Ложе Изис

Михаил ехал к отцу. Был один из тех осенних дней, когда природа будто застывает в тихом предчувствии долгого сна. Буйное смешение красок было похоже на какую-то фантастическую какофонию цвета. Еще ничего не предвещало дождей, затягивающих серой моросящей сеткой небо и придающих окружающей природе унылый и тоскливый вид. Открыв окно автомобиля, Михаил с наслаждением вдыхал знакомый запах прелой листвы, грибов, еще чего-то неуловимо приятного, но настроение все равно было отвратительное.

- Ты должен поехать, Мишель, - требовательно выговорила тетушка, глядя ему прямо в глаза. Водрузив на кончик носа очки, она критически окинула его взглядом, предвещающим очередную головомойку. Но на этот раз он ошибся: весь праведный гнев предназначался отцу.

- Это уже какой-то нонсенс! Знала бы Мария! - она бросила взгляд на фотографию матери Михаила и поджала губы.

Михаил украдкой посмотрел на фотографию, стоящую на деке кабинетного рояля. Мать встретила его взгляд смущенной улыбкой на нежном овале лица. Услышав эту тираду, она очень бы удивилась, так как на протяжении всего брака с отцом клан, состоящий из еще одной тетушки и дяди, - приятного старичка, сглаживающего волюнтаристские наклонности сестер, были по отношению к ней в состоянии постоянной конфронтации. Опустив глаза, Михаил втайне вздохнул, чтобы тетя не заметила.

- Что ты так волнуешься, обычный кризис возраста. Перебесится и все пройдет.

- Перебесится? - тетушка возмущенно вскинула брови и, вынув носовой платок, приложила к губам. - Этой нимфетке, этой Изис всего двадцать лет! Завести любовницу моложе собственного сына! Я знаю! Ооо!... Я хорошо знаю, что нужно этим охотницам! Мужчины рядом с ними начинают молодиться, бегать по утрам, словно олени, поднимать штанги в этих ужасно пахнущих спортзалах! Затем они надевают обтягивающие джинсы, делают короткую стрижку, и думают, что победили свой возраст! Женятся, а потом в один момент падают с инсультом, и эти барракуды прибирают к рукам все имущество!

Итак, заветное слово было произнесено. Михаил поморщился, "имущество" - вот краеугольный камень, о который споткнулось все семейство, решившее послать парламентера, чтобы тот образумил отца. До него доносился возмущенный, дребезжащий от негодования голос тетушки.

- Меха... Шуба из серебристой норки, украшения... Украшения, которые были подарены твоей матери, и которые теперь носит эта старлетка! Ты слышишь, что я тебе говорю!? Бриллиантовые серьги, кольца, и, в конце концов - диадема, в которой венчались все женщины нашего рода! Не хватало еще, чтобы твой отец повел эту развратную женщину к венцу в диадеме!

Михаил не выдержал.

- Ты хочешь, чтобы я приехал и предъявил список украденного?

Тетушка замолкла, словно поперхнувшись. С негодованием взирая на него сквозь линзы очков, страдальчески промолвила:

-Пожалуй, мужчины в нашем роду закончились на мне. Ты такой же слабовольный и бесхребетный как твоя мать.

Михаил понимал негодование тетушки. Кончилась её власть. Она уже не могла манипулировать отцом, подчиняя его своей железной воле. Как-то незаметно отец вытеснил её и из своей жизни. Она считала брата мягкотелым, неспособным принять решение, человеком, и вдруг тот проявил непреклонность и твердость, свойственную иногда флегматичным людям.

- Хорошо, - вздохнул Михаил. - Я поеду и постараюсь поговорить с отцом.

-Надеюсь, ты вразумишь его, - благосклонно кивнула тетушка головой, удовлетворенная согласием Михаила. - И не забудь поинтересоваться об Императорском чайном сервизе!

"Кто эта девица? - думал Михаил, подъезжая к дому отца, - Какое, все-таки, это дерьмо. Что я ему скажу? Папа, твоей сестре не нравится, что эта девица живет вместе с тобой? Сними, пожалуйста, все побрякушки и верни тетушке? Да,... и присовокупи, пожалуйста, еще чашечки из Императорского сервиза".

Он не боялся предстоящего разговора. Они с отцом всегда понимали друг друга. Правда, после смерти жены, отец как-то отдалился от сына. Переехал жить за город, даже завел овчарку... А после того, как тетушка стала регулярно приглашать "вполне приличных женщин из прекрасных семей", отец перестал посещать семейные торжества, которые так любила устраивать его сестра.

Остановив машину, Михаил вышел и, подойдя к воротам, нажал на звонок. Где-то в глубине двора мелодично тренькнуло и затихло. Раздался лай и следом голос.

-Фу, Марс, нельзя!

"Собаку зовут Марс", - подумал Михаил и стал ждать продолжения.

Дверь в воротах распахнулась, и он увидел невысокую черноволосую девушку, с любопытством взирающую на гостя.

"Я даже не знаю, как её зовут! - внезапно пронеслось в голове Михаила. - Не обращаться же к ней, - старлетка".

- А вы - Михаил, - произнесла неожиданно, чуть нараспев, девушка. - Я узнала вас по фотографии. Заходите, ваш отец еще не приехал, у него сегодня совещание на кафедре.

Отступив на шаг назад, она чуть наклонила голову и улыбнулась.

- Вообще-то я на машине, - произнес Михаил, чуть замявшись. Он не ожидал, что девушка будет такая молодая и... красивая. Темные блестящие волосы, стриженые под карэ, крутой взлет бровей... Девушка, хотя и была одета в просторную рубаху, под этим парусом угадывалось гибкое, сильное стройное тело. Михаил почувствовал внутренне напряжение и дискомфорт, возможно потому, что взгляд ее светло серых глаз в окружении черных густых ресниц был потаенно скрытным и неуловимым.

Девушка заглянула за его плечо и, кивнув, отошла. Ворота медленно открылись, в проеме показалась собака. Это был здоровый пес: лохматый, черный с рыжими подпалинами и довольно внушительными клыками, которые он прекрасно демонстрировал, злобно ощерившись. Девушка поцокала языком, привлекая внимание пса и, когда тот повернул к ней голову, молча показала рукой вглубь двора. Пес, недовольно ворча, неохотно повиновался и, постоянно оборачиваясь, направился к своему месту.

Заехав во двор, Михаил был шокирован. Он не был здесь два года, и в душе заскребло, когда увидел, как отец устроил "гнездышко". Раньше это был запущенный сад, которым никто не занимался, дом тоже приобретал вид заброшенного жилья, в котором поселился леший. Теперь же, дом выглядел великолепно, а сад... Да нет, это уже не был сад. Это был парк с беседкой и мостиком через водоем, английскими лужайками, маленькими гротами и самое главное, - бассейном. Да, настоящим бассейном, не меньше пятнадцати метров на пять.

"Наверняка, во все это великолепие были вложены деньги с продажи семейных украшений", - пронеслась неприятная мысль у Михаила. Он уже предвидел бурю, которую подымет в семействе своим рассказом.

Они вошли в дом. Настроение у Михаила окончательно упало. В мрачном предчувствии, он рассматривал отделку из дуба и палисандра, мягкую мебель, иранские ковры, камин с изразцами ручной работы... От сердца чуть отлегло, когда за стеклом посудного шкафа, он разглядел знакомые чашки.

"Хорошо, хоть сервиз остался", - подумал он с облегчением.

Развернувшись, Михаил посмотрел на девушку, которая в свою очередь внимательно следила за ним.

- Вам не нравится,..- произнесла она, пристально следя за его реакцией.

- Подозреваю, в это великолепие были вложены немалые деньги, - сухо произнес Михаил, ругая себя, но не в силах сдержаться.

Девушка опустила глаза, потом опять подняла. Он мог поклясться, что она усмехнулась. Если бы не эта потаенная усмешка он, может быть, так и продолжал стоять, как гость. Но этот мимолетный, насмешливый блеск в ее глазах разозлил Михаила. Оглянувшись, он подошел к креслу и, по-хозяйски развалившись, нарочито медленно оглядел девушку с ног до головы. Стараясь, чтобы в голосе прозвучал довольно явственный сарказм, произнес: "Вы тут неплохо прижились".

Он намеренно оскорбил её этим словом, желая, чтобы она вздрогнула, съежилась, посмотрела на него возмущенным взглядом... Но девушка только чуть повела плечами и спросила:

-Чаю будете? Или кофе? У меня есть бисквиты...

Михаил смотрел на нее но, как ни старался, не мог разглядеть выражения её глаз. Взгляд ускользал, словно на картинах Модильяни. И он сдался.

-Кофе, если можно, - без молока и с лимоном.

Она кивнула и не спеша вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Задумчиво рассматривая цветные стеклышки на витражном абажуре настольной лампы, Михаил размышлял, - "странная... Либо наивная, либо очень хитрая. Нет... С этой женщиной отец не расстанется". Его немного встревожило, что впервые за двадцать лет безупречного брака, вдруг испытал странное волнение рядом с совершенно чужой женщиной. Он любил Нину, свою жену, - доброго, спокойного, и бесхитростного человека, сумевшего приручить даже его строптивую неуживчивую тетушку. У него росла дочь, - умненькая, не доставляющая обычных забот и тревог, - девушка, в которой души не чаяла суровая папина сестра. И он панически боялся разрушить этот семейный тандем, видя на примере своих друзей, как легко и быстро можно оказаться сидящим на осколках хрустального замка, разбитого неосторожным движением.

Девушка вошла, поставила перед ним поднос с маленькой чашечкой из знаменитого сервиза и, глядя сквозь него своим потаенным взглядом, спросила:

- Вы не будет возражать, если я немного поплаваю в бассейне?

Михаил пожал плечами и, как можно равнодушнее, бросил:

- Делайте, что хотите.

Взяв двумя пальцами крошечную чашку, он сделал глоток. Кофе был превосходным, именно таким, как он любил: в меру горячий, горьковато сладкий, с маленькой долькой лимона, не перебивающей его аромат. Он почувствовал непривычный привкус, и у него даже мелькнула крамольная мысль, что она что-то подсыпала... Но он отбросил это предположение, как не выдерживающее никакой критики. Встав, подошел к окну, из которого открывался вид на бассейн и сквозь жалюзи стал смотреть, как девушка неторопливо плавала на спине, меряя размеренными махами рук водную гладь бассейна.

"Однако... - рассеянно подумал он, чуть поежившись в душе, - вода холодная, как она не замерзнет"?

Он не заметил, как девушка вышла из бассейна, отвлеченный очередным глотком кофе, и когда опять бросил взгляд в окно замер, уязвленный в самое сердце. Девушка стояла на гранитном бордюре бассейна абсолютно голая! Он хотел отвернуться и не мог... Не мог оторвать взгляд от полной груди с яркими коричневыми сосками, от мягкой линии живота и длинных стройных ног. Она была прекрасна! Прекрасна в своей естественной и обнаженной красоте, словно скульптура Родена, вышедшая из морской пены... Встряхнув головой, девушка посмотрела в сторону окна и, хотя Михаил стоял, скрытый жалюзи, он готов был поклясться, что она его видела!

Михаил отшатнулся, - "знает, что я наблюдаю за ней и все равно, не спешит одеться"! Он сел в кресло, ощущая, как неровными толчками бьется сердце и горит лицо.

Входная дверь хлопнула, Михаил почувствовал, как предательски дрогнула рука, державшая чашку. Девушка вошла, глядя куда-то мимо него: обнаженная, с капельками воды на белой, словно саксонский фарфор, коже. Медленно, словно в задумчивости, она провела ладонями по груди, бедрам, стирая воду, потом подошла и, взяв из его руки чашку, произнесла:

- Не разбейте, тетушка будет очень расстроена.

Поднеся чашку к губам, она сделала глоток и, поставив чашку на рядом стоящий столик, замерла. У Михаила кружилась голова, то ли от близости её тела, то ли от кофе. "Все-таки, она что-то туда добавила", - встрепенулась мысль и растаяла, сметенная помраченным сознанием. Он хотел подняться, и не мог - ноги не повиновались. Девушка сделала еще шаг, придвинувшись к нему почти вплотную и, неожиданно подняв ногу, поставила на валик кресла. Словно завороженный, Михаил смотрел на тоненькую полоску волос на лобке, ощущая, как волны жара от поднимающегося возбуждения перекатываются по телу. Комната начала медленно вращаться вокруг, ввинчивая его в бешеный сверкающий водоворот. Поначалу едва слышимая дробь барабана, становилась все громче и громче, пробиваясь сквозь шум и свист в ушах. Изогнувшись, чуть покачиваясь в такт неслышной музыке, девушка приблизила лицо и вонзилась расширившимися зрачками в его глаза, словно стараясь впитать их в себя. И внезапно Михаил ощутил такое острое желание, такой первобытный зов инстинкта что, уже не владея собой, впился губами в её красный рот ......

"Черт!", я даже не спросил, как её зовут", - подумал Михаил, сидя в машине, мчавшей, его по дороге домой. Вспомнив гладкое, податливое прохладное тело, глухие страстные стоны, сильные ноги, с такой неженской мощью сжимавшие его бедра, отец семейства со смущением в душе вздохнул, подавляя глухое чувство раскаяния и вины. Придется еще раз заехать, а то тетушка будет недовольна. Ведь он так и не выполнил возложенную на него миссию, не "вразумил" отца.