Пиратка. Часть 8

Оказывается, наш бриг называется «Счастливый». Об этом я узнаю только после моего первого абордажа. Название дано не зря, мы относительно легко отделались. Но бриг требует срочного ремонта в доке, команда истощена, некомплект просто чудовищный, все работают, не покладая рук. К тому же, среди рабов, от скверной пищи и долгого содержания в трюме, начались болезни. Шарлота принимает решение идти в ближайший порт для ремонта, пополнения запасов, доукомплектовать экипаж, отдохнуть и продать захваченных пленников. Порт Олни – небольшой город, чьи жители, да и правители, по-тихому промышляли работорговлей, скупкой награбленного, контрабандой и другими неблаговидными делами. Удаленность от оживленных морских маршрутов, редкие визиты правительственных эскадр, во время которых все было чинно-благородно, налоги платились исправно, в городе царили мир и порядок, удачное расположение на берегу, среди безжизненных джунглей, делали Порт Олни одной из излюбленных перевалочных пиратских баз. Нравы там царили достаточно свободные, законы во многом существовали лишь на бумаге, губернатора и стражу интересовали в основном своевременная уплата сборов и получение не совсем честной прибыли. Короче, лучшего места для нашего брига тяжело было придумать.

От работы на корабле меня освобождают. Но я даже не знаю, рада я этому или нет. Весь день, с утра до ночи, с короткими перерывами, я тренируюсь с Генри. Он выматывает меня так, что вечером я падаю с ног от усталости и сплю как убитая, иногда нет сил добраться до кубрика, и я ночую прямо на палубе. Все тело в синяках и ушибах, ноют руки и ноги, я сейчас вполне осознанно ненавижу своего любимого мужчину. Никаких поблажек, никаких скидок на пол, возраст, разницу в мастерстве. Он появляется всегда в прекрасном настроении, иронично щурит свои проклятущие глазищи, хмыкает, видя, как я со стоном пытаюсь размяться, и дальше начинается пытка, которая длится до глубокой ночи. За десять дней я похудела, как никогда раньше, волосы выгорели на солнце, несмотря на косынку на голове, загорела почти до черноты, и у меня не сходят с тела синяки и ссадины. Со всего тела. С рук, бедер, голеней, груди, живота, спины. Каждый день к нам присоединяется Шарлота. Абсолютно не чинясь, в простой рубашке на голое тело, штанах, босая, с косынкой на голове. Она крайне серьезно относится к тренировкам, и достается ей тоже изрядно. Иногда она с трудом подавляет стоны, и тогда ее голубые глаза мечут молнии, но она молчит, кусая губы, и всегда благодарит нашего мучителя за урок. Звон шпаг, кажется, не умолкает в ушах даже ночью, я засыпаю под него и просыпаюсь с ним.

Когда на палубе капитан, мы работаем с ней в паре, добиваясь невероятной, невозможной для меня ранее слаженности, когда партнера чувствуешь даже не спиной, не затылком, а всей кожей, а потом вообще перестаешь ощущать, как свою тень. А проклятый мучитель, насмешливо щуря глаза, все так же остается недосягаем и неуязвим. Иногда, издеваясь, он просто взвинчивает темп, и тогда эстоки в его руках вообще разглядеть нельзя, можно только ощутить болезненный удар, нанесенный плашмя, по руке, ноге, попе, что бывает самым обидным. Стискиваю зубы и стараюсь изо всех сил. Никогда раньше я так не старалась и не работала. Я неплохая шпажистка, чего греха таить и стесняться, но такого, что делает Генри, я просто не могла раньше представить.

Но на девятый день мы его достали. Достали, хотя он не поддавался, как иногда бывало, чтобы мы лучше смогли усвоить новый прием. Капитан, держа шпагу в левой руке, резко отбивает один из эстоков в сторону, и я уже знаю, что будет дальше, он всегда уходит разворотом, чтобы пропустить мимо мою атакующую шпагу, и если бы не это знание, у него получилось бы и на этот раз. И я, даже не глядя, ощущаю, что Шарлота продолжает атаку, встречаю его второй эсток из низкой стойки, парирую кинжалом, и Генри банально не успевает. Моя шпага касается его груди. На мгновение мы замираем, но победа чистая, придраться не к чему. Острие моей шпаги вот-вот проколет загорелую кожу прямо напротив сердца. Тяжело дыша, отдуваясь, мы с Шарлотой делаем шаг назад, поднимая оружие в салюте. Генри недоверчиво смотрит на нас, а потом начинает хохотать, как сумасшедший, бросив эстоки на палубу. На шум сбегаются все свободные от работы пираты.

- У них получилось! – сквозь смех буквально стонет парень. – У этих двух неженок получилось! Достать меня! Коронного рыцаря! У двух девок!

Недоверчиво переглядываемся с Шарлотой, опуская клинки, и тоже улыбаемся. Сейчас совершенно не обидно за «неженок» и «девок». Это признание мастерства от настоящего виртуоза, от гения шпаги.

Генри, все еще смеясь, грубо сгребает нас обеих в объятия и по очереди целует каждую.

- Девчонки, вы молодцы! Достать меня на противоходе! Все же научились!

- Генри, - Шарлота довольно пыхтит в его объятиях, - отпусти нас.

Парень отпускает нас. Я улыбаюсь во весь рот, втайне надеясь, что теперь мои мучения прекратятся. Но надежды разбиваются вдребезги, когда Генри подхватывает свои эстоки и кричит:

- В позицию, кошечки, и не думайте, что теперь вам будет легко! Я разозлился.

Через несколько минут мы обе безжалостно избиты его эстоками, так, что стоны сдерживать уже не получается, а на глаза наворачиваются слезы от боли и обиды.

Это был последний день наших мучений. В ту ночь он пришел ко мне на палубу, где я лежу пластом, проклиная все на свете и не в силах пошевелиться, так ноет избитое тело. Садится рядом и смотрит на ночное море. Над головами хлопает парус. Со стоном сажусь. Не смотрю на него.

- Пришел полюбоваться, изверг? – наконец хмуро интересуюсь я.

- Ты прекрасно владеешь шпагой, - говорит парень, - я видел очень мало мужчин, которые смогли бы выстоять против меня один на один хотя бы минуту.

- Ты правда коронный рыцарь? – я с жадностью собираю хоть какие-то сведения о мужчине, который похитил мое сердце.

- Я… В прошлом я лучший клинок метрополии, - серьезно, без рисовки, отвечает Генри, - лучшие учителя, великие мастера… Работа по четырнадцать часов в сутки на протяжении десяти лет… Я не расставался со шпагой с того времени, как у меня хватило сил удержать ее в руках… Три военных конфликта, наградные клинки из рук монарха… Теперь все это в прошлом.

- Ты жалеешь?

- А ты?

- Нет, - твердо говорю я, глядя на черную воду, - в рабстве я встретила своего мужчину.

Вместо ответа парень нежно обнимает и целует меня, так, что сразу в голове плывет звон колокольчиков, и слабеют руки и ноги, и сразу перестает ныть и болеть избитое тело. Им же, мерзавцем, и избитое.

- Вот и я не жалею, - очень нескоро он отрывается от моих губ, - знаешь, мне в один момент в моей прошлой жизни стало скучно и страшно. Я карабкался на вершину, убивая врагов, оттачивая свое искусство, и я достиг ее. И когда я задумался над тем, что будет дальше, мне стало страшно. Все, все позади, я на пике, и я один, и путь с вершины только один – вниз, ведь некуда больше стремиться и нечего больше желать. Тогда я и отправился путешествовать… А здесь, на «Счастливом», я нашел новые горизонты и новые вершины, к которым можно стремиться.

- И все?

- Нет, - медленно качает он головой, - еще я нашел тебя, Анна. Мою женщину.

- Рабыню? – лукаво уточняю я, чтобы скрыть радость от его слов, которая цветет в моей душе.

- Так даже интереснее. Можно думать о том, как выкупить или выкрасть тебя. Только мне что-то подсказывает, что ты не очень хочешь избавиться от ошейника.

- Видимо, среди моих предков было много разбойников, и вот их кровь проснулась во мне, - я кладу голову ему на плечо, - да, мне нравится моя участь рабыни-пиратки. Рядом с тобой…

И наша волшебная ночь, проведенная сразу после абордажа, повторилась вновь. Заснули мы только с рассветом.

На следующий день раздалось такое долгожданное:

- Земля!

И очень скоро и я с палубы корабля уже смогла рассмотреть нечеткую полоску берега вдали. Шарлота, в своем капитанском убранстве, велит мне, Надин, Линде и Джоанне, идти к ней в каюту. Джоанна – высокая, сильная, красивая дикой и необузданной красотой, увешанная золотыми украшениями, в ошейнике, одна из двух негритянок на борту. Вернее, вторая темнокожая женщина – Амалия – мулатка и она свободна. В каюте капитан деловита и сосредоточена, не тратит время на церемонии и соблюдение этикета.

- Девчонки, сейчас вы члены моего экипажа, а не рабыни, поэтому говорить я буду с вами как с равными. – Шарлота вышагивает мимо нас. – В Порт Олни мы становимся на стоянку для ремонта. Минимум две недели. За это время мне надо пополнить команду, припасы и продать всех рабов. Быстрее отремонтироваться у нас никак не получится. Губернатор Порт Олни мой старый знакомец. Это хитрый, жадный и сволочной мерзавец. Когда он поймет, что бриг встал на долгий ремонт, в команде некомплект, и припасы на исходе, нас наверняка будут ждать сюрпризы. В лучшем случае попытаются продать в рабство, в худшем – выдадут флоту метрополии. За вознаграждение и просто из желания выслужиться. Это случится достаточно быстро, сукин сын хоть и последняя сволочь, но он отнюдь не дурак. Меня, с моей репутацией, в его дом пустят только тогда, когда там будет больше вооруженных людей, чем блох на собаке. Вы должны будете вовремя узнать о его планах и подать мне знак. Внезапного нападения быть не должно. А у меня… Есть для него кое-какие сюрпризы, и он им очень не обрадуется… – зловеще заканчивает Шарлота.

- Я даже не спрашиваю, как мы попадем к губернатору, - серьезно говорит Надин.

- Да, девчонки, - кивает капитан, - я вас продам. Вы настоящие рабыни, в заклепанных ошейниках, клейменые, придраться к этому невозможно. Но вы же знаете… Я всегда вытаскиваю своих людей. Всегда. Вы верите мне?

- Да, капитан, - звучат твердые ответы, - мы готовы.

- Будет трудно. – Шарлота обводит нас взглядом своих холодных голубых глаз. – Это настоящий подонок. Но я знаю – вы справитесь. И в нужный момент я лично проложу к вам путь шпагой. Я не бросаю своих людей.

- Да, госпожа, - по очереди повторяем мы, - вы можете рассчитывать на нас.

- Я не сомневаюсь в вас, мои девочки, - капитан по очереди целует нас, простых рабынь, - вы спасаете весь экипаж и наш бриг.

Берег виден все четче, все ближе, и меня охватывает настоящее волнение. Мы, вчетвером, сгрудились возле борта, вглядываясь в приближающийся порт. На всех нас короткие, очень откровенные рабские туники, с глубокими вырезами, без рукавов, скорее призванных подчеркивать, чем скрывать фигуру, волосы у всех спрятаны под косынками, солнце жжет немилосердно, все босиком, как и положено рабыням, на всех намертво заклепанные ошейники.

На палубу выводят из трюма и других рабов, закованных в цепи. Пираты молчаливы и деловиты, они заставляют всех тщательно вымыться и прибрать за собой палубу. Потом с рабскими цепями, соединяющими их ошейники, начинает возиться кузнец Ричард, так, что все шесть пленниц оказываются в одной веренице, прикованные друг к другу за ошейники общей цепью, а мужчины тоже разбиты на небольшие группки по пять-шесть человек в каждой.

Приходит затем и наша очередь. Никто не сопротивляется, конечно, наоборот, глаза моих подруг светятся решимостью, я тоже настраиваюсь на нужный лад. На заведенных за спину запястьях захлопываются жесткие, неудобные рабские наручники, на щиколотках – тяжелые кандалы, соединенные достаточно длинной цепью, чтобы можно было не семенить при ходьбе. Ошейники соединены друг с другом цепью, теперь мы неотличимы от остальных рабских верениц, разве что загар выдает то, что большую часть времени мы проводили под солнцем, а не в трюме. Но это никого не волнует, рабов и рабынь часто используют для работы на палубе и для развлечения пиратских экипажей.

А берег уже совсем близко, отчетливо видны белые стены порта, яркая зелень подступивших джунглей, несколько небольших судов в гавани, рыбацкие лодки, оживленные пирсы и набережная, усеянная множеством строений. На сторожевых башнях порта блестят пушечные стволы, неподвижно застыли часовые, вглядываясь в морские просторы. Нас, конечно, заметили. Не входя в гавань, Шарлота кладет бриг в дрейф, на мачтах взвиваются сигнальные флаги. Со стен рявкает в ответ пушка. Насколько я понимаю, холостым зарядом, это знак, что наш бриг может войти в гавань. Но капитан не спешит. Она подает знак, и с борта «Счастливого» на воду спускают четыре больше шлюпки. Рабов бесцеремонно спускают в них, обвязав веревками, и укладывают на дно. Места гребцов занимают вооруженные до зубов пираты, сама капитан, в роскошном камзоле, в шляпе с широкими полями, со шпагой на боку, стоит во весь рост на носу головной шлюпки. Меня и моих подруг грузят именно в эту шлюпку, но в отличие от остальных, бережно и аккуратно. Генри, конечно, поблизости от Шарлоты, поворачивается ко мне и ободряюще улыбается и подмигивает. Сейчас он в своем привычном боевом облачении, эстоки покоятся в ножнах за спиной, на груди перевязи с метательными кинжалами, два пистолета за поясом. Настоящий бог войны. Его ошейник скрыт небрежно повязанным шарфом. Шлюпки неторопливо движутся к берегу, бриг следует за ними, в случае чего готовый прикрыть своих товарищей тяжелыми орудиями.

Когда шлюпка достигает одного из пирсов, с него рабочие спускают трап, и под звон своих оков, мы, в окружении пиратов, поднимаемся на пристань. Причаливают и разгружаются и другие шлюпки. В суете и толчее Генри оказывается рядом со мной и шепчет:

- Ничего не бойся. Ты смелая и сильная, и я буду поблизости. Пока я жив, ничего с тобой не случится.

Киваю в ответ, я так хочу слышать эти слова, что сразу успокаиваюсь. С интересом оглядываюсь вокруг, в пиратском логове я впервые. На пристани куча народа, торговцы, моряки, солдаты, рабочие, просто портовые бездельники, царит невообразимый шум и гам. Наши товарищи окружают закованных рабов, во главе импровизированной колонны Шарлота, и медленно, продираясь сквозь толпу, мы движемся в город.

Город не впечатляет. Каменные белые дома, иногда крытые соломой, кое-где мощенные узенькие улочки, маленькие базары на каждом перекрестке. Очень много чернокожих, правда, в основном в рабских ошейниках. В одних набедренных повязках, и мужчины, и женщины, в ошейниках, невольники провожают нас удивленными взглядами, а потом опять торопятся по своим делам. Вот мимо нас несколько всадников прогнали вереницу пленников, руки их связаны за спинами, на шеях веревки, всадники безжалостно погоняют их ударами плетей.

- Очередной удачный рейд в джунгли, - ворчит идущий рядом Вальтер, - этак скоро все негры в окрестностях станут рабами.

- Это выгодно, - откликается кто-то из наших, - работают они хорошо, а хозяйская плеть очень быстро учит покорности.

Под ногами то сухая, потрескавшаяся земля, то раскаленные камни, то нагретые солнцем доски, из которых на солнце выступает смола. Идти босиком откровенно больно, и проклятые кандалы на ногах уже, кажется, весят целую тонну. Стараюсь не запутаться в цепи, приходится смотреть под ноги, пристраиваясь под шаг идущей впереди меня Линды. Так мы минуем почти половину города, входим на большую рыночную площадь, с ратушей и небольшой часовенкой. Здесь, видимо, центр города, потому что дома, окружающие площадь, выглядят гораздо богаче, чище, и публика здесь в основном разодета. Напротив ратуши – довольно большой рынок, множество палаток, навесов, куча продавцов и покупателей, и здесь ничуть не тише, чем в порту.

Но Шарлота уверенно ведет своих людей дальше, минуя базар, пока мы не оказываемся на еще одной уже небольшой площади, и здесь меня продирает до костей. Это тоже рынок. Только невольничий.

Посреди площади – несколько больших клеток, сквозь прутья решеток видны заключенные в них пленники и пленницы, как правило, обнаженные. Рядом – три больших деревянных помоста, горят небольшие жаровни, стоят наковальни. На помостах – столбы, к которым прикованы и привязаны выставленные на продажу мужчины и женщины. Суется вокруг надсмотрщики, расхваливая свой товар, звенят по наковальням молоты кузнецов, заковывая в цепи стащенных с помостов рабов. Вот одного белого парня сразу четверо здоровенных помощников работорговца разложили прямо на земле, навалились, прижали, и в его грудь впивается раскаленное добела клеймо в руках равнодушного кузнеца. Парень кричит и извивается, но вырваться не получается, и он оказывается быстро и споро закованным по рукам и ногам, и его за цепь ошейника уводит какой-то горожанин. За помостами стоят связанные или закованные невольники, ожидая своей очереди. Вокруг помостов и клеток – богато одетые покупатели, небрежно рассматривают пленников, выбирая и торгуясь с суетящимися здесь же продавцами.

Не медля, Шарлота ведет нас к помосту, от которого уже навстречу ей спешит мужчина, при виде которого у меня холодеет в животе, но скорее от неприязни, вызываемой им, чем от страха. Небольшого роста, почти лысый, только кое-где на голове торчат пучки седых волос, плотный, коренастый, в одной безрукавке на голое тело и кожаных штанах, он весь увешан золотом, золото, кажется, везде, на шее, в ушах, на запястьях толстые браслеты, пальцы унизаны кольцами. Рожа самая отталкивающая, но сейчас он масляно улыбается капитану, будто неимоверно рад ее прибытию. Сабельный шрам пересекает лоб, и зубов у него явно недостаток, на полуголом торсе пестрят татуировки. Короче, не самый приятный вид.

- Ба! Неужели сама гроза морей почтила мой городок присутствием! – еще издали кричит он. – Надеюсь, моя госпожа прибыла надолго? В гости? Или по делам?

- Не юродствуй, Майлз, - холодно отвечает Шарлота, - конечно, по делам. Надо продать кое-что.

- И кое-кого? – подмигивает мужчина, кивая на нас, закованных в цепи.

- Не только. – тон капитана по-прежнему холоден, как лед. – В трюме тоже кое-что есть.

- Шарлота, ты меня знаешь… Лучшей цены в Олни тебе никто не даст. – толстяк все так же улыбается во весь рот, но глаза его жадно рыщут по телам рабов и рабынь капитана. – Неплохой товар… Очень даже неплохой. Ты молодец, девочка. Не забываешь старика, если приводишь к нему таких рабов, у нас белые невольники в большой цене. Позволишь осмотреть?

Капитан знаком велит пиратам расступиться, и толстяк бесцеремонно осматривает каждого из невольников.

- Так не годится, - наконец выдает он, - товара много, я не могу сразу дать цену. Придется осматривать каждого.

- Ты же все равно перепродашь их!

- Я торговец, детка, это мое ремесло – получать прибыль. – вздыхает он. – Я должен знать, что покупаю и что продаю.

Набегают его помощники и оттесняют пиратов в сторону. Каждого из рабов отделяют от общей цепи, грубо срывают жалкое подобие одежды и внимательно, быстро осматривают. Щупают мускулы, залазят пальцами в рот, женщин бесцеремонно хватают за груди и бедра, заставляют нагнуться, присесть, и после ожесточенно торгуются. Шарлота в торге не участвует, вместо нее от наседавших торговцев отбивается Ральф, это наш казначей, сбежавший из метрополии из-за финансовых махинаций. Торговаться он умеет не хуже помощников Майлза, и унизительная процедура затягивается.

- Я капитан королевского флота Фернандо Родригес, - тихо говорит захваченный в плен капитан фрегата, когда до него доходит очередь, - меня и моих людей король выкупит за любые деньги, а тебе зачтется, то, что дал нам свободу, торговец.

- Прекрасно, чудесно, - расплывается в улыбке Майлз, - всегда рад помочь таким щедрым господам и нашему обожаемому монарху. Конечно, король заплатит выкуп. Ребята, освободите нашего гостя и его людей, - велит он, - негоже славным воинам делить с рабами бараки и цепи.

- Ты делаешь ошибку, Майлз, - подает голос Шарлота, - дашь свободу этому человеку, и очень скоро королевские пушки сровняют твой город с землей.

- Не беспокойся, девочка, - отмахивается толстяк, - мои гости задержатся у меня, пока я не получу за них звонкой монетой из королевской казны. Ты знаешь, наверное, из моего дома невозможно сбежать. Ни гостям, ни пленникам, ни рабам.

- А вот с тобой, пиратка, мы еще обязательно встретимся, - капитан с ненавистью смотрит на Шарлоту, пока с него снимают цепи, - думаю, после нашей следующей встречи место на колу я тебе смогу гарантировать. Тебе и твоим головорезам.

- В следующий раз я не буду столь милосердна к тебе, - Шарлота равнодушна и холодна, - Ральф, возьмешь за этих рабов максимальную цену.

Но вот все мужчины проданы, и очередь доходит до рабынь.

- Для наложницы сгодится, - Майлз небрежно шлепает по заду мою спутницу по нашему торговому кораблю, вредную Луизу, - пока для меня, а там посмотрим.

Эта же судьба ждет и Ольгу. Женщин оттаскивают в сторону и ставят на колени.

- Это интересно, - Майлз откровенно любуется красавицей-Кэт, - это очень интересно… Можно и в благородный дом продать… - бормочет он.

Когда доходит очередь до Линды, он внимательно смотрит на нее, велит освободить от общей цепи и пройтись. Фигура у нее действительно изумительная, и девушка нисколько не стесняется своей потрясающей красоты, движется гордо и уверенно, насколько позволяют ее оковы.

- Танцовщица?

- Да, господин, - твердо говорит она, - я давно в рабстве, господин, и много чему научилась.

- Вот и посмотрим на твое искусство, - отвечает он, - ты послушная, рабыня?

- Пусть господин сам убедится в моих достоинствах, - несмело улыбается Линда.

- По рукам, - Ральф называет цену, и Майлз, на удивление, даже и не думает торговаться.

На Джанет, высокую и сильную, он смотрит мельком и велит:

- Черномазую в клетку. Для арены сгодится.

А вот вокруг меня и Надин он ходит долго, я все внутри сжимаюсь от гадливости, когда его руки скользят по телу, но покорно молчу и смотрю на свои запыленные, закованные ноги.

- Пройдитесь, рабыни, - раздается его команда, и мы, стараясь на запутаться в кандалах, делаем несколько шагов.

- Они необычно движутся… - доносится до меня его бормотанье себе под нос, - можно попробовать и арену…

- Девки, вы знакомы с оружием?

- Знакомы, - ледяным голосом опять вмешивается Шарлота, - вот эту, Анну, мы захватили в плен на торговце, девка дралась, как черт, а вот эта, Надин, раньше принадлежала воину, и он ее кое-чему научил.

- В клетку их, - решает наконец Майлз, - надо пробовать их на работе и в цирке.

Я не вижу, как он за нас расплачивается. Подгоняемые тычками в спину, Надин, Джоанна и я, со всей возможной скоростью, бредем к одной из центральных клеток на площади.