Фантазии полоумной. Глава 76. Глава Эротические фантазии женщин

Глава 76

Всем выйти из сумрака!

Пэйл: Милош заявился ко мне в спальню ни свет, ни заря, бесцеремонно распахивая дверь мощным пинком, та заскулила, дала сдачи ни в чем не повинной стенке и повисла на одной петле. В другой раз серб бы сильно расстроился очередной поломки в своих богемных хоромах, однако сегодня его настроение нельзя было назвать дурным. Руки его занимал некий шедевр, бережно запелёнатый в пеструю наволочку.

- Уймись, ты не на ринге, - сонно поприветствовала я своего угнетателя долгожданного крепкого утреннего сна после дичайших кошмаров, поднимая голову над улитой слезами подушкой.

- Так разве встречают гонца с добрыми вестями? – весело нахмурился Милош. – Точнее с дарами, - потряс он квадратным предметом в руках.

- Бойся данайцев, дары приносящих, - терла я глаза, обильно размазывая дешевую штукатурку, которой меня принуждали пользоваться, дабы хоть немного соответствовать своему возрасту.

- Брось, тебе понравится, пилетина, - радостно ухмылялся Милош, распаковывая свой жест доброй воли. – Я же должен был тебя как-то отблагодарить. Вот и написал твой портрет, - мне стало не по себе еще до того, как он поставил рисунок ко мне на кровать. – Ну, что скажешь?

Живопись просто-напросто боялась Милоша. Рассматривая его творение, мне в голову сразу начали лезть образы разбегающихся в панике красок и прячущихся под стол кистей, которые серб тщательно отлавливал и наносил мазки их дрожащими в эпилептическом припадке хвостиками, пока те тщетно пытались вырваться. Другого объяснения его бездарности я не находила.

К тому же изображенное на портрете бездыханное тело, развалившее на постели свои конечности, напоминающие клешни лобстера, леденило кровь одной своей позой переломанной задушенной проститутки с бесстыдно задранным подолом до самой шеи. Нос мой был квадратный и горбатый, подстать Милошевскому, глаза пустые полуприкрытые, уставленные в никуда, отсутствие зрачков делало их совершенно мертвыми, рот растекался по подбородку, а волосы напоминали клубок плотно сплетенных гадюк во время брачного сезона. Пикассо, наверное, так сильно сейчас ворочается в гробу, что может вырабатывать электричество.

- Я же говорил, что тебе понравится, - серб как всегда видел и слышал только то, что ему хотелось, не обращая внимание на гримасу отвращения и ужаса на моем лице.

- Ты это с меня срисовывал, когда я…? – меня колотило от увиденного так, что я забывала слова.

- Нет, что ты? Я ж не извращенец, - невинно отвечал он. – Но я видел тебя такой.

- Как ты не писаешься по ночам? – возвращала я самообладание, хотя все еще не могла поставить свою отвисшую челюсть на место.

- Я знаю, это так красиво, что можно уписаться, - сербское эго било все рекорды самоуверенности, он умасливал картину своим влюбленным взглядом. – Давай повесим ее здесь, - пересек он комнату, срывая унылую репродукцию Ван Гога.

- Тебе придется менять мою простынь каждый день, - печально изрекла я, прекрасно понимая, что Милош все равно переиначит эту фразу в свою пользу. - Ты говорил, что видел меня такой… –собиралась я с мужеством, чтобы задать один неприятный вопрос, –Тогда почему у меня глаза открыты?

- Потому что они всегда открыты, - заявил он будничным тоном, пожимая плечами.

- А я разве… - нервно сглотнула я, - не сплю?

- Не всегда, - его голос остался таким же ровным и непринужденным.

Меня замутило. Отлично, теперь я еще и добровольно отдаюсь этому моральному уроду. А что если у меня происходит расщепление личности? Одна спокойно спит и наутро ничего не помнит, а второй приходится отдуваться за всю команду. Я читала где-то о таком. А потом они сольются воедино, и меня накроет всей этой свалкой омерзительных ощущений, что довелось пережить моему телу. Какое паскудство! Лучше сдохнуть!

- Ты кстати стонешь, как шлюха, и просишь добавки, - продолжал Милош, наблюдая, как на моем лице отражаются подступающие к горлу рвотные массы. По довольному блеску в его глазах было видно, что ему нравилось причинять мне боль таким изощренным способом, раз уж его обещание связывало ему руки, уберегая меня от физического вреда.

- Я бы не хотела об этом говорить, - попыталась я сохранить стабильность своей рассыпавшейся на глазах психики. Лучше просто не знать.

– Да ладно тебе, пилетина. Хватит изображать альпийскую девственницу. Я хорош в постели, и тебе это нравится, чего тут стыдится? – он подстегнул мои тошнотворные позывы прощальным подмигиванием, прежде чем его самодовольный зад покинул мои скромные владения.

Какой кошмар! Я и вправду бодрствую. Надо прекратить думать об этом немедленно, иначе действительно что-то вспомню. Моя истерзанная гордость и так зиждется на святом духе, не хватало еще плеснуть ей в лицо парой пикантных подробностей моего некрафильно-лунатического изнасилования.

Последующие недели я старалась жить настоящим моментом, не давая себе анализировать реальность, а как робот, выполняя список функций на день: встать, умыться, привести себя в порядок, позавтракать, отметиться со своим тюремщиком на очередном бое.

Официальный чемпионат по боям без правил давался Милошу очень тяжело, возможно, оттого, что змеёныш привык использовать жестокие и унизительные приемы в своих подпольных побоищах. Он не гнушался ломать противнику пальцы, обездвижив предварительно, подло впиваться зубами в ухо или щеку, даже наносить удары в пах его ничуть не смущало. В моих глазах он представал олицетворением злого гения, стремившегося испортить все, к чему прикасался. Ему бы в помощь еще с десяток таких прогнивших до основания солдат, и Сербия бы завоевала мировое господство.

На чемпионате, освещаемом телевидением, было все иначе: бой выглядел как равноправная схватка, а не как глумливая стычка пьяных подростков в подворотне. За привычные Милошу фортели, которыми он так гордился, его могли дисквалифицировать, поэтому серб подстраивался под официальные правила, подолгу выстаивая раунды против мощных тяжеловесов. И хоть его кровь берсерка дарила ему преимущество в силе и выносливости, я видела, как он краснел и выкручивался, как рак, брошенный живьем в кипяток, пот стекал по его лицу обильными потоками, заставляя его начавшие пробиваться белобрысые завитушки облепливать яйцеобразный череп.

Я наблюдала за боями из бесновавшейся толпы, ощущая влажное сопение Германа в затылок. И все же фортуна была на стороне Милоша. Тяжким трудом он завоевывал одну победу за другой, поднимаясь в списке претендентов на чемпионский титул. Я искренне радовалась, втайне надеясь, что серб позабудет свои идеи с каннибализмом. Но он не забыл. Я поняла это в тот день, когда этот недоделанный абориген принес домой свиное сердце и долго варил его, сверяясь с рецептом поваренной книги.

- Мало того, что ты планируешь убийство человека, своего собрата, - наконец решилась я вылить на него все накипевшее негодование, глядя на мирно булькающий кусок мяса, - так ты еще хочешь поиграть в Ганнибала Лектора?

- Что бы ты понимала, девка! – огрызнулся он, не отрывая взгляда от кулинарного шедевра. – В моей жизни все должно быть наполнено изяществом. Я не голозадый папуас с этих чертовых островов, чтобы пожирать сырое сердце, я превращу это в искусство, наслажусь каждым кусочком самого жизненно важного органа Александра Кая, - нашептывал он масленым тоном слова любви своему гастрономическому извращению.

- Как по мне, так искусство и ты – вещи несопоставимые, - в конец осмелела я при упоминании заветного имени. – Все, что я вижу, так это неотесанного оборванца, корчащего из себя принца Датского, выряжающегося в потрепанные молью кружева и ваяющего сомнительные пресные карикатурки.

Милош тут же оторвался от курсивных строк и с серьезным видом заглянул мне в глаза, медленно кладя шумовку на стол. Не издав ни единого звука, он влепил мне самую звонкую пощечину в моей жизни, так что у меня уши заложило, и я чуть не ударилась лбом о столешницу, чудом сохранив равновесие.

- Считай, что я расторгаю наше соглашение, - прошипел он мне в покрасневшее от унижения и неожиданности лицо. – А теперь брысь в свою конуру и поразмысли над своим поведением. Хорошенько поразмысли, ведь теперь за каждое необдуманное слово или неаккуратный жест я буду использовать тебя как грушу для тренировок перед боем. Уяснила?

Я коротко кивнула и скрылась по указанному адресу. Я старалась максимально не жалеть о содеянном, в конце концов, этот злополучный момент должен был рано или поздно наступить. Нам обоим уже изрядно поднадоела эта игра во взаимное уважение, при том что каждый понимал расстановку сил и ход мыслей противника.

И мы перестали общаться. Милош заметно злился, что связь со мной не дарила той легкости на ринге, о которой он так грезил, хоть и понимал, что высказывать подобные претензии вслух было бы глупо. Поэтому он просто молчал, ночью брал свое и полностью игнорировал меня днем, выказывая все признаки раздражения и пренебрежения.

Однажды вечером он приволок мне шелковое черное платье, достаточно длинное и скромное, что неимоверно удивило меня, учитывая его склонность выряжать меня как престарелую танцовщицу кабаре, на которую без блесток и перьев вряд ли кто обратит внимание.

- Одевайся, настал час Икс, - сухо бросил он мне через плечо.

- Куда мы идем? – тихо поинтересовалась я, скидывая пижаму и натаскивая платье.

Стесняться не было нужды, мое тело интересовало его не более, чем протухшие креветки на вчерашнем ужине.

- На светский раут, там будут журналисты, - терпеливо объяснял серб, хоть всей своей позой показывал, что не имеет ни малейшего желания общаться. – Если повезет, влезем в кадр, тогда я приведу в действие свой план Б, - заговорщицким шепотом добавил он. На его бледном лице не осталось и следа прежнего ажиотажа, лишь усталость и отчаяние. – Так что веди себя скромно и почаще смотри в камеру. Хочу, чтобы твое прелестное личико было четко видно, - издевательски выплюнул он комплемент.

Серб не удосуживался выслушать мое мнение по сложившейся ситуации, он его и так знал. А его терпение нынче напоминало натянутую струну, готовое вот-вот лопнуть и вылиться в нечто безобразное из самых недр адского пекла. И у меня не было желания задевать эту струну своими бесполезными возражениями и нравоучениями, поэтому приходилось натянуть маску беспрекословной покорности вместе с шелковыми бретельками.

Мы отправились в особняк некого иностранного олигарха, любителя кровавого спорта, ведь по меркам жизни Сербии так разбогатеть было невозможно. Дом был ухожен и отполирован до блестящего скрипа, украшен роскошными росписями и витражами в античном стиле, халупа Милоша мне сразу же показалась блёклой карикатурной пародией данной обстановки. В толпе разодетых в отглаженные костюмы и фраки людей удалось разглядеть некоторых соперников Милоша в чемпионском поприще, а также злополучных журналистов, сновавших между гостями и огорошивая их неожиданными вопросами в поисках скабрезных подробностей их личной жизни.

Милош нервно ожидал своей очереди, проталкиваясь к очередному счастливчику, у которого брали интервью, он стискивал мою руку до посинения, и его нетерпеливая дрожь передавалась мне. Я сразу смекнула его затею засветиться хотя бы на заднем плане, поэтому каждый раз, когда репортер щелкал фотоаппаратом, я то чихала, то отворачивалась, за что мой мучитель награждал меня свирепым взглядом и сильным толчком локтя в бок.

- Что ты вытворяешь? – шипел мне на ухо змеёныш.

- У меня голова раскалывается? – театрально закатила я глаза, чуть ли не роняя свою «больную» голову ему на плечо.

- Может, тогда не стоит злоупотреблять снотворным? – безжалостно сверлил он меня разгневанным взглядом. – Если сейчас же не перестанешь вертеться, я вообще изыму его в целях твоего оздоровления. Немедленно прекрати злить меня, а то сегодня ночью я попрошу Германа присоединиться.

- Ой, кажется, прошло, - нагло улыбнулась я ему всеми зубами, тщательно маскируя расширенные от страха зрачки невинным хлопаньем ресниц.

От лавины Милошевского яростного произвола меня спас подоспевший журналист, тыкающий пушистым микрофоном в сторону серба.

- А вот и наша новая звезда на небосклоне самого мужественного спорта, Милош Кордич, - заворковал репортер, серб тут же изменился в лице, расплываясь в благоговейной улыбке. – И каких же успехов вы планируете достичь в этом нелегком поприще?

- Хочу затмить Александра Кая, слыхали о таком? – он горделиво выпятил свою попугайскую грудь.

- Обижаете, - отвечал репортер, - кто же в наших кругах не знает Зверя, идола боев без правил. Готов поклясться, что некоторые почитатели его талантов воздвигали церкви в его честь.

Милош старался не показывать, как сильно задевает его самолюбие любая похвала не в его честь, однако от меня не ускользнули сжимающиеся желваки поверх вежливой улыбки.

- А это ваша спутница? – кивнул работник пера и блокнота в мою сторону.

- Да, Пэйл, моя невеста, - нехотя обхватил он мою талию, плотнее прижимая к своему противному телу.

- Какая прелесть! – тактично воскликнул репортер, хотя я знала, что восторгаться моими синяками под глазами и выпирающим ребрам весьма сложно. – Позвольте я сделаю снимок для газеты? – занес он объектив. У меня в груди все сжалось. Я понимала, что не могу уже ничего предпринять, чтобы избежать огласки моего местонахождения. Мои губы скромно улыбались, а внутри разверзлась пучина печали и отчаяния. Милош еще сильнее стиснул мои трясущиеся бока, и комнату озарила неизбежная яркая вспышка мрачного неопределенного будущего. Оставалось лишь молиться, чтобы Лекс остался верным своему слову и продолжил жить своей жизнью, без меня, без Милоша, без мести.

Лекс: Сидя на чемоданах и провожая последние минуты ожидания перед выходом, я рассматривал ее фотографию из сербской газеты. Ее бледные черты, осунувшееся лицо, печальные глаза. Она облетала, как роза, роняя некогда свежие ароматные лепестки. Мне до боли не хватало ее, каждый вздох без нее давался все с большим трудом. Однако, это не освобождало меня от моральных колебаний. Стоит ли вмешиваться в ее новую жизнь?

- Я думаю, ты поступаешь верно, - изрекла Алисия, молча наблюдающая мою немую борьбу разума и сердца. От этой женщины ничего не утаишь.

- Не знаю наверняка, Лиса, - приоткрыл я завесу своих душевных страданий, будучи при этом уверенным, что она и так все видит и понимает. – Пэйли помолвлена. Милош на пути к чемпионскому титулу. Я могу все испортить.

- О, да, - раздраженно откликнулась подруга, которой изрядно поднадоело постоянно ставить меня на правильный путь, по ее мнению. – Счастливее девушки я не видала, - саркастично изрекла она и ткнула пальцем в изображение моей крошки. А моей ли? – Тогда почему ты все еще душишь чемоданы? Полагаешь, что для полного вакуума не весь воздух вышел?

- Я просто хочу еще раз взглянуть ей в глаза, - глубоко вздохнул я, оправдывая свое эгоистичное поведение. – Может, тогда и разберусь, стоит ли мне вообще ломать ее жизнь снова.

- В тебе умер поэт, Зверь, - хохотнула она. – Я привыкла, когда ты меньше говоришь и больше делаешь, - Лиса всегда умела подобрать слова так, чтобы подтолкнуть меня к реальным действиям.

- Ты права, - наконец решительно поднялся я над примятым чемоданом. – Этот гад, Милош, украл то, что не принадлежит ему, за такое стоит хотя бы лишить его чемпионских лавров. А что делать с малышкой, будет видно. Если действительно любит, пусть забирает, я не стану мешать их счастью, - последние слова дались мне с нескрываемой горечью. Я мог думать о ее счастье, но потушить пожар своего несчастного существования без нее, увы, был не в силах.