Парадокс или Закольцевать Энн в Генте Джона Гонта

- Товарищ Шляперман, - чуть дрожа защетинистой щекой кподбородочных направлений и откусывая резкие слова рандолевыми зубами почетного каторжанина играл личиной гусарки, татуированной татуажем на левом плече, Иван Пятаков по прозвищу  " Куплю и выкуплю ", тот самый, что на Пасху забурился в церкву села Разбой, укутанный женской шалью, знатный промышленник и золотоискатель Заюгорских выселок, - вы не думайте, что мы абы чего тута, мы песню.

Он указал корявым пальцем торфоразработчика на хрипевший магнитофон, откуда стальным голосом шляпошного Славы Медяника доносился мелкопоместный Лонгфелло евреюжистых эмигрантских притонов Сан - Франциско и Майами, блаженного разумом Майами, сотрясающегося гофрокартонными стенками борделей от неистового размаха парочки потаскух, объединивших блондинистые усилия по принуждению к любви вялых, как хер Чэнел Сантини в пародии на Супервумен, коренных пуэрториканцев, козырявших цветастыми рубахами навыпуск и тайным знанием личного номерка телефона самой Диты фон Тиз, настолько презиравшей этих двух лошадей из русских, что, бывало, все плевалась матерая и ругалась по - татарски, лишь завидев краем глаза тупые рыла крокодилиц, лезущие с экранов и с полос хроник светской жизни и быта.

- Курили дурь, про суку Мурку пели, - начал подпевать швейцаристый Шляперман, топорща густоразвитый парховизм шевелюры, тщетно задвигаемый под серенький кепарик урожденного пролетарием существа, да и странным было бы иное : у какого Бориса Мосейча сын может быть пролетарием ?

- Короче, время провели ништяк, - закончил строфу Пятаков, грохнув кулачищем по столу трактира. - Эх, продали Россию ! И кому ? Кому ? Сечину, бля, будто не нашлось достойных.

- Нашлось, - печально шепнул Шляперман, подзывая полового, что - то буркнул в его веснушчатое ухо и подал тайный знак Ивану, вставая и удаляясь в заднюю комнату. Чуть помедлив, Пятаков тоже встал и прошел следом.

На огромном кухонном столе лежал рыжый половой, известный кинолюбителям как большевик и чекист из  " Трактира на Пятницкой ", Шляперман, кряхтя и тужась засаживал обрезанный болт в его растопыренный анус, пуская алчные слюни на подбородок, на котором, как известно, лицо не просто заканчивается, отнюдь, просто у тех, у кого его изначально не наблюдалось, оно начиналось в обратную сторону. Если не лень, то можно посмотреть в портреты Путина, того же Сечина, Ходорковского или Чубайса, и мои слова обретут явственность, описать которую не хватит сотни слов, а глянешь - и видно сразу и целиком.

- Оргии, - осклабился Иван Пятаков, снимая брюки и пристраиваясь третьим.

Дабы не навлечь на себя гнев ужасающий мужа твоего, Надя моя, придется мне подпустить гомосексуализму, потому Верзилов, сама знаешь, как он падок до пидарастии, типа, Пряникова, но больше.

- Да хер на этого козла, - рубанула наотмашь сестричка, высовываясь взлохмаченной головенкой из - под одеяла. - Пиши прямо Надьке, мол, тыр, пыр, е... ся в сраку, люблю тебя и обожаю, сердце подарил давно, сейчас дарю сказку. Ну ты и мудак, - ехидно протянула она, заметив следы обожания ведьмы на моем одухотворенном невероятной эрекцией лице. Я перся от ножек ведьмы, чья дочь уже готова к употреблению грязными нигерами, а ведь по ногам и не скажешь, сочные, стройные, секси, бля, хочу. - Вижу, что хочешь, - мурлыкнула родственница, набрасываясь теплым ртом туда, куда надо и следует.

Через десять минут вытерла ладошкой губы и хихикнула.

- Любишь Надьку, а спать со мной ложишься вот уже четыре года.

- Три, - поправил ее я, целуя розовое ухо сестрички.

- Угу, - согласилась она и потерла. У меня опять встал.

Прошло пять часов.

- Е... ся, - простонала моя Лукреция, не в силах шевельнуть тоненькими ножонками, раскинутыми параллельно телу ( или перпендикулярно, хер знает, это геометрия, а я литературно ), - как раньше прям.

- Вот что моя Женечка, даже пропав без вести, со всеми вами, сучками, вытворяет, - с высоты собственного локтя отвечал я, мучительно размышляя о муже Пикачу. Вот надо ему гомосексуальные оргии подгонять или и так сойдет ? Не придя к решению, решил забить на мужа, благо, он умный, не нарисовывается, не ломает кайф ретвитами и Хренотенью Баррикадовной, чисто не в кипеш прется мужик от того, что самый вуматный автор интернета любит его жену. - Опустила она вас и всегда будет опускать, куры долбанные.

- Твари, - подтвердила Пикачу, щекоча меня острым соском по ребрам. - Некоторые из нас даже еврейки.

- П... дец, - нахмурился я, тая от нежности.

- Самый настоящий, - мяукнула она, залезая сверху.

Прошло десять часов.

- Знаешь, - задумчиво сказал я, отдыхая на ее груди, - я тебе и Путина прощу, и увлечение Бароновой, не справившейся с конкуренцией тоже, одного не смогу, - поцеловал крепко - крепко и открыл самую страшную тайну, - забыть и простить. Если ты, - взял за шею и чутка придушил, - в телевизор пойдешь. Ладно к Ландер там, - вспомнил я рыжую, - но только не на сраный, поганый, ублюдочный  " Первый ".

- Знаю, - преувеличенно скорбно вздохнула Пикачу, - причем, давно. Мне, если честно, впадляк с такими свиньями краями соприкасаться. Аааааа, - заорала она, напугав мою кошку, - ты рожи Стриженовой, ополченца - нациста и лысого ушлепка видел ?

- К сожалению, - пришла уже моя очередь вздыхать. - Бля, а смешно со свиньей из Флориды вышло, ведь любой, кому не лень, может увидеть, как омерзение к говнопродукту Эрнста убило на хер все и вся уже по отношению к ней.

- Х... й на нее, - решила Пикачу, тыча пальчиком в двух блондинок. - Эти круче. Алиса и королева Датской марки.

- Спи, - попросил я ее, устав от физических усилий любви. Но у меня опять встал.

- Сплю, - послушно ответила Пикачу, сжимая кулачком то, что надо сжимать. Открыла рот и снова полезла наверх.

Закрыв глаза, я чувствовал себя конем.