

Тиффани закивала - часто-часто, будто испугалась, что одного раза будет недостаточно.

Главное выяснили, Марк перевел разговор на обыденные вещи.

- Ты уже была в отпуске?

- Нет.

- И я нет. Может, съездим вместе куда-нибудь?

- Я пока не могу… По семейным обстоятельствам.

Обстоятельства не объяснила, Марк спрашивать не стал.

- А если бы смогла, куда поехала? На Бали? На Кубу? В Мексику?

- Поехала бы туда, где мало людей. Или вообще нет. Чтобы никакой спешки и толпы. Есть далеко на севере остров Шпицберген. Там холод и полгода ночь. Белые медведи заходят в поселки, и жителям разрешено носить ружья. Там никто не ходит по улицам, уткнувшись в телефон - он не работает. Сигнал ловится только в одном месте - размером метр на метр и для его обозначения стоит символическая телефонная будка. Жители знают друг друга в лицо и помогают при надобности.

- Хотела бы там поселиться?

- Поселиться – не знаю… Посмотреть – да. Мне кажется там люди настоящие. Здесь в Лос Анджелесе всё подделка. Отношения, чувства, красота. Никому нельзя доверять. Дружба корыстная. Если с тебя невозможно поиметь выгоды, ты неинтересен. Здесь каждый сам за себя и делает что хочет. Бездомные лежат на тротуарах - никто не обращает внимания. И они не обращают внимания, делают свои дела, живут как в параллельном мире.   Я раньше часто ездила на метро. Но это сплошной стресс. Один мочится, не вставая с места – фонтаном. Другой блюет. Третий занимается мастурбацией. Ужас. На Шпицбергене нет бездомных, злых, фальшивых людей – они там не выживают. Кажется, там полярное сияние не только на небе, но и в душах.

- Хорошо сказала. Считаешь – на северном острове люди другие, чем в тропическом Лос Анджелесе?

- Да, теплее точно. Сердечнее. Здесь нужно быть жестким, чтобы не дать себя затоптать. Покрыться панцирем, очерстветь. Недавно смотрела реалити-сериал про клан Кардашьян…

- Тебе интересна эта бессмыслица?

- Нет. Иногда смотрю, чтобы быть в курсе. Знаешь, среди девушек только и разговоров про эту семейку. Надо же с подружками о чем-то болтать… Так вот. Отец говорит дочери «я тебя люблю», а сам сидит на другом диване и даже не делает попытки придвинуться, чтобы обнять собственную дочь! Не представляю – как можно говорить «люблю» и не желать прикоснуться.

- У них задавлены естественные эмоции. Я вот с удовольствием тебя обнимаю… Ты мягенькая и маленькая как котенок.

- Мяу! – Тиффани лизнула его в подбородок. – Обожаю обниматься с тобой.   Чувствовать тепло. Словами всего не скажешь. Прикосновениями – да. Они у тебя они ласковые. – Взяла его руку, вытащила из-под пледа. – Вот рука. Это самое сексуальное место мужчины. Особенно, когда выглядывает из закатанных до локтей рукавов рубашки.

- О. Неожиданно.

- Я влюбилась, когда увидела твою левую руку с закатанным рукавом. В тот самый первый день. Помнишь?

- Конечно.

- Жутко захотелось, чтобы ты ласково дотронулся ею до груди.

- Вот так?

- Да, так. А ты когда влюбился?

- Когда увидел твои розовые пятки.

- Ха! Смешно. А какое место считаешь самым сексуальным местом у женщины? Грудь?

- Нет, живот. У тебя с этим полный порядок. Кстати, умеешь танцевать танец живота? – И почему он про это вспомнил?

- Умею. Как-нибудь покажу. Наедине.

- Почему наедине? Стесняешься перед другими?

- Нет. Танец живота очень эротичный. Сразу захочешь секса… И я тоже – глядя на тебя. Ты меня жутко заводишь.

- А ты провоцируешь.

- Ой, когда это? – Встрепенулась и тут же опала. – Светает. Скоро вставать. Мне нельзя опаздывать.

- Жаль, быстро время прошло. Мы и не поговорили… Так много хотел спросить.

- Ну, разрешаю еще один вопросик. Последний на сегодня.

- У тебя на спине тату или что-то другое?

- Тату. Хочешь посмотреть?

- Хочу.

Легла на живот. Марк сдвинул плед и, проглаживая рукой по спине, рассмотрел рисунок.

Не рисунок, а целая картина в стиле боди-арт. От левой ягодицы плавно, через всю спину шла черная ветка орхидеи и  заканчивалась пышным соцветием на правой лопатке. На копчике – крупный, ярко-малиновый цветок, по бокам его - виньетки, похожие на кружева.   В центре цветка сердечко, на виньетках две буквы «С» и «Т».

Извиваясь, по ветке поднимается змея – черная с серым брюшком, голова ее покоится на левой лопатке, немного свесившись вниз. Змея выглядит добродушно – не выпятив ядовитые зубы, как обычно на татуировках, а улыбаясь закрытым ртом. Вместо зеленых глаз голубые, как у хозяйки.

Под ней три черных японских иероглифа и маленький пистолет.

В исполнении видна рука настоящего художника. Никакой небрежности или многоцветного балагана.   Контуры четкие. Краски насыщенные, но не приторно-слащавые как на обертках леденцов. Искусно наложенные тени создают впечатление объема. Каждая чешуйка на змее выписана отдельно, капли росы на лепестках блестят как настоящие.

Мастерство и стиль.

Шедевр.

Раньше Марк относился к татуировкам равнодушно, после случая с Леонтин - пренебрежительно, как к свидетельству вульгарного вкуса.

Эта понравилась.

Одобрительно покачал головой.

- Красиво. Что за змея?

- Анаконда. Не бойся, она не агрессивная. Можешь погладить.

- Могу даже поцеловать. – Наклонился, громко чмокнул змейку в синий глаз. – Оригинальный сюжет. Имеет какое-то значение или только для красоты?

- И то, и то. Давно хотела тату. Большую. Но они дорогие. Случайно появилась возможность сделать за полцены. У приятельницы брат – известный в Лос Анджелесе татуировщик, Кори зовут. Ему требовалась модель наколоть крупный рисунок - для портфолио. Я себя предложила.

- Наверное, долго длилось. Как же ты выдержала?

- А я терпеливая. Кори два дня работал, по шесть часов. Мне для отвлечения ай-пэд предложил с фильмами. Теперь моя разукрашенная спина красуется на его рекламных проспектах.

- Так ты у меня звезда.

- Конечно, - просто сказала Тиффани и кивнула.

- Сюжет сама придумала?

- Наполовину. Сказала Кори, какие вещи должны быть обязательно изображены. Он сначала на кальке нарисовал, показал. По-моему, отлично получилось. Не слишком разноцветно и непошло. Здесь много символов.

- Раскроешь их?

- Раскрою. Змея – самый популярный персонаж в татуировках у девушек. Символ мудрости, женственности. И сексуальности - помнишь, кто соблазнил Еву? Орхидея – символ выживания, приспособляемости к обстоятельствам. Красный цвет – жизнь. Пистолет – смерть. Сердце, естественно, любовь. Иероглифами написано «Покоряюсь только любви».

- Сама придумала или…

- Взяла из легенды про самурая. В далекие времена жил в Японии отважный и умнейший самурай Хиросэ. Ни разу не сдал он крепость врагу, не подвел друзей или командиров. Жил под девизом «Покоряюсь только любви». Очень любил своего сына. Но его убили в бою. Хиросэ опечалился. Сочинил стихи, посвященные сыну, в стиле танка:

В воздухе запах

Недавнего сраженья.

Деревья молчат.

Над старым замком Тонгу

Висит кровавый закат.

И сделал харакири.

- Печальная история…

- Да нормальная. В те времена воины частенько взрезали себе животы: если император умирал или совершили бесчестный поступок, предательство. Известен курьезный случай: два самурая совершили харакири, когда их мечи случайно соприкоснулись в момент торжественного прохода военачальника.

- А буквы «С» и «Т» что означают?

- Тут разрешается фантазировать. Можно в любом порядке. Например -Счастливая Тиффани. Или загадочное – Тотальный Секрет. Или эротическое – Терем Страсти. Или смешное – Тяжелый Случай. Или декадентское – Сладкая Тоска. Бесконечное количество вариантов.

- По-моему, тебе больше подходит – Страстный Темперамент. Или – Томление Соблазна. Это мое восприятие тебя. Иди-ка сюда, хочу видеть твои глаза... Какое значение ты сама подразумевала?

Тиффани легла на бок и заговорщицки проговорила:

- Страшная Тайна! – Улыбнулась. Но улыбка быстро загасла, уголки губ опустились. Глаза смотрели испуганно, вроде она и правда выдала нечто секретное.

Непонятно.

- Что же за тайну ты хранишь, моя маленькая?

- Извините, сэр, ваш лимит вопросов исчерпан. – Потянулась губами. – Лучше поцелуйте меня...

И они снова целовались и занимались любовью до самого последнего момента, когда солнечные лучи бесцеремонно пробрались в дом, нарушив их уединение, и уже нельзя было не вставать.

22.

Во время завтрака Марк сказал:

- Подвезу тебя до офиса. В гараже пересядешь на свою машину.

- Не боишься, что твои коллеги нас вместе увидят?

- Чего мне бояться?

- Ну, с утра, с девушкой, которая вчера убирала кабинеты…

- Что они мне скажут? Только позавидуют. И потом. Никто из наших не знает тебя в лицо. Ты моя «страшная тайна»! Пусть думают – новая сотрудница. Представляю, какой переполох поднимется в конторе из-за твоей мини-юбки!

Тиффани допила апельсиновый сок, отнесла в раковину. Не поворачиваясь, сказала:

- Я думала, ты постесняешься показываться со мной вместе.

- Глупенькая. Откуда такие мысли? Ты выглядишь потрясающе. Утром лучше, чем вечером. Любая голливудская красотка позавидует. Они-то спросонья помятые. А ты свеженькая как зорька. Хотя ночь не спала.

Марк обнял ее сзади, прислонился щекой. На столике у стены увидел три неоткупоренные бутылки «Шато Монтелена». Старинный замок на этикетках выглядел покинутым. Так будет выглядеть его дом, когда Тиффани уйдет…

Ни к чему грустить. Все идет отлично.

- Вино забыли попробовать.

- Ничего. Еще будет время.

- Ты сказала - не хочешь спешить. Согласен. Не буду торопить тебя. Только пообещай, что опять не исчезнешь.

- Я уже обещала.

- Это было вчера и не считается.

- Обещаю, что мы обязательно встретимся, - сказала Тиффани, как послушный ребенок - четко выговаривая каждое слово. Добавила тихо: – Я же умру без тебя… Ну, пойдем, а то неудобно боссу опаздывать из-за подчиненной. Ой, я вчера пылесос в шкаф не убрала!

- Не волнуйся. Попрошу секретаршу привести кабинет в порядок, - успокоил Марк и поцеловал ее в макушку.

Пока он поднимал крышу гаража и складывал крышу «Мерседеса», Тиффани копалась в сумке. Достала очки - в стиле шестидесятых: черные стекла, снизу округлые, с удлиненными кверху углами, похожие на кошачьи глаза. На дужке две перекрещенные буквы «С».

«Коко Шанель, наверняка, китайская подделка, - подумал Марк, выводя машину на проезжую часть. – Настоящие стоят несколько сотен, девушке не по карману».

Проехал по тенистым улочкам Пасадены и вырулил на магистраль Эррой Секо Парквэй, ведущую к деловому центру. Был час пик - машины выстроились одна за одной в пять рядов и продвигались вперед черепашьим шагом.

Стоял обычный для Калифорнии яркий, приветливый день без единого облачка на небе. Солнце щедро делилось с обитателями земли теплом и светом, под его лучами таяли раздражение и торопливость. Пробка? Пустяки. Обычное дело утром. Не стоит нервничать, минут через десять рассосется.

В умиротворенном состоянии Марк наклонился включить радио, искоса глянул на спутницу.

Она смотрелась стильно. Сверкающие каштановые волосы распустила по плечам, их игриво волновал ветер. Глаза спрятала за непроницаемыми стеклами, губы сложила серьезно. Подбородок гордо приподняла. Ноги положила одна на одну, правой рукой облокотилась на дверцу – изящно, непринужденно, будто позировала перед камерой. Неприступная, высокомерная. Аристократка до кончиков ногтей.

А еще час назад, в душе…

Хватит.

Отвернулся. Совсем. Влево. Там плелся пешеходной скоростью открытый «Форд Фокус» синего цвета с серебряным переливом. Водитель и пассажир глядели не вперед, а на Тиффани, и показывали Марку большой палец.

Он и сам знал, что везунчик.

Предъявив пропуск, заехал в подземный гараж, нашел пустое место, припарковался задом к стене. Выключил мотор, повернулся к Тиффани. Она сняла очки, посмотрела отчужденно, будто видела его впервые.

Странная метаморфоза.

Спросил:

- Дашь свой телефон?

Отрицательно покачала головой.

- Адрес?

Снова – нет.

- Почему?

- Пожалуйста, не спрашивай. Так лучше.

Не понравилась ее игра в загадки, но нет смысла настаивать. Катастрофы пока не произошло. В крайнем случае, он всегда узнает ее данные у менеджера по персоналу Стива Кларка. Человек в наше время тотального дигитального контроля не может исчезнуть бесследно, даже если очень захочет...

- Я сама тебе позвоню.

- Знаешь номер?

- Рабочий да.

- Запиши мобильный.

- Ручка есть? Напиши на руке. - Протянула ладонь.

Написал свой номер. Притянул ее к себе, хотел поцеловать. Она сухо ткнулась губами в его щеку и выскочила из машины.

Близость, которая связывала всю ночь, испарилась. Без следа.

Он тоже вышел. Проводил глазами ее фигуру - спину, короткую юбку, стройные ножки с розовыми пятками, которые однажды его жутко возбудили. Когда это было? Вечность назад.

С каждым ее шагом в желудок проникала тошнота, как после теплой водки с томатным соком.

Тиффани села в свою «Мини» насмешливого желтого цвета, вырулила в проезд, коротко посигналила, скрылась за поворотом, и Марк точно знал, что больше никогда ее не увидит.

23.

День прошел сумбурно, бестолково и непродуктивно. Марк был зол и, стараясь подавить зло, раздражался сильнее. С самого начала не удалось сосредоточиться на составлении и чтении документов. Оттолкнул стол – резко, будто тот чем-то ему не угодил, встал, вышел в коридор. Мимо проходили коллеги, поздравляли, и он не сразу вспомнил – с чем. Ах, да, вчерашний успех в деле Берекел. Совершенно неважно…

Он не запомнил, что ел на ланч и ел ли вообще. Общаясь с сотрудниками, забывал их имена, на секретаршу смотрел враждебно, как на иностранку, без грин-карты пробравшуюся на его территорию. Что-то делал, что-то говорил и каждую минуту, каждую секунду думал о ночи, проведенной с Тиффани. Глаза хранили память о ее глазах, пальцы – о ее коже, и не хотелось их мыть или здороваться, чтобы не стирать память.

А стереть надо бы…

Потому что он больше ее не увидит.

От одной этой мысли разрывалось сердце и закипал мозг.

Почему она не дала телефона, не назначила следующей встречи, вообще ничего конкретного пообещала? Значит, не позвонит, не придет, не вспомнит про него.

Нет, нелогично и несправедливо. Он ее обидел? Ерунда. Тиффани была прошедшей ночью так же счастлива, как он. Так в чем дело?

Сомнения, вопросы грызли. Требовалась хорошая доза отвлечения, и самое доступное лекарство сидело в соседнем кабинете. Воспользоваться секретаршей? Нонсенс. Разве после сладчайшего персика появится желание отведать пресный помидор? Со всем уважением к Розалине...

Закрылся в кабинете, захлопнул ноутбук. В теле усталость – не столько от бессонно проведенной ночи, сколько от бесполезно прошедшего дня. Измотало постоянное переключение со служебного на личное и обратно.

Марк  откинулся на стуле, уставился невидящим взором в стену.

Долго ли сидел - неизвестно, очнулся от визжащей пожарной сирены, донесшейся с улицы. Автоматически глянул на часы, задержался на руке, оглядел ее хорошенько. Тиффани сказала - это самое сексуальное место мужчины. Да, она любила целовать его ладони, лежать в его объятиях…

Интересно, что она сейчас делает?

Нет, неинтересно.

Если зависнет на воспоминаниях, окончательно расстроится.

Надо заняться собой, привести психику в порядок. Как? Припомнить философию Востока. Японская наука самосовершенствования говорит: живи, будто ты уже умер. То есть, не обращай ни на что внимания, стань холодным и равнодушным как камень.

Нет, не подходит. Камни не влюбляются.

У Далай Ламы что-то есть подходящее?

Кажется, нет. Он не имел отношений с женщинами, не может советовать.

Еще что?

Применить позитивное мышление.

Точно. Спокойно разобраться – когда и по какой причине зародилась тревога?

Началось со сцены в гараже. Почему он подумал, что больше не увидит Тиффани? Потому что поднял голову страх быть покинутым любимым человеком. Этот страх посеяла Леонтин. Со дня ее ухода прошло более пяти лет, и Марк думал, что поборол его.

Ан нет -  страх чуть было не поборол Марка.

Бросить его Тиффани не могла. Логически не вяжется.

Расстаться в самый романтический момент – в начале влюбленности, когда только что зародившиеся чувства прозрачны и хрупки, остры и трепетны? Такого просто не может случиться. Девушка не лукавила, когда наслаждалась его любовью. И обещала, что встретятся снова.

Только просила дать ей время. Не торопить, не навязываться, не подталкивать.

Действительно, у них все слишком спонтанно получилось, сначала секс, потом любовь. У нормальных бывает наоборот. Хотя – где обитают эти нормальные? Видел их кто-нибудь?

Причину нашел, настроение не улучшилось. Только ли сомнения тяготили душу? Конечно, нет. Откровенно признаться - заскучал. Жутко, болезненно. Захотелось увидеть Тиффани, сейчас, сию минуту – чтобы как по волшебству. Погрузиться в глубину ее дымчатых глаз, вдохнуть солоноватый аромат ее плеч, слизнуть с губ ее сладость.

Прогладить ладонями ее гибкое тело, такое отзывчивое к его ласкам. Нежным языком провести по нежной коже, чувствительными пальцами пройтись по чувствительным местам - довести до дрожи и самому заразиться ее страстью. И целовать… до забытья... до головокружения... до счастья…

Голову и правда повело.

Стукнул кулаком по столу - прекратить заниматься садомазохизмом и дежа вю! Вскочил, зашагал нервными кругами, рыча и скрежеща зубами, как голодный гризли в клетке. Остановился посередине, поднял глаза к потолку, призывая высшие силы на помощь.

Высшие силы промолчали, значит, надежда только на себя по принципу:   спасение  тоскующих – дело самих тоскующих. Марк вспомнил уроки йоги и мантры, которые их сопровождали. Принялся монотонно повторять в голове.

Отрешиться от внешнего. Выровнять дыхание. Успокоиться. Все идет хорошо. Не стоит себя накручивать. Только бередить душу. Нужно подождать. Всего неделю. Нет, всего шесть дней, до следующего четверга.

Он увезет ее домой и возьмет выходной на пятницу. Проведут вместе уик-энд. Три дня и четыре ночи. Марк сделает все и даже больше, чтобы ей понравилось. Нечто фантастическое, что ни один мужчина никогда не делал для женщины. На уровне Тадж Махала. Тиффани больше не захочет уходить.

Легко сказать – всего шесть дней... Как их прожить?

Попробовать ни о чем не думать. Ни о хорошем, ни о плохом. Взять работу на дом, чтобы занять голову. Двойная выгода: наверстает упущенное сегодня и нагрузит мозги. Тело утомить спортом - физические тренировки отлично помогают от душевных переживаний.

План следующий. Субботу провести на поле для гольфа. Кстати, давно пора новую клюшку купить для ударов на дальние расстояния - айрон номер пять, кажется.

А воскресенье? Позвонить Заку, съездить с ним куда-нибудь на природу, только без девушек с розовыми волосами и кольцами в носах. Если он вообще может обходиться без девушек... Ну, пусть пожертвует одним днем ради друга.

Или отправиться в Марина Дел Рей, у Старки там яхта на десять человек, отделанная внутри красным деревом. Когда он ее купил, вдвоем задумались над названием - оно должно быть устрашающим, чтобы  отпугивать морских демонов. Зак предложил «Адвокат дьявола», Марк «Улица Вязов». Натали отвергла оба, а своего не выдвинула.

Яхта была названа неоригинально, зато патриотично – «Техас».

Можно прокатиться на ней, половить рыбку в открытом океане. Если Заку покажется скучно вдвоем, пусть возьмет пару знакомых мужского пола. Выпьют пива, поболтают, позагорают на палубе. Короче, устроят ленивый день.

Так, план на выходные составлен, а чем заняться сейчас? Где провести вечер пятницы - лучшее время недели, когда не хочется думать ни о чем, кроме удовольствий.

Время, которое большинство людей проводят в компании с ...

24.

На столе зажужжал и зашевелился телефон, поставленный в режим трясучки. Бросился к нему и от спешки ткнул не в ту кнопку. Звонок сбросился, на экране высветилось имя и номер дяди Саймона. Наверняка звонил с поздравлениями. Эх, знал бы он сегодняшнее состояние племянника, позвонил бы с сочувствиями.

«Хватит ныть! » - приказал себе Марк и резко остановился. Время действовать. Отправился к шкафчику. Сдвинул дверь, выбрал легкие брюки и рубашку навыпуск - одежда в стиле casual, в которой удобно появиться и на пляже, и в ресторане. Переоделся. Оставил  деловой костюм на вешалке. Спустился в гараж.

Те восемь секунд, что опускалась крыша машины, придумывал - куда бы поехать. Только не домой. В развлекательный центр отправляться тоже желания нет. Там раздражает все: яркий свет, режущий глаза; электронная музыка, дробящая уши; кулинарные запахи, меняющиеся от ресторана к ресторану; рекламные экраны, призывающие приобрести ненужный товар.

И не только это. В пятницу вечером город накрывает цунами, наводнение из людей – налюднение. Ощущение, что население его за пару часов увеличивается втрое.

Вездесущие  туристы со всех частей света праздно шатаются в поисках острых, желательно - недорогих впечатлений. Собственные граждане ЭлЭй после рабочей недели торопятся занять очередь к развлечениям. Пьяные фанаты, пугающие прохожих, спешат на концерт или стадион. Шустрые дилеры, предлагающие кокаин или проституток, кучкуются на каждом углу.

Самодеятельные артисты, авантюристы, хиппи, панки, трансвеститы и другие нестандартные личности вываливают на улицу. Чтобы привлечь внимание, каждый изгаляется как может. Кто-то перекраивает внешность, чтобы походить на человека-змею или женщину-кошку. Кто-то делает экстремальный пирсинг, увешивает себя килограммами колец, шурупов, цепей. Кто-то демонстрирует нестриженные ногти, выросшие на метр, изогнувшиеся и закрутившиеся. У кого не хватает фантазии изощренно себя изуродовать - попросту раздевается до трусов, пошитых из национального флага.

Нет, вливаться в их фриковую толпу Марк не желал. Среди множества людей, радующихся жизни, острее ощущается собственное одиночество. Тиффани рядом нет, временную пару искать не собирается.

Повернул ключ зажигания и повел машину за город.

Вечер плавно перелился в ночь. Вместе с солнцем ушла изнуряющая жара. Ветер закручивался над передним стеклом как торнадо и мягко овевал лицо. Марк положил левую руку на бортик, правой держал руль снизу и чувствовал себя комфортно. Выехав на пустынный фривэй, включил систему «сruisе control» и убрал ногу с педали газа.

Заметил, что пришел в себя, не совсем, но почти - уже достижение. Наслаждался всем вокруг: послушностью машины, умиротворяюще урчавшей на гладкой ночной дороге; спокойной летней темнотой, приглушившей дневные краски и звуки; собственной печалью, из болезненной превратившейся в романтическую. Оставив далеко позади огни вечного праздника, свернул на указателе «Лонг Бич».

Вышел с автостоянки и прямиком - на улицу, ведущую к океану. Миновал ресторан «Гувер», где специально подобранные официантки в шортиках и с грудью от третьего размера подавали креветки и мидии. Дошел до бульвара, остановился на выложенным мозаикой полу у заборчика, за которым песок и черная вода.   Направо виднелись огни: белые - на мачтах крошечных яхт, цветные – на палубах прогулочных судов, красные – на трубах трансатлантика «Королева Мэри», навечно пришпиленного ко дну. Налево лежали темные, пустынные сейчас пляжи.

Свернул налево, где по обеим сторонам деревянной дорожки росли высоченные пальмы с бугристыми стволами и ветками на самом верху в виде озорных хохолков.

Не обращая внимания на зазывные объявления береговых ресторанчиков, обещавших самые свежие деликатесы по приемлемой цене, Марк направился в самый дальний конец пляжа.

Дорожка кончилась, с ней кончилась цивилизация - не сияли огни, не играла музыка, не шумели люди. Только природа и Марк.

Сняв сандалии, прошел по прохладному, скрипучему песку к самой кромке воды. Океан лежал неподвижной, масляной глыбой, лишь мелкая волна плескалась у берега. Тиффани сказала – каждый закат оригинален и не повторился за миллионы лет. А волны? Они накатывают на песок и отступают, оставляя после себя очертания, которые тоже никогда не повторяются.

Рассветы-закаты, приливы-отливы. Вечное движение - размеренное и предопределенное...

Могучая природная стихия, какое дело ей до мелких человеческих страстей? Природе не свойственны обида, любовь, ревность. Она выше этого, живет по своим законам. Вселенским.

Высшая мудрость или чей-то холодный расчет?

Нет, холодный расчет создал бы лишь однообразие, примитив и серость. В природе – многоликость, совершенство и красота. Все живое и неживое создано с любовью и благоразумием, в том числе человек. Значит, не зря дана ему возможность любить, восхищаться, страдать. Человек без эмоций – не человек, а пустыня.

Ветерок с океана овевал лицо, вода обнимала ноги. Марк скинул одежду и побежал в теплые, молочно-вязкие волны – торопливо, будто спешил на свидание с русалкой. Нырнул в черную пучину, оттолкнулся ото дна, проплыл под водой. Вынырнул и, высоко вскидывая руки, поплыл к еле заметному горизонту.

Плавал туда-сюда, пока не обессилел. Самому стало смешно, когда вдруг посреди океана руки отказались подниматься. Отдохнуть надо. Лег на спину, расслабился, отдался во власть волн - они мягко качали его на поверхности. Так ощущается невесомость на земле.

Смотрел на небо и все пытался поймать взглядом падающую звезду - загадать желание.

25.

Тонкий импульс, предупреждающий о скорой эякуляции, пробежал от промежности в отдел мозга, управляющий наслаждениями. Нервы разнесли по телу радостную весть. Мышцы напряглись в ожидании. Роберт глухо застонал и задвигался быстрее внутри Тиффани.

Через пару секунд исторг первую сперму. За один раз все выплеснуть не удалось, и освобождался несколькими интенсивными толчками. Он всегда был «стрелок» и считал это свидетельством мужской силы. Опустошив свой интимный запас, прикрыл глаза и выдохнул длинным звуком «А-а-а! » как дегустатор, отведавший чрезвычайно вкусного вина. Через пару секунд, когда острый оргазм спал, наклонился к девушке, поцеловал.

- Спасибо, милая, - проговорил хрипло. Он всегда благодарил ее в такие моменты. За все сразу: за секс, за молодость и вообще - за то, что она существует в его жизни.

Выходить Роберт не спешил. Продолжил пенетрировать – не толкаясь, а скользя, смакуя и наслаждаясь, поддерживая расслабляющую негу, разлившуюся в теле после семяизвержения.

Несмотря на солидные годы, он не испытывал неудобств в интимной сфере: ни снижения потенции, ни уменьшения сексуального позыва. Возбуждающих препаратов не использовал - Тиффани действовала на него лучше всякой виагры. Конечно, приходилось предпринимать определенные меры, не специальные, но общеизвестные - не пить, не курить, здорово питаться, заниматься спортом, чтобы сохранять ясность ума и крепость тела. И продолжать наслаждаться естественными функциями, которым теперь требуется поддержка, ведь это только в юности все происходит само собой.

Автоматизм, замешанный на молодом буйстве тестостерона, теперь не работает. Прошли времена бессистемного траха:   в любое  время, в любом месте и любой продолжительности - с партнершей, внешность и возраст которой не имели значения. Наступила эра регулярности и умеренности.

Шестьдесят четыре – не критический возраст, к нему тоже можно приспособиться. Чтобы оставаться полноценным в сексуальной сфере, Роберт разработал для себя метод, которому следовал фанатично. Самое главное - сдержанность в частоте свиданий, иначе пропадет возбуждающее ощущение новизны, притупится желание. И даже такая сексапильная красавица как Тиффани не поможет. Путем эксперимента установил: раз в неделю – самая приемлемая частота.

Метод работал, и Роберт надеялся с его помощью долго оставаться в форме - не до векового юбилея, но еще лет двадцать точно. Глупо отказывать себе в таком удовольствии, как Тиффани. Она для него больше чем только партнерша. Она – энергия его крови, аромат его жизни, огонь его сердца. Не хотелось даже представлять, что будет, когда он ослабеет как мужчина.

Застрелится.

Но не раньше, чем через двадцать лет. Да, к тому времени он устанет от жизни и окончит ее сам.

Эх, сбросить бы четверть века…

Но глупо жаловаться на то, чего не изменить. И грех. Он научился соотносить желания и возможности, сейчас они находились в балансе. Он благодарил Мадонну, что встретил Тиффани, и она принадлежала ему.

В день свидания обычно оставался дома - подготовиться ментально. Занимался только приятными вещами: отдыхал в шезлонге в тени тропического сада, который сам высадил и содержал в порядке, плавал в бассейне, фыркая и разбрасывая брызги, читал стихи итальянских поэтов, повторяя наизусть понравившиеся строфы:

Коль не любовь сей жар, какой недуг

Меня знобит? Коль он - любовь , то что же

Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!..

Так злой огонь?.. А сладость этих мук!...

Стихи о любви здорово заводили, и к приезду Тиффани он уже еле сдерживался.

Никогда не набрасывался голодным зверем, соблюдал определенный ритуал. Сначала – ужин вдвоем на просторном балконе с видом на море, горы и закат. В интимной обстановке: при свечах, с вином и официантами. Беседы ни о чем, взгляды, прикосновения, неопределенность… Которые иллюзия и самообман – оба знали чем закончится вечер. Но почему не дать волю фантазии? Иллюзии и самообман сопровождают нас в любви, возвышая, делая чище.

Ритуал Роберт соблюдал свято - дань романтизму, с которым у юных дев связаны представления об отношениях. Он-то сугубо практичный и циничный, к возвышенным материям не расположен, а Тиффани приземлять ни к чему. Очень не хотел, чтобы у нее зародилось отвращение к нему, подозрение, что использует как проститутку.

Это было неправдой.

Он любил ее. Страстно, глубоко, до сердечной боли. Как умеет любить мужчина, достигший возраста мудрости, повидавший и испытавший на своем веку такое, от чего обычный человек сошел бы с ума или бросился под поезд. Мужчина, слишком хорошо знающий цену добру, а особенно – злу, давно и бесповоротно продавший душу дьяволу. Мужчина, уставший от ненависти, и осознающий, что любит в последний раз.

Любовь нельзя было назвать «с первого взгляда». Впервые увидев, он собирался ее убить.

26.

До недавнего времени Роберт Ди Люка числился членом организованной преступной группировки под названием Ндрангета. Не рядовым членом, а лучшим киллером за всю ее стопятидесятилетнюю историю. Пару лет назад он по собственному желанию отошел от активной деятельности и вышел на пенсию.

Звучит нелогично, как известно - киллеры на пенсию не выходят, потому что долго не живут. Тем более невозможно добровольно выйти из мафии, только ногами вперед - в гробу.

У Роберта получилось почти невозможное.

Звание «лучшего киллера» он носил не зря. Метких стрелков много, а «лучшие» наперечет. Он не только имел острый глаз, твердую руку и железные нервы, но обладал на редкость сообразительным умом. Он заранее позаботился об обеспеченной, а главное – гарантированной, старости, приняв меры к личной безопасности, которые не нарушал. Мер много, они сводились к тому, чтобы как можно меньше людей знали его в лицо и вообще знали о его существовании.

Друзей не заводил, да в мафии такого понятия не существует, только «свои» и «чужие». Свои уважали, чужие боялись и предпочитали не связываться. Себе дроже: ликвидировать его сложно и может дорого обойтись. Пули его не знали пощады даже к близким родственникам, что уж говорить о врагах...

Бедная итальянская провинция Калабрия расположилась на самом «носке» Аппенинского «сапога», и жизнь после войны была там тяжела. Ландшафт гористый, климат непостоянный, условий для земледелия  нет, надежных дорог тоже. Вдобавок жители Монтофино разговаривали на особом язык «гресиано», который сохранился с античных времен, когда территрия была занята греками. Языка не понимали даже в соседних деревнях, что способствовало чувству оторванности.

Люди выживали как могли - крестьянским трудом или ремеслом. По старинке занимались «собирательством» даров природы. Роберто Ди Люка с малых лет ходил в леса за провиантом и на всю жизнь запомнил горьковатый вкус хлеба, замешанного на желудевой муке.

Однажды с двоюродными братьями Луиджи и Антонио наткнулись на туннель в горе. Долго стояли, обсуждая – входить или нет. Туннель рукотворный, вероятно неглубокий, мог оказаться складом разбойников и, если они сейчас на охоте, удастся чем-нибудь поживиться. О том, что хозяева могли быть дома, мысли не пришли.

Как самый шустрый, Роберто вошел первым.   В туннеле было сыро, темно и вообще неблагополучно, казалось - изо всех углов за ним следят горные духи. Где-то капала вода, и от этих размеренных звуков напрягались нервы. Эхо повторяло каждый шаг и шорох. Когда оно загудело не по-человечески, дети бросились бежать.

Роберто бежал последним. На выходе его кто-то поймал за вороник ветхой курточки, доставшейся от старшего брата Стефано.

- Ты кто? – спросил сурового вида мужчина таким грубым голосом, что мальчику показалось – сейчас он его съест.

От страха едва не позабыл собственное имя.

- Рр-о-б-бе-р-то... – промямлил еле слышно.

Мужчина прищурился, пригляделся.

- Ди Люка?

- Да-а-а...

- Зачем в туннель ходил? Только не ври, а то хуже будет.

- Еду искать…

- Твоего отца Тони зовут? – Мальчик утвердительно мотнул головой. - Мы с ним вместе в госпитале лежали. Он на всю палату письма от жены читал... Мелани, кажется?

- Да-а-а...

- А мы с тобой родственники, приятель.

- Как это? – Роберто не поверил. Всех родственников знал в лицо. Да их немного было: двое оставшихся в живых после войны братьев отца, их жены и семеро детей, двое из которых Луиджи и Антонио сбежали, оставив Роберто в лапах чудовища.

Мужчина непонятно объяснил про чью-то двоюродную сестру, которую отдали замуж в соседнюю деревню, и она теперь его мать, а девичья фамилия ее Ди Люка.

- Меня Джузеппе зовут, - представился мужчина, по-прежнему не отпуская воротник. - Голодный? – спросил чуть мягче.

- Да... – коротко подтвердил Роберто и замолчал: от жалости к самому себе в горле встал комок, предвещавший слезы.

- Еду заработать надо, - назидательно произнес Джузеппе и разжал, наконец, пальцы.

Роберто убегать не поспешил. Догадался – новоприобретенный родственник желает помочь.

- Я согласен.

27.

Так Роберто поступил в мафию. Тогда репутация ее была незапятнанной,   цель создания благородной - защищать права простых людей на отдаленных горных территориях, куда ни судьи, ни карабинеры носа не совали. Название Ндрангета означало «героизм», и Роберто свято верил в ее идеалы, представлял себя Джузеппе Гарибальди – борцом за права народа. Его приняли на мелкие поручения и платили настоящие деньги. Отдавая матери, он не признавался, каким образом заработал, да она не спрашивала: когда стоит вопрос выживания, тут не до морали.

Роберто прошел школу жизни ускоренными темпами и накрепко заучил уроки. Когда семья переехала в Новый Свет, он имел пять лет активного криминального стажа из тринадцати общего жизненного.

В новой стране он принял имя Роберт – на американский манер  и начал мафиозную карьеру сначала. Пригодился ранее приобретенный опыт. Учил язык, работая мальчиком на побегушках у тех, кто стоял выше по иерархической лестнице. Тренировался в мошенничестве на сверстниках - ловко манипулировал кубиками при игре в крэп, продавал негодные вещи, брал в долг и не отдавал.

На том - самом опасном для новичков уровне ему удалось выжить благодаря хитрости и умению кишками чувствовать опасность.

А также чрезвычайной жестокости.

В курьерах он не задержался – слишком зависимо и непрестижно. Начал убивать и сразу перешел в круг элиты. Получилось на удивление легко. Первой жертвой стал конкурент по продаже кокаина: явился на его территорию, переманил клиентов. Роберт коротко подумал – избить или убить? Целесообразнее принять радикальные меры. Зарезал его шилом в живот, молниеносным движением – пырнул и вынул. Шило выбросил, и никто никогда его не заподозрил.

Проблема исчезла. Осталось ощущение могущества и веры в себя, которые росли с каждым новым трупом, будто вместе с жизнью он забирал и его энергию.

Убивать ножом грязно и слишком интимно, проще делать это с расстояния. Перешел на пистолеты.

Оказалось - это его призвание, именно то, что хотел делать всю оставшуюся жизнь.

Стать профессионалом помог один человек по имени - или кличке? - Рафаэлло, взявший новичка под крыло. Бывший киллер, он дожил до седых волос благодаря тому, что после кровавой разборки единственный выкарабкался. Но оказался в инвалидном кресле. Мафия оставила его в покое.

- Запомни, хорошенько, - говорил Рафаэлло. Он не имел ни семьи, ни детей и был рад, что нашелся человек, которому можно передать богатый опыт. - Когда стреляешь, смотри человеку в глаза. Тогда не будет угрызений совести. Они только мешают. Заставляют руку дрожать, мозг сомневаться. Смотри в глаза – нагло, как хищник. Ощути превосходство. Оно пьянит почище бурбона. И подчиняет, в хорошем смысле. Только секс может сравниться с ним по остроте. Но после секса удовольствие быстро проходит, а после убийства остается с тобой навсегда.

В мафиозной семье решительность Роберта не прошла незамеченной, его стали продвигать на командные места. Сначала босс над уличными дилерами. Потом организатор новых торговых точек с правом подбирать персонал и между делом устранять конкурентов. Потом руководитель поставок наркотика и организатор подпольных лабораторий. Потом ему поручили подкуп полиции и выход на политических фигур, чтобы лоббировать интересы мафии на уровне штата.

Каждое задание выполнял со всей возможной отдачей, но с особым наслаждением убивал. Слишком нравилось ощущение почти божественной власти ему - выходцу из самой депрессивной итальянской провинции, где бесправие угнетает сильнее бедности.

Поговорка «нет человека – нет проблемы» имела для него буквальный смысл, и Роберт сделал ее своим девизом. Чаще всего убивал из пистолета, нож использовал в редких случаях, когда надо было убрать человека тихо. Для разнообразия иногда применял другие способы, изощренные - как тазик с жидким цементом, в который ставят еще живую, но полумертвую от страха жертву и бросают на дно водоема. Но прежде -пронзить ее высокомерным взглядом, чтобы увидеть поражение в ответ.

Именно этот последний короткий разговор глазами лучше всего подпитывает киллера - дает ощущение супер-власти. Иногда Роберт специально затягивал процедуру, стрелял не наповал. За те мгновения, когда человек осознает, что убит – испытывает боль, смотрит удивленно, слабеет в ногах, падает и чувствует, как вытекает жизнь, Роберт переживал удовлетворение как от оргазма.

Крайняя жестокость, за которую получил прозвище «Лорд Палач», он удивительным образом сочетал с набожностью. Носил с собой четки, освященные самим Папой: серебряная цепочка с бусинками из ароматического дерева, на одном конце – фигурка Иисуса, на другом – Мадонны. Перед тем, как шел на задание, коротко молился и целовал четки. После успешного завершения благодарил Мадонну, целовал ее лик.

С типично итальянской сентиментальностью Роберт относился к членам семьи. Тщательно оберегал братьев от влияния мафии и повторения собственной судьбы. Нежно любил родителей, купил им двухэтажный дом в Венеции рядом с обновленным Гранд-каналом, обеспечивал необходимым. Не забывал интересоваться самочувствием и не пропускал семейных праздников, даже если в тот же вечер предстояло убивать.

Когда от рака поджелудочной железы умер старший брат Стефано, он обливался искренними слезами и взял его семью на обеспечение.

28.

Однажды Роберт заглянул к Рафаэлло и увидел девушку, которая приходила помогать по хозяйству. Звали Лилия, шестнадцать лет – на пятнадцать младше его. В тот же вечер пригласил ее в гости и сделал любовницей, а через два года официальной женой.

К ней он питал самые трогательные, чистые чувства. Их ничто и никогда не смогло бы поколебать, в том числе случавшиеся на стороне интрижки, которые он изменой не считал: одноразовая партнерша все равно что живой кондом – лишь сосуд для его спермы.

Лилия происходила из неитальянского рода и по законам Ндрангеты не подходила для женитьбы, но ему было наплевать. Внешняя красота и гармония души его покорили, Роберт дал себе слово жениться только на Лилии и не изменил бы его даже под угрозой расстрела.

Ее мать-британка передала дочери необычные глаза, какие-то особенные, каких он никогда не видел на родине - приглушенно-синие, будто осеннее небо, прикрытое облачком. Отец, кубинский эмигрант - тоже Роберт, по фамилии Родригес, наделил дочку кожей цвета спелого абрикоса и по-южному неутомимым  темпераментом.

Супруги потрясающе подходили друг другу в постели. Взрывались от одного прикосновения, порой самого невинного. Когда Лилия уходила на работу, целовала мужа в щеку и приходилось минут на пять задерживаться, чтобы утолить внезапно вспыхнувшую страсть. Особо эмоциональный секс случался, когда Роберт возвращался после очередного убийства - возбужденный кровавым оргазмом и жаждущий сексуального.

Личную жизнь он держал закрытой и для собственной семьи, и для коллег из мафии. В отличие от последних, он  жену в профессиональные дела не посвящал. Она была его опорой и отдушиной в «мирной» жизни. Любимой хозяйкой дома-крепости, в стенах которой чувствовал себя очистившимся от грехов внешнего мира. Считал себя счастливчиком: другие мафиози снимали стресс наркотиками, выпивкой или сексом с проститутками из подшефного борделя. Роберту же лучшим успокоителем служила жена.

Именно с ней любил он посидеть вечером на коврике у камина, выпить по бокалу золотистого тосканского шардоннэ, послушать легкую музыку, посмеяться над чем-то, поболтать о пустяках. Потом они тут же на ковре занимались любовью. Иногда полчаса, иногда всю ночь. Ни одна женщина - ни проститутка, ни девственница, ни опытная матрона, ни чужая жена не дарила ему такого наслаждения, как Лилия.

Он стал ее первым мужчиной и научил всему, что считал необходимым. От природы сообразительная и темпераментная, она оказалась благодарной ученицей – в постели ничуть не стеснялась и не уступала мужу.

Частенько устраивали они шутливые соревнования, кто быстрее выдохнется, запросит пощады. Конечно, Роберт одерживал победу, но приложив немалые усилия. Впрочем, в сексе, как в Олимпийских играх - главное не победа, а участие. Соревнования заканчивались к взаимному удовольствию сторон.

29.

Не зря говорится «Все проходит» - и плохое и хорошее.

Однажды Роберт получил удар в спину. От кого не ожидал. От родной жены. От его милой Лилии. От той, за которую убил бы члена семьи. Которую любил так, что если бы она умерла, он лег бы рядом в могилу.

Лилия каким-то образом узнала о его «профессии». Роберт тщательно оберегал ее от всего, что связано с мафией, но рано или поздно такие вещи выходят наружу. Предполагал, что проговорился его подельник Луиджи Никаса, которого Роберт брал на особо ответственные задания в качестве прикрытия.

Они крупно поссорились.   Жена плакала - впервые на его памяти, просила порвать с преступным миром.

Что он мог ответить? Что из мафии просто так не уходят? Что слишком глубоко увяз? Что привык к чувству превосходства как к наркотику и не сможет жить иначе?

Но ведь она, чистая душа, не поймет.

Ну хорошо, допустим - удастся живым выйти из Ндрангеты, чем он будет заниматься «на гражданке»? Водопроводчиком – не умеет в говне возиться, продавцом – не умеет угождать. В полицейские податься? Страшнее предательства не придумать, пристукнут бывшие «свои».

Агентом по продаже страховок? Не подходит абсолютно. Сидеть в конторе с девяти до шести, принимать потенциальных заказчиков, расхваливать товар, сто раз на дню повторяя одно и то же? Да он первого же строптивого клиента расстреляет на месте! Заодно и весь отдел, убирая свидетелей…

В ту ночь они впервые спали раздельно. Потом Лилия сказала, что поживет у его родителей, ее к тому времени умерли. Потом Роберту пришлось срочно вылететь в Вегас на переговоры о разделе сфер влияния с индейской бандой из рода Лакота. Цивилизованно договориться не удалось, стороны открыли стрельбу.

Роберта ранили в живот, задели печень. Еле выкарабкался. После операции пришлось два месяца провести под капельницами и дышать с помощью кислородной трубки. Лилии не писал, не звонил. Что он ей сказал бы: извини, дорогая, приехать не могу, меня подстрелили в Вегасе? Каким образом, спросит она. Совершенно случайно. Проходил мимо казино, оттуда – какой-то сумасшедший с пистолетом, прицелился мне в печень и...

Только идиот поверит в подобную галиматью. А Лилии врать не хотел. И не хотел выглядеть перед ней слабаком, инвалидом.

Его ждал пустой дом. Одиноко, непривычно. Безмолвно. Роберт спешить не стал. На поклон к жене не пошел, через родителей дал знать, что вернулся. Она не ответила, и вскоре выяснилось – почему.

Когда скоропостижно скончался старший брат, семья собралась на поминки. Женщины плакали, в том числе Лилия. Но утешал ее не Роберт, а его младший брат Винченцо...

С того момента, по закону зебры началась черная полоса в жизни Роберта. На бизнес позарились новые конкуренты - восходящая звезда американского криминала – албанская группировка из Косово. Как любой новичок, желающий заявить о себе, они попирали правила, стреляли направо-налево.

Роберт надолго втянулся в мафиозные разборки.

Когда освободился, вернее, получил передышку, у Лилии и Винченцо родился ребенок. Они съехали от родителей и зажили отдельно - в недорогом пригороде Лос Анджелеса под названием Комптон брат купил просторный двухэтажный дом.

Что Роберту оставалось? Кого винить, убивать?

Только собственную тоску – методом утопления в бурбоне...

Семья распалась.

И не только семья. Жизнь распалась на две половинки: до Лилии и после. Закачались самые устои, психика не выдержала - впервые в жизни Роберт впал в депрессию.

Обиделся.

Обозлился - на всех скопом: на Лилию, брата, родителей, остальную семью, а также на Небо и судьбу. Сжег мосты. Выбросил четки, статуэтки Мадонны, распятия.   Жестоко разругался с матерью, обвинил, что потакала своему любимчику Винченцо, сказал, что ноги его больше не будет в родительском доме. Хлопнул дверью, прекратил всяческую помощь.

Номера их телефонов перечеркнул в книжке, чтобы не читались. Имена их перечеркнул в памяти, чтоб забыть.

30.

И забыл.

Даже когда умер отец, Роберт не появился на похоронах. Вычеркнул семью из жизни. Но…

Лилию вычеркнуть не смог.

Он продал свой дом-крепость в густонаселенном богачами Бел-Эйр, купил   виллу в Санта Монике с видом на океан и спрятался в нее, как в нору. Завел бодигардов, не столько для охраны, сколько для компании – чтоб было с кем перекинуться словом. За пределы усадьбы выходил лишь на «дело».

Днем играл в компьютерные игры, смотрел старые итальянские фильмы или порно, удовлетворял сам себя. Вечером выходил на террасу второго этажа, садился в шезлонг, смотрел вдаль. Закат бил в глаза и все, что находилось впереди, казалось черным: сад с цветущими кустарниками, прямые карандаши пальм на берегу, продавленный ногами песок, летавшие над океаном яхты.

Черными были и мысли Роберта. Каждый вечер он продумывал план мести. Он же итальянец, мафиозо и лучший киллер – гремучая смесь. Не должен прощать предательства. Он объявит им вендетту - несмотря, что ближайшие родственники. Они кровью заплатят за его унижение, очень большой кровью.

Убийство - самый верный способ решения проблем.

Что же его остановливало?

Надежда. Где-то глубоко, на самом донышке его испепеленной ненавистью души теплилась искорка, что Лилия одумается. Вспомнит их вечера, полные романтики и любовного томления, которое они по ночам утоляли на супружеском ложе. Неужели она их забыла? Неужели ей лучше с Винченцо? Не может быть. Он никогда не отличался охотой к сексуальным эскападам - тихий, почти застенчивый, истинно маменькин сынок. Что она в нем нашла?

Больно признаться, но Роберт все еще любил ее. Изредка,   украдкой, в машине с затемненными окнами ездил он по улицам Комптона без определенной цели. Но не просто так. Надеялся на случайную встречу, ведь бывает такое в кино. Вдруг она несчастлива с его братом? Вдруг она только и ждет, когда появится Роберт и увезет ее обратно домой – к камину, ковру и тосканскому шардоннэ.

Он готов. Он согласен. Он забудет ее предательство. И даже попросит прощенья - ради Лилии он готов задавить гордость. Жизнь наладится, будто ничего между ними не произошло. Он сделает все, что она захочет - уйдет из мафии, устроится на работу в контору… Нет, работать ради денег ему не надо. Он увезет ее на другой конец земли, в райское место – на Сент Бартс и каждое утро будет приносить в постель безалкогольную «Пина Коладу» с клубникой…

И однажды он ее увидел – счастливо улыбающуюся, беременную вторым ребенком. А от него она рожать не хотела! Роберт пришел в  бешенство, ее улыбка означала его провал. Он понял, что пока они живы, покоя ему не будет.

Проследил, где она живет.

Вечером приехал их убивать. Всех троих. Нет, четверых.

Дверь открыл Винсент. Увидел брата - улыбнулся. Последний раз. Роберт направил пистолет с глушителем ему в грудь, выстрелил три раза. Почему не в лоб? У него имелся собственный, сугубо личный,   кодекс чести. Зачем стрелять в лоб, портить человеку внешность,? Лучше в сердце - результат тот же, зато в гробу убитый  будет выглядеть как живой. Это была его маленькая услуга тем, у кого отнимал  жизнь.

Винсент еще успел удивиться и с тем выражением рухнул на пол. Роберт переступил, прошел по коридору, прислушался. С кухни доносилось шипение масла.

- Винсент, кто там пришел? – спросил голос, от которого у Роберта сначала задрожали поджилки, потом задрожала злая слюна на клыках. Вошел на кухню, увидел Лилию у плиты.

- Твой муж, - прорычал он.

Она резко повернулась. Прежде, чем успела сказать хоть слово, он выстрелил. Тоже три раза. Каждую пулю назвал по имени: Обида, Отчаяние, Одиночество, понадеявшись убить и их.

Лилия упала боком - медленно, осторожно, будто боялась повредить ребенку, лежавшему в животе. Будто это имело для его значение.

Под телом разливалась темная, густая лужа, похожая на масляную краску. Роберт посмотрел на бывшую жену и, к своему удивлению, ничего не ощутил. Ни сочувствия, ни сожаления. Ни удовлетворения, ни превосходства. Полнейшее равнодушие как к картинке из хорор-фильма.

Ее тело, обезображенное вздувшимся животом, ничем не напоминало то по-девически изящное, сумасшедше-привлекательное, которое он когда-то любил ощущать под ладонью...

Вышел с кухни и отправился посмотреть, нет ли в доме кого-нибудь из посторонних. Заодно поискать их первого, незаконнорожденного отпрыска. Роберт окажет ему услугу, избавит от участи сироты.

В гостиной и в спальнях наверху никого не оказалось. Может, ребенка отдали на вечер бабушке Мелани?

Эта случайность спасет ему жизнь.

Держа пистолет наготове, Роберт спустился опять на первый этаж. Услышал нечленораздельное ворчание на кухне. Неужели Лилия еще жива? Невозможно, три пули в сердце – гарантия на тот свет.

Выглянул из-за дверного проема.

Крошечная девочка с сосредоточенным выражением ходила по кухне - наклонялась к луже крови, макала ладошки и размазывала по шкафам. Заляпала столы, ящики, стены, собственный комбинезон, волосы и щеки. Затоптала красными следами пол. Не обращая внимания на труп матери, она болтала сама с собой на языке, непонятном для непосвященных.

Картина не для слабонервных: ребенок рисует кровью матери. При том лопочет счастливо.   И не осознаёт. И никогда не осознает...

Вышел из укрытия, поднял пистолет. Нажимать на спуск не спешил, по привычке ждал, когда девочка повернется лицом.

Направляясь к луже за очередной дозой «краски», она заметила чужого человека. Ничуть не испугалась, подняла на него ясные глаза цвета  подернутого дымкой осеннего неба, те самые - знакомые до смерти и любимые до смерти. Протянула доверчиво измазанные ручонки, показывая – вот смотри, что у меня есть. Улыбнулась.   Как родному.

В голове Роберта зациклило, в желудке захолодело. Никогда прежде  не стрелял он в маленького ребенка. Подумал – а, собственно, зачем? Только из любви к искусству? Что плохого сделала ему эта малышка? Виновата только в том, что унаследовала глаза, да за это не дают высшую меру. Она неопасна. Слишком мала. Даже говорить как следует не умеет. Она его не выдаст. Через пару дней вообще забудет, что произошло. Она и в данный момент не понимает всего ужаса.

Рука с пистолетом опустилась.

31.

Много лет спустя он благодарил себя, что не нажал на курок, иначе в его жизни не появилась бы Тиффани...

Нависнув над девушкой, словно утес над рекой, Роберт мерно покачивался, сохраняя тонус - сладко просто находиться внутри, ощущать ее и себя единым организмом, рожденным для удовольствий.

В жизни Роберт был законченным эгоистом, в постели с любимой - нет. Предварительные ласки не считал потерей времени. Ему нравилось постепенно заводить Тиффани, наблюдать за переменой настроения: сначала равнодушие – напускное, естественно. Потом заинтересованный блеск в глазах. Потом обнимает его руками и ногами. Потом дрожит. Его мужскому самолюбию льстило сознавать, что возбуждает до крайней степени нетерпения девушку в три раза моложе себя.

После убийства брата и жены - Роберт все еще считал Лилию своей женой - он более десяти лет жил как в дыму, который так и не осел после динамитного взрыва. Мало что запомнилось из того времени, значит, ничего важного не произошло. Все как обычно: войны с конкурентами, погоня за наживой, устранение врагов и тех, кого считал друзьями или которые считали другом его.

Когда находишься в бизнесе, где понятие «дружба» неактуально, понятие «семья» выходит на первые позиции. Роберту, воспитанному на патриархальных итальянских традициях было тяжко чувствовать себя одиночкой. Да, имелись партнеры, с которыми поддерживал деловые связи. Да, имелись приятели, с кем ходил в рестораны и бордели. Да, имелись телохранители, с которыми играл в карты и крэп.

Но по-настоящему близких людей, которые любят и принимают таким как есть, с которыми можно поболтать, посмеяться, отпустить внутреннюю пружину и снять палец со спускового крючка – таких Роберт не имел.

И никогда не будет иметь.

Эта рана саднила и углублялась.

И что обидно - некого винить.

Конечно, нельзя сказать, что жизнь совсем уж не удалась – скопил хорошее богатство и мог купить все, что продается.

Только зачем это? Жены, детей нет. Братья мертвы, отец тоже. С матерью отношения давно и безнадежно испорчены. Кому достанется его несметное состояние, ради которого вручил душу дьяволу в возрасте восьми лет?

Говорят – не в деньгах счастье. Роберт раньше не верил. Теперь убедился и затосковал. Вспомнил нищее детство, когда играли с друзьями в футбол самодельным мячом, набитым тряпками. Когда мастерили у отца в сарае нехитрые игрушки – машинки, самолетики. Когда на Рождество дарили друг другу подарки, сделанные из картона своими руками, и не было дороже тех подарков. Как спокойно и защищенно чувствовали себя в родительском доме, хотя не всегда ели досыта. И не печалились, наоборот - смеялись до слез, над пустяками, или вовсе без причины. Это было самое счастливое время.

Еще те несколько лет с Лилией. Но о них вспоминать не хотелось. Слишком тоскливо для души - или что там от нее осталось… Несправедливо судьба с ним поступила. А справедливо он обошелся с женой?

Тогда думалось – да. Теперь – нет.

С чего начался разлад? Они же сумасшедшее любили друг друга...

Любили?

Лилия – да, он никогда в ней не сомневался. А Роберт?

Знак вопроса. Если бы любил, пожертвовал всем ради ее счастья: распростился бы с мафией, с деньгами, со статусом в подпольном мире, даже согласился бы стать конторской крысой. А он...

Не сделал ничего.

32.

Сожаление резало по ране – тем больнее, чем чаще он думал о прошлом. А думал Роберт каждый день. Взглянул на судьбу со стороны. И будто прозрел. Раньше считал себя успешным, теперь – никчемным. Прошлое не удовлетворяло, будущее не вдохновляло. Настоящее болит, положительных эмоций – ноль.

Глодало раскаяние. За все, что сделал в жизни не так. Не по-Божески, не по-людски. За заблуждения, которые поставил на пьедестал. За семью, которой лишился. За собственную душу, которую погубил.

Все чаще приходил он на террасу – не полюбоваться на вечерний океан, а накачаться бурбоном, потерзаться угрызениями. Все чаще доставал верную «Беретту», клал на стол, чтобы всегда под рукой - не как защита от грабителей, а как лекарство от тоски.

Которое так и не применил.

Странно то, что жизнь Лилии, в сто раз ценнее его, он оборвал, не задумываясь, а свою – никчемную и глупую оборвать не хватало сил.

Искреннее раскаяние порождает желание исправить то, что можно. Мертвых не вернуть, значит, надо попытаться изменить себя. Как говорится «встать на путь истины», очиститься от зла. Начать поступать не по-дьявольски, а по-человечески.

Как это сделать? Бежать в первую попавшуюся церковь, исповедоваться неизвестно перед кем, просить о прощении неизвестно кого? Потом ждать ответа с неба? А если он задержится в пути?

И что толку от чужого прощения, если сам себя не простил…

Нет, церковь – это фальшь и показуха. Роберт хотел измениться по-настоящему.

Измениться на уровне тонкой материи - той самой души, остатки которой не вымыли реки пролитой крови и потоки денег, заработанных на несчастьях других.

Он прислушался к себе - не к материально рассуждающему уму, а к зову сердца.

И отправился в Комптон, где жила мать. Жива ли она?

Знал адрес, но зайти не решился. Ездил по улицам вокруг ее дома, изучил его до мелочей. Одноэтажный - когда-то желтый, теперь выцветший до бледности, с серой крышей. На дорогу выходили два окна, как два глаза, закрытые черными ставнями, и казалось – дом спал. У правой стены миниатюрный портик с двумя колоннами и треугольной верхушкой, за ним вход. На доме кое-где краска облупилась, и виднелись доски, начавшие рассыпаться. Ставни сидели криво. Покрытие из искусственной травы на газоне протерлось. Впечатление запущенности и финансового недостатка.

Ездил по улицам долго, до вечера. Увидеть мать не удалось.

Захваченный навязчивой идеей, Роберт стал  приезжать туда чуть ли не каждый день.

Первый шаг к обновлению.

За которым последовали другие. Он бросил пить. Отошел от дел, сославшись на возраст и нездоровье. Первое было правдой, второе – нет. Неважно. Он давно подготавливал себе преемника, так что с его уходом мафия потери не понесла.

Однажды, проезжая по улице, заметил - дверь открылась, и вышла девушка в коротком платье, слишком молодая, подросток. «Вероятно, помощница по хозяйству», - подумал Роберт и хотел нажать на газ. Что-то остановило. Что-то знакомое было в этой девушке. Еле уловимое. Из его прошлого - как она шла, чуть откинувшись назад, как поправляла волосы, отставив локоть…

Припарковался, вышел из машины.

- Не подскажете, где здесь ближайшая заправка? – обратился к девушке, когда проходила мимо.

Та повернулась, и мир вдруг накрыли сумерки, хотя была середина дня. Осталась только она – будто в ярком луче софита.   Роберт остолбенел. Ее глаза... Их нельзя спутать ни с какими другими. Он не видел их больше десяти лет: неясно-голубые, будто облака, отразившиеся в море. Глаза, в которых хотелось утонуть.

Лилия? Она воскресла и даже помолодела?!

Но этого не может быть! Его жена мертва. И ее неродившийся ребенок тоже. Нет, погоди... А первое их дитя… Та самая малышка, которую он не убил? Неужели это она?!

Девушка что-то говорила, Роберт не слышал. Она показывала на пальцах, он не обращал внимания. Она потрясла его за рукав.

- С вами все в порядке?

33.

Нет, с ним все было не в порядке. Находился вне себя. В полнейшем разброде и растерянности - впервые в жизни.   Лишь одну вещь осознавал: он не может потерять ее еще раз. Зачем, почему – дело второе.

Заставил себя очнуться.

- Вы мне ужасно напоминаете одну знакомую, - проговорил он деревянным голосом, до смешного ненатуральным. - Простите, ваша фамилия Ди Люка?

- Да, - ответила девушка и удивленно посмотрела на незнакомца. – Откуда вы знаете?

- А маму звали Лилия?

- Да. – Удивление в ее глазах сменилось настороженностью. – Вы кто?

- Не пугайтесь. Я ваш родственник. Роберт Ди Люка.

Девушка присмотрелась к мужчине. Настороженность растаяла, глаза потеплели, на губах появилась улыбка.

- Точно. Я вас узнала. Видела на фотографиях в бабушкином альбоме.

- Она жива? – Старался не выдавать волнения, но голос  дрогнул.

- Да. Мы вместе живем. Хотите зайти?

- Нет-нет. Сейчас не время. Тебя как зовут?

- Тиффани, - ответила она и церемонно протянула руку. Он взял ее мягкую ладонь и не отпустил. Прикрыл второй рукой.

- Послушай, Тиффани. У нас в семье сложились слишком неоднозначные отношения. Можно попросить не рассказывать бабушке о встрече со мной? Пусть это останется нашим маленьким секретом. Когда-нибудь, когда наступит подходящий момент, я обязательно ее навещу.

- Хорошо. – Тиффани кивнула и мягко высвободила руку. – Извините, мне пора.   Я в аптеку шла. Бабушке нужно лекарство.

- Что за лекарство?

- Для пищеварения. Флакорабин. Только у нее потом голова кружится, и надо лежать.

- Почему?

- Побочный эффект.

- А другое нельзя купить?

- Другие дорогие, - сказала Тиффани и сделала шаг в сторону,   собравшись уходить.

- Подожди.

Роберт потянулся к заднему карману за портмоне. Достал несколько двадцаток, щедрым жестом протянул Тиффани.

- Купи самые хорошие.

Она секунду помедлила, глянула вскользь на одежду, на машину. Человек не чужой. Взамен ничего не просит. Не бездомный, не бедняк, раз на «Феррари» ездит. Смотрит просительно, значит - искренне хочет помочь. Почему нет? Мелани – его мать. И неважно, что между ними произошло, в каждой семье бывает.

Приняла деньги.

- Спасибо. – На глазок прикинула сумму. – Куплю самые дорогие таблетки – швейцарские. Они в воде растворяются, пьются легко. И не имеют побочных действий. Спасибо, дядя Роберт.

- Называй меня просто Роберт.

- Хорошо, Роберт. – Тиффани вопросительно посмотрела на него: уходить не торопится, хочет еще что-то спросить? Про состояние матери или...

- Тиффани... У меня вопрос... – Роберт замялся, неожиданно для самого. Обычно он не робел с людьми, тем более – с женщинами, тем более – с подростками. - Можно мне иногда приезжать сюда, поговорить, справиться о здоровье бабушки? Ты не против? Но пока не буду заходить в дом. У нас старые проблемы, знаешь, как иногда бывает. Хочу постепенно налаживать контакт.

- Конечно, я не против. Вы  можете мне звонить. Запишите номер.

Не поверил собственным ушам. Удача! Тиффани не только отнеслась к нему без предубеждений, она согласна  поддерживать контакт. Значит, в семье ничего не знают... И не догадываются...

Записал ее телефон, попрощался. Тиффани отправилась по тротуару, Роберт сел за руль. Не сел, а плюхнулся - машина просела, недовольно пискнув. Коленки не держали, руки тряслись. Чтобы их успокоить, схватился за рулевое колесо. Взглянул в зеркало заднего вида, и молча ахнул. Тиффани была не только глазами похожа на мать, сзади вообще ничем от нее не отличалась. Та же хрупкость. Те же невероятно стройные, волнующие ноги...

Роберт вслух вздохнул, и получилось – вроде всхлипнул. Подступили слезы, сдержать их не нашел сил. Завел мотор,   медленно тронул машину. Слезы текли и мешали обзору, но Роберт их не вытирал. Чувствовал себя опустошенным. Или обновленным. В любом случае – изменившимся. Точно знал, что в лучшую сторону. В его внутреннем вакууме из пыли и пепла родилась надежда, только пока непонятно – на что. Почему-то ощущалась радость.

Доставил машину домой, бросил напротив виллы, предоставив слугам дальше позаботиться, сам отправился на берег.

День клонился к вечеру, людей на пляже немного, и они не мешали. Роберт прошел далеко-далеко – где кончался песок и начинались  каменистые дюны, туда даже нудисты не заходили. Опустился на валун, отполированный дождями и ветрами. Посмотрел на заходящее солнце в багровом ореоле.

Странные мысли пришли. Живет на свете шестьдесят лет, а ни разу не остановился, чтобы без суеты и спешки полюбоваться морским закатом среди причудливо раскрашенных облаков. Не прислушался к переливчатому голосу волн, которые торопятся на берег, потом также торопливо бегут назад, оставляя пузырьки пены и ошметки морской травы. Не взглянул на темнеющее от сумерек небо, не подстерег рождение первой звезды. Не подставил лицо океанскому бризу. Оказывается – его прикосновение нежно и тепло, как прикосновение любимых рук.

Не полюбопытствовал: сколько песчинок в пригоршне, что творится за горизонтом, почему не остывает солнце и как образовался Великий Каньон…

Не задался банальным вопросом: что нужно человеку для счастья?

Только не деньги - глупость, продолжающая жить в умах.

Любовь? Она обманчива, непостоянна.

А без нее нельзя. Что лучше – любить или быть любимым?

Когда-то он думал, что быть любимым. И ошибся.

Теперь он знает. Он даст себе второй шанс. Он полюбит Тиффани как Лилию и будет снова счастлив.

34.

Роберт воспрял духом, занялся собой. Поредевшие на макушке волосы сбрил налысо, остальные коротко подстриг. Сделал триммером модную щетину. Чисто белая – она гармонировала с его черными глазами. Нанял диетолога и персонального тренера. Уже через месяц выглядел на десять лет моложе - будто окунулся в живую воду.

Приучал к себе Тиффани аккуратно, без нажима и спешки, боясь спугнуть резким движением. Тактику выбрал самую простую и надежную, опробованную многими поколениями мужчин - завлекал подношениями. Являлся регулярно, два раза в месяц, обязательно с презентом – коробкой конфет, цветком или тортом. Спрашивал – что ей хотелось бы иметь, давал деньги. По мелочи - на модный лак, на колечко. Покрупнее - на сумочку, на джинсы. Ко дню рожденья Мелани дал на дорогой подарок с условием, что Тиффани преподнесет его от себя. Со статусом богатого, загадочного родственника расставаться не собирался – этот немножко романтичный ореол работал в его пользу.

Привыкнув к его присутствию и щедрости, Тиффани осмелела, стала садиться в машину – низкую, открытую, кроваво-красную «Феррари». И здесь расчет Роберта оказался верным: какая девушка, тем более не избалованная достатком, откажется от удовольствия покататься в престижном экипаже? Да еще рядом со старшим, импозантно выглядящим мужчиной, а не с прыщавым одноклассником, потным от сексуальной озабоченности.

Комптон – городок размерами с деревню, здесь каждый на виду, и про всех всё известно. К счастью, обошлось без слухов. Роберт держал себя в рамках приличий - при встречах-расставаниях позволял Тиффани поцеловать себя в щеку, сам не прикасался. Во избежание разговоров, вместе с ней в общественных местах не появлялся, вызывающе дорогих подарков не дарил. Выжидал своего часа.

И он наступил.

Однажды Тиффани обратилась с просьбой. Ей давно хотелось иметь смарт-фон. Желательно - последней модели, с широким экраном и качеством хай дефинишн. Чтобы чатиться с подружками и эсэмэсить. А также фоткаться, твиттерить и интернетить. Не на уроках, конечно - в свободное время. У всех есть, кроме нее. Чувствует себя нищенкой.

«Быстро же ты привыкла к ценным безделушкам, милая», - самодовольно подумал Роберт. Сердце стукнуло в горле, едва не лишило возможности говорить. Ответственный момент – его нельзя испортить…

- У меня с собой нет столько налички, - сказал как можно спокойнее. - Если хочешь, поедем ко мне. В сейфе лежит некоторая сумма, думаю, на смарт-фон хватит. Потом съездим вместе в магазин, помогу тебе выбрать.

Напрягся. От ее ответа зависело слишком много.

- Где вы живете?

- В Санта Монике.

Магические слова – они произвели впечатление. Тиффани не могла не знать: Санта Моника – самое дорогое место на побережье, городок миллионеров. Дома на первой линии с видом на океан стоили семизначные цифры. У Роберта именно такой - двухэтажный, дорого выглядящий снаружи и изнутри, с бассейном, гаражом, садом и двумя террасами.

В глазах ее загорелось любопытство. Еще доверие и гордость. Льстило иметь родственником мужчину, который удовлетворяет любые просьбы, к тому же, выглядит как образец успешности: загорелый, подтянутый, фирменно одетый. Вдобавок - живет в престижнейшем районе Лос Анджелеса.

Тиффани нетерпеливо переступила ногами на одном месте, будто вознамерилась идти в Санта Монику пешком.

35.

Роберт привез ее в свое комфортабельное логово одинокого волка. Захлопнул входную дверь и едва усмирил желание тут же наброситься на жертву. Сдержал его страх потерять девушку, еще не заполучив. Исполняя обещание, отсчитал доллары в сумме, вдвое превышавшей запрошенную.

- Здесь много… - сказала она со слабым протестом в голосе.

- Купи себе еще что-нибудь. Ну, там помаду или дезодорант.

- Нет, лучше крем от морщин.

- Крем от морщин… - эхом повторил Роберт и не заметил смешного подтекста – зачем юному существу средство от морщин.

Полная благодарности, она подошла его поцеловать и опахнула ароматом, которым обладают только чистые, невинные девушки.

У Роберта захватило дух.

- Хочешь осмотреть мою хижину? – спросил хрипло от жуткого волнения. Не хватало начать заикаться... – Здесь отсутствует женская рука, но, уверен, тебе понравится.

- Разве вы неженаты? – простодушно удивилась Тиффани.   Не может быть -  богатый, отлично выглядящий мужчина и одинок?

- Я давно один. Ни жены, ни подруги не имею,   – проговорил Роберт и испытующе взглянул на гостью. – Ты у меня одна.

Она довольно улыбнулась - бесхитростная, не избалованная вниманием, не научившаяся скрывать чувства. Ей понравилось быть его единственной, значит - потенциально согласна на что-то большее.

Он на правильном пути.

- Пойдем на второй этаж, - предложил. – С верхней террасы открывается чудесный вид на побережье. Это мое любимое место в доме. Сидишь в кресле между городом и океаном, и никто не мешает философствовать. Приятно ощутить себя частичкой вселенной. Когда видишь перед собой безграничное водное пространство, забываешь повседневную суету. Только ты и океан...

Выход на террасу - через его спальню. Не зная того, Тиффани кивнула послушно, как овечка, которую пригласили на бойню, а она подумала, что на зеленый лужок. Окружающее богатство ее ослепило и оглупило. Отправилась к лестнице.

Поднимаясь вслед, Роберт пожирал глазами фигурку, к которой не прикасалась рука мужчины. Ее попка, едва прикрытая короткой юбкой, покачивалась как лодочка на волнах, дразня и испытывая его терпение. Представил, как он срывает эту никчемную юбку, раздвигает ее умопомрачительные ножки и прямо на лестнице овладевает сокровищем, достойным миллионов.

Нетронутой он ее не выпустит.

Желательно, чтобы она согласилась добровольно. Роберт сделает все, чтобы ей понравиться. Они станут любовниками. Надолго. Навсегда. И наступит счастье…

В спальне Тиффани приостановилась, оглядела роскошный интерьер в итальянском стиле и в трех цветах. В центре кровать до того огромная, что казалось, накрывшись одеялом, на ней можно потеряться. Спинка с плавным возвышением посередине похожа на спинку трона. Матрас высокий и даже на вид мягкий, накрыт белоснежными простынями до пола и толстым, серым пледом поперек. Стена сзади задрапирована шелковыми, волнисто спускавшимися шторами болотного цвета – наподобие маленького балдахина.

По обеим сторонам кровати – белые пузатые ночные столики, над ними – овальные зеркала в золотых рамах. У одной стены мягкий диван, весь плавно изогнутый – ножки, подлокотники, спинка волной, со множеством подушек. У стены направо от входа – большое зеркало, низкий белый комод, на нем ваза с живыми цветами.

Спальня, которой не побрезговала бы принцесса.

- Никогда в жизни не видела подобной роскоши, - прошептала Тиффани и растерянно повернулась к хозяину дома.

Роберт осторожно привлек ее к себе. Обнял одной рукой, другой поднял подбородок.

- Все это может стать твоим. Если захочешь... – проговорил многозначительно.

«Интересно – каким образом? » - было написано на ее личике. Чтобы разъяснить, требовалась помощь.   профессионала. И он - очень  удачно - стоял рядом. Роберт не стал пользоваться словами: в любви лучший пример «делай, как я» - наглядный и не требует усилий от мозга. Принялся целовать ее лоб, щеки, приблизился к губам. Легонько подтянул их, стараясь удерживать собственную слюну, чтобы Тиффани не захотелось плеваться.

Губы не сопротивлялись и не отвечали. Были нецелованные.

36.

Ему польстила мысль о собственном первенстве.

Разыгралась фантазия. Он будет ее первым мужчиной и возьмет последствия на себя. Он откроет ей дверь во взрослые отношения, научит всему необходимому, пробудит ее страсть. Покажет, как получать удовольствие и как доставлять. Он подарит ей вещь, которой нет материального эквивалента - любовь. И получит любовь в ответ – все, что ему нужно.

- Научу тебя целоваться, повторяй за мной, - прошептал он и пошевелил языком ее губы. Они раскрылись, впустили его внутрь. Языки встретились и сплелись, пробуя друг друга на вкус.

Это длилось долго. Тиффани задохнулась, отклонилась, жадно глотнула воздуха. Она еще не научилась одновременно дышать и целоваться. Отдышавшись, сама потянулась к его губам - ей понравилась игра. Но когда он начал задирать юбку, испуганно отпрянула и посмотрела с укором.

Роберт задержал ее в объятиях.

- Не бойся, маленькая. Доверься мне и ни о чем не беспокойся. Ты слишком дорога. Я твой родственник и не причиню вреда. Хочу лишь сделать приятно.

- Но мне только четырнадцать... Я не собиралась... – пробормотала  неуверенно.

- Послушай, дорогая. Когда-нибудь все равно придется начинать. Так лучше с опытным, взрослым мужчиной, который тебя... – хотел сказать «любит», но побоялся, что прозвучит высокопарно и неправдоподобно. - ... который тебя побережет. Лучше со мной, чем с неумелым мальчишкой-подростком. Они торопятся, сопят от нетерпения, желают поскорее удовлетворить себя и не думают о партнерше. Неудачный первый опыт оставляет травму в душе девушки. С тобой такого не произойдет. Знаю, как вы романтичны. Желаете не грубого секса, а любви  и ласки. Именно это хочу тебе дать. Только не сопротивляйся. Признайся, тебе приятно со мной?

Тиффани опустила глаза и смущенно кивнула. Они и сама частенько задумывалась – как это произойдет с ней?   Украдкой, спешно, где-нибудь в парке на заднем сиденье машины или у парня дома, когда не будет родителей. Парням в наше время доверять нельзя: удовлетворят себя, еще сделают неприличное фото, поставят в инстаграм на всеобщее обозрение. Объявят девушку шлюхой, будут насмехаться и травить…

Нет, Роберт прав на все сто. И как он догадался, что нравился ей как мужчина? Частенько по ночам возникали в голове ее нескромные картинки. Вот они одни на приморском бульваре, Роберт прижимает ее к себе, и нечто твердое, что прячется в его джинсах, упирается ей в лобок.   Он целует ее взасос, опускает руку по шее ниже - к груди, сжимает, и томление разливается по ее телу. Дыхание  ускоряется, становится жарко…

Но чтобы картинки осуществились, не смела даже мечтать. Была уверена – дядя воспринимает ее как ребенка. Наверняка женат или имеет любовницу. Жутко обрадовалась, когда узнала, что он одинок.

Роберту можно доверять, он не чужой. Сделал много добра - ей и Мелани. И еще сделает. Он откровенен. Смотрит влюбленными глазами. Отлично выглядит, несмотря на возраст. Любая подружка позавидует, если  узнает, в каких хоромах Тиффани потеряла девственность.

- А это больно? – задала вопрос, который волнует всех девочек.

- Обещаю, ты ничего не заметишь.

37.

Обещание не было пустым, Роберт знал, что делать - она у него не первая невинная.

Вторая.

От его уверенного голоса Тиффани успокоилась, расслабилась. И проявила инициативу. Потянулась к нему за поцелуем. Обняла, прижалась теснее, уперлась в грудь упругими сосками, и будто пронзила током. Он  понял, что победил. Сорвал главный куш в рулетку судьбы, выиграл миллион в самой твердой валюте. Нет, больше. Выиграл Тиффани.

Он целовал ее и раздевал одновременно. Отнес на кровать, положил на мягко прогнувшийся матрас, лег рядом и принялся ласкать, бесцеремонно прикасаясь к самым интимным местам.

Значит, так и надо, пронеслось у Тиффани глубоко в подсознании. Ни смущения, ни раздражения не испытала. Было приятно ощущать себя взрослой. Волновалась от предвкушения. Скоро она станет женщиной. Настоящей. Которая нравится. Которая возбуждает такого богатого и много повидавшего мужчину, как ее родственник. Нет, не родственник, просто – Роберт.

Хотела сильнее ему понравиться и не лежать бревном. Последовала совету «делай как я» и, не отвлекаясь от поцелуев, поводила рукой по его телу, осторожно – будто изучая, потом смелее, активнее. До главного мужского органа пока не дотрагивалась - сомневалась, стеснялась и вроде ждала разрешения.

В паху ее что-то шевельнулось, коротко напряглось и отпустило, оттуда пошло тепло к ногам – они вытянулись и расслабли. Это было нечто новое, непознанное и увлекательное. Тиффани не ожидала от себя, вздрогнула, издала невольный стон. Шевеление в паху продолжилось и опять вызвало напряжение, которое стало набухать, давить изнутри. Его требовалось снять, причем срочно.

Дыхание сбилось, она высвободила губы, несколько раз вдохнула через рот. Сердце билось учащенно от любопытства и страха, как перед прыжком в пропасть: спрыгнуть хочется, и неизвестно – разобьется или взлетит. Нервы пробегали по телу, заставляя мышцы ног и рук беспокойно сокращаться. Пальцы, поначалу лишь гладившие спину Роберта, судорожно согнулись и впились ногтями в мясо. Тиффани требовалось нечто большее, чем поцелуи и поглаживания, только она не знала - что.

Зато знал он. Направил ее трясущуюся руку себе в пах и показал, что делать. Она обхватила его пенис – он точно умещался в ладони и был такой толстый, что пальцы не сошлись. Все еще стесняясь посмотреть на него, двигала рукой осторожно, боялась причинить боль.

Роберт подсказал:

- Держи крепче, двигай быстрее. Не бойся, мне не больно.

Он ласкал и целовал едва созревшее, вкусно пахнувшее тело, вздрагивал и возбуждался от ее неловких прикосновений. Он находился на взводе, которого не испытывал последние лет двадцать пять. Он до последнего момента оттягивал главную акцию, ждал, когда у Тиффани совсем не останется терпения.

Когда она чувствительно поцарапала ему спину, Роберт понял – пора, а то девушка перегорит, остынет. Поднялся, раздвинул ее ножки, но прежде не отказал себе в удовольствии полюбоваться на девичий лобок. Его покрывал едва пробившийся пушок - мягкий, словно одуванчик. Дальше губки еще по-детски голые, нежно-розовые – сама чистота, нетронутость... И ему выпало счастье первым снять их нектар.

Рот наполнился жидкостью, будто он и впрямь собрался нечто вкуснейшее отведать. Его благородный орган – короткий и твердый, как обломанный сук, торчал вверх и готовился показать себя героем. На выпуклой, по-молодому гладкой головке его сосредоточились все желания, ощущения, мечты.

Роберт приблизил ее к заветному месту. Не забывая, что имеет дело с  девственницей, поводил осторожно по ее интимным губам, они были влажными, скользкими и горячими. Попробовал углубиться и тут же вынырнул наружу. Глянул коротко на Тиффани - не испугалась ли его манипуляций.

Совсем нет. Она сейчас мало что соображает. Все ее существо – комок нервов, и Роберту предстоит его распустить. Самым естественным способом. Он перестал сомневаться и медлить, нашел нужную точку в ее промежности и двинулся вперед. Встретил сопротивление, принялся толчками его преодолевать, каждый раз проникая глубже.

Погрузился на полную длину, но все еще чувствовал преграду. Чтобы окончательно ее убрать, с размаха вошел в ее лоно и понял, что прорвался. Продолжил пенетрировать - размеренно, не спеша, закрепляя победу.

Стало мокро, на пледе растеклось красное пятно.

Роберт наклонился, поцеловал Тиффани.

- Поздравляю. Теперь вы мадам.

38.

Редко какой девушке везет с первым мужчиной. Взрослых закон не допускает к подросткам, приписывая насилие. Что спорно и логически неправильно. Почему проводниками во взрослое состояние должны становиться торопливые, неуверенные, мало разбирающиеся в вопросе юнцы? Кто им объяснял – как правильно это делать?

Лишение девственности – такое же важное событие в жизни женщины как рождение ребенка. И такое же индивидуальное. Право первой ночи должно принадлежать опытному и осторожному, тогда многих разочарований удалось бы избежать – с обеих сторон.

Тиффани повезло, процедура прошла практически незаметно. Вместо резкой боли, которую ожидала, испытала тупое, тянущее ощущение в пояснице, которое быстро прошло. Когда Роберт поздравил, поняла - самое страшное позади, ощутила облегчение и воодушевление. Захотелось большего - узнать остальные взрослые секреты, в один день научиться разным позам и приемам, стать опытной, сексуальной в полном смысле.

Первый мужчина не забывается, кем бы ни был – порядочным или подлецом. Если он проявил хоть чуточку заботы, любовь новообращенной женщины ему обеспечена.

Страх неизвестности отпустил, Тиффани посмотрела на Роберта глазами, в которых разлилось обожание. Вдруг испугалась: как бы он, взяв самое ценное, не потерял к ней интереса. Вокруг столько женщин, привлекательнее ее, опытнее, ловчее, им ничего не стоит увести богатого и ласкового Роберта. Ее Роберта…

Надо отблагодарить, постараться понравиться - чтобы он тоже полюбил ее и не бросил. Надо не лежать неподвижной куклой. Секс – дело двоих, чтобы оно получалось, партнеры должны работать вместе. Тиффани прогладила руками его сильные, напряженные бедра и задвигалась в его ритме.

Роберт пару раз задерживал эякуляцию, потом разрешил себе кончить.   Разрядился с удовольствием мальчишки, впервые в жизни познавшего прелесть физической любви. Выходить из девушки не спешил. Не зря говорят: с молодой любовницей мужчина и сам становится моложе. Это не преувеличение. Он ощутил прилив энергии, вроде сбросил по меньшей мере лет двадцать.

Хотелось продолжить, но разум предупреждал: первый раз затягивать ни к чему. Предложил вместе принять ванну, заодно отметить ее вступление во взрослую жизнь.

У Тиффани загорелись глаза – неужели ей предлагают наяву пережить то, что видела только в кино: полная пены ванна, загадочно горящие свечи, обнаженный мужчина с бокалом вина. Она в жизни не пробовала вина, тем более в ванне, тем более наедине с мужчиной.

Романтично до ужаса!

Согласилась без раздумий. Почему нет? Ей нечего терять. А того, что потеряла, не жаль.

Пока Тиффани ополаскивалась под душем, Роберт сходил за шампанским и свечами. Завел тихую музыку. Разлегся в булькающей джакузи, раскинул руки по бортам. Девушка легла сверху. Ее попка скользила по его паху, будоража и теребя, спину его массировали водяные бульки. Он накрыл руками ее едва проклюнувшиеся груди, откинул голову, громко выдохнул. Блаженство… Вот так он хотел бы умереть.

Нет, умирать рано. Все только начинается.

Разлил шампанское. Пригубили, поцеловались. Еще пригубили. Еще поцеловались. Потом смеялись, пили и целовались.

Что еще нужно для счастья?

От вина она опьянела, от теплой воды разморилась. Движения стали плавными и замедленными, она походила на мокрую тряпичную куклу и однажды чуть не задремала у Роберта на груди.

Он не собирался давать ей спать, попробовал заняться сексом в ванне. Было жестко, неудобно и  скользко. Сгорая от нового нетерпения, он кое-как вытер ее и отнес на постель.

39.

Закон зебры справедлив, потому что чередует полосы. Судьба наконец вывела Роберта на белую – с помощью Тиффани, которая воскресила его притупившийся было вкус к жизни, да так мощно, что сам удивился. Еще недавно готовился к роли собственного киллера, теперь чуть ли не летал от счастья.

Теперь он имел все, что может пожелать простой смертный. Он имел Тиффани и не мечтал о большем. Он любил ее и надеялся, что – взаимно. Нет, знал. Она никогда не говорила о любви, но Роберт мог поклясться, что не ошибается.

Глаза не обманывают. Это окна души. Заглянешь в них, увидишь самое потаенное.

Когда телохранитель привозил Тиффани на виллу, жизнь врывалась в ее интерьеры. Девушка бросалась Роберту на шею,   покрывала поцелуями лицо. Глаза ее сверкали, точно молодые, только что проснувшиеся звезды, и вся она светилась. Болтала без умолку, выкладывая последние новости из школы: кто что купил, кто с кем завел интрижку, у кого сердечная драма и так далее. Про отношения с Робертом она с подружками, естественно, не делилась, и храня этот секрет, ощущала себя взрослее, мудрее их.

Она вошла во вкус. Первым делом тянула его в спальню.

Утолив острое желание, они выходили к ужину, который накрывали официанты. После – отдых с бокалом вина, беседа о чем-нибудь и снова секс, секс, секс: на террасе на фоне океана, в саду на фоне рододендроновых кустов, у бассейна, у «Феррари», у зеркала, у стола и любого другого предмета в доме и вне дома. Тиффани была неутомима и обожала эксперименты.

Роберт и грезить не смел, что на закате жизни ему посчастливится найти новую любовь.

Как-то размышлял в одиночестве: в чем изюминка Тиффани, почему она его так влечет? Запросто мог бы купить девушку пофигуристей,   поопытней, которая разрешила бы иметь ее во все мыслимые места - вольность, которую  он не позволял себе с Тиффани. И девственницу заполучить не составит труда, и групповуху устроить.

Покопался в себе.

И понял.

Секрет Тиффани прост: она напоминала ему Лилию. Походила на нее внешне, чертами характера и даже жестами, хотя никогда ее не видела, если не считать двухлетнего бессознательного возраста.

Наследственность...

Видимо, по наследству передалась ей и его любовь.

К сожалению, обреченная.

Когда-нибудь им придется расстаться. Велика разница в возрасте. Роберт никогда не решится сделать ей предложение, Тиффани не задумывается над возможностью стать его женой. Она любит его, но только до того момента, когда окончит школу и выйдет в широкий мир. Рано или поздно она найдет подходящего человека, влюбится по-настоящему. Захочет иметь семью, детей. Что он противопоставит?

Проблема, которую не решить пистолетом - убьет одного претендента, появится десяток новых.

К тому же они близкие родственники. Она могла быть его дочерью...

Дьявол!

Роберт вздрогнул. На лбу выступил нехороший пот. Рука автоматически потянулась к пачке сигарет, которая на столе не лежала. Он забыл, что бросил курить много лет назад.

Вскочил, заходил взад-вперед.

Так, подсчитать, когда Тиффани родилась. Мысли лихорадило, еле припомнил год и день ее рождения. Какие события происходили в то время? Его подстрелили в Вегасе, несколько месяцев валялся по больницам, потом восстанавливался на курортах. Жену не видел. Умер брат. На похоронах Лилия стояла рядом с Винченцо, их ребенок родился через шесть месяцев. «Радостную» новость сообщила ему по телефону Виттория - вдова Стефано. Роберт находился в Нью Йорке на переговорах с тамошним смотрящим по Восточному побережью. Переговоры провалились: он пристрелил смотрящего и вынужден был лечь на дно.

Если верить всеобщему утверждению, что детям требуется девять месяцев, чтобы созреть, то - слава Мадонне, Тиффани не его дочь…

Но родная племянница. Значит, он занимается инцестом.

Грех, за который придется отвечать на небе.

Странно была устроена психика Роберта. Убийства, пытки, вымогательства и прочее грехом не считал - это работа.

Испугался небесного наказания именно за инцест.

Только виноват ли в нем Роберт?

На роду Ди Люка лежит старое проклятье, видимо, оно его и настигло. Вернулся воспоминаниями на пятьдесят лет назад, в родную деревню, обласканную щедрым калабрийским солнцем. О проклятии рассказал однажды дядя Джузеппе, который поймал его за воротник возле потайного горного туннеля.

За сто лет до того бушевала в тех краях вендетта между семьями Ди Люка и Мазини. Позарившись на природные красоты, в Калабрию явились французы и незаконно оккупировали ее часть. В отдаленных деревнях бесчинствовали, чувствовали себя хозяевами. Как-то солдаты увидели на улице девушку, прекрасную как богиня любви Венера, и уговорили поехать с ними. Или попросту украли – теперь невозможно с точностью сказать. Говорят, помогал им кто-то из семейства Ди Люка. А девушка была невестой одного из Мазини.

Ди Люка были богаче, многочисленнее и лучше вооружены, Мазини – бедняки, известные своей мстительностью. Через десять лет от рода Мазини осталась одна старуха-мать Клаудиа, потерявшая мужа и шестерых сыновей. На могиле последнего стояла она с черным от горя и ненависти лицом. Когда пастор пробормотал заупокойную и удалился, она подняла указательный палец и погрозила дому Ди Люка.

Молча.

Эту даму Роберт очень ясно себе представлял. Худая, длинная фигура в черном с головы до ног – если возьмет косу, будет походить на Смерть. Лицо, порезанное морщинами, не выражает ничего, кроме печали. Воздетый палец – грязный, узловатый, по-старчески опухший, острым ногтем как копьем указывает на дом его предков.

Проклятия сбываются, если посланы из глубины сердца.

В тот год оливковые деревья Ди Люка поломал ураган, коров свалила неизвестная болезнь, глава семьи скоропостижно умер. Старший сын выстрелом из ружья убил любимую жену, заподозрив в измене. Как потом выяснилось, безосновательно. Трагические случаи следовали один за другим, о них рассказывал односельчанам старожил Микеле – ста четырех лет. Вдову Мазини прозвали ведьмой, при ее жизни погибли шестеро из Ди Люка.

Междоусобные убийства следовали с пугающей регулярностью. Братья в темноте по ошибке прикончили друг друга. Младенец оказался задушенным в колыбели, когда семья спала, и чужих в доме не было. Сын расправился с отцом, не согласившись с условиями завещания.

Тот самый  Джузеппе через пару лет по неизвестной причине задушил жену и сам повесился.

Не потому ли сбежал Тони Ди Люка с семьей на другой материк?

Братья отца в молодом возрасте скончались от военных ран, из семерых кузенов Роберта в живых оставались двое – те, с которыми он ходил в туннель. Потом они тоже переехали в Америку и привезли проклятие с собой: Луиджи попал под машину, Антонио утонул в бассейне. Один раз оно проявилось совсем рядом – водило рукой Роберта, когда убивал жену и брата…

Из всей их большой семьи сейчас живы лишь он и Тиффани. Престарелая мать не в счет, она на пороге естественной смерти – этого несчастья еще никому не удалось избежать. Так что на уме у того проклятия? Зачем оно свело последних Ди Люка? Чтобы они однажды повздорили и прикончили друг друга?

Логичнее представить, что Роберт убьет Тиффани. Но зачем? Он слишком любит ее. Хотя, кто знает... Он и Лилию любил, а что из этого получилось?

Нет, враки все! Он не даст себя одурачить. Никакого проклятия нет, лишь цепь случайных совпадений.

Убить Тиффани у него не поднимется рука.

А у нее?

Вдруг узнает, кто убил ее родителей?

Страх, колючий как тарантул, все чаще сжимал сердце Роберта. Сейчас Тиффани взрослая, если начнет задавать вопросы, что он ответит?

«Она никогда не докопается до истины, - уговаривал себя. – Убийство не раскрыто. Свидетелей, улик нет. Напрасно беспокоюсь. Вот если она каким-то образом сама догадается, тогда…».

Что сделает «тогда» Роберт и сам не знал. Не любил углубляться, ломать голову над загадками, начинающимися со слов «что будет, если... ».

Встанет проблема, найдется решение.

40.

- Пойду в душ, - сообщила Тиффани, когда он, слегка утомленный, лег рядом. Не поцеловала, как обычно, не обняла. Вскочила с постели и побежала в соседнюю комнату.

Роберт проводил ее настороженным взглядом. В последнее время  девушка изменилась, буквально за пару недель. При встречах не висла у него на шее, отделывалась холодным, обязательным поцелуем. В спальню его не тянула, ждала, когда сам позовет. В постели, правда, вела себя по-прежнему жадно, но Роберт подозревал - не от того, что соскучилась, а просто любила секс.

Шевельнулось нечто вроде ревности. Тиффани молода и слишком хороша, чтобы остаться без мужского внимания. Конечно, ЭлЭй – город гомосексуалистов и трансгендеров, но и здесь еще не перевелись  сластолюбивые самцы. Особенно черной масти. Они сейчас в моде у поклонниц семейки Кардашьян.

Долго ли его дорогая племянница будет удовлетворяться пожилым любовником? Что, если уже нашла другого?

А! Вот оно «что, если…»

Что, если она его бросит?

Тогда всему конец. Его счастью, его любви, его жизни. Роберт не представляет себя без Тиффани. Надо ее остановить. Предупредить о последствиях.   Иначе произойти трагедия, и виновата будет она.

Или он?

Опять?

Ах, все сложно ...

Устал от мыслей больше, чем от постельных упражнений. Накрыл рукой глаза, вздохнул. Получилось слишком обреченно. Убрал руку и откинулся на подушки.

Выйдя из душа, девушка на кровать не вернулась. Надела халатик, короткий, шелковый - с пагодой и веткой сакуры на спине, прошмыгнула мимо Роберта, вроде не заметила. Пошире отодвинула стеклянную дверь, вышла на балкон. Ее фигурка, изящная, хрупкая, как японская статуэтка, была освещена слабым лучом бумажного фонарика, висевшего под крышей.

Облокотилась вытянутыми руками о парапет, смотрит вдаль, замерла.      Призрачная, прозрачная, трепетная, пугливая бабочка, в любой момент готовая  вспорхнуть и раствориться в ночи. Невозможно ее ни удержать, ни ограничить. Сожмешь сильнее – повредишь крылышки, посадишь в клетку – она умрет. Только любовь держит ее рядом с ним, ее любовь. Что будет, когда она пройдет? Или уже?...

Узнать бы, о чем задумалась ее милая головка?

Роберт поднялся и, не одеваясь, подошел сзади к Тиффани. Положил руку на плечо.

- Давай вернемся в постель?

- Давай, - до обиды равнодушно ответила она и первая направилась в спальню, шлепая по деревянному полу босыми ногами.

Сбросила халат, легла и до подбородка накрылась одеялом, вроде спряталась. Пристально следила за Робертом – как подходил к кровати, ложился рядом. Колкий взгляд ее ему не понравился. Под одеялом положил руку ей на живот, она бесцеремонно сбросила.

Он отодвинулся.

- Тиффани, что происходит?

Она, вроде, именно вопроса от него ждала. Пошевелилась, подняла руку, нащупала выключатель, висевший на шнурке вдоль стены. Щелкнула. Лампа ночного бра в форме диаманта загорелась мягким, желтоватым светом. Девушка повернула голову, испытующе посмотрела Роберту в глаза.

- Ты знаешь, как погибли мои родители? – спросила строго, как на допросе.

Вопрос, которого он ждал и боялся, и надеялся никогда не услышать, все-таки прозвучал. И застал врасплох.

- Точно не знаю... – начал мямлить и оглянулся в комнате – чем бы отвлечь Тиффани, сбить с толку. - Меня в то время не было в городе. А что такое? Почему ты вдруг заинтересовалась? Это дело давнее, почти двадцать лет прошло. Какой смысл ворошить?

- Смысл тот, что я хочу знать. Недавно просматривала старые газетные подшивки. Полиция не нашла убийцу. Но имелись подозрения, что преступление совершил киллер по кличке «Левша». У тебя какая рука ведущая? – вдруг спросила и будто выстрелила рядом.

Роберт чуть не вздрогнул. В тот момент он держал пульт  от телевизора и ловко, левой рукой, переключал каналы. Рука опустилась, на экране осталась сцена из комедийного сериала с визжащими старухами.

- У меня обе руки одинаково развиты. А на что ты намекаешь? Думаешь, это я? Абсурд. Какой мне смысл убивать собственного брата и женщину, которую я... которую он любил? – Едва заметно запнулся и решил меньше болтать на опасную тему. – Нелогично, как ты думаешь?

- Не знаю…

- Фотографию его видела?

- Нет. Везде искала - в газетах, в интернете, не нашла.

- Что еще вычитала?

- Что этот Левша принадлежал к мафиозной итальянской группировке Ндрангета. Слышал про такую?

- Нет, - честно соврал Роберт.

- Они, в основном, на западном побережье оперировали. Здесь, в Лос Анджелесе, а также в Лас Вегасе и других городах, где имеются казино. Полиция вышла на него, узнав по почерку. Левша отличался своеобразным кодексом чести: стрелял в сердце и никогда – в лоб. Чтобы не портить внешность жертвы, когда будет лежать в гробу. Странная забота о человеке, которого собираешься убить, не находишь? – Тиффани не сводила с него взгляд. Роберт пожал плечами, промолчал. – Именно так убили моих родителей. А тебе не хотелось бы узнать правду?

- Хотелось бы. Но…

- Кстати, почему ты не навещаешь Мелани, ведь она твоя мать?

- Старые разногласия, - ответил уклончиво и отключил телевизор: истерический смех действовал на нервы и вообще был не к месту. Повернулся к девушке, прикасаться не стал. – Послушай, не строй из себя детектива. Родителей не вернуть. Убийца не найден. Дело закрыто. Смирись и живи дальше.

41.

Его слова ее не успокоили. Слишком обтекаемые ответы, слишком равнодушный взгляд, хотя речь о самых близких родственниках.   Интуиция ей что-то подсказывала, но Тиффани пока не могла уловить - что.

Она никогда не спрашивала, на какие средства он богато живет. Наследства не получал, про работу не рассказывал. Молодых мужчин, живущих в усадьбе, называет официантами, но нигде она не видела официантов с такой мощной шеей. Имеет пистолет, который держит под рукой. С семьей в ссоре. Друзей нет.

О его леворукости она не догадывалась, он не афишировал: ел, писал, делал другие бытовые дела правой. Лишь в моменты интимности забывался и манипулировал левой, очень ловко. Тиффани раньше не обращала внимания, думала – так надо, пока не провела ночь с Марком.

Сейчас понаблюдала, сравнила, сделала вывод: Роберт – левша. Вспомнила полицейские отчеты.

«Вдруг я сплю с убийцей родителей? » – мелькнула совершенно невероятная мысль.

Почему невероятная?

Потому что непохоже, что он убил брата и его жену, а потом хладнокровно совратил их несовершеннолетнюю дочь - степень цинизма, не свойственная  нормальным людям.

Кто сказал, что Роберт нормальный? Заниматься инцестом – это психический сдвиг.

Дело усложняется. Что делать?

Неизвестно…

- Роберт, - проговорила Тиффани просительным тоном. – Отпусти меня...

- Прямо сейчас? Сумасшедшая! Куда ты пойдешь ночью?

- Не сейчас. Вообще. Я больше так не хочу...

- Как «так»?

- Ну, украдкой. Встречаемся только для секса. В остальное время я одна. Хочу по-другому. Как все. Хочу иметь мужчину рядом. Ходить с ним в кинотеатр, на пляж, по магазинам... Везде.

Везде ходить ему опасно. Хоть и вышел на пенсию, да в свое время погубил слишком много людей, у них есть злопамятные родственники.

- Ты устала, девочка. Давай съездим в отпуск. На Мальдивы.

- Не хочу на Мальдивы.

- Ну, в Таиланд.

- Не хочу в Таиланд! Не хочу ничего! Надоело. Меня девчонки спрашивают: ты вообще кто – гетеро, лесби или нечто среднее? Не встречаешься ни с парнями, ни с девушками. Живешь как монашка. Не от мира сего. Что мне им ответить?

- Что не их дело.

- Не могу. Потому что они правы. Я жить хочу. Как все... А что, если я влюблюсь?

«Влюблюсь»?! Да как она смеет мечтать об этом!

Роберт потихоньку закипал. Девчонка не в себе сегодня, сначала завела про родителей, теперь «что, если я влюблюсь»… Он ненавидит все эти «что, если»!

- Влюбиться собралась? В кого?! – крикнул.

Получилось громогласно -  со зла не рассчитал. Не боялся, что кто-то услышит, боялся, что не сдержится: если начнет орать, заведет сам себя, схватится за пистолет.

Встала перед глазами старуха Мазини, погрозила кривым пальцем…

Осекся. Помолчал, дал себе остыть. Продолжил - более спокойным голосом, но нервозно:

- О чем ты говоришь? Зачем в кого-то влюбляться, разве тебе меня мало? Живешь, как принцесса, ни в чем не знаешь отказа. Кто другой будет о тебе так заботиться? Подумай, Тиффани, и очнись. Выброси глупости из головы. – Роберт строго посмотрел на девушку. Она лежала, глядя в потолок, насупившись, будто не слышала его и не желала слушать.

– Ну-ну, дорогая, - сказал чуть мягче и протянул руку погладить по голове. Голова ее дернулась в сторону - наглость, которой она раньше себе не позволяла. Ладно, на первый раз простим. – Успокойся, Тиффани. Ты же знаешь, как важна для меня. И я для тебя тоже. Не делай глупостей, они могут плохо кончиться. И вообще. Я не позволю обращаться с собой, как с тряпкой, поняла? Хорошенько запомни: я никому тебя не отдам. Слышишь? Никому! Убью любого, кто встанет между нами!

Тиффани приподнялась, села в кровати, подтянула колени, обхватила руками. Сверкнула глазами на Роберта.

- Ты думаешь только о себе! – крикнула.

Голос сорвался, из глаз брызнули слезы. В бессилии она стукнула кулаком по одеялу, закрылась ладонями – чтобы он не догадался о ее мыслях.    Сегодня собиралась рассказать правду про Марка, так было бы честно по отношению ко всем троим. Она почти решилась, но после слов Роберта раздумала.

Зачем он ее обидел? Сейчас она обидит его в ответ.

- Я больше не хочу так жить, - сказала, всхлипывая и запинаясь, глядя на собственные колени. – Врать Мелани. Прятаться от людей. Зачем ты приучил меня к себе? Зачем сам в меня влюбился? Я не просила! Мне надоели эти тайные встречи. Хочу иметь мужчину подходящего возраста, с которым нестыдно пройтись рядом. Хочу гулять  с ним по улицам. Ходить по ресторанам и дискотекам.   Хочу идти своей дорогой, жить с кем хочу, спать с кем хочу... – Выговорилась и заплакала навзрыд.

- Ты уже нашла его? – спросил он тихо и с такой угрозой, что Тиффани враз окаменела.

- Н-н-ет, - еле выдавила из себя и новым приступом рыданий заглушила ложь.

- Хорошо. Значит, останется жить.

- Отпусти меня...

- Глупая! Сама не понимаешь, чего просишь, - сказал Роберт. Тиффани посмела восстать – недобрый знак. - Чего тебе не хватает? Тряпок? Секса? Любви? Романтические бредни! Ты любишь только меня...

- Я тебя ненавижу! – выкрикнула Тиффани. От собственного крика осмелела и забыла о слезах. Не до того сейчас. Она должна высказать все, что наболело. – Извини, Роберт, но ничего не могу с собой поделать. Хочу свободы. Хочу сама за себя решать. Ты меня любишь, но мешаешь. Не даешь дышать. Летать. Я как в силках. Запуталась в любви, которой не дорожу, и уже не знаю – любовь ли это. Разве можно любить друг друга по расписанию – раз в неделю? Тебе достаточно, мне нет. Ты эгоист. К тому же грешник. Вовлек меня в инцест и не хочешь остановиться. Я несчастлива с тобой и одинока. За то ненавижу. Ненавижу так, что готова убить…

- В чем же дело? Вон пистолет лежит... – Роберт показал взглядом на комод, где рядом с цветочной вазой лежала его верная «Беретта».

Бывал он не в таких переделках. Внезапно успокоился и даже повеселел. Его шальная итальянская душа обожала эмоциональные сцены. Скандал – это спектакль. Его забавно смотреть со стороны, еще забавней участвовать. Это скрытое выражение любовной страсти. Стороны соревнуются в оскорблениях, проклятиях, бьют тарелки, иногда морды, а потом идут вместе в кровать. Секс получается великолепный.

Интересно, как далеко зайдет Тиффани?

Она, вроде, только его предложения и ждала. Спрыгнула с кровати, схватила пистолет. Держа двумя руками, направила любовнику в грудь.

- Извини, Роберт. Но мне действительно надоело... –  Нажала на курок.

Выстрела не произошло.

- Ты забыла снять предохранитель, - сухо сказал он.

Она замешкалась, он испытывать судьбу не стал: подскочил, заставил опустить пистолет, подхватил его левой рукой. Большим пальцем поднял флажок предохранителя и, почти не глядя, выстрелил в сторону террасы. Бумажный фонарик, свисавший с крыши, тонко пискнул и рассыпался.

Тиффани вздрогнула. Опустила голову, заплакала - закрывшись ладошками, жалобно всхлипывая и подергивая плечами.

42.

Ничего, пусть поплачет. Потом успокоится, и все будет как прежде.

Роберт вернул предохранитель в лежачее положение и бросил пистолет  на мягкое кресло у двери. Подошел к девушке, отклонил ладони, поцеловал в мокрые щеки. Она не сопротивлялась. Он взял ее на руки,   отнес в кровать. Лег рядом, положил ее голову себе на плечо, стал гладить по спине - невинно, как маленькую девочку, которая только что испугалась и нуждалась в утешении. Она уткнулась ему в грудь, всхлипнула пару раз и затихла.

Если надеялась воспользоваться им как подушкой, то ошиблась. Недавняя ссора не столько рассердила Роберта, сколько завела. Кровь буквально бурлила в жилах, разнося по конечностям тепло и напряжение. Его личный указатель стоял на цифре двенадцать, готовый к совершению постельных подвигов.

Успокаивающее поглаживание превратилось в возбуждающее. Рука его спустилась с ее спины на ягодицы и принялась их массировать - жестко, требовательно, почти грубо. Затем переместилась на грудь и проделала то же самое. Тиффани ойкнула. Она не привыкла к грубому обращению, но понимала, что заслужила, и молчала.

Растерев слезы по лицу, она подняла расслабленную руку, положила на щетинистую щеку мужчины. Подняла голову и чуть рассеянно поцеловала его в подбородок, легко – лишь прикоснувшись губами.

Он оставил в покое ее грудь, провел по животу, спустился ниже. Прогладил между ног и ощутил набухшую, сочную промежность. Усмехнулся про себя: наивная, маленькая Тиффани, кого хотела обмануть? Сама себя не знает. Может говорить, что угодно - что устала, что ненавидит его, что хотела бы избавиться. Но тело ее выдает. Телом она любит его, Роберта, и никогда не сумеет этого скрыть.

Волноваться не стоит. От возможных конкурентов его защитит статус первооткрывателя. Для мужчин это неважно, для женщин – очень. Первый мужчина не забывается, тем более тот, кто ввел во взрослую жизнь с осторожностью и любовью.

От этого открытия Роберту стало хорошо, комфортно, но вместо спокойствия внутри забушевал шторм. Всеразрушающей силы. Вместе с ним проснулся эгоизм. Сегодня он позволит себе не думать о партнерше и удовлетворит прежде всего себя. Он не станет деликатничать. Он накажет ее за непослушание и на ровном месте устроенный скандал.

Не стал ждать, когда Тиффани вернется в игривое настроение - подмял ее под себя и вошел одним махом. Она охнула и удивленно уставилась. Он не обращал внимания, двигался в ней так, как хотелось ему: размашисто толкаясь, звучно шлепаясь о ее промежность.

Ожидал, что она обидится, надуется и одеревенеет.

Ошибся. Она не только не обиделась, но завелась с пол-оборота: вошла в ритм, обхватила его за спину, нагло уставилась в глаза. Подмахивала с отчаянием и злом, каждый толчок сопровождала коротким, горловым «хек! », будто приговаривала «вот тебе! ». Вроде не он ее, а она его наказывала.

Сладкое получилось наказание…

Ей понравилось быть грубо взятой. Инстинкт сработал. Сексуальное подчинение записано в генетическом коде женщины, уходит корнями в первобытные времена и пробуждает такие же первобытные эмоции. Вкупе с современной раскрепощенностью получается взрывная смесь. Удивительным образом в женщине сливаются два качества – умение  подчиняться и желание доминировать. Если мужчине удается расшевелить ее инстинкты, обеспечен совершенно сумасшедший секс.

Сегодня доминировать будет Роберт, а Тиффани пусть приспосабливается. Это естественное положение вещей, оно позволило человеческому роду выжить и расплодиться. Пещерные мужчины не спрашивали позволения у женщин, подходили и брали - без нежностей и уговоров. Роберт представил себя заросшим шерстью неандертальцем, и дикий дух его наполнил. Он грубо перевернул девушку, поставил на колени и ворвался в ее влажное, широко открытое лоно сзади. Она взвизгнула и пружинно закачалась туда-сюда.

Победное рычание вырвалось из Роберта. Он бы и побарабанил себя в грудь по примеру гориллы с серебряной спиной, да руки заняты.

Тела шумно бились друг о друга, голоса слились в единый, довольный стон. Звуки активной, даже агрессивной любви наполнили спальню - там  стало тесно, они выплыли на террасу и распространились в воздухе, пропитанном ночной тишиной.

Пусть завидуют те, кто слышит!

Благодарность переполняла Роберта. Он сменил гнев на милость и решил девушку побаловать. Перевернул на спину, наклонился так, что ее ноги оказались у него на плечах – ее любимая поза.

Самочки, особенно молодые и мало-опытные как Тиффани, любят нежность. Он прекратил грубые толчки. Медленными, размеренными движениями углублялся, задерживался и выныривал наружу. Гладкой головкой проходился вдоль ее промежности, лаская, гладя – без применения рук. Потом снова заходил в глубину и повторял.

Это был мастер-класс, от которого Тиффани кончала чуть ли не каждую минуту. Ощущая внутри ее горячую смазку, Роберт чрезвычайно гордился собой: он, мужчина «за шестьдесят», ублажает юную любовницу не хуже молодого жеребца. Это ли не лучший комплимент в его возрасте!

Наклонился пониже, нашел ее пересохшие от криков губы, запечатлел долгий, благодарный поцелуй. И продолжил...

На рассвете разрядился в нее многократным, тугоструйным фонтаном. Он всегда щедро брызгал, но несмотря на приличный объем, его сперма не имела продуктивных клеток. Это он узнал позже, поначалу грешил на Лилию.

Невозможность зачать ребенка теперь не имела значения, с  Тиффани даже кстати. Но на всякий случай уже два раза ходил с ней ко врачу в качестве отца - вшивать капсулу.

Опустошенный и приятно уставший, Роберт рухнул на подушки. Расслабляться не спешил. Вытянул руку, положил на нее голову девушки, другой рукой провел по щеке. Заглянул в глаза. Там плавало полнейшее удовлетворение.

Шепотом спросил:

- Тебе хорошо со мной?

- Да-а, - ответила так же шепотом.

- Любишь меня?

- Да-а.

Он не сомневался.

Конфликт исчерпан, если вообще существовал. То, что она ему наговорила - глупая блажь, не больше. Хотела подразнить, заставить ревновать. Никого у нее нет. Потому что никто не нужен. Она все имеет от Роберта. И не захочет терять. Привыкла к роскоши. К обожанию. К немедленному исполнению желаний. Он ее избаловал. Нарочно. С тайным умыслом - чтобы любой другой мужчина проигрывал по сравнению с ним.

Однако, разговор не прошел зря. Она попыталась взбрыкнуть, проверить его на прочность. Роберт пригрозил конкретно. Тиффани должна четко усвоить: если вздумает ему изменить, он уберет конкурента с дороги. Он не отдаст ее никому. Ни за какие деньги. Ни за все сокровища мира.

Призадумался. А ведь она его чуть не убила! По-настоящему. Если бы не предохранитель... Неужели старое проклятие еще в силе, и сегодня лишь по счастливой случайности удалось его избежать?

Надо поосторожней с оружием, не разбрасывать где попало.

43.

Тиффани так и не позвонила Марку, что, в принципе, не имело значения: больше загадочности – больше романтики, девушки ее любят.

К следующему четвергу он подготовился основательно, будто собирался принимать особу голубых кровей. Нет, Первую леди. Не жену президента, а свою собственную. Будущую…

Купил несколько горшочков с орхидеями, которые расцветкой походили на татуировку Тиффани - с оттенками от нежно-розового до спело-малинового. Расставил по гостиной. Она сразу ожила, и самому понравилось. Раньше не приходила мысль завести дома животное или  растение, думал: слишком много мороки, кормить-поливать-заботиться. С животным да, это как ребенок, времени требует, внимания. А растение? Неприхотливо. Полил, подкормил и все. Зато радует глаз,   украшает жилище.

Не забыть бы – где поставил горшки, а то будут заниматься любовью в темноте, побьют, поломают… Или нет. В темноте неинтересно. Лучше при неярком свете: орхидеи не пострадают, и ему удобней любоваться Тиффани - или ее глазами, или ее тату.

Он забыл недавние предубеждения против наколотых рисунков и уже подумывал сделать себе. Что-нибудь оригинальное. Обязательно ее имя и еще что-нибудь рядом. Корону или кольцо. Нет, два кольца. Нет, это когда они поженятся. Сначала ее имя – крупно, красивым почерком. Где? Только не на спине, самому не будет видно. И не на ноге, это как-то унизительно для любимой девушки.

А, придумал! На левом локте, внутри, по всей длине от сгиба до пульса. Она сказала, что именно это место считает самым сексуальным у мужчины. Вот пусть взглянет туда, увидит свое имя и поймет…

Украсил террасу тоже. Там между стульями-лежаками стоял низкий, оригинальный столик, Марк приобрел его в магазине экологического дизайна. Подставка в виде деревянного ствола из пяти толстых, переплетенных веток, кверху они разъединяются и встают в круг, на них  положена стеклянная крышка.

Поставил туда вазу с пышным букетом, понадеявшись, что крышка выдержит. В букете белые цветы: розы, каллы и еще какие-то мелкие, названия которых не знал. Для оттеночного разнообразия добавлены стебельки с желтоватыми, круглыми плодами, зеленые паутинки и хвойные веточки. Смотрелось по-королевски благородно.

Хотел накидать в бассейн лепестков розы, потом раздумал – намокнут, будут прилипать к телу, скользить. Грязь получится. Купил толстых, разноцветных свечей, расставил по бортам.

Скачал с ютуба старые клипы с лучшими песнями восьмидесятых-девяностых, в том числе композиции «Ace of Bace», сделал целую нарезку.

Достал те две бутылки «Шато Монтелена», про которые забыли прошлый раз, поставил на видное место в гостиной, рядом штопор и две высокие рюмки.

В четверг вечером он сидел в конторе один и волновался. Вернее, волновался целый день, а к вечеру приобрел нервоз. После семи мозг зациклило, и Марк не смог заниматься ничем, кроме игрушек на ай-пэде, которые помогали убить время. Время от времени вставал, прохаживался по этажу - размять ноги и расслабить глаза. Возвращался в кабинет, садился на диван и не шевелился, прислушивался к звукам за дверью, как ребенок, ожидающий – когда же прибудет Санта Клаус.

Когда же прибудет его уборщица?…

Едва заслышал гул пылесоса, выскочил в коридор.

Каково же было его удивление, когда вместо хрупкой Тиффани обнаружил дородную, черноволосую женщину, одетую в синее форменное платье, из-под которого вырастали ноги-тумбы. Она стояла спиной к его кабинету и размеренно водила по полу трубой со щеткой.

Хорошо, что дама его не видела. У Марка состоялся диалог с самим собой, молчаливый и красноречивый, как пантомима. Постоял в растерянности пару мгновений, глядя на объемистую спину под натянувшимся платьем. Протянул руку в ее сторону, вроде спрашивая: ты кто вообще? Покачал головой, воздел руки к потолку и, четко артикулируя губами, вопросил небесных начальников: что она тут делает и кто ее приглашал?

Начальники, по обычаю, не ответили.

Голова Марка поникла. Махнул рукой и с расстроенной миной повернул обратно.

Остановило любопытство. И капля надежды: может, Тиффани убирает другой этаж и сейчас явится сюда? Тогда он подождет падать духом…

Подошел к женщине.

- Добрый вечер, вы кто?

Она не слышала. Марк не стал перекрикивать пылесос, постучал пальцем по плечу дамы. Она не ожидала. Подняла плечи, повернулась. Посмотрела с испугом. Наступила на отключающую кнопку, прижала двумя руками трубу к животу. У нее миловидное лицо, круглые глаза и короткие волосы с завивкой. Как часто бывает у полных людей, возраст ее трудно определить – от тридцати пяти до шестидесяти. Мексиканка.

Марк спросил не очень дружелюбно:

- Вы кто?

- Мерида, - с испанским акцентом ответила женщина, резко проговорив букву «р». Угадав в Марке хозяина, она не сделала попытку возобновить трудовую деятельность, ожидала других вопросов.

Они, естественно, последовали.

- Давно здесь работаете?

- Это... ми примеро... мой первый... день... – ответила Мерида, путаясь в языках, от того смущаясь. Нижняя губа ее подрагивала. Она не владела английским в такой степени, чтобы вести длительные беседы, и явно желала, чтобы Марк оставил ее в покое.

Он не оставит, пока не выяснит.

- А где Тиффани? Ну, прежняя работница?

Лоб женщины прорезала глубокая, продольная складка.   Там, как вода в канавке, собрался пот.

- Я не знать... мистер Кларк знать...

- До которого часа вы работаете?

- До… диз… десять…

Мерида смотрела на Марка с мольбой, и он не стал ее дольше мучить. Все ясно, Тиффани сегодня не придет, придется смириться.

И не впадать в негатив. Причина ее отсутствия может оказаться легко-объяснимой. Заболела или взяла отгул. Или в отпуске. Или поменяла день, потому что сегодня экзамен. Или другая уважительная причина. Завтра надо уточнить у Стива Кларка - он менеджер по персоналу, должен быть в курсе. Заодно записать ее данные, адрес и телефон. Также поинтересоваться насчет семейного положения.

А как быть с предчувствием, которое посетило в гараже, когда Тиффани уходила, и Марку показалось – навсегда?

Ерунда! Не стоит придавать значение предчувствиям и пророчествам, он в них не специалист. И не унывать раньше времени. Завтра все прояснится, и наверняка окажется банальным.

Он посмеется над собственными страхами. Нет, они вместе посмеются.

44.

Назавтра он зашел в кабинет Стива Кларка раньше, чем в свой. Тот сидел за компьютером в нездоровой позе – согнув спину и вытянув нос к экрану. Стив страдал близорукостью, но не носил ни очков, ни контактных линз. Очки, потому что мешались на носу, линзы считал слишком сложными в обращении. Он печатал как профессионал – быстро и не глядя на клавиатуру: если ошибался, так же не глядя убирал и продолжал строчить дальше.

- Стив, где та молодая уборщица, которая приходила сюда по четвергам? – едва поздоровавшись, спросил Марк и присел на угол соседнего стола.

Менеджер по кадрам  оторвался от текста и несколько мгновений  рассеянно глядел на босса, все еще погруженный в мысли, которые печатал. Провел большим и указательным пальцами по глазам – от внешнего угла к переносице.

Глаза оживились, Кларк вернулся в реальность.

- Кого имеешь ввиду? А-а, Тиффани. Что-нибудь случилось?

- Ничего не случилось. Мне надо ее найти. – Зачем? Надо срочно придумать предлог. – Я ей одолжил... нет, она мне одолжила диск с фильмом. Я вчера собрался вернуть, а вместо нее пришла другая женщина.

Предлог смехотворный, но пусть.

Отвернувшись к окну, Кларк помолчал, вспоминая.

- Она больше не придет.

- Как не придет? – Марк оторопел. – Почему? Я что-то не совсем понимаю… Она заполняла анкету? У тебя должны остаться ее адрес, телефон, идентификационный номер, банковский счет  и так далее.

- Боюсь, не смогу помочь, - произнес Стив с сочувствием и развел руками для большей убедительности. – Я все данные стер. Да их немного было. Имя, фамилия, возраст… Еще специальность, на которую учится. Кажется, все.

- Как мне ее найти? – вопросил Марк, понижая голос, чтобы не слышались истерические нотки.

- Не знаю, Марк. Извини.

Сюрприз... Нет, это называется по-другому. Облом. Полнейший.

Хаос.

Который начался вчера, когда вместо Тиффани он увидел Мериду. Ночью уснул только после хорошей дозы водка-оранж, своего проверенного снотворного. Утром только и думал про Кларка – своего спасителя и мессию.

Неужели Тиффани пропала без следа?

«Не верю» – сказала логика и отошла в сторонку.

«Так не бывает» – сказало сердце и огорчилось.

«А где же соломинка, за которую хватается утопающий? » - спросил практичный ум.

Соломинку можно поискать, да надежды мало…

- Подожди, Стиви, давай разберемся. – У Марка ослабели ноги, он слез с угла и устроился на стуле рядом с Кларком. Положил локоть на толстую папку, с которой работал хозяин кабинета, пальцами подпер отяжелевшую голову. -  Расскажи по порядку. Как ты ее нашел, на каких условиях принимал на работу и так далее.   Если ты стер анкету, ее данные должны остаться в бухгалтерии. Она получала зарплату?

- В том-то и дело что нет. – Быстро избавиться от босса не удастся. Кларк закрыл текст на компьютере и повернулся к Марку с выражением «готов помочь, приложу все силы». – Ситуация следующая. Месяца полтора назад Тиффани позвонила мне и спросила, можно ли в нашей конторе пройти практику. Ей требовалось для курсовой.

- Она что – на адвоката учится?

- Да.

- Где?

- В университете.

- Где? В Лос Анджелесе?

- Честно сказать – не знаю. Не поинтересовался.

- Продолжай.

- Я поначалу отказал. Сказал - у нас свободных адвокатов нет, чтобы уделять ей внимание. Ты знаешь этих стажеров. Помощи никакой, только  под ногами мешаются. Вдобавок, у нас уже есть двое, Сьюзи и Джон. Она говорит: назначьте куратором кого угодно, он нужен только для отчета. Я ему надоедать не буду, курсовая уже готова, требуется лишь подписать.     И добавила про социальную причастность. Якобы, найти место для практики в Лос Анджелесе сложно, и где набираться опыта молодым адвокатам как не в процветающих конторах. Мы должны проявлять солидарность, помогать будущим коллегам – и так далее.

Тут она права, конечно…

Я еще поломался. Чтобы меня уговорить, девушка предложила поработать у нас. Бесплатно. Будет приходить раз в неделю, вроде, заниматься курсовой. На самом деле – наводить порядок, по вечерам. Предложение оказалось кстати. Сейчас время отпусков, уборщиц не хватает. Я согласился. И ей хорошо, и нам. Если позвонят из университета, спросят: проходила здесь практику Тиффани, я отвечу с чистой совестью – да, проходила. Принял ее на временной основе.   На месяц.

- Разве он уже прошел?

- Нет. Вчера она должна была прийти в последний раз. Но во вторник позвонила, сказала - не сможет. По семейным обстоятельствам. Потому я нанял новую уборщицу, миссис  Гутиерас. А данные Тиффани в тот же день удалил.

- И корзину очистил?

- И корзину. Я каждый день очищаю, чтобы не засорять компьютер.

Марк вздохнул. Чем еще может быть ему полезен Кларк?

- Она должна еще прийти за подписью руководителя проекта...

- Извини, что постоянно говорю тебе «нет». Не придет. Я подписал ей в первый же день.

- Черт! – С каким удовольствием Марк двинул бы Стива кулаком в его тупой нос с набалдашником на конце – раздвоенным, похожим на мини-задницу! Если бы это помогло найти Тиффани…  - В каком университете она учится?

- Извини, не спросил. – На лице Кларка потихоньку вырисовывалось удивление: чего это начальник разнервничался? Из-за диска с фильмом? Ерунда какая. Если он важен, Тиффани сама объявится, если нет, то... Или дело не в диске?

- Фамилию ее знаешь? Кажется… Вильямс?

- Да. Это первая часть. У нее двойная фамилия. Я еще удивился, что вторая половина состоит из двух частей и звучит не по-американски. На испанскую похожа…

- Или итальянскую?

- Точно. Что-то вроде да Винчи… или де Ниро… Нет, не помню, честно. Извини, Марк, ничем не могу помочь.

45.

У себя в кабинете Марк первым делом набрал в гугле «Тиффани Вильямс», заранее зная, что слепой поиск результатов не даст. И не ошибся. Всего с таким именем в Калифорнии проживало восемьсот четыре женщины, из них в Лос Анджелесе сто пять. Уточнив поиск по возрасту «моложе тридцати», он получил двадцать шесть. Просмотрел фотографии, убедился - среди них его Тиффани нет.

Поиск затрудняет двойная фамилия. Как там Кларк сказал – нечто вроде «да Винчи» или «де Ниро»… Вряд ли они подходят, это самые очевидные итальянские фамилии, которые первыми приходят на ум. Все-таки набрал «Тиффани Вильямс-да Винчи», «Тиффани Вильямс-де Ниро»… Результатов ноль. Искать по спискам университетов, не зная – в каком она учится? Напрасный труд. В Калифорнии только государственных университетов больше двух десятков, это тысячи студентов. Всех проверить  не получится физически.

Что же делать?! Написать объявление в газету «Человек пропал»? Но она же не вообще пропала, а только для него... Обратиться на телевидение? И что скажет?   Ищу девушку, с которой имел потрясающий секс. Телефон-адрес не знаю, полную фамилию тоже, фотографии нет…

Нет, нет, все глупо и ничего не подходит.

Откинувшись на стуле, Марк закрылся влажными от пота руками и застонал в голос. Был близок к отчаянию. Никогда не испытывал такой острой несправедливости по отношению лично к себе. Как адвокат – испытал ее однажды, когда проиграл крупный процесс против спортсмена-инвалида, застрелившего подругу в День Святого Валентина. Марк представлял интересы ее родителей. Его заранее поздравляли с победой - преступление доказано, спортсмену светило пожизненное заключение. Однако, присяжные его оправдали, причем единогласно. Возможно потому,   что он несколько раз представлял страну на пара-олимпийских играх и входил в первую тройку лучших безногих бегунов всех времен.

Работа на ум не шла. Хорошо, что нет чего-то срочного, требующего сосредоточенности. Процесс медсестры Люсии Берекел успешно завершен. «Зеленая вдова» подождет. Другими делами занимаются сотрудники.

До ланча он успел составить лишь две  бумаги по последним, принятым конторой, делам – запрос на просмотр видеосъемки с камеры наблюдения магазина и запрос о доступе к медицинскому досье. Составлял, находясь в вязком тумане, и за корректность не поручился бы. Посылать не рискнул, отложил – до выздоровления. Сегодня он болен и нетрудоспособен. Диагноз: практически инвалид. Лекарство: покой и постельный режим… с Тиффани.

Лекарство в аптеках не продается, без него гарантировано сумасшествие.

С ума сходить лучше в одиночку - чтобы не позориться перед персоналом.

Пора домой…

Предупредить компаньона.

Отправился к Бернсу. Тот сидел за компьютером и что-то писал, то поднимая голову к экрану, то опуская к клавиатуре. Писал как человек, плохо знающий алфавит – поднимал указательный палец правой руки и долго искал глазами каждую букву. Как-то он признался, что ненавидит печатать. За то время, что делает на компьютере один лист, от руки написал бы три и устал бы меньше.

Бернс молча кивнул Марку на кресло: мол, посиди, сейчас закончу, побеседуем. Тот садиться не стал - тело кололо нервными иголками, которые не давали ни сидеть неподвижно, ни стоять. Достал из холодильника родниковую воду в бутылке, налил, отпил. Пофланировал по кабинету. Подошел к окну, с высоты одиннадцатого этажа посмотрел   вдаль - на шоссе Секо Парквэй, по которому мчались автомобили, большинство из даунтауна, потому что после полудня у многих начинался уик-энд.

Кто-то проведет его с друзьями на Лонг Бич, кто-то с детьми в Диснейленде. Кто-то встретится с родителями, кто-то с любимой. Марку встречаться не с кем. Двойная обида - у него на сердце печаль, а никому до этого нет дела. Машины несутся по свои делам, небоскребы смотрят окнами на горы, сравнивают – кто выше…

- Привет, Марк, - раздался за спиной приветливый голос Бернса. – Ты о чем-то хотел поговорить?

- Послушай, Энтони. – Марк отвернулся от окна. -  Я что-то неважно себя чувствую. Хочу пораньше уехать домой. Есть у тебя вопросы, требующие срочного обсуждения?

Он не был обязан докладывать компаньону о своих перемещениях или отчитываться о проделанной работе. Но оба считали необходимым ставить друг друга в известность о тех или иных вещах, имеющих отношение к общему бизнесу. Это входило в понятие «культура общения с коллегой», строго соблюдавшееся в конторе.

Бернс остановился посреди комнаты, сунул обе руки в карманы брюк красивого песочного цвета. Такой же пиджак висел на плечиках, из нагрудного кармана высовывался аккуратно сложенный, белый платок. Щеголь. В семьдесят лет. Марк ни разу не видел его недовольным или сильно огорченным. Позавидовал. Слегка.

Приподняв уголки прямых черных бровей, Бернс проговорил осторожно:

- Ты и правда неважно выглядишь. Круги под глазами... Плохо спал?

- Нет... Да... Голова болит. Хочу на выходных отлежаться. Приму парацетамол и буду валяться на диване, пока не надоест.

- Отличный план, - одобрил Бернс бодрым голосом. – Я бы тоже повалялся, да жена не позволит. Ха-ха!

Все в конторе знали - он долго и счастливо женат на Элеоноре, которая когда-то работала здесь секретаршей. Она строго следила за состоянием здоровья мужа - чтобы питался здорово и по уик-эндам больше двигался: гольф-клуб, яхта, домик в горах. Про «поваляться на диване» даже мечтать было запрещено. Такая сверхопека Энтони не напрягала. Наоборот. Когда упоминал о супруге, глаза его лучились.

- Нет, Марк, ничего срочного для обсуждения не имею. Отдыхай, ты заслужил.

- Кстати, что вы решили с той чипсовой фабрикой из Торранса?

- А, да. Спасибо за совет не спешить. Я дал задание аудиторам проверить финансовое здоровье предприятия. Представляешь, там имелась задолженность по зарплате за три месяца, со страховками, пенсионными и прочими отчислениями недостача составляла около миллиона! Вот бы вляпались...

- Не дай Бог. – В подробности вдаваться не стал. - Тогда увидимся в понедельник, Энтони. Приятно провести выходные!

46.

Нервные иголки продолжали колоть, заставляли Марка шевелиться суетливо, вроде торопился куда-то и уже опаздывал. Влетел к себе, сгреб бумаги в кучу, не разбирая – нужные-ненужные, бросил в ящик. Просмотрел электронную записную книжку, нет ли срочных встреч или звонков. Срочных нет, остальное доверит урегулировать секретарше…

Она как догадалась. Вошла, встала посреди комнаты, наблюдая за нервическими телодвижениями босса. Не желая задерживаться ни на одну лишнюю секунду, он вопросительно-недовольно посмотрел на Розалину.

- Звонила миссис Джонсон... - начала она неуверенным голосом.

Марк перебил.

- Если еще раз позвонит, скажи, что свяжусь с ней в понедельник. Нет, скажи - на следующей неделе. Ее дело может подождать.

И продолжил заталкивать ноутбук в плоскую, специально предназначенную сумку. Он зацепился за карманчик внутри и дальше не лез. Вот всегда так, когда спешишь, обязательно что-нибудь затормозит. Розалина не уходила. Ждала инструкций?

- Я сейчас ухожу, в контору не вернусь. Если возникнет необходимость, звони мне на мобильный. Только в крайнем случае, ладно?

- Хорошо.

- Да, еще. Если позвонит девушка и представится Тиффани, спроси ее номер и немедленно перезвони мне. – Тиффани не позвонит, предупредил на всякий случай.

Ноутбук, наконец, пролез до самого дна, Марк застегнул молнию, выпрямился, вытер намокший лоб.

Секретарша воспользовалась паузой, подошла  ближе и, понизив голос,     сказала:

- Я на днях рассталась с Джефри... Не хочешь заглянуть в гости? Посидим, выпьем вина. Сделаю тебе массаж. Я в прошлом году курсы окончила. Массаж по системе йогов. Помогает от хандры.

Она протянула было рук к плечу Марка, он отстранился, резко, вроде побоялся чем-то смертельным заразиться. Получилось обидно для нее, но он не заметил. Хотел резко отказаться, и вообще сказать что-нибудь грубое, дать выход давно сдерживаемому злу.

Еле сдержался. Она не виновата.

- Не сегодня, Рози. Кстати, сочувствую - насчет Джефри.

- Да я не особенно расстроилась...

Он ее уже не слушал, он вообще больше ничего не слышал - оглох от мыслей, которые как пчелиный рой гудели в голове. Выскочил из кабинета, едва ли не бегом миновал коридор. Не помнил, как спускался в лифте, заходил в гараж, заводил машину, выезжал на шоссе, перестраивался из ряда в ряд, ожидал у светофоров, останавливался перед «зеброй» пропустить пешеходов. Действовал на «автопилоте» и странно, что обошелся без аварии.

Дорога до дома выпала из сознания полностью.

47.

Бросил сумку с ноутбуком на диван и принялся бездумными шагами  мерять комнаты. Его внутренний яд клокотал и брызгал через край, и не на кого было его излить, от того Марк закипал сильнее. Попалась бы под руку живая душа, убил бы на месте одним взглядом.

Вовремя уехал с работы, иначе сорвался бы на сотрудниках, потом пришлось бы извиняться. Дома другое дело. Дома – свобода! Делай, что в голову взбредет, сходи с ума самым изуверским способом. Отруби себе палец, зажарь и съешь. Потом будешь оплакивать не утрату Тиффани, а утрату пальца.

И обвинять только себя.

А сейчас кому предъявлять претензии?

Когда нет конкретных виноватых, кажется – весь мир против тебя.

Хотелось орать голосом ломающегося наркомана и плакать навзрыд. Нет, лучше начать мировую войну со всеобщим летальным исходом – для победителей и побежденных. Пусть планета дальше существует в одиночестве. Пусть познает его горечь.

В душе росла агрессия, и Марк ее не подавлял. Агрессия требовала выхода иначе грозила сожрать его печень. Захотелось ломать мебель, крушить все, что вставало на пути.

Зак рассказывал: на одной голливудской студии оборудовали специальное помещение для актрис, которых не взяли на роль. Поставили там старую мебель и назвали «Место для истерик».

Оно подошло бы Марку.

Весь дом был для него «Местом для истерик». Ходил кругами и ругался отборным матом. Пинал все, на что натыкался: кресла, двери, стены - до тех пор, пока не вывихнул большой палец на ноге. Палец заныл, но он не обратил внимания – внутри ныло сильнее.

Пошел на кухню и принялся молотить кулаком стол у окна, будто наказывал за все прошлые, а заодно и будущие  прегрешения. Крышка не выдержала издевательств, отъехала от стены и свесилась вниз.

На подушке руки набился синяк, но это не остановило. Выскочил на террасу, поискал очумевшими глазами следующую жертву. Взгляд упал на букет, вальяжно расположившийся в вазе на стеклянном столике. Букет напомнил о причине своего появления и подписал себе смертный приговор.   Марк схватил вазу, поднял над головой и грохнул вниз.

Взорвалась бомба.

Марк застыл. И как будто очнулся.

Что это он сотворил? Взорвал дом? Или целый город?

Кругом осколки стекла, как осколки его агрессии. Крышка столика исчезла, лишь торчали вверх пять голых веток, которые ее держали. На полу, в луже - мокрые, поломанные, никчемные цветы, недавно составлявшие дорогой букет.

Жертвы бессмысленного насилия... За что он их убил?

Воинственный пыл исчез - его унесла ударная волна от взорвавшейся вазы. В войне, объявленной миру, Марк выжил, но получил раны, не совместимые с жизнью. В душе дыра. В голове вакуум.

В теле предсмертная дрожь.

Еле волоча ноги, вернулся в гостиную. Не замечая кровоточащего кулака, мокрых брюк и грязных ботинок, плюхнулся на диван, который заказывал   в Чикаго и оберегал от малейших пылинок. Только не сейчас. Не до того. Отдохнуть. Забыться. Заснуть и очнуться подальше отсюда. В другом городе. В другой галактике. В другом измерении.

Там, где нет Тиффани...