Свобода под свинцовым небом

Глава первая

Феликс Леонидович Луговой размашистым шагом направлялся по длинному коридору Научно-исследовательского центра теплофизики экстремальных состояний. На лацкане его светлого пиджака гордо красовался бело-сине-красный нагрудный значок, золоченые буквы на котором, собираясь вместе, громко говорили: «Депутат Совета Федерации» и светились под солнечными лучами, дерзко пробивающимися через кроны деревьев и несколько мутные стекла старинных окон, опасным огоньком. Не менее опасная искра таилась в его серых, всегда слегка прищуренных глазах, многообещающе вспыхивая при малейшем отклонении от плана, который составлялся депутатом ежедневно.

Это был высокий тридцативосьмилетний мужчина с несколько заостренными чертами лица: нос, подбородок, взгляд — все говорило о изворотливости, подозрительности и каком-то еле уловимом коварстве этого человека. Его светлые волосы с легким, едва заметным, медным оттенком были аккуратно откинуты назад, а бледные губы сжаты в плотную полоску, придавая выражению лица решительный и немного надменный вид. Его поджарую фигуру облегал дорогой костюм песочного цвета, придавая облику Феликса еще большее сходство с хитрым и опасным зверем.

Научные сотрудники, то и дело сновавшие по коридору с кипами документов, стопками разноцветных папок и кружками с дымящимся кофе, почти вжимались в стены, уступая депутату как можно больше места в коридоре. Но такая бурная реакция была вызвана вовсе не появлением народного избранника, которого, по большей части, и в лицо-то толком никто не знал. Инстинкт самосохранения срабатывал при внушающем опасения виде охранника, не отстающего от Феликса ни на шаг.

Усман Нувас внешность имел колоритную и запоминающуюся: курчавая черная борода, тщательно подстриженная и старательно расчесанная, не глядя на приложенные усилия, предательски торчала в разные стороны, темные глаза из-под постоянно нахмуренных бровей смотрели так, будто их обладатель только что вышел на охоту и одним только взглядом мог поразить живую мишень.

Дойдя до конца коридора, Феликс остановился перед широкой дверью, на табличке которой было указано: «Начальник Научно-исследовательского центра — Корнилов Александр Сергеевич».

— Стой здесь, — коротко бросил депутат своему цепному псу и, без стука распахнув деревянную дверь, скрылся в недрах просторного кабинета.

Беспрекословно подчиняясь хозяину, Усман занял оборонительную позицию, тяжелым взглядом продолжая сканировать коридор. Перестав обращать внимание на необычного гостя, сотрудники центра снова вернулись к своей работе, и муравьиная возня вновь закипела в стенах института.

Увидев гостя на пороге, Корнилов, как на пружине, подскочил с насиженного места и уже хотел было броситься депутату навстречу, но тот одним только жестом остановил его, давая понять, что излишняя любезность здесь ни к чему.

В несколько шагов преодолев расстояние от входа до широкого письменного стола, Феликс с шумом отодвинул мягкий стул и, усевшись вполоборота к Корнилову, вытянул вперед длинные ноги. Слегка приподняв брови, он оценивающе осмотрел обстановку кабинета: большой овальный стол для заседаний, окруженный обычными стульями, пара шкафов, тумбочка с электрочайником — здесь царил минимализм и порядок.

Феликс мельком взглянул на портрет Президента, висящий на стене, и наконец-то соизволил заметить Корнилова, довольно упитанного маленького человечка неопределенного возраста с большими залысинами и очень короткой аккуратной бородкой, продолжающего стоять возле своего рабочего места, нервно переступая с ноги на ногу и пытаясь незаметным движением промокнуть пот с ладоней о края пиджака. Корнилов очень переживал по поводу визита важной персоны. Молчаливая пауза затянулась, и мужчина, в попытках справиться с волнением, начал нервно крутить верхнюю пуговицу.

— Не мельтешите! Да сядьте уже! — Феликс всем корпусом развернулся к робеющему начальнику центра, раскрытой ладонью указывая тому на его собственное кресло.

Корнилов растерянно улыбнулся, как-то извиняющее пожал плечами и, наконец, опустился на свое место:

— Феликс Леонидович, здравствуйте, я так рад вас видеть…

— Здоровались по телефону, — бесцеремонно оборвал его депутат, — у меня очень много работы, поэтому давайте приступим сразу к делу, — он извлек из черного пластикового стаканчика одну из шариковых ручек и принялся монотонно тыкать кончиком стержня в первый попавшийся документ, лежавший перед ним на столе, оставляя на шершавой поверхности черные точки.

Корнилов тоскливо поглядел на бумагу: это был протокол собрания с автографами всех сотрудников центра и печатью высокого начальства. Документ был безнадежно испорчен, однако ни словом, ни взглядом не выказывая своего недовольства, Корнилов снова улыбнулся и, положив руки на стол и сцепив их в замок, важно произнес:

— Тогда начнем.

Из-под рукавов его пиджака виднелись белые манжеты парадной рубашки, в свою очередь из-под которых торчали густые черные волосы, нарядной бахромой украшая пухлые руки.

Феликс брезгливо поморщился, отложил в сторону шариковую ручку, придвинул стул поближе к краю стола, и, подперев голову правой рукой, начал внимательно слушать.

— Нам наконец-то удалось получить образец стабильного металлического водорода независимо от Гарварда! Причем, не жидкую форму, а именно твердую! Это же гигантский прорыв в развтии отечественной науки! — зачастил Корнилов, эмоционально сотрясая руками в воздухе.

— Вы хотите меня заверить, что самостоятельно создали высокотемпературный сверхпроводник? Сами? Своими силами? — Феликс скептически прищурился, пытаясь своим колким взглядом заставить Корнилова сомневаться, но тот говорил чистую правду, поэтому, полностью игнорируя замечание депутата, продолжил свою убедительную речь.

— Да, сами. У нас есть гениальный младший научный сотрудник. Ему двадцать шесть лет, при этом он уже кандидат наук, имеет одну публикацию, а год назад он получил Президентскую премию в области науки и инновации.

— Это за какие такие заслуги? — нетерпеливо перебил его Феликс, закидывая ногу на ногу и периодически ударяя глянцевым носком лакированной туфли по ножке стола.

— За исследования в создании материалов с заранее заданными свойствами, — поспешно ответил Корнилов.

Феликс откинулся на спинку стула и, раскрыв пальцы веером, начал быстро постукивать их кончиками друг о друга.

— И чего же вы хотите от меня?

— Феликс Леонидович, — начал Корнилов, снова привставая и тут же садясь обратно, — вы такой замечательный и дальновидный политик! В своем комитете вы так много сделали для развития науки, образования и культуры, что было бы просто кощунством пройти мимо нашего новаторства.

— Вот как, — Феликс, в свою очередь, приподнялся на стуле и вперил пронзительный взгляд в переполненного энтузиазмом начальника центра.

Корнилов не выдержал. Он быстро вскочил со своего места, оттолкнув кресло на колесиках в сторону с такой силой, что оно, откатившись, ударилось о стену и едва ли не вернулось на свое прежнее место.

— Это прорыв! — Корнилов начал нервно ходить из угла в угол, выразительно жестикулируя. — Это действительно стабильный образец! При комнатной температуре он никуда не исчезнет! При его переходе в обычную молекулярную фазу высвобождается в двадцать раз больше энергии, чем при сжигании килограмма смеси кислорода и водорода! — захлебываясь собственными торопливыми словами, начальник центра остановился напротив Феликса и оперся руками в слегка согнутые колени. — Это же компактное топливо хоть для ракет, хоть для чего-то еще! Это грандиозный скачок в вооружении! Маленькая кладезь невероятного количества энергии! — от перевозбуждения у него над верхней губой проступили капельки пота, и Феликс отстранился от него на максимальное расстояние, насколько позволяло его сидячее положение на стуле.

— И-и-и? — депутат провокационно развел руки в стороны, изо всех сил делая вид, будто абсолютно не понимает, к чему клонит начальник.

— Инвестируйте в наш проект. Нам нужно более масштабное оборудование, — хрипло проговорил Корнилов, не сводя горящих глаз с надменного политика, — и мы дадим вам то, чего нет ни у одной державы мира!

— Мне это интересно, — Феликс резво вскочил со стула. Он чувствовал запах дешевого растворимого кофе, исходящего изо рта собеседника, и ему стало противно. — Но я хочу увидеть образец собственными глазами! Я должен знать, во что вкладывать такие огромные деньги!

Корнилов хмыкнул про себя: «Как будто это твои деньги», — но вслух произнес:

— Феликс Леонидович, приглашаю вас посетить нашу лабораторию и своими глазами увидеть то самое чудо, которое нам удалось получить после нескольких лет утомительных испытаний! — он приглашающе распахнул дверь.

Стоящий в проеме Усман обернулся, убеждаясь в том, что с депутатом все в порядке, и, уступив мужчинам дорогу, бодрым шагом последовал за ними.

Корнилов безумно желал этих инвестиций. Было необходимо наладить производство, а для этого требовались совсем другие приборы, стоящие баснословных денег. Сумма настолько поражала своей величиной, что он поначалу даже засомневался, будет ли чиновник вообще рассматривать такой вариант государственных вложений, но, видя настойчивость и заинтересованность, с которой Феликс отнесся к его предложению, надежда на положительный исход укреплялась с каждым шагом на пути к лаборатории. Получение достойного образца металлического водорода грозило Корнилову, как руководителю всего этого проекта, безумно желанным повышением до должности директора Института высоких температур, чьим структурным подразделением и являлся их центр.

Корнилов спал и видел это место. Он часто представлял себе, как в конце концов займет желанную должность, как расположится в более комфортном, настоящем кожаном кресле, как закинет на директорский стол свои короткие ноги и лениво будет отдавать команды новому штату многочисленных подчиненных.

Предоставляя отчет нынешнему пожилому директору, Корнилов исподтишка трогал массивную столешницу дубового стола, будто бы случайно касался рукой пластикового лотка для документов, с любопытством, по мере возможности, заглядывал в бумаги, разложенные перед действующим начальником, так сказать, привыкал к желанной обстановке. За это место он готов был бороться любыми способами. И изобретение мирового масштаба сразу подбрасывало его на необходимый уровень, оставалось только убедить циничного политика в своей правоте и дальновидности крупных вложений.

Мужчины спустились по широкой лестнице на второй этаж и торопливо устремились к лаборатории. На пути им то и дело попадались вечно куда-то спешащие сотрудники центра. Они здоровались с Корниловым и дружелюбно улыбались, на что непробиваемый начальник никак не реагировал, полностью игнорируя приветственные реплики своих подчиненных, и с гордо поднятой головой в сопровождении важной персоны продолжал свой торжественный путь.

Пытаясь скрыть желчную усмешку, вызванную высокомерным до умиления поведением Корнилова, Феликс постоянно отворачивался и хмыкал в кулак. Усман неизменно следовал за ними с самым невозмутимым видом, продолжая просматривать пространство своим хмурым взглядом.

Возле самых дверей лаборатории они остановились.

— Вы только особо не удивляйтесь. Наш гениальный научный сотрудник немного странноватый, но вы поймите правильно: он живет этим изобретением, с утра до вечера сидит за работой, а без грандиозных усилий не получается научных открытий. Без труда, как говорится, не вытащишь и рыбку из пруда, — Корнилов фальшиво хохотнул и опустил металлическую ручку.

— Усман, подожди здесь, — коротко скомандовал Феликс.

Телохранитель молчаливо кивнул и занял свое привычное место в дверном проеме.

Переступив порог лаборатории, Феликс был едва ли не ослеплен светом многочисленных люминесцентных ламп, занимающих почти все пространство под потолком. Как следует проморгавшись и слегка потерев слезящиеся глаза, он резко отпрянул к стене, испугавшись внезапно выскочившего непонятно откуда взлохмаченного человека в белом халате.

— Тьфу, твою мать, Веня, разве можно так пугать! — сердито воскликнул Корнилов. —  Ох, прошу прощения, Феликс Леонидович, за грубость, случайно вырвалось!

— Феликс Леонидович! — порывисто и резко заговорил незнакомец. — Наконец-то вы приехали! Пойдемте скорее, я вам все покажу!

Депутат не торопился реагировать на это эмоциональное приглашение. Когда зрение окончательно прояснилось, он внимательно, с головы до ног, рассмотрел новоявленное чудо.

Перед Феликсом стоял молодой мужчина примерно такого же роста, как он, в расстегнутом белом халате с закатанными рукавами на разную высоту. Его черные, как смоль, волосы, слегка вьющиеся, давно не стриженные и как-то невообразимо всклокоченные, нелепо торчали в разные стороны. Большие зеленые глаза, покрасневшие от тонкой сетки лопнувших капилляров, смотрели живо и как-то по-детски доверчиво. Бледно-розовые губы, слегка припухшие от нервных покусываний, были приоткрыты, позволяя взволнованному дыханию почти бесшумно вырываться наружу. Тонкие ноздри слегка удлиненного носа подрагивали, непроизвольно выдавая плохо скрываемое волнение. Рубашка на молодом человеке была застегнута криво, верхняя пуговица вообще отсутствовала, позволяя острым ключицам приковывать к себе посторонние взгляды. Его запястья украшали кожаные браслеты с самыми невообразимыми застежками и заклепками, придавая небрежному образу мрачный оттенок некой таинственности и недосказанности. И только обычные синие джинсы и явно новые кеды не вызывали вопросов и недопонимания.

— Вот это и есть наш главный изобретатель — Вениамин Васильевич Ефимов, гений нашего института, — любезно представил Корнилов опешившему от неожиданности депутату своего лучшего сотрудника.

— Феликс Леонидович, вы идете? — Веня отступил на шаг, делая приглашающий жест.

— Да, да, конечно, — поспешно согласился Феликс, выходя из секундной прострации, — затем я сюда и приехал.

Он проследовал за учеными, с любопытством озираясь по сторонам. Абсолютно непонятная и, очевидно, очень сложная аппаратура с торчащими из нее трубочками и шланжиками, большие вытяжки, нависающие над некоторыми столами, выглядящие жутковато металлические приборы, едва ли не обмотанные разноцветными проводами, — все это произвело на Феликса колоссальное впечатление.

Подойдя к электронному микроскопу, Веня указал на работающий монитор компьютера, на экране которого был изображен многогранный металлический кристалл серебристого цвета, чем-то очень похожий на безжалостно скомканную алюминиевую фольгу.

— Вот, вот! Это он! — взбудоражено заговорил Веня, едва ли не тыча пальцем в светящийся экран. — Металлический водород отечественного производства!

— Приятно познакомиться, — Феликс оторвал взгляд от монитора и склонился над окуляром микроскопа: картинка повторилась, уступая компьютерной лишь в размерах.

— А теперь посмотрите на нашу мини-установку! — Веня резво устремился вдоль прохода между столами, заставляя полы халата развеваться от быстрой ходьбы.

Феликс оторвался от микроскопа и поспешил за нетерпеливым гением.

Вид агрегата для получения ценного металла заставил народного депутата устало потереть виски. Пузатые емкости для создания давления, рычажки и клапаны, датчики с разноцветными стрелками, стеклянные трубки причудливой формы в один голос говорили о том, что производство металлического водорода — неимоверно трудоемкий и долгий процесс.

— Для создания образца нам необходимо не менее пятисот гигапаскалей в алмазном прессе. Алмазы не должны иметь абсолютно никаких дефектов. В месте их соприкосновения, диаметр которого составляет несколько десятых долей миллиметра, и образуется необходимое давление. А вот здесь, в этой ячейке, располагается охлажденный образец. Сюда же подводятся электроды, миниатюрный термопар и вот эти измерительные приборы, — об устройстве дорогостоящей аппаратуры Веня рассказывал очень увлеченно.

Его руки поспешно скользили по поверхности приборов в попытке наглядно объяснить депутату всю сложность подобной конструкции. Феликс внимательно слушал, уже перестав понимать весь сложный ход производственного процесса, и голос изобретателя для него уже просто звучал, не донося смысла сказанных слов.

Уставший от обилия новой для него информации, депутат смотрел не на элементы сложной конструкции бездушного механизма, а на тонкие длинные пальцы молодого ученого. Феликс подумал, что человек, обладающий такими природными данными, непременно должен играть на фортепьяно, тонкие пальцы должны прикасаться не к холодному металлу, а к живым клавишам, порождая мелодию, а не научный прогресс.

— …в молекулярную фазу, — закончил Веня, переводя свой взгляд на впавшего в задумчивость депутата. — Самые большие расходы пойдут на создание давления в миллион атмосфер. Но я смогу создать образец, видимый невооруженным глазом. Вы сможете держать его в руках! — с этими словами Веня вытянул перед собой раскрытую ладонь и положил на нее деревянный карандаш.

— Ну, так как, Феликс Леонидович? — почти умоляюще подал голос Корнилов, терпеливо молчавший все это время. — Что вы скажете?

Феликс взял карандаш из протянутой ладони Вени и начал нетерпеливо перекатывать его между пальцами, нагнетая тяжелую атмосферу нелегкого выбора.

Веня с Корниловым в недоумении переглянулись и, как по команде, уставились на решающего их судьбу народного избранника.

— Я скажу вот что, — произнес Феликс, присаживаясь на край ближайшего стола и привычно постукивая грифелем канцелярского инструмента по гладкой поверхности столешницы, — если я выделю необходимую сумму, то уже через месяц вы должны предоставить мне результат, причем, не просто, чтобы в руках подержать, а с отработанной и выверенной технологической схемой. В ближайшее время я хочу запустить все это дело в производство.

— Это же нереально! — первым выпалил Веня, слегка удивляясь подобному предложению. — Вначале нужно заказать оборудование, собрать все детали, проверить рабочее состояние, уже не говоря о самом процессе получения…

— Феликс Леонидович, то, что вы предлагаете, невозможно, — еле слышно пролепетал Корнилов, в нерешительности разводя руками.

Феликс заливисто расхохотался, в деланном недоумении приподнимая светлые брови и с веселым азартом поглядывая то на одного, то на другого озадаченного научного сотрудника.

— He who pays the piper calls the tune, что в переводе означает: «Кто платит, тот и заказывает музыку», — с сарказмом произнес он сквозь истерический смех.

— Power corrupts, absolute power corrupts absolutely, что в переводе означает: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно», — с жаром выпалил Веня в ответ, ни на секунду не задумываясь о последствиях своих слов.

Внутри у Корнилова все похолодело. Он не сводил испуганного взгляда с переставшего смеяться депутата и с содроганием ожидал его реакцию.

Феликс пристально смотрел в распахнутые от возмущения глаза Вени и с удовольствием наблюдал, как сузившиеся от гнева зрачки позволяли желтому ореолу взять верх над основным зеленым цветом.

Повисла неловкая пауза, нарушить которую в течение нескольких секунд не решался ни один из участников разговора.

— Александр Сергеевич, — Феликс наконец-то подал голос, переводя прищуренный взгляд на робеющего начальника центра, — пойдемте в ваш кабинет и уже там обсудим условия возможной сделки.

Полностью игнорировав Веню, он развернулся на каблуках и направился к выходу.

— Договоришься ты у меня, — пригрозил пальцем Корнилов эмоциональному подчиненному, — молись, чтобы все устроилось! — с этими словами он поспешил за быстро удаляющимся депутатом.

Оставшийся один Веня медленно опустился на стул и, опершись локтями о поверхность стола, уронил голову на ладони.

— Феликс Леонидович, ну, что? Ну, что? — чуть ли не подпрыгивая, тараторил Корнилов, изо всех сил пытаясь понять по выражению лица депутата его истинные намерения по поводу предстоящих или не предстоящих инвестиций.

Феликс молчал, что-то напряженно обдумывая, при этом болтая в воздухе карандашом, зажатым между указательным и средним пальцами. Усман следовал сзади с самым мрачным видом, неизменно притягивая к себе внимание окружающих.

Хитрый политик знал о своем решении еще на прошлой неделе, и сегодняшний визит в институт был просто для проформы. Но Корнилов ни о чем не догадывался и, боясь, как бы гипертонический криз не хватил его раньше срока, с трудом справлялся с волнением и быстро перебирал короткими конечностями, изо всех сил стараясь не отставать от задумчивого депутата.

Подобострастно распахнув дверь в кабинет, Корнилов чуть ли не в поклоне пропустил своего гостя вперед, оставив Усмана снова охранять вход.

Феликс неизменно расположился на мягком сером стуле, по своему обыкновению вытянув ноги вперед и облокотясь одной рукой на широкую столешницу, а Корнилов, быстро шмыгнув на свое место, принялся похлопывать раскрытыми ладонями по коленям, даже не пытаясь скрыть сильное волнение.

— Итак, — в голосе Феликса засквозили металлические нотки, — как и было сказано мною раньше, если вы в течение месяца обязуетесь выполнить все мои условия, то необходимая сумма будет перечислена завтра до обеда.

— Феликс Леонидович, — снова начал Корнилов, — это будет очень проблематично, но мы попробуем, — на долю секунды начальник центра испугался собственных слов, но тут же собрался с духом и снова повторил, — попробуем.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Феликс, слегка кивнув головой, — но только что у меня появилось еще одно условие, без которого предыдущий уговор не будет иметь силы.

— Какое? Какое условие? — нетерпеливо заговорил Корнилов, едва ли не подпрыгивая в кресле от нетерпения.

Депутат сменил положение тела, нарочито небрежно закинув одну ногу на другую:

— Я завтра же утром переведу деньги на счет института при условии, что сегодня вечером этот ваш дерзкий научный сотрудник, как там его, Вениамин, прибудет вот сюда, — с этими словами Феликс склонился над столом, вырвал лист из первого попавшегося под руку блокнота и быстро написал на нем адрес тем самым карандашом, который продолжал держать в руках, — в десять вечера, — с этими словами он обеими руками переломил карандаш и аккуратно положил обе половинки сверху на листок с адресом.

Корнилов ошарашенно посмотрел на собеседника, продолжавшего сидеть с самым непринужденным видом.

— А что по этому адресу? — задал он очевидный вопрос.

— Какая вам разница, что по этому адресу? — вспылил, наконец-то, Феликс. — Вы хотите инвестиции, славы, должности?

— Хочу, — слегка дрожащим голосом подтвердил Корнилов. — А если он не захочет? Он, знаете ли, своенравный человек. Сам себе на уме.

— Убедите, заставьте его, в конце концов, у вас что, рычагов давления нет на неуправляемых подчиненных? Времени до вечера еще много. Вам решать. Надеюсь, до свидания! — с этими словами Феликс поднялся со стула и направился к выходу.

— До свидания, Феликс Леонидович, — поспешно сказал Корнилов, слегка привставая.

Оставшись один, он выудил из ящика письменного стола упаковку лекарства от аритмии, выдавил одну из таблеток и быстро проглотил, не запивая. Затем он достал из кармана мобильный телефон и немедленно набрал нужный номер:

— Веня! Бегом ко мне! — с этими словами Корнилов нажал «отбой» и устало откинулся на спинку кресла.

Не прошло и пяти минут, как в кабинет вбежал запыхавшийся виновник всей этой суеты.

— Александр Сергеевич, ну как? Депутат согласился? — с ходу воскликнул он, плюхаясь без приглашения на то место, где еще несколько минут назад сидел Феликс.

— Ты чуть было все не испортил! — Корнилов с силой стукнул кулаком по столу.

Стаканчик с ручками слегка подпрыгнул и жалобно звякнул своим содержимым. Веня испуганно дернулся, но промолчал, продолжая смотреть на начальника распахнутыми от ужаса глазами.

Корнилов как-то неуклюже встал из-за стола и резким движением протянул ему записку, оставленную Феликсом.

— Это что? — с удивлением спросил Веня. — Адрес какой-то?

— Чтоб сегодня в десять вечера был там, иначе никогда не видать нам инвестиций, и вся твоя работа на протяжении четырех лет пойдет насмарку! Ты этого хочешь? — Корнилов склонился над буравящим взглядом блокнотный листок Веней.

— А что по этому адресу? — тот повторил вопрос своего начальника. — И что я там буду делать?

Корнилов театрально всплеснул руками и вернулся на свое место:

— Я не знаю, что там и где там, и знать не желаю! Ты все чуть не испортил! Работа отдела за четыре года вот-вот вылетит в трубу, и все из-за твоей несдержанности!

Веня опустил виноватый взгляд в пол.

— Я хочу знать, к кому я поеду и зачем, — упрямо произнес он.

— Да не знаю я, клянусь тебе! Он мне ничего не стал объяснять! — с сердцем воскликнул Корнилов, устало потирая вспотевший лоб.

— Я подумаю, — с этими словами Веня поднялся, и, опустив в карман джинсов таинственный адрес, медленно поплелся к выходу.

— Удачи тебе, — тихо пробормотал Корнилов, когда дверь за младшим научным сотрудником закрылась.

Закинув руки за голову, он удобно устроился в кресле, пытаясь обдумать все события, произошедшие за последний час, и придти к какому-нибудь логичному выводу. Так ничего и не надумав, Корнилов запустил компьютерный пасьянс, стараясь больше ни о чем не размышлять, так как на ход дальнейших событий он повлиять уже не мог.

Глава вторая

Стоя в душевой кабине под прозрачными струями теплой воды, Веня строил догадки, для чего именно его пригласили на ночь глядя в незнакомый частный дом. То, что это именно частный коттедж, он сразу понял, едва взглянув на карту города. Очевидно было одно: убивать его точно не будут, ведь никто, кроме Вени, не смог бы руководить процессом сборки нового оборудования и дальнейшим получением столь желанного дорогостоящего металла.

Ему было любопытно. Его жизнь, полностью посвященная науке, была настолько монотонной и однообразной, что не воспользоваться случаем и не удовлетворить свой интерес казалось недопустимой оплошностью, к тому же финансовые вложения в его разработки были сейчас просто необходимы. Оставалось одно: ехать по адресу, делая отчаянный шаг в интригующую неизвестность.

Веня родился в интеллигентной семье: его отец был профессором в Политехническом институте, где он успешно читал лекции по математике, а мать была профессором музыки и преподавала в консерватории.

В семь лет Веню определили в музыкальную школу по освоению гитары и фортепьяно. Очень быстро способный мальчик понял очевидное: для того, чтобы играть на гитаре на бытовом уровне совсем не обязательно было бренчать на пианино, учить сольфеджио и знать ноты вообще. Он хотел гулять на улице и встречаться с друзьями, он хотел жить нормальной жизнью после прихода из гимназии, но строгая мать была неумолима и каждый день, каждый божий день заставляла его садиться за ненавистное пианино и играть два часа подряд. А когда Веня начинал возмущаться, то мать брала его за шкирку и тыкала носом в мерзкие клавиши, уверяя, что, только освоив этот музыкальный инструмент, он станет настоящим человеком.

Затяжные занятия музыкой не позволяли юному гимназисту полноценно делать основные уроки, а деспотичные родители добивались от сына по всем предметам самых высоких баллов.

Они были всегда солидарны друг с другом, они требовали, не принимали и не понимали никаких оправданий, пытаясь раскрыть в сыне все потенциалы, которые только зарождались в их воспаленном мозгу. И нельзя было, повздорив с матерью, пойти пожаловаться отцу на несправедливое обращение, потому что на любую фразу, сказанную поперек ее слова, ответ был неизменно один: «Не смей перечить старшим! Нам виднее, как лучше. Иди в свою комнату». И Веня уходил на свою территорию, на которой не было ненавистного пианино.

А на следующий день все повторялось заново: после гимназии — постылая игра на постылом инструменте, а потом — занятия по основным предметам. Веня возненавидел пианино до такой степени, что в одиннадцать лет решил сделать неизбежный выбор: уйти из дома или из музыкальной школы. К слову сказать, на пианино Веня играл хорошо, даже очень хорошо. Ему просто приходилось так играть.

В одном классе с ним занималась девочка, длинная и тощая, как шпала, она тоже хорошо играла, и у них с Веней всегда была конкуренция за негласное первое место. Веня знал, кого нужно просить о помощи.

На одной из перемен он подошел к этой девочке и сделал ей неожиданное предложение.

В тот день с некой печальной торжественностью Веня опустился на крутящийся стульчик и поставил пальцы на проклятые клавиши в последний раз. С силой опущенный тяжелый клап едва не раздробил хрупкие детские суставы, отправляя Веню на долгий больничный, после которого он больше ни разу не переступил порог музыкальной школы.

Правда, в нагрузку неуемные родители предоставили Вене услуги репетитора по английскому языку, но этот факт его нисколько не расстроил. Углубленно изучать иностранный язык было более практично с его точки зрения, чем тратить драгоценное время на бесполезный инструмент. К слову, гитару он так и не бросил и играл на ней время от времени только для себя.

Веня постоянно участвовал в олимпиадах по физике и математике и всегда занимал первые места. Он так привык быть первым, что просто не представлял себе какого-то другого варианта событий. Мать с восторгом вешала его дипломы на стену, уверяя сына в его уникальности. Так продолжалось из года в год, и Веня действительно поверил в то, что он — гений, и его ждет особенное, многообещающее будущее.

Обтеревшись как следует полотенцем, он побрел в спальню, чтобы выбрать один из своих немногочисленных нарядов для сомнительных гостей. Решив, что чем проще, тем лучше, Веня вытащил из шкафа очередные синие джинсы, черную футболку и обычную серую толстовку на замке. И, включив телевизор для настроения, он начал неторопливо одеваться.

— Только что в самом центре нашего города прогремел ряд взрывов, — голос диктора заставил Веню перевести взгляд на мерцающий экран, — в торговом центре «Вивальди» взрывной волной унесло жизни семерых человек, двое из которых оказались детьми. Второй теракт произошел накануне вечером в ночном клубе «Богема», где по предварительным данным пострадало около двадцати молодых людей. Всю ответственность взяла на себя запрещенная в нашей стране террористическая группировка: «Праведная Земля».

На экране возникло печальное зрелище: выбитые стекла искореженных от взрывов зданий, земля, усыпанная осколками и местами пропитанная кровью, почерневшие от едкой гари и дыма оконные проемы — безжалостные атрибуты разрушительных действий постороннего вмешательства в мирную жизнь. Вой медицинских сирен, стоны, крики о помощи раненых и бессильное молчание убитых, окровавленных, с оторванными конечностями случайных людей, которым по роковому стечению обстоятельств было суждено оказаться в недобрый час в злосчастном месте.

— Взрывное устройство в ночном клубе активировал восемнадцатилетний нигде не работающий житель Свердловской области, ранее завербованный террористами через интернет. В случае взрыва в торговом центре виновник пока не установлен, по этому факту проводятся следственные мероприятия, — ведущая теленовостей поменяла местами лежащие перед ней листы бумаги, придающие облику женщины необходимую солидность, и объявила новости спорта.

С тяжелым взволнованным вздохом Веня оторвался от пугающей картины потерянных жизней. Вид крови его угнетал, даже на расстоянии внушая чувство открытой опасности. Раздвинув дверцы стенного шкафа, он потянул на себя одну из белых шуфлядок, на дне которой в хаотичном порядке лежали темные кольца кожаных браслетов: черные, коричневые, с комбинированными вставками, с черепами и заклепками, на шнуровках и обычных серебристых застежках различной ширины и конструкции. Веня мельком взглянул на свои запястья, на секунду заколебавшись в неочевидности выбора.

Тонкие белые шрамы, по одному на каждой руке, должны были скрыться под темной защитой кожаной галантереи.

Родители требовали высокой успеваемости по всем предметам. Четыре балла не рассматривались как положительная отметка вообще: или ты круглый отличник или полное ничтожество, посредственность, которая никогда и ничего не добьется в своей жизни. И Веня до такой степени привык так думать, что его требования к самому себе стали на порядок выше родительских.

Чтобы ничего не отвлекало сына от учебы, мать под видом витаминов давала сыну безрецептурное лекарственное средство, которое обычно использовалось для снижения кислотности желудочного сока, но при длительных передозировках снижало либидо, в дополнение постоянно заваривая для большего эффекта солодку и зверобой. Дома для Вени не было другого чая. Не имея даже малейших догадок о том, что мать отравляет его организм, Веня постоянно погружался в глубокую депрессию, которую неизменно сопровождала головная боль и постоянное чувство беспокойства.

В результате на городском этапе олимпиады по физике Веня сумел занять лишь второе место. В четырнадцать лет после такого удара мир для него рухнул. Он представлял ухмыляющиеся лица злорадствующих одноклассников, их зловещий шепот за его спиной. Он представлял разочарованных родителей, которые вкладывали в него все, в том числе и душу. Привыкнув всегда и во всем быть первым, безумно тяжело удержаться на шатком пьедестале.

Поэтому, зайдя в пустую квартиру и не дожидаясь возвращения с работы родителей, Веня решил действовать быстро. Заперев входную дверь изнутри, он заткнул пробкой слив в раковине, позволяя теплой воде заполнить керамическую емкость почти до краев. Прихватив из собственной комнаты нож для резки бумаги, Веня на ходу отломил затупившийся конец и приятным щелкающим движением обнажил новое тончайшее лезвие. Взяв из кухни табурет, с абсолютной решимостью он занял роковое место напротив наполнившейся раковины. Закатав рукава светлой рубашки, Веня оценивающе посмотрел на свои проступающие под тонкой кожей синеватые вены. Ему не было себя жалко. В тот момент он ненавидел себя за полное несоответствие своим собственным ожиданиям.

Он хотел все сделать быстрее и, долго не думая, резким движением полоснул себя по запястью — жгучая боль была ответом стальному лезвию.

«Быстрее, быстрее, быстрее…» — навязчиво стучало в висках. Поранив вторую руку, Веня поспешно опустил обе кисти в прозрачную воду и уперся подбородком о край раковины. Багряные струи жизненных сил начали окрашивать бесцветную влагу в опасный колер.

«Кровь не должна быть видна. Кровь обязана бурлить в венах, артериях, капиллярах, но никак не в воде. Я поступаю неправильно, нелогично. Я не должен видеть кровь, не должен, не должен…» — мысли трепетали, сталкиваясь друг с другом в спутанном сознании, сливаясь своим беспощадным гулом с неожиданным стуком во входную дверь.

Звук шел словно из другого мира, из какого-то параллельного измерения, в котором Вени уже почти не было. Вода в раковине продолжала темнеть, сменяя свои оттенки с алого до маренового и бордового.

«Неправильно, неправильно, кровь не должна быть видна…» — навязчивые мысли начали постепенно успокаиваться.

— Веня! Открой дверь! Веня! — голос матери становился все тише.

«Откуда у меня столько крови? Сейчас, наверное, через край перельется. Белая плитка. Она станет багряной. Это неправильно. Кровь не должна быть видна», — Веня собрался с силами и вынул израненные кисти из потемневшей воды, начинающей неприятно пахнуть железом.

Как-то неловко прижав к себе кровоточащие запястья, он, пошатываясь, вышел из ванной и, прилагая неимоверные усилия, повернул дверную защелку.

Случайно вернувшаяся пораньше с работы мать успела подхватить теряющего сознание сына почти что у самого пола.

Ох и побегала же она, подключая все свои многочисленные связи для того, чтобы гения-суицидника не поставили на учет, тем самым перечеркнув ее светлые надежды на счастливое будущее. После этого случая все попытки применения лекарственных средств не по назначению были оставлены в прошлом, и Веня благополучно впал в свое обычное русло бесконечной зубрежки, олимпиад и занятий с репетитором.

Стена в зале покрывалась дипломами, превращаясь в своеобразный иконостас. Родители переполнялись гордостью за одаренного сына. Несколько раз Веня ездил по обмену в Лондон, пополняя и без того богатый словарный запас иностранного языка. Университет, аспирантура, защита диссертации — постоянные отсрочки по учебе позволили Вене почти дотянуть до того возраста, когда военный призыв был уже невозможен.

Получив вожделенную Президентскую премию в области науки и инноваций, составляющую два с половиной миллиона рублей, Веня незамедлительно приобрел плохонькую однокомнатную квартиру на окраине города и тут же переехал к себе, сведя общение с родителями к минимуму.

И вот теперь, когда на практике получилось доказать возможность получения и дальнейшего существования источника колоссальной энергии, гонка за которым велась чуть ли не во всех странах мира, Веня мечтал поставить производство этого металла на поток, тем самым сделав огромный вклад в историю отечественной науки. Все свое свободное время он посвящал этой амбициозной затее, и странное приглашение в незнакомое место вынужденно заставляло его выйти из состояния рассеянной задумчивости, в котором он пребывал постоянно, к тому же вызывая неподдельный интерес.

Выбрав два самых простых черных браслета, глянцевых, с серебристыми заклепками, он защелкнул их на запястьях, скрывая от постороннего глаза наглядный пример своей слабости.

Часы показывали половину десятого, и Веня, накинув на плечи толстовку, в легком волнении вышел из квартиры.

На улице было еще достаточно светло: середина мая давала о себе знать. Уже стоя возле своей «Лады», Веня понял, что забыл водительское удостоверение дома. Пришлось снова подниматься на второй этаж, чтобы прихватить оставленные на тумбочке в прихожей документы. Убедившись еще раз, что три необходимых атрибута для поездки: ключи, права и видиорегистратор  при нем, Веня наконец-то окончательно покинул квартиру.

Дорога по кольцевой заняла двадцать минут, и ровно без пяти десять он был уже на месте.

Поражающая своим размахом застройка с дорогими коттеджами раскинулась на десятки километров по обе стороны дороги. Вычурные заборы, кованые ворота, красивые ухоженные туи плотной стеной закрывающие обзор постороннему глазу — это был не самый богатый квартал города, но один из подобных.

Припарковав машину возле нужного дома, Веня два раза дернул дверную ручку, убеждаясь в том, что точно закрыл машину, и подошел к красивой металлической калитке, украшенной изящной ковкой в виде виноградной лозы.

Нажав на звонок видеодомофона, он устремил робкий взгляд на камеру. Потоптавшись у двери несколько минут, Веня понял, что разговаривать с ним точно никто не будет. Он уже хотел было снова нажать на кнопку, как вдруг калитка беззвучно распахнулась, и на пороге возник Усман с самым непроницаемым выражением лица.

Веня впервые увидел главного телохранителя депутата и инстинктивно отшатнулся от него. Не выдержав на себе тяжелый взгляд темных горящих глаз, Веня почему-то уставился на ноги Усмана, в нерешительности рассматривая его укороченные штаны и босые ноги в черных шлепанцах.

— Здравствуйте, — как-то невнятно пробормотал Веня, — наверное, меня здесь ждут.

— Да, — коротко ответил Усман, — ждут. Оружие есть?

— Что? — Веня с удивлением взглянул на мрачного охранника. — Проверяйте! — с этими словами он поднял руки.

Убедившись, что у Вени кроме мобильного телефона, ключей и документов действительно ничего не было, Усман отступил в сторону, тем самым приглашая его на частную территорию.

Неширокая дорожка к дому была выложена плитами из натурального камня, по обе стороны которой располагались небольшие светильники в кованой оплетке. Начинало смеркаться, и лампочки уже горели теплым светом, мягко освещая окружающее их пространство. Густой газон, идеально подстриженный, то тут то там украшали ажурные металлические фигуры, изображающие экзотических птиц в самых различных позах.

Нигде не задерживаясь, Усман резво обогнал Веню, то и дело глазеющего без дела по сторонам, и, остановившись на пороге, приглашающе распахнул входную дверь.

Сразу бросился в глаза белый пол в прихожей. «Зачем он такой? » — в недоумении подумал Веня, не зная, где ему оставить кроссовки. Усман молча указал ему на гостевые тапки и, когда Веня переобулся, охранник жестом пригласил его следовать за ним.

Дом был не очень большим, в два этажа, с витой деревянной лестницей и металлическими перилами, сверкающими так, словно их только что тщательно надраили. Веня мог поспорить, что на блестящих трубках не было даже отпечатков пальцев, — так прилежно прислуга протирала каждый сантиметр глянцевой поверхности.

В небольшой гостиной на диване, деловито закинув ногу на ногу, сидел Феликс и с самым непринужденным видом читал какую-то газету. На нем был надет длинный темно-синий домашний халат с белой окантовкой, идущей по всему периметру воротника. Делая вид, что в упор не замечает Веню, стоящего напротив него, хозяин дома небрежно перелистнул шелестящую страницу и наконец-то перевел бесстрастный взгляд с газетного шрифта на своего визитера.

Веня немного смутился, совершенно не ожидая встречи с депутатом в абсолютно домашней обстановке, к тому же, в домашнем халате, накинутом явно на голое тело.

Кивнув головой на циферблат стоящих на камине часов, Феликс медленно произнес:

— Точность — вежливость королей, — его взгляд был оценивающим, провоцирующим, словно ожидающим какой-то неожиданной реакции.

— Но обязанность для их подданных, — Веня принял выжидающую позу, слегка ссутулившись и засунув руки в карманы, — Феликс Леонидович, о чем вы хотели со мной поговорить?

Феликс совершенно искренне вскинул брови от удивления:

— Поговорить? С тобой? — он слегка рассмеялся, но таким безобидным смехом, что Веня не почувствовал в этом никакой иронии. — Веня. Можно я буду так называть тебя на своей территории? — он шумно перелистнул следующую страницу, не обращая ни малейшего внимания на текст и не сводя с гостя пронизывающего взгляда.

— Можно, — просто ответил Веня, не зная, в какую сторону отвести глаза, чувствуя при этом необъяснимую неловкость.

— Значит так, Веня, — произнес Феликс, замечая его еще не совсем высохшие после душа волосы. — Пойди, вымой руки с мылом, я покажу тебе ванную комнату, — он перевел взгляд, ставший на мгновение холодным и серьезным, в сторону Усмана, — ты свободен. Спасибо.

— Хорошо, — коротко ответил тот, быстро покидая гостиную.

— Иди за мной, — Феликс плавно отделился от дивана и быстро зашагал в сторону коридора, мелькая голыми пятками в темных мягких тапочках, которые позволяли ему передвигаться бесшумно, будто хищному зверю.

Включив свет в просторной ванной, он пропустил Веню вперед к умывальнику, а сам занял место в дверном проеме, скрестив руки на груди и слегка опустив голову, позволяя светлым прядям свободно спадать на глаза.

— Феликс Леонидович, — начал Веня, поднося руки к крану и поглядывая то на шумящую струю воды, то на зеркало, в котором фигура собеседника отражалась в полный рост. — Мы не сможем уложиться в такие короткие сроки, — он слегка нажал педальку с жидким мылом, позволяя перламутровой капле упасть себе на ладонь, — это невозможно при любых инвестициях.

— Правда? Твой начальник сегодня заверил меня в обратном и сказал, что вы будете очень стараться, — Феликс слегка прищурился глядя, как вода вспененными струями стекает с длинных Вениных пальцев. — Справа бумажные полотенца.

— Как он может обещать вам то, в чем сам плохо разбирается? — Веня быстро скомкал использованную бумагу и четким движением отправил белый шарик в металлическую урну.

— Он же начальник, — медленно произнес Феликс, нарочно растягивая слова, — ему, очевидно, виднее.

Сделав несколько решительных шагов, Веня оказался рядом и, приблизив свое лицо почти вплотную к заостренным чертам хозяина дома, тоном человека, теряющего всякое терпение, порывисто произнес:

— Скажете вы мне, наконец, зачем я здесь вам понадобился?

Феликс видел, что тот начинает сердиться. Гневные огоньки блеснули в больших зеленых глазах, обещая перерасти в бушующее пламя. Он так легко выходил из себя, если дело касалось его любимой работы… Феликсу доставляло удовольствие наблюдать за реакцией этого молодого человека, так преданно отдающего всего себя кропотливому труду. Он был умен бесспорно, упрям и самонадеян, как-то по-детски наивен и очень уязвим — все эти черты характера, открывающиеся одна за одной, очень импонировали повидавшему жизнь искушенному политику.

Веня стоял и дерзил, дерзил ему в лицо, тому, перед кем приседали в течение дня десятки далеко не самых последних людей отечественной элиты. Феликсу это нравилось, это заводило, заставляло разгораться тлеющему угольку азарта все сильнее и сильнее.

Веня смутно понимал, к чему вообще клонит этот скользкий человек, он осознавал это, правда не совсем четко, еще в кабинете у начальника, когда только увидел бумагу с карандашным адресом, но та завуалированность, с которой депутат поставил свое условие, вся его двусмысленность и неопределенность подстегивали его любопытство и не позволяли сделать хладнокровный шаг назад.

— Ты не боишься? — Феликс не отстранился, а лишь снова ухмыльнулся одной из своих самых хитрых улыбок, пристально глядя в зеленые глаза напротив.

— Я не знаю, — честно ответил Веня с какой-то глубокой тоской и легким внутренним содроганием.

— Тогда иди за мной, — Феликс отделился от дверного косяка и быстро зашагал в сторону лестницы.

У Вени что-то сжалось глубоко внутри, позволяя легкой боязни овладевать разумом все сильнее и сильнее. Стараясь не отставать от хозяина дома, он последовал за ним, время от времени оглядываясь по сторонам.

Глава третья

Почти пустой дом… или не пустой, просто все беспрекословно затихли, подчиняясь строгому приказу. Существует ли еще кто-то, помимо страшного охранника, оставшегося на первом этаже? Почему кругом царит такая тишина, нарушаемая лишь едва слышным шуршанием мягких тапок?

Преодолевая последние ступени, Веня едва не упал. Ухватившись левой рукой за холодные перила, он подумал, что, наверное, осквернил безупречный глянец своим неловким прикосновением.

— Осторожней, — мягко произнес Феликс, оборачиваясь, с какой-то еле уловимой укоризной, и было не понятно, чего нужно остерегаться: крутых ступенек лестницы или нарушения неприкосновенной атмосферы.

Свет в гостиной погас, погружая первый этаж в вечерний полумрак.

Тихо опустилась дверная ручка, и хозяин дома отступил, пропуская своего гостя вперед.

Феликс предпочитал минимализм в интерьере: большая кровать, застланная белым одеялом, два кресла и маленький зеркальный столик между ними, пара прикроватных тумбочек и незаметный с первого взгляда стенной шкаф, полностью сливающийся с окружающей обстановкой. Черно-белая гамма присутствовала везде: в абстрактном декоре на стенах, комбинировании цвета мебели и непонятных узорах на мягком ворсистом ковре. Тяжелые шторы были предусмотрительно задернуты, и довольно просторная комната освещалась лишь двумя небольшими светильниками, вмонтированными в стену по обе стороны кровати.

Почти бесшумно Феликс прикрыл за собой дверь. Почти. Но легкий щелчок заставил Веню, с некой задумчивой тоской рассматривающего детали интерьера, вздрогнуть.

Феликс молчал. Он заложил руки за спину и, прислонившись спиной к двери, закусил нижнюю губу. Ему нравилось наблюдать за растерянным взглядом своего гостя, но затягивающаяся прелюдия уже начала его заметно тяготить.

Изо всех сил стараясь сохранить спокойный вид, Веня прошелся вдоль спальни по направлению к стеклянному столику. Слегка дрожащей рукой он прикоснулся к пробке хрустального графина с коньяком, стоящего на зеркальной поверхности.

— Нет, — твердо произнес Феликс, рывком оттолкнувшись от двери и в два шага оказавшись возле кровати. — Подойди.

Веня отдернул руку от графина, словно прозрачный хрусталь раскалился докрасна и, сам не желая того, обжег кожу чувствительных пальцев. Холодная волна страха и волнующего предвкушения прокатилась вдоль всего позвоночника. Черты лица Феликса, заостренные и хищные днем, удивительным образом менялись под мягким освещением ночных светильников. Его взгляд, спокойный и властный, становился до головокружения притягательным. И, скользнув языком по пересохшим губам, Веня послушно приблизился к нему.

Стоя на расстоянии полуметра друг от друга, Феликс готов был поклясться, что слышит глухой стук Вениного сердца. Все еще влажные черные волосы отливали цветом вороньего крыла, дыхание заметно участилось, зеленые глаза подернулись поволокой — сделав решающий шаг вперед, Феликс резко сдернул с его плеч толстовку и сбросил ее на пол.

Легкий румянец смущения проступил на щеках. Веня стыдливо опустил глаза.

Властным движением Феликс поднял его голову за подбородок и с удовольствием наблюдал, как постепенно расширяются зрачки молодого мужчины. Он быстро положил свои теплые ладони ему на плечи и едва уловимым касанием провел по обнаженным предплечьям, опускаясь до запястий. Остановившись пальцами на браслетах, Феликс приподнял его руки так, чтобы застежки стали хорошо видны.

— Не надо, пожалуйста, — умоляюще произнес Веня, не в силах взглянуть ему в глаза.

Вместо ответа Феликс лишь многозначительно улыбнулся и ловко, по-хозяйски, отщелкнул стальные заклепки — кожаные ремешки тут же упали на пол, запутавшись в длинном ворсе пушистого ковра. Поднеся запястья Вени на уровень глаз, мягкими и плавными движениями подушечек больших пальцев, Феликс, слегка надавливая, провел по тонким шрамам, заставляя его вздрогнуть еще сильнее. На секунду в глазах Феликса мелькнул намек на сожаление и какую-то очень застарелую боль, но он тут же стерся, уступив свое место разгорающемуся огню желания.

Разжав ладони, тем самым позволив Вениным рукам обессилено опуститься вдоль туловища, Феликс слегка приобнял его за талию и, ухватившись за края черной футболки, резким движением стянул ее со своего объекта вожделения.

С силой толкнув Веню на кровать и быстро оседлав его, он закинул футболку ему за шею и, потянув крепкую ткань за оба конца, привлек молодого мужчину к себе, впившись сладострастным поцелуем в его губы. Их бархат сводил с ума, заставляя чуть ли не вгрызаться в нежную кожу, до остервенения прижимая к себе трепещущее тело.

Вене стало страшно и неловко. Из головы не выходила навязчивая мысль, что он сейчас находится в одной постели с депутатом Совета Федерации, человеком, который утверждает очень важные законы, тем самым влияя на судьбы миллионов людей. Мысль о том, что все это неправильно, как-то грязно и слишком поспешно не позволяла расслабиться и предаться моменту ни на секунду.

Феликс откинул его обратно на подушки, отбросив ставшую не нужной футболку в сторону.

— Если ты мне не помогаешь, то и не мешай, — хрипло проговорил он, снова склоняясь над Веней, взглядом пытливых глаз стараясь понять его холодную реакцию, — приоткрой рот.

Испустив тяжелый вздох, Веня послушно разомкнул губы, обнажая при этом ряд влажных блестящих зубов.

Не теряя ни секунды, Феликс с силой прижался к столь желанному источнику искушения, пытаясь вовлечь Веню в глубокий поцелуй, при этом изо всех сил сжимая его обнаженные плечи.

Веня не отвечал, неуютно чувствуя себя под тяжестью мужского тела, вдавливающего его в мягкую постель.

Найдя в себе силы оторваться от манящих губ, Феликс слегка отстранился, чтобы получше рассмотреть того, кем были заняты все его мысли на протяжении томительного дня.

Чистые юношеские линии безудержно привлекали искушенного в подобных отношениях мужчину. Большие глаза, распахнутые в предвкушении боли, черные соболиные брови, слегка приподнятые в легком недоумении, влажные пухлые губы безмолвно говорящие о скрытом неосознанном желании, гладковыбритая нежная кожа, которая просто заставляла прикоснуться к себе кончиками пальцев, смоляные волосы, черной аурой раскинувшиеся на белизне подушки — Феликс понимал, что Веня не осознает силы собственной привлекательности и не умеет ею пользоваться.

Припав губами к обнаженной шее, Феликс с жадностью втянул в себя запах его тела, и новая волна возбуждения нахлынула с удвоенной силой. Артерия под тонкой кожей бешено пульсировала, выдавая бурю эмоций, бушующую в молодом сердце.

Запах. Запах кожи, запах влажных волос начал доводить Феликса до безумия, заставляя руки неторопливыми плавными движениями опуститься вниз по впалому животу и нащупать пряжку ремня. Веня рефлекторно завозил ногами по одеялу, сопротивляясь этим бесстыдным действиям.

— Тише, тише, — прошептал Феликс на самое ухо, обжигая кожу горячим дыханием, — я все равно это сделаю.

Веня ответил лишь тяжелым вздохом, периодически вырывающимся из его груди.

Быстро справившись со всеми препятствиями, Феликс сдернул джинсы вместе с нижним бельем с его узких бедер, позволяя обнажиться самому сокровенному. Щеки Вени вспыхнули еще сильнее, заставляя его слегка отвернуться.

Феликс судорожно сглотнул, с восхищением разглядывая красивую длинную шею, прямые плечи, вздымающуюся от встревоженного дыхания грудь, слегка проступающие ребра… Он вытянул руку и прикоснулся к тонкой шелковистой дорожке черных волосков, ведущую от пупка к паховой области, чувствуя, как при этом напрягается желанное тело.

Сил сдерживаться больше не осталось и, быстро распутав тканевый пояс, Феликс позволил шелковому халату соскользнуть со своих широких плеч.

Веня устремил свой взгляд на его фигуру, жилистую и худощавую от природы. В Феликсе чувствовалась естественная, изначальная сила, полученная не в результате ежедневных тренировок в спортзале, а какая-то дикая, первобытная. В его напряженных мускулах, проступающих венах, в глазах, в полумраке кажущихся почти что темными, таилось что-то опасное, подчиняющее себе, жестокое, заставляющее беспрекословно признавать его власть.

Феликс накрыл тело Вени своим и прикоснулся влажным языком к его ложбинке на шее. Почувствовав прикосновение наливающейся пульсирующей плоти, Веня вздрогнул и напрягся еще сильнее. На секунду оторвавшись от своего занятия, Феликс заглянул в его глаза, светящиеся смесью страха и истомы, и понял, что больше медлить нельзя.

Отпрянув от разгоряченного тела, он властно раздвинул Венины ноги, согнутые в коленях, и удобно устроился между ними. Слегка поглаживая промежность одними подушечками пальцев, Феликс словно случайно задел начинающий наливаться страстью половой орган своего любовника и плавно заскользил вдоль живота по направлению к груди, так же почти неуловимо коснувшись обоих сосков, он задержался на ключицах и, очертив овал лица, остановился на губах.

— Оближи, — приказал он и, не дожидаясь ответа, погрузил указательный палец в горячую ротовую полость.

С какой-то тоскливой обреченностью Веня начал размеренно выполнять приказ, беспокойно наблюдая за тем, как еще больше темнеют от дикого возбуждения глаза его мучителя. Сначала один, потом второй, третий — увлекшись процессом, Веня не заметил, как второй рукой Феликс вытащил из-под края одеяла серебристый квадратик.

Поднеся плотную фольгу ко рту, Феликс оторвал кусок зубчатого края и с силой отплюнул его в сторону.

Веня замер на секунду, пытаясь скосить глаза, чтобы проконтролировать все его действия.

— Не отвлекайся, — Феликс толчком погрузил палец ему в горло, тем самым заставляя Веню закашляться.

Одним движением выдавив презерватив из упаковки, Феликс приложил скользкую резинку к головке члена и поспешно развернул ее до самого конца. Предоставив возможность Вене отдышаться, он рывком заставил развести ноги еще шире и левой рукой, смоченной в слюне, начал слегка массировать анус.

Веня приподнялся на локтях, пытаясь принять менее беззащитную позу, но Феликс свободной рукой схватил его за шею и заставил снова откинуться на подушки, затем без излишних промедлений он медленно и осторожно погрузился вовнутрь, выбивая из Вени первый стон от раздирающей боли.

Черные волосы разметались по подушке, глаза крепко зажмурились, позволяя прозрачным слезам выступить на ресницах, пальцы судорожно скомкали мягкое одеяло — Веня снова попытался приподняться и оттолкнуть от себя разгоряченного мужчину.

Продолжая ритмично двигаться, Феликс грубо схватил Веню за запястья, изо всех сил придавил его к кровати и крепко, почти до хруста в суставах, сжал его руки, но этой боли Веня уже не почувствовал. Перед глазами слегка потемнело, заставляя на мгновение отрешиться от неприятных ощущений, а когда сознание снова прояснилось, новый толчок боли выбил из груди очередной слабый крик.

Наконец, Феликс начал замедляться, потом притих на несколько мгновений, отпустил Венины руки и оперся на локтях, покрывая приоткрытые губы жаркими поцелуями.

Почувствовав, что и него выходят, Веня судорожно всхлипнул и дернулся в последний раз.

— Все, все, успокойся, — Феликс провел тыльной стороной ладони по его щеке. — А теперь — спать, — с этими словами он щелкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму.

Веня передвинулся на край постели, и подтянул колени к груди.

Боль и равнодушие — вот все, что принес сегодняшний вечер. Этого нужно было ожидать, тогда почему он так расстроен? Потому что первый раз превратился в кошмар? Зато завтра будут инвестиции, и можно будет снова с головой уйти в любимую работу и выбросить из головы все то, что сегодня произошло. Хотя вряд ли это получится.

Веня попробовал сосредоточится, чтобы примерно, хотя бы в уме, прикинуть список всего необходимого, что придется делать на заказ, но у него ничего не получилось: этот дом, эта кровать, этот человек рядом — все было чужим, отталкивающим, циничным, дорогим, в конце концов. Хотелось как можно скорее покинуть это место, бежать отсюда домой, к себе, на свою территорию.

Веня прислушался: дыхание Феликса стало ровным и спокойным. Утомленный бурным вечером, он мирно спал, совершенно позабыв о человеке, лежащем рядом с ним.

Веня откинул одеяло и сел на кровати. Нужно было в темноте подобрать свои вещи и выскользнуть в коридор. Без труда отыскав элементы своего гардероба, он быстро оделся и, на ощупь найдя входную дверь и стараясь не шуметь, вышел из комнаты.

На лестнице уже можно было что-то рассмотреть. Не преминув воспользоваться отполированными перилами, Веня осторожно спустился вниз и уже почти пересек прихожую, как вдруг пронзительный луч от фонарика разрезал темноту, заставляя беглеца остановиться чуть ли не у самой двери.

— Куда? — голос Усмана заставил Веню вздрогнуть от неожиданности. В создавшейся обстановке телохранитель выглядел еще страшнее, чем вечером на улице.

— Домой, — с легким вызовом ответил Веня. — Что? Пропуск на выход нужен?

— Вернитесь наверх и не заставляйте меня применить силу, — в голосе Усмана начало зарождаться раздражение.

Спорить дальше не было смысла. Оставалось одно: вернуться в спальню и уповать на то, что предстоящая ночь пройдет безо всяких приключений.

Медленно поднявшись по лестнице, Веня, не оборачиваясь, вернулся в комнату, оставляя охранника, контролирующего каждое его движение, стоять в коридоре.

В спальне продолжала царить тишина. Нашарив в темноте одно из кресел, Веня свернулся в нем калачиком и попытался хоть как-то заснуть, но сон не шел к нему. Обилие мыслей и неизвестных до этого вечера ощущений будоражило мозг, не позволяя расслабиться и погрузиться в царство Морфея.

В комнате было прохладно и, несмотря на довольно теплую толстовку, Веня начал слегка замерзать. Посмотрев на экран мобильного телефона, он отметил про себя, что уже два часа ночи, и к завтрашнему дню, даже если сейчас удастся заснуть, он будет совершенно никакой.

Послышалось легкое шевеление и звук, означающий нашаривание чего-то или кого-то на кровати.

— Веня, ты здесь? — голос Феликса прозвучал встревожено.

Веня не отозвался. Он сейчас вообще не хотел говорить.

Зажегся один из настенных светильников, и Феликс, уже сидящий на кровати, тихо произнес:

— Вот ты где. Спишь?

Веня недовольно засопел, слегка приподнимая голову. Феликс поспешно накинул на себя халат и подполз к самому краю:

— Я разбудил тебя?

Глядя на его исподлобья, Веня, немного подумав, произнес:

— Я не спал.

— Иди ко мне, — Феликс похлопал по постели рядом с собой.

— Нет, — Веня принял позу зародыша, невообразимым образом скрутившись в кресле и умудрившись при этом взглядом контролировать каждое движение сидящего на кровати мужчины.

— Ты чего? Что не так? Ты же сам пришел… — в голосе Феликса читалось недоумение.

— Мне такие условия поставили, что я не мог отказаться, — язвительно произнес Веня, избегая встречаться глазами с хозяином дома.

— Я тебя совсем не знаю, но мне почему-то кажется, что, если бы ты не захотел, то никто и ничто не смогло бы заставить тебя это сделать, — Феликс сидел как раз напротив Вениного кресла и не сводил взгляда со странного молодого человека, который вел себя, по его мнению, абсолютно нелогично.

— Выключите, пожалуйста, свет. Мне на вас смотреть тошно, — произнес Веня куда-то в кресло.

— Да пожалуйста, — Феликс щелкнул выключателем, погружая спальню в кромешную темноту, — мне тоже не очень-то радостно на тебя любоваться.

Повисло неловкое молчание.

— Веня? — Феликс первым решился заговорить, — у тебя что, мужчины разве никогда не было?

Веня горько усмехнулся:

— У меня вообще никого не было.

— Что, и девушек тоже?

— Я же сказал: вообще никого.

— Тебе двадцать шесть лет. Так не бывает. Ты что, с луны свалился?

По интонации Вени можно было понять, что он выпрямился в кресле:

— Да, я с луны. Я — суицидник, как вы сами успели заметить, и какой-то там гений. Это же очевидно, что от меня можно ожидать все, что угодно.

В этот момент Феликс почувствовал укол совести. Выходило, что он безжалостно и цинично опорочил невинное существо, полностью вверившее себя ему, развратному и хладнокровному человеку. Феликс не знал, что сейчас нужно говорить, но и молчать в данном случае было худшим из вариантов.

— Хочешь, я тебе картинки красивые покажу? — сказал он, вдруг воспрянув духом.

Веня помолчал, тщательно все обдумывая, и, наконец, выдавил из себя:

— Хочу.

— Иди сюда, не бойся, я не трону, — Феликс переполз на другую сторону кровати и потянулся в сторону тумбочки за ноутбуком.

Веня медленно поднялся с кресла и с опаской присел на краешек постели. Темный экран вспыхнул, загораясь завораживающей заставкой в виде ночного неба, в самом центре которого таинственно бледнел месяц. С его светлого рожка свисали веревочные качели, на которых сидел маленький мальчик. Веня закинул ноги на одеяло и поудобнее устроился, прислонившись спиной к подушкам.

Феликса слегка передернуло от того факта, что он залез на кровать в пыльных джинсах как ни в чем не бывало. Но, решив не нагнетать еще более тяжелую атмосферу, он смирился и предусмотрительно промолчал, отметив про себя непременно сменить постельное белье к следующему вечеру.

— Вот, смотри, — немного повозившись, Феликс нашел нужную папку, — на прошлой неделе в национальной галерее была выставка, посвященная живописи двадцатого века.

Веня придвинулся поближе, с интересом разглядывая изображение на экране: разноцветные животные, созданные пересечением полупрозрачных треугольников и других геометрических фигур, поражали воображение с первого взгляда.

— «Олени в лесу», Франс Марк, — прочитал Феликс текст под картиной, — не помню точно, кажется, — он защелкал пальцами в воздухе, пытаясь вспомнить нужное слово, — кажется, относится к такому стилю в живописи как кубизм.

Веня прыснул от смеха, в азарте хлопнув ладонью себе по коленке. Феликс оторвался от созерцания картины и перевел на него взгляд, полный недоумения.

— Франс Марк и кубизм? Ха-ха! Ни в жизни не поверю, чтобы яркий экспрессионист написал что-либо в другом стиле! Это же школьная программа!

Феликс обиделся:

— Свою школу я давно окончил. Таких подробностей не помню.

— Что тут помнить? Здесь же просто, — оживился Веня, присаживаясь на согнутые в коленях ноги. — В кубизме создается новая реальность, эти работы очень схематичные и написаны особыми тонами, ну, там, серыми, черными, темно-коричневыми, — он уже оседлал своего любимого конька под названием: «А я знаю! » и понесся вперед, пользуясь замешательством своего собеседника. — А здесь же однозначный экспрессионизм — искореженные линии, контрастные цвета, грубые мазки…

— Ты хорошо разбираешься? — перебил его Феликс, сменяя изображение на мониторе, — это что за стиль?

На экране возникла комбинация разноцветных квадратиков, треугольников, плотно состыкованных друг с другом. Картина напоминала пол, выложенный осколочной керамической плиткой разных цветов и размеров.

— Я плохо разбираюсь, поверхностно, — Веня мельком глянул на новое произведение искусства, — классическая абстракция.

Феликс на секунду задумался, а затем произнес:

— По-английски сможешь повторить то, что только что говорил?

Веня слегка пожал плечами:

— Смогу, без проблем.

Диалог завязался. Мало-помалу напряженность обстановки начала спадать, уступая место непринужденной беседе. Продемонстрировав еще десяток картин в самых различных направлениях, Феликс убедился в том, что о живописи Веня имеет достаточно четкое представление.

— В пятницу откроется художественная выставка представителей дадаизма, — медленно произнес он, краем глаза наблюдая за реакцией Вени.

— Живопись или скульптура? — довольно живо осведомился тот.

— Живопись, — при свете монитора Феликс внимательно рассмотрел его лицо: искреннее, оживленное, оно приняло слегка печальное выражение.

— Эх, мне некогда по выставкам ходить. Вы же времени на работу месяц выделили, — не преминул съехидничать Веня.

Феликс устало закатил глаза, услышав очередное упоминание об этом.

— Ну, сделай за полтора, за два, только побыстрее, это я так, к слову сказал, чтобы вы не расслаблялись, понятно?

— Понятно, — Веня сладко зевнул, прикрывая рот рукой. — А дадаизм — это утопия, но мне она определенно нравится.

— Все-то ты знаешь… Ого, уже четыре часа! — Феликс закрыл ноутбук и вернул его на тумбочку.

— Зачем все? Выдумали вы, — Веня укрылся одеялом чуть ли не с головой и отвернулся в другую сторону.

— В домашней обстановке ко мне можно «Фил» и на «ты», — Феликс потушил свет, в очередной раз позволяя темноте погрузить комнату в свое царство.

— Я запомню. Спокойной ночи.

— Уже утро. Спать осталось три часа.

Веня не ответил. Беседа с Феликсом как-то незаметно успокоила его. Выпендрившись перед собеседником своими блестящими знаниями, тем самым с удовольствием самоутвердившись за его счет, с чувством выполненного долга он очень быстро заснул.

Феликс лежал на спине с закинутыми за голову руками и размышлял о том, какой странный и удивительный человек лежит рядом с ним, словно не от мира сего. Полная самоотдача, детская откровенность, рассеянность и жажда новых ощущений — все смешалось в нем и находило выход в какой-то однобокой самореализации в жизни.

Феликс перекатился вплотную к Вене и тесно прижал его к себе, уткнувшись носом в капюшон толстовки.

Глава четвертая

Звонок будильника был незнакомым. Кое-как разлепив глаза и с удивлением осмотревшись, Веня наконец-то осознал, где он находится. Рядом, на постели, скрестив ноги по-турецки, сидел Феликс и сосредоточенно сверял какие-то цифры из ноутбука с цифрами в тонкой папке, лежащей сбоку. На его остром носу блестели очки в легкой золоченой оправе, из-за чего политик с самого утра приобретал вид человека, занятого работой во благо нации.

— О, Боже! Сколько сейчас времени? — простонал Веня, потирая ладонями заспанное лицо.

— Семь утра, — деловито отозвался Феликс, не отрывая взгляда от экрана.

— К восьми успею, — подумал вслух Веня и сел на кровати, спустив ноги на пол.

— Так, — Феликс захлопнул ноутбук и положил его на клеенчатую папку, — быстро завтракаем и разъезжаемся.

Его утренняя энергия оказалась заразительна — Веня бодро вскочил с постели, демонстрируя полную готовность к действию.

В доме было светло и оживленно: по первому этажу важно прохаживался незнакомый охранник; женщина, по типу горничной, с большим усердием вытирала пыль; из кухни доносился запах свежей выпечки. При свете дня помещение, производившее мрачное впечатление накануне, выглядело приветливым и дружелюбным.

— Доброе утро, Феликс Леонидович! Доброе утро! — с видимой радостью поздоровались обитатели первого этажа, едва завидя почти парящего вниз по лестнице депутата.

Веня не отставал ни на шаг. Его появление в этом доме не осталось незамеченным, но вслух по этому поводу, из-за корректности или просто по привычке, никто не произнес ни слова.

Просторная кухня была залита солнечным светом, искрящимся, прозрачным, новым светом нового дня. Здесь суетилась невысокая полная женщина в нарядном фартуке с косынкой на голове, ведь случайно оказавшийся волос в тарелке довел бы брезгливого в подобных делах депутата до исступления.

— Доброе утро, Феликс Леонидович, доброе утро, его молодой друг, — с совершенно искренней улыбкой обратилась она к появившимся на пороге кухни мужчинам.

Феликс поспешно плюхнулся на стул и жестом пригласил Веню опуститься рядом.

— Веня, это Елена Викторовна, Елена Викторовна, это Вениамин Васильевич. Давайте быстрее наш завтрак.

— Успеете, Феликс Леонидович, даже, если без вас начнут, думаю, что вы ничего не потеряете, — деловито ответила женщина, выставляя на стол открытый пирог со шпинатом, уже нарезанный на порционные кусочки, две тарелки со столовыми приборами и две чашки с ароматным кофе.

— Спасибо, — поблагодарил Веня, накладывая себе в тарелку довольно большую порцию.

— Да на здоровье, — отозвалась Елена Викторовна, возвращаясь к плите.

Незаметно наблюдая за тем, как быстро Веня, орудуя вилкой, справился со своим завтраком, Феликса внезапно посетила идея.

— Как ты отнесешься к тому, чтобы сегодня вечером сходить в ресторан? — спросил он, отхлебывая кофе.

— Отрицательно, — живо отозвался Веня, отодвигая от себя пустую тарелку, — мне некогда, работа, видишь ли.

— Твой рабочий день заканчивается в пять часов. В ресторан нужно к семи. В чем проблема?

— Проблема в загруженности. Кстати, вы не забыли про то, что нужно перевести деньги? — Веня сложил руки в замок и положил их перед собой.

Феликс хмыкнул:

— Не беспокойся. Что касается остального: составить список всего необходимого, думаю, ты запросто успеешь в рабочее время. А руководит закупками пускай Корнилов, не все же время ему в кабинете сидеть. Или он совсем полный идиот? — Феликс шумно опустил чашку на стол, заставив фарфоровое дно зазвенеть.

— Не совсем, — ответил Веня с усмешкой.

Неприглаженные с утра черные волосы привычно торчали в разные стороны, придавая ему обыденный, неопрятный, но очень притягательный, свойственный только ему вид. Зеленые глаза горели утренним задором, и казалось, что неприятный осадок вчерашнего вечера рассеялся без следа. Веня был полон энтузиазма и стремился приступить к работе как можно скорее.

— И вообще, если что-то не успеваешь или не хочешь делать — поручи эту работу другому, — произнес Феликс, вставая из-за стола.

— Если всегда перекладывать дела на других, то историю тоже будут делать другие люди, но это будет уже совсем другая история, — поднявшись со своего места и упершись о край стола обеими руками, ответил Веня с легким намеком на вызов.

Феликс решил не поддаваться на эту мимолетную провокацию и, полностью игнорировав очередную дерзкую фразу, быстро сказал:

— Так, адрес ресторана я скоро вышлю, твой номер у меня есть. Не время скоротать идем, а дела ради. Все, тебе пора.

— Елена Викторовна, большое спасибо, — Веня придвинул стул к столу. — Ладно. Я заинтригован. Пожалуй, приду. А где этот страшный охранник, который с бородой? — вдруг поинтересовался он, вспомнив о своем ночном кошмаре.

— Усман? Уже поехал по делам. Он не простой охранник, — отозвался Феликс, что-то листая в своем телефоне.

— Это я уже успел заметить. Тогда, до вечера! — с этими словами Веня быстро вышел из кухни.

— До вечера, — с легким вздохом отозвался Феликс, оторвавшись от электронного экрана и проводив взглядом его удаляющуюся фигуру.

Оказавшись на работе, первым делом Веня прямиком направился к Корнилову.

Тот с довольным видом крутился на стуле, весело напевая себе под нос незатейливую песенку.

— Здравствуйте, деньги есть? — сразу с порога осведомился младший научный сотрудник.

Корнилов ловко спрыгнул со стула и, слегка переваливаясь, как объевшаяся утка, поспешил ему навстречу.

— Есть! Все есть! У нас получилось! Ты представляешь, я думал, что нужно будет ждать до обеда, но все же проверил счет — ¬ и тут такое! — Корнилов по-дружески хлопнул Веню по плечу и потянул его за рукав к столу, чуть ли не насильно усаживая на стул.

— Садись, пиши. Сейчас вместе обсудим весь необходимый список, — с этими словами Корнилов положил перед ним листок бумаги и ручку. — Пиши, пункт первый, — Веня послушно склонился над бумагой, и в этот момент Корнилов, стоявший рядом, заметил на его шее характерный кровоподтек.

Не услышав содержания первого пункта, Веня в недоумении взглянул на своего начальника, внезапно умолкнувшего и словно пытающегося сопротивляться подступающему приступу смеха.

— Александр Сергеевич, что писать? — тихо проговорил он, предчувствуя недоброе.

Корнилов шустро развернулся, так же переваливаясь, приблизился к своему креслу и, устроившись поудобнее, изо всех сил вонзил короткие ногти себе в ладони, чтобы хоть как-то собраться с силами и не расхохотаться во весь голос.

— Открой вон тот шкаф! — он махнул рукой в противоположную часть кабинета. Ничего непонимающий Веня отодвинул от себя бумагу и направился в указанном направлении. — Открывай. Там на левой створке висит большое зеркало. Ага, погляди на себя как следует.

Веня не сразу разобрал, на что нужно смотреть, но когда он слегка отодвинул в сторону воротник толстовки и понял причину Корниловского сдавленного смеха, то испуганно отстранился от зеркала.

— Поезжай домой, надень что-нибудь… поскромнее, потом мы продолжим, — Корнилов с деланным видом кашлянул в кулак, желая, чтобы Веня поскорее убирался из его кабинета, позволив переполняющим начальника эмоциям в виде дикого смеха проявиться в полном объеме.

Веня зарделся, застыдившись своего внешнего вида. Конечно, он не собирался ничего рассказывать руководителю о вечере, проведенном накануне, и тот бы даже не спросил, но такая явная улика красноречиво говорила обо всем.

Аккуратно закрыв шкаф, Веня бесшумно покинул кабинет.

И тут Корнилова понесло. Он хохотал так, что было слышно в коридоре. От смеха он сгибался в три погибели, сучил ногами в воздухе и время от времени хлопал себя по толстым ляжкам.

Вот! Молодой надменный выскочка получил свое! Приземленный, такой, как все! Ничего особенного!

Корнилов достал из ящика письменного стола икону и начал усиленно совершать крестное знамение.

— Слава тебе, Господи, что поставил его на место, спасибо тебе за справедливость, спасибо, спасибо, — он несколько раз поцеловал икону и, стерев с божественного лика липкие слюни, снова убрал предмет церковной утвари от посторонних глаз.

Корнилов исподтишка ненавидел Веню, откровенно завидуя его достижениям, и безумно боялся того, что талантливый ученый за очень короткие сроки сможет занять то место, на которое метил он сам.

Наконец-то успокоившись, будущий начальник всего Института, переполняемый самыми оптимистичными мыслями и надеждами, вызвал к себе заведующую лабораторией.

Ольга Николаевна, высокая, статная женщина, ровесница Корнилова, появилась на пороге кабинета и очень удивилась, увидев обычно нахмуренного и вечно недовольного начальника в весьма приподнятом настроении.

— Присаживайтесь! Присаживайтесь, уважаемая и драгоценная Ольга Николаевна. А у нас большая радость!

— Радость — это хорошо, — осторожно сказала заведующая, не знающая, чего ожидать от Корнилова, пребывающего в необычном состоянии, — а в чем именно заключается эта радость?

— Нам инвестировали проект! — Корнилов приподнял руки на манер молитвы, как будто снова взывая к Богу.

— Прекрасно! Я так и знала! — Ольга Николаевна захлопала в ладоши. — Веня все же убедил этого депутата дать денег!

Корнилов просиял одной из самых искренних улыбок, на которую только был способен.

— Убедил. Да еще как, — он хитро подмигнул начинающей недоумевать от излишней эмоциональности начальника женщине. — Веня — молодец. Мы все гордимся своим героем! И сверхпроводник изобрел и денег заработал!

— Как заработал? Вы же сами говорили: инвестиции в проект…

— В проект, да не в тот. Между нами говоря, — Корнилов перешел на шепот, — Феликс Леонидович сам сказал, что денег даст только после того, как переспит с нашим молодым дарованием.

Ольга Николаевна выпучила глаза:

— Что, прямо так и сказал?

— Ну, почти. Так вот, а сегодня Веня явился весь в засосах и деньги на счету появились. Вы понимаете мою логическую цепочку?

— Фу-фу-фу, Александр Сергеевич, какую цепочку? Хотя, все очень даже складывается. Этот депутат часто появляется на публике с молодыми парнями. Это же он выдвинул поправку, ужесточающую закон о толерантности?

— Он, он, — утвердительно закивал головой Корнилов. — Только, Ольга Николаевна, про это — никому! А то как-то нехорошо получается, что деньги на такой масштабный проект получены через…это самое место.

— Ну, что вы, Александр Сергеевич. В таком случае я — могила, — женщина встала из-за стола и, слегка задумавшись, закончила. — А я-то думала, что у Вени не все в порядке с головой, а оказалось, что все нормально.

— Идите, идите, Ольга Николаевна, — замахал руками Корнилов. — И помните, о чем я вам говорил — никому.

Через полчаса об этом разговоре знала вся лаборатория. И, когда на ее пороге появился Веня в джемпере с воротником-стойкой, его приход вызвал бурную реакцию сотрудников.

Откровенные завистники поздравляли Веню с политическим признанием его таланта, люди, ранее относящиеся к нему лояльно, брезгливо отворачивались, кто-то наоборот чуть ли не заглядывал в лицо. И все, абсолютно все глупо улыбались.

И тогда Веня понял, что сослуживцы за то недолгое время, пока он отсутствовал, уже вошли в курс основных событий. Любопытные, насмешливые, злорадные взгляды отовсюду… Сплетники продолжали шептаться, то и дело косясь в его сторону. Он чувствовал, видел, понимал их изменившееся отношение к себе и быстрым шагом покинул лабораторию.

Забившись в дальний угол маленького помещения подсобки, Веня уселся на пол и, обхватил колени руками, заплакал от безысходности. Впервые в жизни ему стало безумно жаль самого себя. Почему люди настолько жестоки и завистливы? Почему стремятся поливать грязью тех, кто хоть чем-то отличается от серой массы? Они уже наверняка и погоняло позорное за полчаса ему успели придумать. В любом случае, сегодня в лабораторию он твердо решил больше не возвращаться. Поэтому, набрав номер Корнилова и сказав ему, что после сегодняшней бурной ночи у него болит голова и он вообще не в состоянии работать, Веня покинул здание института.

Провалявшись остаток дня на диване, даже не соизволив переодеться в домашнее, Веня предавался депрессии, усугубляя ее просмотром очередных теленовостей.

— Все чаще жертвами вербовки запрещенной на территории нашей страны террористической группировки Праведная Земля, сокращенно именуемая себя ПЗ, становятся молодые люди призывного возраста. Придавая своей противоправной деятельности особый романтизм, подкрепленный псевдорелигиозной доктриной, Праведная Земля призывает вступать незрелые умы в чужую войну. Все эти люди бегут от жизненных проблем или хотят почувствовать себя героями и взять в руки оружие, чтобы стрелять по живым мишеням.

Глядя на кадры жестоких убийств, совершаемых боевиками ПЗ, он до глубины души поражался тому, что подобные действия могут быть для кого-то привлекательными, и некоторые люди специально бросают свои семьи и свои страны ради того, чтобы стать расходным материалом в расчетливых руках.

Находясь в прескверном расположении духа, Веня начал собираться в ресторан. Подойдя к зеркалу, он еще сильнее взлохматил волосы и в чем был: в драных джинсах с бахромистым краем и старом джемпере с затяжками, в том и пошел, провокационно закатав рукава, чтобы продемонстрировать обилие кожаных браслетов.

Веня нарочно опоздал на двадцать минут, чтобы завести Филиппа с самого начала. Оставив машину припаркованной ровно посередине между первой и второй полосами, с нехорошей ухмылкой он подошел к уже раздраженному его опозданием Феликсу, стоящему на крыльце вместе со своим телохранителем.

— Это что за внешний вид? — приподняв левую бровь, процедил Феликс сквозь зубы.

Игнорируя замечание депутата, Веня вплотную приблизился к стоящему рядом Усману и поднес к его лицу на вытянутой руке ключи от своего автомобиля.

— Перепаркуй.

Усман до такой степени растерялся от подобной наглости, что ключи взял и в недоумении уставился на своего хозяина. Тот утвердительно кивнул, и телохранитель пошел исполнять это распоряжение.

— А теперь ты, — Веня приблизился к Феликсу и демонстративно оттянул ворот джемпера, — посмотри, что ты наделал!

— А что? Там все прекрасно, давай для симметрии повторю, — в том же тоне ответил тот.

— Прекрасно? На работе увидели и догадались, теперь все все знают! — заговорил взахлеб Веня, почти переходя на крик.

— А в зеркало ты вообще смотреться не пробовал? Говорят, помогает, — Феликс едва не зарычал и как следует встряхнул его за плечи.

— Они смеются надо мной, понимаешь? Я не могу туда ходить. Они смотрят и шепчутся, шепчутся и смотрят, — голос Вени предательски дрогнул. Зеленые глаза наполнились влагой, с лихвой выдавая всю ту боль, которую он испытывал в данный момент.

— Значит так. Завтра ты идешь на работу как ни в чем не бывало. Как ни в чем не бывало, слышишь? Никто и слова тебе не скажет в глаза, поверь мне. А до того, что говорят за твоей спиной, тебе и дела быть не должно. Людей всегда пожирает зависть к более успешным и более умным. Никогда и никому не позволяй считать тебя посредственностью и понижать твою самооценку. Серое стремится к серости, пытаясь разбавить яркие цвета, смешав их воедино, чтобы на выходе получить грязный оттенок. Не уподобляйся большинству, игнорируй их едкие замечания, слышишь? Ты — гений, ты — особенный, не они совершили научное открытие — ты сделал это. Поэтому завтра ты идешь на работу и делаешь то, что должен, а сейчас мы отправляемся в ресторан и на целый вечер забываем об этом разговоре, — с этими словами Феликс еще раз встряхнул Веню для большей убедительности и, слегка пригладив его волосы, подтолкнул ко входу.

— Меня не пустят в таком виде, — как-то неуверенно произнес Веня, не имеющий ни малейшего желания куда-либо идти.

— Со мною пустят, — заверил Феликс. — Вперед.

Столик на двоих, расположенный на втором этаже, уже был забронирован.

— Мне есть смысл что-нибудь заказывать, или все уже решено за меня? — спросил Веня с какой-то видимой усталостью, кончиками пальцев трогая кожаную обложку меню.

— Смысла нет. Я знаю, что тебе нужно, — с готовностью ответил Феликс, ознакамливаясь со списком ресторанных блюд.

— Вы уже выбрали? — вышколенный официант, едва уловив на себе выжидающий взгляд важного клиента, через секунду был уже на месте.

— Да. Мне, пожалуйста, стейк из телятины с овощами на пару, а моему товарищу: суп «Французский», сибас на гриле и карбонару.

Услышав названия блюд, Веня усмехнулся, понимая, что Феликс собирается устроить ему своеобразную проверку.

— Что-нибудь будете пить?

— Веня? — Феликс наконец-то соизволил узнать желание соседа по столику.

— Ничего не хочу, — покачал головой тот.

— Тогда апельсиновый сок.

Потянулись минуты мучительного ожидания. Феликс не знал, о чем сейчас нужно говорить, боясь, что из-за любого неловкого слова Веня может вспылить и уйти, а сейчас это было не в его интересах.

Веня сидел с отрешенным видом, не желая разговаривать вообще и лениво наблюдая за семейством с двумя отпрысками за соседним столиком. Дети шумели и плевались, мать постоянно одергивала их, пока отец с аппетитом что-то поедал из своей тарелки. Глядя на его ноги, сложенные крест-накрест под стулом, Веня размышлял, зачем мужчина надел белые носки.

В таких тяжелых раздумьях его застал официант с порцией горячего супа. Веня вздохнул, есть совершенно не хотелось, но через силу приступил к трапезе.

Феликс пристально следил за тем, с каким природным аристократизмом тонкие пальцы отламывают кусочки хлеба, как грациозно двигается ложка в правильном направлении. Он даже никогда не задумывался о том, что принимать пищу можно вот так эстетично.

Оставив две трети порции на дне тарелки, Веня неторопливо перешел к рыбному блюду, используя лопаточку и вилку так умело, будто дома он питался только таким образом. На карбонаре тоже не произошло осечки. Скатывая макароны аккуратным клубочком с помощью вилки и ложки, Веня оторвал взгляд от тарелки и пытливо взглянул на Феликса, даже не притронувшегося к своему стейку.

— Я с детства приучен пользоваться столовыми приборами, к чему весь этот фарс? — спросил он, даже не собираясь пробовать пасту на вкус.

— Хочу предложить тебе работу, точнее, подработку, — Феликс немного смутился и закашлялся.

— У меня нет ни времени, ни желания работать где-либо еще, — медленно произнес Веня, откидываясь на спинку стула и почти полностью прячась в тень колонны. — Но тебя я выслушаю.

— Эскорт-услуги, — выпалил Феликс на одном дыхании, пугаясь той грубости, которой сквозила короткая фраза.

— Вот оно что, — Веня появился из тени и, придвинув стул плотнее к столу, начал пристально смотреть на Феликса, слегка склоняя голову то к одному плечу, то к другому, всем своим видом демонстрируя несерьезное отношение к озвученному предложению. — И кого ты предлагаешь мне сопровождать и зачем?

Феликс шумно выдохнул. Было заметно, что данный диалог дается ему очень тяжело:

— Меня, меня сопровождать на встречах с целью заключения договоров.

Веня подозрительно фыркнул:

— Какие могут быть договора у народного избранника? У тебя что, подпольный бизнес?

— Бизнес не подпольный, но ведется через доверенных мне людей. Я же не могу официально заниматься такими делами, вот и приходится выкручиваться. У меня возможное подписание контракта в эту пятницу с одним англичанином. Мы встречаемся на выставке в художественной галерее, затем беседа плавно перетекает в поход в ресторан, где, как я надеюсь, мы сможем договориться. Он будет с женой. Мне для формирования имиджа рассудительного и умного человека нужен соответствующий спутник со знанием английского языка.

— Выходит, что я соответствую, — с ноткой печальной иронии заметил Веня.

— Почти, за исключением твоего гардероба, — голос Феликса зазвучал как-то глухо.

Веня положил пальцы на край стола и с помощью пантомимы изобразил воспроизведение «Лунной Сонаты».

— Порой я ненавижу мышечную память, — задумчиво произнес он, глядя на свои кисти с проступившими венами, — так хочется забыть прошлое, но никак не получается.

— Так что ты думаешь насчет моего предложения? — осторожно спросил Феликс, стараясь вывести Веню из транса воспоминаний, — хотя бы на эту пятницу. Мы посетим выставку, ты там, по возможности, блеснешь своими познаниями, потом мы отправимся в ресторан и, если произведем на англичан хорошее впечатление, то контракт будет у меня в кармане. Я хорошо заплачу, уверяю, ты не пожалеешь, — с жаром закончил он, тревожно поглядывая на собеседника.

— Чем ты занимаешься? Что за бизнес? — задал тот логичный вопрос.

— Транспорт. Автотранспорт. Тебе не нужно знать подробности, — заверил изворотливый бизнесмен, произнеся заранее заготовленную фразу.

Даже в мыслях Веня не мог себе позволить выступить в подобной роли. Такая идея отдавала некой похабщиной и наигранностью.

— Что про нас подумают люди? — нахмурившись, проговорил он, слегка склоняясь над столом.

— Ты забываешь о таком понятии, как толерантность, — в голосе депутата зазвучал металл. — Какие люди? Где? В галерее? В ресторане? Мы просто сидим и разговариваем и будем просто ходить, сидеть и говорить. Со стороны вообще никто ничего не поймет, а англичанину абсолютно все равно. Ну, так что? Выручишь на один вечер?

Веня нерешительно развел руками:

— На один вечер, пожалуй, можно. Очень хочется посетить галерею.

— Тогда пошли, — Феликс резко поднялся, задевая край стола, тем самым заставив посуду задребезжать.

— Куда? — в недоумении произнес Веня.

— Сейчас половина девятого, попробуем успеть в несколько магазинов, приоденем тебя к пятнице. Тем более, я не могу допустить, чтобы ты пришел на работу вот с этим, — Феликс указал Вене на область шеи, где был кровоподтек.

Будто ощутив чувство жжения в этой области, Веня, словно защищаясь, приложил к ней ладонь.

Поход по магазинам не занял много времени, и очень скоро гардероб Вени пополнился двумя рубашками, серебристым шейным платком, строгим костюмом, фирменными джинсами и парой черных туфель.

— Хорошие вещи, — одобрил Веня, глядя, как Феликс собственноручно ставит пакеты с покупками на заднее сиденье «Лады», — после пятницы я тебе их не верну, можешь вычесть из моей зарплаты.

— Как-нибудь переживу, — произнес тот, брезгливо отряхивая брюки. — Я только коленом прикоснулся — уже все штаны грязные.

В этот момент Вене очень захотелось послать депутата куда подальше, но почти все мысли были заняты предстоящим трудовым днем, и он не стал распылять силы на бесполезные препирания.

— И помни: завтра никто и ничто не сможет тебя зацепить, — Феликс заботливо поправил воротник Вениного джемпера, позволив рукам задержаться на несколько секунд дольше допустимого, вспоминая тепло нежной кожи.

— Хорошо, — пробормотал Веня, отстраняясь, — мне пора домой.

— До встречи, — задумчиво произнес Феликс, глядя вслед отъезжающему автомобилю.

Наконец-то очутившись в своей квартире, Веня оставил покупки в коридоре, и, поспешно раздевшись, рухнул на диван, быстро погружаясь в глубокий сон.

Глава пятая

На удивление, легко проснувшись по будильнику ровно в семь утра, Веня почувствовал себя полным сил и ощутил нестерпимую жажду действий.

Наскоро умывшись и перекусив, он полез в пакет с покупками и вытащил джинсы, абсолютно черную рубашку и серебристый платок. Веня хотел было оторвать болтающиеся этикетки, но те не поддавались. Пришлось рыться в письменном столе в поисках ножниц. Когда наконец-то все лишние детали были отрезаны, он облачился в новый, тщательно подобранный наряд и, стоя перед зеркалом, завязал шейный платок именно так, как ему показывал консультант в магазине. Тщательно расчесав непослушные волосы, Веня присмотрелся и подумал, что в таком наряде он выглядит очень даже неплохо. Серебристый платок прекрасно смотрелся на красивой длинной шее, выгодно оттеняя цвет глаз.

Немного покривлявшись перед зеркалом, решая, с каким выражением лица войти в кабинет начальника, Веня набросил легкую куртку и поехал на работу.

Корнилов сидел в своем кабинете в предвкушении предстоящего появления знаменитого младшего научного сотрудника, который непременно должен был появиться для начала именно здесь. Самодовольный начальник уже и фразы нужные заранее подготовил, но абсолютно спокойный вид Вени, появившегося на пороге, заставил забыть его все домашние заготовки.

Поздоровавшись вскользь, Веня быстрым шагом приблизился к Корниловскому столу и, оперевшись о край столешницы левой рукой, вытянул вперед правую раскрытой ладонью вверх:

— Список, пожалуйста.

Опешивший от непредсказуемого поведения своего подчиненного, Корнилов торопливо протянул ему готовый и уже одобренный вышестоящим руководством документ.

Не присаживаясь, Веня взял со стола шариковую ручку и, внимательно читая каждый пункт, начал расхаживать взад-вперед по кабинету, безжалостно вычеркивая каждую вторую позицию:

— Какой-какой никель? В таком виде он быстро подвергнется коррозии. Здесь нужен листовой. Вы предложили взрывозащитный корпус такого объема? Поставили перед собой цель разнести весь институт на атомы?

Корнилову стало стыдно. Он потратил весь предыдущий день на то, чтобы с особой тщательностью подготовить этот список, а оказалось, что его глубоких и обширных, как ему казалось, познаний было недостаточно.

— Очень нужно уложиться за месяц, — разочарованно произнес Веня, возвращая Корнилову перечеркнутый лист, — если вам понадобится помощь, вы знаете, где меня найти.

Оставив начальника в полной растерянности созерцать результаты своего вчерашнего труда, с бесстрастным выражением лица Веня покинул кабинет, находиться в котором с недавнего времени стало для него очень неприятным занятием.

«Ты — гений, ты — особенный, ты — гений, ты — особенный», — повторял про себя Веня, приближаясь к дверям лаборатории.

Несколько человек с Ольгой Николаевной во главе столпилось возле компьютерного стола, подальше от испытательной зоны, и пило кофе, периодически отхлебывая горячую жидкость и беззаботно пересмеиваясь между собой. На столе находилась большая тарелка с пирогом, который в очередной раз испек кто-то из сотрудников, чтобы повыпендриваться перед остальными сослуживцами своими кулинарными талантами и послушать дежурные комплименты.

— Здравствуйте, — произнес Веня, стараясь побыстрее отвернуться от этой утренней трапезы. Его безумно раздражало, когда чей-то рабочий день начинался с завтрака, который по каким-то совершенно непонятным причинам никак не мог состояться дома.

«Когда же они все нажрутся? » — подумал он, выбирая нужные для работы таблицы.

— Доброе утро, Вениамин Васильевич, присоединяйтесь! Посмотрите, какую вкуснятину Тамара Олеговна приготовила! — воскликнула заведующая лабораторией.

— Нет уж, увольте, я успеваю всегда позавтракать дома, — он уже хотел было пройти на свое место, как вдруг кто-то добавил, не выдержав:

— Вениамин Васильевич, вы сегодня очень хорошо выглядите!

Веня обернулся и, быстро вычислив того, кто обронил последнюю фразу, произнес:

— Все это от того, что мои усилия были оценены по достоинству, — и с совершенно непринужденным видом он направился на свое рабочее место, оставив остальных работников лаборатории заговорщически шептаться и давиться пирогом.

Больше ему никто ничего не говорил. Дни потекли, как и раньше, в обычном темпе и в обычной загруженности. Необходимый список с Вениной помощью все-таки был составлен и передан в работу для дальнейшего исполнения. В этом напряженном ритме трудовая неделя закончилась наступлением пятничного вечера.

Феликс заранее предупредил, что заедет за Веней и к половине седьмого будет ждать его возле подъезда. Приняв вальяжную позу на заднем сиденье, депутат, устав смотреть на бритые затылки своих телохранителей, перевел взгляд в окно.

Подъездная дверь то и дело отлетала в сторону, выпуская из своих недр и, напротив, поглощая бездонной утробой суетливых подростков с собачками, уже изрядно захмелевших заводских работяг, сухоньких старушонок, возвращающихся из магазина с полупустыми сумками.

Находиться здесь, так сказать, почти что «в народе», Феликсу было неуютно и даже неприятно. Он мог долго рассуждать, находясь на заседаниях, о пользе развития высоких технологий, о необходимости поднятия культуры на более высокий уровень и тому подобных ценностях, и реальные будни простых людей казались ему чем-то очень далеким, давно позабытым, оставленным где-то на задворках памяти.

Взлетев высоко, вырвавшись из скучного болота ежедневных обременительных обязанностей, благополучно позабыв о серой ленте безденежья и тоскливой безысходности, очень тяжело посмотреть вниз и хотя бы мимолетно соприкоснуться со своим прошлым.

Когда на пороге появился Веня, Феликс отчетливо ощутил, как что-то сжалось в области сердца.

Красивый, с тщательно уложенными волосами, в новом приталенном костюме, с блестящими глазами, полными энтузиазма, в тот момент он показался Феликсу каким-то особым, светлым человечком на общем унылом фоне.

— Дима, Дима, открой ему дверь, — Феликс похлопал по плечу одного из охранников, того, кто сидел рядом с водительским креслом.

Мужчина мигом подскочил и, едва не выпрыгнув из машины, торжественно распахнул дверцу.

— Спасибо, с некоторой неловкостью произнес Веня, опускаясь на заднее сиденье.

— Как день прошел? — осторожно поинтересовался Феликс, когда машина начала движение.

— Нормально. На следующей неделе ждем поставку некоторых запчастей, возможно даже начнем сборку. С утра почитал в интернете про сегодняшнюю тематику выставки, так сказать, освежил в памяти, — ответил Веня.

— Отлично. Теперь запоминай: бизнесмена зовут Томас Деррик, его супругу соответственно Грэйс Деррик. Он — представитель британской компании «Бритиш Лейланд». Мне необходимо, чтобы Томас подписал контракт на поставку большой партии грузовиков. По-русски он ни бэ ни мэ, говорим на их языке, создаем ламповую атмосферу и улыбаемся, — с этими словами Феликс изобразил лицо недалекого человека.

Веня рассмеялся, и слегка напряженная обстановка была разряжена.

Подъехав к галерее без десяти семь, они намеренно выждали еще пять минут.

— Кстати, где этот, как его, — защелкал пальцами Веня, перенимая любимую привычку Феликса, — Усман, вот.

— Так у него другие дела. Я же тебе говорил: у него расширенные полномочия. Все. Без пяти семь. На выход.

Как по команде, Дмитрий распахнул дверцу перед Веней, а второй охранник, исполняющий дополнительные обязанности водителя, открыл дверь перед Феликсом.

Поднимаясь по высокой лестнице, ведущей ко входу, Веня подумал, до какой степени удобно, когда возле выставочного зала или ресторана для твоего автомобиля подготовлено отдельное место, обозначенное табличкой: «Для клиентов». Не нужно мыкаться по чужим дворам, заезжать под знаки «Стоянка только для жителей дома» и вообще переживать по этому поводу.

В фойе англичане появились через пару минут. Томас оказался брюнетом среднего роста с интересным полосатым галстуком, почти полностью скрывающимся под застегнутым на все пуговицы двубортным пиджаком. Грэйс была дамой лет тридцати с небольшим, тоже невысокая, подвижная, в длинном черном платье и белом утепленном болеро.

— Мистер Томас, миссис Грэйс, добрый вечер, — с видимой радостью обратился Феликс к супружеской паре, изо всех сил пытаясь не пользоваться привычной жестикуляцией. — Это мой друг, Вениамин. Сегодня мы все вместе проведем этот незабываемый вечер.

— Здравствуйте, — Веня немного смущенно пожал протянутую ему руку, — сегодня прекрасная погода, неправда ли?

— Да, чудесная! Мы только вчера прилетели из Лондона. У нас три дня льет дождь без перерыва! — оживленно поддержала беседу Грэйс, опираясь на руку супруга.

— Какая незадача! Зато у нас вы сможете насладиться всеми прелестями относительно теплой безветренной погоды и приятно провести время в нашей компании! Приглашаю вас пройти в выставочный зал! — Феликс галантно склонил голову в сторону дамы. Пропуская гостей вперед, он незаметно достал телефон, чтобы прочитать пришедшее только что сообщение. — Поздравляю, — раздраженно шепнул он на ухо Вене, — именно тот экскурсовод, с которым я договорился на сегодняшний вечер, заболел. Тебе самому придется «задвигать» им хоть что-нибудь на эту тему.

Веня ничего не ответил и лишь коротко кивнул. Он быстро окинул взглядом просторный зал, заметил более-менее знакомую работу из интернета, подошел к ней поближе и, сцепив руки в замок, с легким волнением начал:

— На сегодняшний вечер вашим гидом по мере моих скромных сил буду я сам.

Англичане заулыбались и приготовились внимательно слушать. Феликс мысленно решил, что непременно изыщет возможность уволить нерадивого экскурсовода, который подвел его в такой ответственный момент. Однако, глядя на заинтересованные лица своих гостей и на деловитый вид, с которым Веня начал свой рассказ, он оставил мстительные идеи на потом и тоже решил послушать.

— Такое направление, как дадаизм, возникло в прошлом веке в 1916 году. Это особенное направление искусства, полностью отрицающее все законы сочетания цветов и исключающее четкие линии. Дадаизм, что в переводе означает «лепет младенца», возник как реакция людей на ужасы войны и бессмысленности уничтожения человеческих жизней. Он нашел свое отражение не только в живописи, но и в литературе, и в театре, и в кино. Но в живописи он, в основном, предстает в такой форме как фотоколлаж. Вот типичный пример: «Без названия» Жана Арпа, — Веня указал на весьма спорную работу, представляющую собой желтый фон с разбросанными на нем разноцветными кривыми квадратиками в хаотичном порядке. — Создавая этот коллаж, художник просто бросал заранее заготовленные фигурки на бумагу и приклеивал их именно так, как они ложились на поверхность. А вот этот коллаж, — Веня плавно перешел к следующей работе, — называется «Китайский соловей» Макса Эрнста — это гибридное существо, склеенное из изображений военной техники, человеческих конечностей и дополнительных аксессуаров.

Феликс извлек из кармана очки и внимательно присмотрелся к изображению: неведомое творение, созданное автором со специфическим восприятием мира, представляло собой бомбу какого-то старинного образца, из которой торчали руки, веер и шарфик. Дополнительное жуткое впечатление придавал таинственный птичий глаз и некое подобие клюва.

— Очень оригинальный коллаж! — произнес Томас задумчиво, — а бомба-то английская!

— Основной стиль дадаизма — открыто выраженный протест против военных действий и стремление к анархии, — произнес Веня, продолжая указывать на коллаж.

— Мистер Вениамин, а как вы сами относитесь к военным действиям, если они во благо? — задала неожиданный вопрос Грэйс.

— Не бывает войны во благо. Я ¬ — пацифист и никогда не найду оправданий массовым убийствам любого рода, — глаза Вени блеснули, но этот блеск тут же погас.

— А давайте пройдем дальше, — аккуратно встрял Феликс, — вон тот коллаж вообще выше моего понимания.

Про те работы, которые Веня видел впервые, он начинал сочинять на ходу, отталкиваясь от того, что он видел и как понимал в совокупности все эти кусочки, обрывки, фрагменты, слепленные в единое целое.

Феликс заворожено наблюдал за тем, как Веня с полной самоотдачей и бурным воодушевлением рассказывает супружеской паре обо всех прелестях нигилизма. Его хотелось слушать и слушать, причем, не вникая в суть услышанного, наблюдать за его плавными жестами, кивать головой в такт его слов. На секунду Феликс задумался и решил, что он вообще не понимает, о чем рассказывает Веня с таким увлечением, как тогда, в лаборатории. Его снова гипнотизировали длинные пальцы, то сцепленные в замок, то указывающие на какую-нибудь картину, то поправляющие прядь смоляных волос.

— «Дадаист наиболее свободный человек на земном шаре» — так звучит один из основных лозунгов этого течения, а вот мое любимое: «Я против любой системы. Самая подходящая система — не иметь никакой системы», — продолжил Веня.

Томас удивленно усмехнулся:

— У них были очень провокационные лозунги.

— Да ведь вся суть самовыражения — это провокация! Вот посмотрите! — Веня быстро подошел к своеобразному экспонату, собранному из перевернутых деревянных стульев, стопок с газетами, перевязанными веревками, и какой-то кухонной утвари, — первые дадаисты утверждали, что из любых предметов, неважно из каких, к примеру, чайников или кастрюль, можно создать настоящее произведение искусства.

— Очень неоднозначно выполнено, — с видимым усилием англичанин боролся с намерением потрогать один из обшарпанных стульев.

— Мистер Томас, — обратился к нему Веня, понимая его желание. — Любое неосторожное движение обрушит эту конструкцию, и задумка автора изменит свой смысл, — на что Томас рассмеялся и предложил перейти к следующему экспонату.

— Это направление было утопическим и просуществовало недолго: с 1916 до 1922 года. Хотя и теперь оно находит свои отголоски, например, в произведениях голландских студентов. Эти работы находятся во втором зале. Честно говоря, так же, как и вы, я увижу их впервые и вряд ли что-то смогу про них рассказать.

— С современным искусством мы легко разберемся, — самонадеянно произнес Томас.

— Мистер Вениамин, а как вы сами относитесь к этому спорному направлению? — не унималась Грэйс, продолжая висеть на руке у супруга и постоянно оборачиваться.

— Положительно, потому что только провокацией можно привлечь внимание к определенным проблемам, — Веня говорил то, что думал, поэтому ответил безо всякого промедления.

— Но это же утопия, вы сами сказали…

— Дадаизм переродился в другие течения, хотя в чистом виде практически перестал существовать. Но это вовсе не означает, что старые лозунги несут неправду.

В маленьком зале, отведенном под работы тех самых голландских студентов, собралось больше всего народу. Здесь уже не было непонятных коллажей, значение которых раскрывалось далеко не сразу. Все представленные экземпляры били четко в цель людского понимания: настолько очевидным был их смысл.

Справа и слева от каждого экспоната размещалась маленькая табличка, на одной из которых было написано: «ложь», а на другой: «правда».

Первое произведение современного варианта дадаизма представляло собой своеобразные вертикальные жалюзи, подойдя к которым слева можно было сразу узнать одного из ведущих мировых политиков. С другого ракурса портрет менялся на изображение диктатора времен второй мировой войны. Под работой висела надпись: «Все мигранты должны быть депортированы».

Следующий экспонат был выполнен в виде доски, к которой крепился пластиковый контейнер, обычно использующийся для капельниц, с импровизированной донорской кровью. Из контейнера тянулась трубка, скрывающаяся где-то под самой доской. Надпись под всей этой конструкцией гласила: «Геи не должны сдавать кровь».

Под стендом с противогазом было написано: «Ежегодно умирают 400000 европейцев от загрязнения воздуха».

Причем под некоторыми инсталляциями находились кнопки, при нажатии которых приводился в действие скрытый механизм, и работа в результате приобретала дополнительный эффект. Например, на стенде, который гласил: «Аборт — это убийство», появлялся умертвленный ребенок.

Немного шокированные работами студентов, гости из Англии выразили желание отдохнуть и поехать в ресторан. Для этой цели заранее был арендован дополнительный автомобиль.

Уже сидя в машине, Феликс оживленно произнес:

— Кажется, им все понравилось, ты держался очень достойно! У меня просто слов нет!

— Если бы я заранее знал, что придется играть роль экскурсовода, то подготовился бы значительно лучше, — ответил Веня, оборачиваясь назад и пристально глядя в заднее стекло, — едут, не отстают.

— Минут через десять будем на месте.

— Я уже начинаю переживать. Очень хочется, чтобы все получилось и мои усилия не пропали даром.

— Скоро все будет известно. Договор у меня собой, это очень-очень крупная сделка, — Феликс нервно постучал ногтями по кожаной папке, где, очевидно, находился тот самый важный документ.

Столик был заказан в особой вип-зоне, представляющей собой небольшую комнату. Отделялась она от общего зала достаточно узкой аркой, прикрытой спускающимися до самого пола нитями со стеклярусом в виде жемчужин, разноцветных рыбок и капель морской воды.

Беседа протекала в спокойной обстановке, о делах никто не вспоминал, все было уже оговорено накануне и оставалось только поставить последнюю подпись.

— Мистер Вениамин, а если бы перед вами встал определенный выбор, — болтовня Грэйс изрядно напрягала Феликса, и он начал мысленно подгонять время, чтобы поскорее перейти к заключительному аккорду всего этого вечера. — Вот представьте, — Грэйс развела руками в воздухе, будто сотворяла картину из невидимых образов, — военное время, кругом стрельба, крики, паника, вы держите в руках автомат и целитесь во врага! А он целится в вас! Исходя из ваших пацифистских мировоззрений, как вы поступите? Если вы не выстрелите, выстрелят в вас! — Грэйс пристально посмотрела на своего собеседника.

Веня очень не любил вопросов подобного рода. Это было сродни тому, что душу трогают грязными руками, пытаясь выдавить из нее некую тайну, при этом умело создавая неловкий момент. При других обстоятельствах он вообще не счел бы нужным отвечать, но вносить бурю недовольства и тем самым нарушать уже устоявшийся штиль этого вечера он не стал.

— Начнем с того, что в моих руках никогда не будет автомата, а уж если действительно сложится подобная ситуация, то пусть лучше застрелят меня. Я не хочу пачкать свои руки в крови, — Веня вздрогнул — браслеты на руках словно нагрелись, отчетливо напоминая о прошлом.

— Очень оригинальное отношение к жизни, даже какое-то библейское, — с видимым удовольствием Томас сделал небольшой глоток вина. — Мой друг! Вы боитесь крови! — он поднял свой бокал на уровень глаз и посмотрел на Веню сквозь бордовую жидкость.

— Мистер Вениамин, вы меня умиляете! — улыбнулась Грэйс и перевела взгляд на мужа, — Томас, уже почти девять.

Феликс напрягся. Этот момент решал очень многое.

С очень довольным выражением лица бизнесмен окинул торжественным взглядом Веню, нервно комкающего под столом угол скатерти, а потом перевел его на Феликса, вот уже как минуту протирающего стекла очков, и наконец-то произнес:

— Большое спасибо за вечер, все было прекрасно! Я пришел к выводу, мистер Феликс, что с вашей компанией можно иметь дело, и поэтому принял решение заключить этот контракт. Он у вас, наверняка, собой? — Томас скосил взгляд на кожаную папку.

Феликс мигом извлек документ и перьевую ручку, с готовностью протягивая их англичанину.

Наблюдая за каждым новым витком размашистой подписи, Феликс чувствовал, как его губы расползаются в счастливой улыбке.

— Вот и все. Приступаем к сотрудничеству, — Томас вернул драгоценный документ. — Наши «Вольфхаунды» — лучшие в мире! — с этими словами он пожал руку обоим мужчинам, и все они распрощались в прекрасном расположении духа.

Глава шестая

Когда английская пара удалилась и стеклярус за ними перестал раскачиваться и звенеть своими прозрачными каплями, Феликс сжал кулаки и потряс ими в воздухе:

— Есть! Да! Мы это сделали!

— Фух, — Веня сполз по сиденью стула, при этом наполовину оказавшись под столом, — все прекрасно, я устал.

— Коньячку, коньячку, — произнес Феликс нараспев, несколько раз ударяя по кнопке вызова официанта. — Коньячку нам самого-самого, бутылку, на ваш вкус, — сказал он обслуживающему персоналу, появившемуся через несколько секунд, словно по волшебству.

Очень скоро перед ним появилась бутылка хорошего дорогого коньяку и два бокала. Официант хотел было ее открыть, но Феликс нетерпеливо замахал руками:

— Уйдите, я сам!

Работник ресторана откланялся и оставил мужчин наедине.

Веня жадно наблюдал за янтарной струйкой, наполняющей бокалы чуть ли не доверху.

— Чтобы долго не возиться, отбросим в сторону весь этикет, — произнес Феликс, протягивая собеседнику его порцию алкоголя, — за удачную сделку!

— Я его даже распробовать не буду, сразу хочу опьянеть, — Веня сел поудобнее и залпом выпил половину содержимого бокала.

— Это ж надругательство над утонченным продуктом! — воскликнул Феликс, следуя его примеру.

— Противная тетка эта Грэйс, достала уже конкретно, — Веня начал шарить глазами по столу, выбирая подходящую закуску.

— Ха-ха-ха! Тетка Грэйс! — Феликс начал раскачиваться на стуле, придерживаясь за край стола, чтобы не упасть.

— Подай мне мидии, я не дотягиваюсь.

— Тебе охота в них ковыряться? — Феликс протянул ему весь котелок.

Залпом допив остатки коньяку, Веня, игнорировав устричную вилку, пустой половинкой раковины начал выковыривать моллюска, пачкая пальцы в жирном соусе.

Феликс разлил по бокалам все, что оставалось в бутылке. Алкоголь уже начал действовать, приятным теплом разливаясь по телу. С чувством выполненного долга теперь можно было позволить себе расслабиться, хотя бы на один вечер позабыв о повышенной ответственности.

— Давай обратно «за успех»! — неуверенным движением Феликс приподнял свой бокал.

— Не буду рисковать ценной продукцией, — ответил Веня, шумно отхлебывая прямо из стоящего перед ним сосуда, снова наполненного до самых краев.

Феликсу было весело. Рядом с Веней он начинал чувствовать себя его ровесником, все тревожные мысли отходили на второй план, заставляя жить текущим моментом.

Глядя расплывающимся взглядом на свои руки, испачканные ароматным и вязким соусом, Веня медленно произнес:

— Черт, это ж надо было так изгваздаться…

— Иди в туалет, вымой, — логично предложил Феликс, тоже уставившись на его перепачканные пальцы.

— Я не дойду, — Веня отрицательно замотал головой, — я никуда не пойду. Вон! — он указал на бутылку с минеральной водой. — Полей!

— Не вопрос, — Феликс открутил пробку и, с трудом поднявшись со стула, подошел к Вене, — вытягивай руки.

Прозрачная жидкость потекла сквозь пальцы, разливаясь небольшой лужей на деревянном полу. Опустошив бутылку, Феликс потряс ею в воздухе возле уха, дополнительно убеждаясь в том, что на дне точно ничего не плещется.

— Закончилась, — разочарованно протянул он, — еще заказать?

— Не надо, — Веня начал вытирать руки о белую скатерть, — и так сойдет.

— Давай допьем, — Феликс вернулся на свое место.

— Давай.

Когда бокалы опустели, Феликс взглянул на часы:

— Ого! Одиннадцатый час! Нужно ехать!

— Куда ехать, зачем? — Веня положил согнутые в локтях руки на стол и опустил на них голову. Веки стали тяжелыми, и глаза закрывались сами собой.

Раздвинув стеклярус, Феликс выглянул из арки и обратился к телохранителям, все это время терпеливо стоящим по обе от нее стороны:

— Аккуратно доставьте Веню до машины. Официант! Быстро счет!

Пока мужчины под руки выводили Веню, находившегося в слегка неадекватном состоянии, Феликс щедро рассчитывался с официантом, изрядно накинув за незначительный причиненный ущерб.

Оказавшись на улице, Веня немного протрезвел. Вечерний воздух благоприятно подействовал на его отравленный алкоголем организм. Он бы даже предпочел пройтись пешком хотя бы несколько остановок, но Феликс чуть ли не пинками затолкал его в машину.

Достав из кармана пиджака мятный леденец, он протянул его небрежно развалившемуся на просторном сиденье Вене. Тот пристально посмотрел на конфету и, медленно развернув обертку, с обреченным видом закинул леденец в рот.

— Куда едем? — осведомился водитель.

— К себе едем, — твердо ответил Феликс, глядя на Веню с таким видом, что никакие возражения с его стороны не смогли бы изменить этого решения.

Веня поднял на него испуганный взгляд полупьяного подростка, который поддался на уговоры взрослого мужчины и теперь спешит к нему домой якобы для того, чтобы посидеть за рулем нового спортивного автомобиля, в надежде, что добрый дядя еще и разрешит порулить.

— Что такое «Вольфхаунд»? — только и спросил он, когда машина тронулась.

— Английский бронированный грузовик, — ответил Феликс, впадая в оцепенение от его наивного, печального взгляда.

— Зачем он бронированный? — по салону разнесся легкий запах мяты.

— Чтобы ему не было холодно, — Феликс с трудом поборол желание прикоснуться к Вениной руке, свободно лежащей на сиденье в нескольких сантиметрах от него.

Он понимал, что если дотронется до него сейчас, то остановиться потом будет очень сложно. Феликс не хотел предпринимать какие-либо действия в автомобиле, да еще и при охранниках, поэтому он заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть и отвернуться в окно, чтобы уберечься от преждевременного соблазна.

Веня закинул ноги на сиденье и принял свою излюбленную позу, обхватив колени руками и задумчиво глядя перед собой.

— Феликс Леонидович, можно включить радио? — осведомился водитель, поглядывая в зеркало заднего вида.

— Давай, — одобрил тот, радуясь любому нарушению гнетущей тишины.

— И снова жители прилегающих районов Даре подверглись обстрелу боевиков Праведной Земли. На захваченных территориях они устанавливают шариат и заставляют жителей…

— Заткните это! — гневно воскликнул Феликс, резко вскакивая с места и чуть ли не вываливаясь в пространство между двумя передними сиденьями.

— Феликс Леонидович, сядьте! — воскликнул Дмитрий, испугавшись, что доверенное лицо государства расшибет себе лоб.

Веня обхватил Феликса за талию и заставил усесться обратно. Водитель уже успел сменить радиостанцию, и из динамиков полилась плавная мелодия.

Глаза Феликса налились какой-то непонятной злобой, было видно, что он с трудом справляется с собой, чтобы не вспылить еще больше. Не находя логического объяснения его поведению и впервые видя депутата в таком состоянии, Вене стало не по себе. Он уже начал жалеть о том, что согласился вновь приехать к нему в дом, опасаясь случайно вызвать подобную вспышку гнева.

Машина наконец-то подъехала к коттеджу.

Все было так же, как и несколько дней назад: те же фонарики, тот же газон, прихожая с белым полом и жидкое перламутровое мыло, краткие команды охране и тихие шаги по винтовой лестнице, холодные перила и темный коридор второго этажа, те же задернутые шторы и мягкий приглушенный свет от прикроватных ламп.

Тянуть время не было смысла, и Феликс, жестко обхватив Веню за шею, привлек его к себе, жадно припадая к мятным губам. Он целовал его с такой страстью, словно мечтал об этом моменте очень-очень давно. Постепенно проникаясь приятными ощущениями, Веня немного расслабился и начал отвечать Феликсу робкими, неумелыми движениями губ и осторожными пугливыми объятиями.

Поцелуи Феликса становились все глубже и требовательней, а цепкие пальцы начали нетерпеливо развязывать серебристый платок. В какой-то момент мужчина слишком резко дернул за шелковый край, отбирая один из глубоких вздохов своего объекта вожделения.

Припав к обнажившейся коже, Феликс жадно вдохнул знакомый запах, заставляющий сознание полностью раствориться в предвкушаемом удовольствии.

Веня слегка запрокинул голову, предоставляя опытному партнеру полную возможность исследовать каждый сантиметр красивой длинной шеи, оставляя на ней любые следы, которые тот только мог пожелать.

Руки Феликса потянулись к пуговицам Вениного пиджака, освобождая их от тесного плена петель. Когда первый ставший ненужным предмет гардероба упал к его ногам, Веня понял, что пути назад больше нет. Ощутив прикосновение теплых рук у себя под рубашкой, он еле слышно застонал от нетерпения и истомы.

Чувствуя его возрастающее желание, предательски выдаваемое учащенным дыханием, Феликс одним рывком распахнул тонкую рубашку на груди любовника, заставляя пуговицы осыпаться в пушистый ковер.

Ощутив, как желанное тело встрепенулось от этого страстного порыва, Феликс слегка отстранился, сжимая до боли обнаженные плечи, и прочитал в начинающих темнеть глазах Вени полную готовность.

Слегка пугаясь этой секундной отстраненности, Веня робко протянул руки, желая расстегнуть пиджак Феликса, но мужчина лишь усмехнулся, с силой усаживая его на мягкую кровать.

Затуманенным взглядом, словно завороженный Веня смотрел, как опускаются на пол пиджак и брюки, рубашка и нижнее белье такого вожделенного и опасного одновременно человека, которого он абсолютно не знал, но полностью доверил ему всего себя.

Грубо стянув с Вени разорванную рубашку, Феликс, оставив на этот раз браслеты в покое, новым болезненным поцелуем впился в пухлые губы, а затем с силой отшвырнул его от себя на одеяло, заставляя зеленые глаза загореться еще большим нетерпением. Ловким прыжком оказавшись рядом, Феликс продолжил свой грубый, требовательный поцелуй, одной рукой с силой обнимая Веню за шею, а другой поспешно расстегивая брючный ремень.

Слегка приподняв бедра, Веня быстро стянул с себя последнюю тонкую преграду, отделяющую его от острых ощущений.

Влажные долгие поцелуи сводили с ума, заставляя необузданному желанию разгораться с каждой секундой с новой силой. Продолжая удерживать одной рукой нежную шею, периодически сдавливая ее до боли в хрупких позвонках, второй рукой Феликс скользнул по вздымающейся от глубокого дыхания груди и, плавно опустившись к низу живота, властно сжал горячий эрегированный орган, заставляя Веню выгнуться в пояснице и тяжело застонать.

Приподнявшись на локте, Феликс позволил Вене наблюдать за тем, как проступила первая прозрачная капля на блестящей головке, как опытные пальцы круговыми движениями растерли ее по тонкой коже, тем самым усиливая приятные ощущения. Ему нравилось следить за его реакцией, за изменяющимся выражением лица. То, как Веня облизывал припухшие губы, сладострастно прикрывал большие глаза, тихо и жалобно постанывал, длинными пальцами цепляясь за подушку, заставляло руку Феликса двигаться все быстрее, неумолимо приближая неизбежный экстаз. Феликс почувствовал, как член в его руке запульсировал, заставляя белую жидкость окропить своими горячими брызгами трепещущий от нахлынувшего чувства живот.

С протяжным стоном Веня откинулся на подушку, разметав по ее белой поверхности густые смоляные пряди, и в полузабытьи зажмурил глаза.

Феликс быстро откатился на край кровати и извлек из верхнего ящика тумбочки пачку салфеток. С тщательностью промакивая влажную кожу, не позволяя хотя бы капле эякулята попасть на свежую простыню, он с жадностью наблюдал, как выравнивается дыхание Вени и как тонкие пальцы постепенно отпускают края подушки.

Когда Веня пришел в себя и открыл глаза, то увидел нависшего над ним Феликса, сжимающего в руках его брючный ремень. В полумраке ему показалось, что в этот момент зрачки хищника приобрели овальную форму, как у лисицы, и ему стало страшно.

— На колени, — произнес Феликс сквозь зубы, получая новую порцию удовольствия от инстинктивной боязни, которая исходила от Вени в этот момент.

Не находя в себе сил сопротивляться, Веня выполнил его требование, опираясь на вытянутые руки. Почувствовав, как кожаная петля брючного ремня плотно сомкнулась на его шее, Веня приглушенно вскрикнул и попытался ослабить хватку импровизированного ошейника.

— Убери руки, — многозначительно предупредил Феликс, находящийся сзади, потянув на себя конец ремня, в несколько оборотов намотанного на кулак, тем самым заставляя Веню судорожно ловить губами воздух.

От неожиданного прикосновения холодных липких пальцев между ног Веня дернулся так, что Феликс едва не выронил из рук маленький тюбик. В наказание мужчина шлепнул его по анусу с такой силой, что Веня недовольно зашипел от боли.

Как следует натянув ремень, тем самым полностью лишая Веню на несколько секунд притока кислорода, Феликс полностью погрузился в желанное тело.

Острая боль быстро сменилась головокружением и чувством легкой эйфории. Перед глазами потемнело, и Веня на несколько секунд почувствовал необычное расслабление и ощущение неги. Из этого состояния его вывел резкий толчок и ослабление кожаной удавки.

Веня успел несколько раз глубоко вздохнуть и снова проникнуться нестерпимой болью, когда Феликс в очередной раз потянул на себя ремень, вызывая приступ асфиксии, тем самым отправляя Веню в кратковременный обморок.

От чередования боли и своеобразного экстаза Веня совершенно обессилел и, почувствовав долгожданную пульсацию между ягодиц, облегченно застонал, тут же запустив пальцы под удавку и растягивая опасную петлю.

Феликс медленно отстранился от Вениных бедер и плавно опустился рядом с ним на постели, завершив страстное безумство глубоким поцелуем. После недолгой паузы он тихо спросил:

— Все хорошо?

— Да, — коротко произнес Веня, глядя в потолок.

— Я пойду в душ, ты со мной? — Феликс уселся на кровати спиной к Вене и обернулся в ожидании его ответа.

— Нет, — Веня укрылся одеялом до самого подбородка и, немного помедлив, добавил, — почему здесь так холодно?

— Двадцать градусов. Кондиционер настроен на двадцать градусов. Мне так комфортно, — пояснил Феликс, накидывая халат.

— Ясно, — сказал Веня, отворачиваясь.

Когда хозяин дома вернулся, его уставший гость уже мирно спал, тихо сопя в подушку. Феликс склонился над ним, прикасаясь к смоляным прядям, находя в их оттенке особую, таинственную привлекательность. Щелкнув выключателем, он, в свою очередь, погрузился в спокойный сон, полный ярких красок и положительных эмоций.

Свет от мобильного телефона заставил Феликса с недовольством приоткрыть слипшиеся веки.

Веня сидел, прислонившись спиной к подушкам, и что-то читал. Политик всегда отдыхал в кромешной темноте, полностью закрывая плотные шторы, и даже приглушенное свечение представляло помеху его чуткому сну.

— Сколько времени? — Феликс потер не хотевшие открываться глаза.

— Три часа, — ответил Веня, не отрываясь от экрана.

— Почему ты не спишь?

— Не спится.

— А что читаешь?

— О. Генри. Рассказы.

— Любишь сказки?

— Это не сказки, такое возможно, — Веня ответил с некой обидой.

Феликс подсел поближе, внимательно рассматривая его профиль.

— Ты странный. Я раньше не встречал таких людей.

Веня горько усмехнулся:

— Что же во мне такого, кроме научных трудов, премий и дипломов?

— Все: твоя философия, упрямство, светлота…

— Светлота? — Веня оторвался от телефона и перевел удивленный взгляд на собеседника.

— Ты как будто с другой планеты, мой Маленький Принц, — Феликс, словно завороженный, смотрел на него, поддаваясь романтическому настроению удивительной ночи.

— Я буду называть тебя Лисом. Ты очень похож на него, — совершенно серьезно произнес Веня.

— Тогда приручи меня.

— Если я это сделаю, то буду нести за тебя ответственность.

— Ты этого боишься?

— Нет, совсем не боюсь.

— Почитай мне вслух.

— Хорошо. Слушай: «Дороги, которые мы выбираем»…

Тихий, плавный голос звучал убаюкивающе, и Феликс, свернувшись калачиком поудобнее, постепенно закрыл глаза.

Проснувшись в десятом часу, Веня с удовольствием отметил, что, наконец-то, впервые за последнее время он выспался как следует. Повернув голову, он увидел, что Феликс, как и в прошлый раз, увлеченно щелкает клавишами ноутбука, периодически посматривая в раскрытый скоросшиватель с листами, испещренными длинными колонками цифр. Легкие очки сползли на кончик острого носа, делая взгляд мужчины очень серьезным.

— Доброе утро! — Веня сладко потянулся.

— Доброе, — с улыбкой отозвался Феликс.

— Ты уже давно проснулся?

— В шесть. Я всегда просыпаюсь в шесть, — он собрал папки, разложенные вокруг себя, и закрыл ноутбук.

— Я к одиннадцати поеду на работу, — сказал Веня, садясь на постели.

— Сегодня же суббота, — слегка удивился Феликс, снимая очки и слегка покусывая пластиковую дужку.

— Я действительно хочу все сделать в самые короткие сроки. Мне всегда есть, чем заняться.

— Ты приедешь вечером?

Какое-то время они пристально смотрели друг на друга: светлые глаза в светлые глаза, словно пытаясь до конца понять необходимость продолжения подобных отношений. Наконец, Веня не выдержал первым и, утвердительно кивнув головой, произнес:

— Приеду.

***

Так продолжалось два месяца: каждый вечер после работы Веня возвращался в этот дом, к человеку, который его ожидал, к человеку, который с навязчивой тревогой боялся, что когда-нибудь тот все же не придет. Но Веня приходил. Он всегда возвращался. И Феликс чувствовал, как его тщеславная, испорченная честолюбивой политикой и дальновидным бизнесом душа словно очищается при общении с его Маленьким Принцем.

Веня привык к этим отношениям. Кондиционер начал работать на двадцати четырех градусах, Усман не казался таким страшным, как раньше, выгодные договоры беспроблемно заключались. Хорошо образованный, воспитанный и симпатичный Веня создавал для Феликса ту необходимую оправу, в которой должен был находиться известный политик, так рьяно борющийся за права сексуальных меньшинств.

В свою очередь, Феликс вывел Веню в свет. И теперь никто в институте не смел даже пикнуть, даже косо взглянуть не смел в его сторону.

И в один из таких вечеров, которые так любил Феликс, Веня вернулся на час позже обычного.

Депутат работал в своем кабинете, когда он вошел. С таинственным видом Веня что-то достал из кармана и разжал протянутую руку.

Феликс надел очки и вышел из-за стола, чтобы повнимательнее рассмотреть то, что лежало у него на ладони: блестящий металлический кристалл величиной с грецкий орех, крупитчатый с одной стороны и гладкий с другой мистически отливал серебром.

Ладонь Вени дрожала от волнения, а глаза искрились таким неподдельным счастьем, что Феликс точно понял: у него все получилось.

— Я посвящаю его тебе, — прошептал Веня почти беззвучно, подходя к Феликсу вплотную и кладя голову ему на плечо.

— Спасибо, — ответил тот, крепко обнимая своего любовника, — Веня?

— Да, — отозвался тот, слегка отстраняясь и доверчиво заглядывая в его серые глаза.

— Если ты мне хоть когда-нибудь изменишь, я убью тебя, — хрипло проговорил Феликс, глядя на свое отражение в бездонных черных зрачках.

— Да, я понимаю, — ответил Веня, снова возвращаясь в его объятия.

Это было совсем не то, что хотел услышать от него Феликс, но ему ничего не оставалось делать, как прижать к себе дорогого ему человека и зарыться пальцами в смоляные пряди.

Глава седьмая

Воскресный вечер дарил надежду на незабываемые впечатления. В арендованном старинном поместье должен был состояться светский раут: набирающему бешеную популярность модному журналу «Зеркальность» исполнялось ровно два года. Вначале планировалась торжественная часть, а затем — показ работ известного модельера и фуршет. К тому же была приглашена пресса, поэтому Феликс, использующий любой момент, чтобы пропиариться перед камерами, едва получив приглашение, сразу решил посетить это многообещающее мероприятие. Заодно на этот вечер намечалась встреча с американским компаньоном, и было решено объединить два важных дела в одно, устроив деловую встречу прямо на светском рауте.

К огромному особняку со всех сторон съезжались дорогие автомобили. Дамы в вечерних туалетах, мужчины в стильных костюмах, повсюду блеск драгоценностей и вспышки фотокамер, гордо поднятые головы, неспешные шаги, фальшивые улыбки — своеобразная, медленно растянутая суета, одетая в сверкающую мишуру, вызывала у Вени легкий интерес.

На этот раз Феликс взял собой Усмана, который во время подобных мероприятий всегда оставался дома.

— Сейчас мы встретимся с Тони Эвансом. Он — один из представителей компании «Форд Мотор» в нашей стране. У нас все оговорено, так что буквально — пару слов, и с делами на сегодня будет покончено, — разъяснил Феликс, поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж.

— Ну и прекрасно, — одобрил Веня, поглядывая на репортеров, — а нас что, по телевизору будут показывать?

— Да, — снисходительно усмехнулся искушенный в подобных делах политик, — привыкай.

Огромный зал, в девятнадцатом веке находивший свое применение для организации балов, с королевской роскошью был украшен живыми цветами. Все эти утонченные природные кляксы в самых невообразимых сочетаниях располагались на белых металлических стендах и оплетали изогнутые прутья пестрым ковром.

Едва уловив запах лилий, Веня с мученическим выражением лица поднес руку к лицу, словно у него из носа внезапно пошла кровь. Феликс не заметил этого движения — он был занят сканированием зала в поисках американца. Найти кого-то в этой толпе представлялось делом сложным и кропотливым: нужно было подходить к каждой кучке людей и, небрежно скользнув мимолетным взглядом по их лицам, идти дальше в поисках нужного человека.

Напротив небольшой сцены располагались ряды стульев для зрителей, разделенные широким пустым пространством, предназначенным для дефиле.

Возле одной из стен находился черно-белый пресс-волл для интервью, а в самом конце зала стоял уже накрытый для фуршета длинный стол с бокалами, наполненными шампанским, и тарелками с легкими закусками.

Тони Эванс, высокий нескладный человек с несоразмерно длинными руками и ногами по отношению к туловищу, нашел Феликса сам, едва не столкнувшись с ним возле сцены.

— Мистер Эванс, — Феликс протянул ему руку.

— Добрый вечер, мистер Луговой, добрый вечер, мистер…– Тони неловко закашлялся.

— Ефимов, — с улыбкой произнес Веня, отвечая на рукопожатие американца.

— Мистер Луговой, — от волнения у Тони на лбу проступила синяя жилка, — я прошу отойти вас в сторону, нужно срочно кое-что обсудить.

— Пойдемте в коридор, — предложил депутат. Ему не нравилась нервозность американца, и хотелось разобраться в этом деле поскорее.

Засунув руки в карманы новых модных штанов, Веня с абсолютно равнодушным видом направился за ними. Выбрав самое отдаленное место возле окна, Тони включил экран своего мобильного телефона, на котором засветился фрагмент географической карты.

— Мистер Луговой, у меня вызывает сомнения ваша логистическая цепочка. Мои внедорожники тянут на огромную сумму, как вы можете так ими рисковать?

Феликс недовольно скривился, будто американец предложил ему вместо обещанного шоколада, незрелый лайм.

— Как вы можете сомневаться, зная мою безупречную репутацию? Ты не хочешь прогуляться, к примеру, до сцены и обратно? — последняя фраза относилась к Вене, стоявшему рядом и начинавшему внимательно прислушиваться к интересным интонациям, несвойственным деловым разговорам.

— Нет, не хочу, — с легким вызовом произнес Веня, отделяясь от стены и, как бы между прочим, заглядывая в электронную карту.

— Вот, вот, — американец не обратил ни малейшего внимания на эти фразы, словно сказанные вскользь, — наши отряды отступают каждую неделю, теряя захваченные территории: Раффа — в прошлом месяце, в начале этого — Садин, сейчас они в Даре, но, судя по последним сводкам, их окружили правительственные войска. Это же очевидно, что их выбьют из города прежде, чем туда дойдут мои «Форды». А деньги мне переведут только после фактического получения Али внедорожников. Я вас спрашиваю, мистер Луговой, кто заплатит мне в том случае, если машины вдруг, совершенно случайно, достанутся неприятелю? А? — оторвавшись от экрана, он перевел пристальный взгляд на собеседника в ожидании, что депутат незамедлительно опровергнет все его доводы и непременно начнет убеждать в своем видении двусмысленной ситуации.

Но Феликс, будто не слыша его, с тревогой и напряжением смотрел на то, как Веня подхватил из взволнованно трясущихся рук Тони телефон и быстро увеличил изображение.

Ошибки не было. Веня не ослышался. На экране виднелись те самые города, которые совсем недавно были освобождены от террористов.

Тони с недоумением перевел удивленный взгляд с одного мужчины на другого и, совершенно ничего не понимая, растерянно развел руками:

— Что?

Веня медленно оторвал взгляд от телефона и вернул ставший ненужным гаджет его владельцу. Пазл сложился, но казался каким-то расплывчато-размытым, нереальным, отталкивающим миражом, который ежесекундно приближался и приобретал более четкие очертания.

— Я…покину вас, — тихо произнес Веня и, не дожидаясь ответа, он обессилено опустил руки в карманы, слегка ссутулился и, печально склонив голову, позволяя черным прядям упасть на глаза, зашагал в сторону зала.

Провожая взглядом его сгорбленную фигуру, Феликс даже не дернулся, не сделал ни одной попытки остановить его, понимая бессмысленность этого поступка. Веня не пошел в сторону выхода, он пошел в зал, и Феликс это расценил как хороший знак, означающий, что еще не все потеряно.

— Так что, мистер Луговой? — чуть ли не в лицо депутату выкрикнул Тони, — докажите мне, что я неправ!

— Да, хорошо, — словно опомнившись, Феликс перевел взгляд на настойчивого американца.

В эти секунды глубочайшего разочарования Веня побоялся остаться один. Ему нужен был фоновый шум для того, чтобы разобраться в своих мыслях.

Едва переставляя ноги, в один момент сделавшиеся ватными, Веня снова оказался в просторном зале, наполненном людьми и омерзительно-кислым запахом полуживых цветов. Живыми их назвать язык не поворачивался: цветок без корня, что человек без убеждений: ему нечем держаться за родную землю.

Совершенно не отдавая себе отчета в собственных действиях, Веня приблизился к столу с напитками и, взяв в руку прозрачный бокал, прикоснулся губами к хрустальному краю. Вдохнув горьковатый аромат игристого вина, он сделал первый глоток прохладного напитка.

Люди вокруг суетились, торопливо рассаживаясь по местам в ожидании начала торжественной части. Они улыбались, узнавали друг друга, здоровались, что-то оживленно обсуждали. Они стучали каблуками, шуршали складками платьев, они жили своей жизнью, какой-то другой, жизнью отдельной вселенной.

Веня наблюдал за всей этой публикой словно из зрительского зала неизвестного кинотеатра, при этом пленка с цветной кинолентой чужих судеб притормаживала, заставляя звуки голосов растягиваться до нестерпимого гула, отдающего в висках своими вибрациями.

Когда бокал опустел, Веня осторожно вернул его обратно на скатерть и поплелся в сторону стульев, чтобы занять хоть какое-нибудь место. Справа и слева уселись незнакомые люди, и чувство одиночества в толпе стало постепенно его покидать. Очевидно, уже началась торжественная часть, потому что на сцену вышли две девушки и с абсолютно счастливыми лицами начали что-то говорить, но Веня не мог понять смысла их слов.

«Он поддерживает террористов. Он поставляет военный транспорт именно тем, кто объявил джихад нашей стране. Он помогает убивать людей, делает деньги, свои кровавые деньги, а я еще и помогал ему в этом! — Веня поставил согнутые в локтях руки себе на колени и подпер ладонями подбородок, глядя не на сцену, а прямо перед собой, в спинку сиденья соседнего кресла. Белые крупинки на сером фоне мягкой обивки превращались в яркие звезды на темном небе, и Веня почувствовал себя одиноким, очень одиноким маленьким мальчиком на своей планете, ведомой только ему одному. — И нет никакого будущего у Лиса и Маленького принца и быть не может, потому что „зорко одно лишь сердце“, а когда сердце закрыто стальной броней, оно непременно становится не только слепым, но и глухим»

Бурные аплодисменты вывели Веню из состояния глубокой задумчивости: начался модный показ новой коллекции из органзы. Само по себе слово «органза» ассоциировалось у Вени исключительно с занавесками на окнах, поэтому он даже поднял голову, чтобы убедить себя в том, что эта самая органза способна в безнадежной жизни еще на что-то.

Скоро разноцветные наряды на проходивших мимо моделях начали расплываться в яркие пятна, за которыми размазанными шлейфами тянулись длинные мазки кистей экспрессивного художника.

«Террористы Праведной Земли везде. Почти в каждой крупной стране мира они имеют свои локации. Просто как злокачественная опухоль, точечно поразившая весь земной шар, она разрастается, разрушая все новые и новые регионы. И как так получилось, что известный депутат, видный общественный деятель, так сказать, один из основных винтиков политической системы поддерживает другую, разрушительную политику самопровозглашенной организации? Я против такой системы. „Самая подходящая система — не иметь никакой системы“ Я просто не хочу быть частью этой структуры, порядка, режима. „Дадаист наиболее свободный человек на земном шаре“. Нужно что-то делать, нельзя после всего этого жить как прежде, если мне вообще предоставят такую возможность. „Суть самовыражения — провокация, как единственный способ существования“ Нужно как-то отреагировать, обязательно выразить протест».

Во время показа Феликс то и дело ерзал на своем стуле, привставал и оборачивался, пытаясь среди незнакомых людей найти того самого человека, мысли о котором не позволяли сосредоточиться ни на чем другом. Рядом сидел Тони с самым угрюмым видом, скрестив руки на груди и вытянув ноги под стоящий напротив стул. Он все еще раздумывал над сделкой, вызывающей у него вполне обоснованные сомнения, и до сих пор не дал своему компаньону внятного ответа.

Наконец, Феликс разглядел Веню, сидевшего от него очень далеко, почти что в самом конце, и смотревшего прямо перед собой остекленевшим взглядом. Убедившись в том, что объект его размышлений никуда не сбежал, а, значит, был готов к предстоящему разговору, Феликс немного успокоился и перевел свой взгляд на грациозных моделей.

После окончания дефиле ведущие вечера объявили фуршет, и гости начали собираться около стола с угощениями. Феликс уже хотел было перехватить Веню где-нибудь в проходе между рядами, но в этот момент к нему подошла девушка-корреспондент телеканала «Fashion TV», которая все это время вела непрерывную трансляцию торжественного мероприятия и пригласила на фоне пресс-волла сказать пару слов о сложностях политической деятельности. Феликс не мог упустить возможность мелькнуть хоть на каком-нибудь телеканале, пусть даже на самом модном, и дал свое согласие.

Не отставая от основной массы, Веня подтянулся к фуршетному столу и взял очередной бокал с шампанским. Он уже начал понемногу пьянеть от невыносимой смеси запахов винных испарений, обветрившейся еды и увядших цветов. Сделав несколько глотков, краем глаза он заметил, как Феликс, уже занявший место возле стенда, как ни в чем не бывало дает какое-то интервью. Как ни в чем не бывало: ни войны, ни террористов, ни тысяч смертей ни в чем не повинных граждан. Это все там, далеко. А сейчас есть толпа, с нетерпением ждущая каждого слова популярного политика, готовая верить каждому его слову, которыми он бросался с такой легкостью.

С бокалом в руке, Веня начал пробираться поближе к эпицентру интересовавших его событий.

— Феликс Леонидович, вы — видный общественный деятель, отстаивающий права нетрадиционных сексуальных меньшинств. Скажите, пожалуйста, каково ваше мнение по поводу такого понятия, как толерантность? — задала вопрос журналистка и протянула депутату микрофон для ответа.

— Как член Совета Федерации я могу с уверенностью заявить, что в нашей стране толерантность по отношению к гомосексуалистам, к величайшему сожалению, находится на очень низком уровне, — с самым вдумчивым видом ответил Феликс, глядя прямо в камеру.

Тони, задумчиво почесывающий плохо выбритый подбородок, стоял в первом ряду среди любопытствующих, окруживших место интервью, слегка вздрогнул, почувствовав легкое прикосновение чьих-то губ к мочке уха:

— Подумайте десять раз прежде, чем заключить договор с таким лживым человеком, — до его слуха донесся еле уловимый шепот и беспокойное порывистое дыхание.

Тони повернул голову и встретился взглядом с Веней, печально улыбающимся одними глазами.

— Держите, — Веня сунул в руку ничего не понимающего американца пустой бокал и, на ходу расстегивая манжеты рубашки и снимая браслеты, направился навстречу Феликсу.

Взгляд депутата просветлел, когда он увидел своего фаворита.

— О, вы вместе? — обрадовано произнесла девушка-репортер, глядя, как Веня бесцеремонно кладет руку на плечо депутату.

— Да, мы вместе, — ответил Феликс, непонимающе глядя на осмелевшего перед камерами молодого мужчину.

— А что вы думаете по поводу толерантности в нашей стране? — девушка направила микрофон в сторону Вени, мгновенно отстранившегося от Феликса и вышедшего на первый план:

— Добрый вечер всем, меня зовут Вениамин и я суицидник, — при этих словах он повернул обнаженные запястья навстречу камере, чтобы ее объектив крупным планом запечатлел застарелые шрамы. Феликс гневно зашипел что-то сзади, пытаясь ухватить его за локоть, но Веня ловко увернулся и оживленно продолжил, — мы тут с Феликсом Леонидовичем долго размышляли на эту тему и решили, что для повышения уровня толерантности среди граждан нашей страны нужно непременно организовать набор геев в армию. Особый такой отряд, отдельный, представляете? А еще отряд суицидников! — глаза Вени горели лихорадкой, щеки возбужденно раскраснелись — по всему было видно, что он очень нервничал и почему-то очень торопился, — а если их объединить вместе, то получится отряд суицидников-педерастов, а это вообще страшная сила! — несколько пар крепких рук оттащили его в сторону, не позволяя больше не произнести ни слова.

— На сегодня все! — бросил Феликс на ходу, выскальзывая из пресс-зоны и намереваясь идти к выходу за телохранителями, которые волокли упирающегося и кричащего изо всех сил Веню: «Я бы в армию пошел! Пусть меня научат! », как вдруг дорогу ему преградил Тони, полный решимости и, похоже, сделавший все необходимые для себя выводы.

— Стойте, мистер Луговой, я хотел вам сказать, что отказываюсь от сделки, предложенной на ваших условиях. Они мне не подходят. Весь вопрос при сложившейся ситуации строится на доверии, а на сегодняшний день, глядя на вас, это понятие просто сводится к минимуму. Извините, я прислушаюсь к мнению Вениамина и не буду иметь с вами дела.

— Что он наплел про меня? — глухим голосом с неприятно пугающей хрипотцой произнес Феликс, хватая Тони за рукав пиджака.

— Ничего такого, он просто открыл мне глаза. И уберите от меня свои руки! — гневно воскликнул Тони, вырываясь из цепких пальцев.

— Снимай, снимай! — с ажиотажем тараторила девушка-корреспондент своему оператору.

— Это фиаско, братан, — сказал Феликс уже самому себе, быстрым шагом выходя из зала и оставляя за собой гудящую толпу, бурно обсуждающую скандальную сенсацию, произошедшую на их глазах.

Уже около автомобиля телохранители оставили Веню в покое. Абсолютно разъяренный Усман что-то бормотал по-арабски себе под нос, явно дожидаясь реакции Феликса, уже появившегося на пороге.

Веню уже никто не держал, и он бы мог использовать призрачный шанс сбежать или хотя бы позвать на помощь. Но что он мог сделать сейчас против представителей Праведной Земли? Где он мог скрыться от их всевидящего ока? Веня уже сделала все, что только мог, и еще что-либо предпринимать не было смысла. Он просто стоял и смотрел, как с каждым шагом, с каждой секундой к нему приближался тот человек, который стал самым большим разочарованием в его жизни.

Феликс был вне себя. Сорвалась очень важная сделка. За ее результат он, можно сказать, отвечал головой перед лидерами ПЗ, удерживающих незаконно захваченные территории на востоке. Он всех уверил, что сумеет договориться с представителем компании «Форд» безо всяких проблем. Это был очень серьезный провал. Теперь лидеры ПЗ будут крайне недовольны его работой, к тому же совершенно абсурдная выходка Вени бросала тень на его ничем незапятнанную репутацию, до этого момента абсолютно безупречную.

Веня видел подобное выражение этих серых глаз впервые: ярость, ненависть, сиюминутная жажда действий читалась в этом нездоровом блеске.

Не обращая ни малейшего внимания на публику, постепенно начинающую расходится к своим автомобилям, Феликс размахнулся изо всех сил, чтобы влепить Вене звонкую пощечину, но тот предугадал это желание и крепко схватил его за запястье:

— Еще хоть раз попробуй меня тронуть, — тщательно выделяя каждое слово, произнес Веня, с презрением глядя в глаза озадаченному мужчине.

И, чувствуя силу, с которой Веня сжимал его руку, глядя в зеленые, широко распахнутые, безумно ненавидящие его в тот момент глаза, Феликс понял, что все будет именно так, как говорит Веня. Он больше не сможет его тронуть, если тот сам этого не захочет. Феликс почувствовал скрытую, безудержную силу в человеке, которого, как ему казалось еще пару часов назад, он знал достаточно хорошо.

Феликс вдруг понял, что все это время Веня только позволял ему быть рядом, потому что он сам этого хотел. Он нисколько: ни на грамм, ни на миллиметр, ни на секунду не зависел от Феликса, он играл в его игры лишь потому, что ему самому было интересно, пока правила устраивали его. В этот самый момент, чувствуя, с какой ненавистью впиваются ему в кожу тонкие музыкальные пальцы, которыми он всегда любовался, Феликс понял, что все это время был зависим от этого необычного, странного человека, потому что ему, абсолютно безо всяких усилий, просто оставаясь самим собой, удалось приручить амбициозного политика.

Веня резко отпустил руку Феликса, брезгливо вытирая ладонь о лацкан его пиджака.

— Таких уродов, как ты, нужно убивать в раннем детстве, чтобы они потом не ходили по моей земле, — Веня сделал шаг назад и с абсолютно самоотверженным видом уселся на заднее сиденье автомобиля.

— Феликс Леонидович, — Усман еле сдерживал свои безудержные эмоции, — все это очень плохо. Абу Али аль-Аднани будет в ярости. Мы должны наказать собаку.

— Поехали, там разберемся, — хмуро ответил Феликс, собираясь сесть в машину следом за Веней.

— Он все равно должен ответить, и вы этому не сможете помешать, — Усман не угрожал, он просто ставил Феликса перед фактом, а Феликс прекрасно понимал, что при таких обстоятельствах он практически лишается права голоса.

Автомобиль мчал по вечернему городу с максимально дозволенной скоростью. Занимающий переднее сиденье Усман очень громко и эмоционально что-то выкрикивал по телефону на своем языке, словно оправдываясь перед какой-то значимой во всем этом деле фигурой.

Водитель молча управлял автомобилем, не сводя глаз с проезжей части, добросовестно делая свою работу и не обращая ни малейшего внимания на события в салоне.

Феликс с Веней забились по разным углам, стараясь избегать взаимных взглядов: Феликс — по привычке закинув ногу за ногу, а Веня — притянув колени к подбородку и обхватив их руками. Молчание и будущая неизвестность тяготила обоих, но никто не решился заговорить первым, осознавая, что понятым уже не будет никогда. Обстановка накалилась еще больше, когда Усман наконец-то положил трубку.

— Все, — сказал он, оборачиваясь к Феликсу и демонстративно проводя себе большим пальцем по горлу.

Бледные губы Феликса непроизвольно дрогнули. Он медленно повернул голову в сторону Вени и с болью в сердце увидел, как большие зеленые глаза стали влажными.

Приехав к дому, Усман, полноправно принимая на себя главенствующую роль, без особых церемоний выволок Веню за шкирку из автомобиля.

— Отвали от меня! Я сам пойду! — Веня попытался вырваться из крепкой хватки телохранителя, тем самым только разозлив его еще сильнее.

Продолжая удерживать Веню за шиворот, Усман изо всех сил пару раз ударил его сжатым до побелевших костяшек кулаком по лицу, заставляя кровь горячей струей хлынуть из носа, окрашивая губы, подбородок и воротник рубашки в алый цвет.

Феликс опустил глаза, чтобы по возможности избавить себя от подобного зрелища. Второй телохранитель, как тень, бесшумно следовал рядом, полностью контролируя ситуацию, чтобы в случае чего — мгновенно прийти Усману на помощь.

Втащив все еще сопротивляющегося Веню в дом, Усман схватил его за волосы и несколько раз приложил его затылком об стену, покрытую рельефным искусственным камнем.

Веня медленно опустился на пол, изо всех сил пытаясь прояснить начинающее покрываться туманом и кровавой завесой сознание.

— Сейчас я буду тебя убивать, — смакуя каждое слово произнес Усман, приподнимая голову Вени за подбородок и пытаясь заглянуть в его глаза, начинающие терять всякую связь с действительностью. — И чтобы тебе было веселее, думай вот о чем: это не Феликс Леонидович в тебя поверил, это мы, дети Праведной Земли в тебя поверили, и деньги тоже были нашими! И скоро будет большой БУМ! — Усман внезапно улыбнулся, впервые за последнее время, и от этой кривозубой гримасы Вене стало тошно.

— Феликс, это правда? — тихо проговорил Веня, по мере возможности скашивая глаза на хозяина дома, удрученно прислонившегося к входным дверям.

— Да, — почти неслышно прошептал Феликс, не находя в себе смелости взглянуть в удивленные от внезапного признания зеленые глаза.

От очередного удара о стену Веня почувствовал, что сознание начинает его медленно покидать. Словно сквозь какую-то мутную, плотную завесу он едва различал громкие голоса Феликса и Усмана, разгорячено спорящих друг с другом. А когда реальность постепенно начала проясняться, Веня успел осознать только то, что ему на голову накинули темный мешок и куда-то поволокли.

Глава восьмая

В автомобиле безбожно трясло. Зловещий холод стальных наручников передавался в виде ледяных импульсов, легкими покалываниями скользящих вдоль позвоночника и устремляющихся к самому центру взбудораженного воображения.

Поначалу дышать сквозь плотную ткань мешка было весьма затруднительно, но, когда Веня немного успокоился и постепенно свыкся со своим неизбежным положением пленника, незначительная нехватка кислорода отошла на второй план — теперь основной помехой являлось полное отсутствие видимости окружающей обстановки. Из звуков — только шум мотора. Ни голосов, ни жужжания мобильных телефонов, ни хоть какой-то мимолетной возни — ничего.

Веня тоскливо звякнул цепью от наручников и переплел пальцы друг с другом, безуспешно стараясь через темную ткань разглядеть любые силуэты. От безысходности он начал считать про себя, чтобы иметь призрачное представление о том временном пространстве, которое отделяло его от коттеджа депутата до точки новой дислокации.

Веня успел досчитать до двух тысяч, когда автомобиль наконец-то остановился. Дверца, возле которой он сидел, распахнулась, и его снова абсолютно бесцеремонно выволокли наружу, при этом удерживая за шиворот, и повели в неизвестном направлении.

Услышав специфический гул, показавшийся до боли знакомым, Веня остановился, впопыхах пытаясь определить, что именно это за звук, но грубый толчок тут же вывел его из состояния мимолетной задумчивости и заставил идти дальше.

— Здесь лестница, — голос Усмана прозвучал слегка приглушенно из-за нарастающего гула.

Веня приподнял ногу, делая осторожный шаг, и тонкой подошвой замшевой туфли почувствовал первую ступеньку. Один, два, три, четыре…десять. Десять ступенек, ведущих в полную неизвестность.

Ежесекундно подгоняемый чувствительными пинками в спину он был вынужден повернуть налево и пройти по прямой еще несколько метров.

— Садись, — Усман с силой надавил Вене на плечо, заставив опуститься своего пленника в мягкое кресло. — Счастливого пути! — с этими словами он сдернул злополучный мешок с тем, чтобы в очередной раз встретиться с полными ненависти зелеными глазами.

Веня вздрогнул, за доли секунды осознав то, что находится в собирающемся взлететь самолете. За стеклом иллюминатора сквозь ночную темноту пробивались сигнальные огни, призывно подмигивая своими сверкающими окулярами.

— Куда?! — Веня резко вскочил с кресла, но снова был усажен обратно злорадно ухмыляющимся арабом.

— На место, собака! — рявкнул он, угрожающе нависая над своим пленником. — Этот рейс в твой последний путь. Постарайся получить удовольствие от пребывания на борту, — Усман резко выпрямился и, уже не обращая внимания на объект своего презрения, добавил кому-то, находящемуся в задней части салона, — Акиль, присмотри за ним! — с этими словами он развернулся и быстро направился к выходу.

Веня обернулся, высунул голову в проход и оценил обстановку в салоне: почти все сиденья были заняты незнакомыми мужчинами различного возраста и национальностей. Здесь были лица со славянской, кавказской, таджикской внешностью. Некоторые люди оживленно болтали между собой, другие в задумчивости смотрели в окно или перелистывали электронные страницы в мобильных телефонах. Среди них явно выделялся человек арабского происхождения, к которому, по всей видимости, и обращался Усман перед тем, как покинуть самолет.

В военной форме без знаков отличия, с густой черной бородой на безусом лице и пугающим боевым клинком в крепких руках, которым он демонстративно поигрывал от нечего делать, Акиль выглядел достаточно угрожающе.

Заметив, что взгляды некоторых присутствующих обратились на него, Веня изо всех сил надрывно закричал:

— Люди! Помогите! Меня здесь незаконно удерживают! — при этом он демонстративно вытянул руки, показывая наличие наручников на запястьях.

В ответ раздался лишь недружный смех, лишенный хоть какого-то намека на сочувствие.

— А ну-ка спрячься! — подал голос Акиль, убирая холодное оружие в пластиковые ножны.

Понимая, что помощи ждать абсолютно бесполезно, Веня использовал последний шанс и бросился в проход по направлению к выходу.

Акиль быстро отделился от своего кресла и в несколько больших шагов догнал беглеца уже возле закрытой двери самолета. Некоторые из особо любопытствующих зрителей привстали со своих мест, чтобы получше рассмотреть то, с какой яростью Акиль наносил удары тяжелыми берцами по беззащитному телу, сжавшемуся в трепещущий комок на полу.

Веня изо всех сил пытался скованными руками прикрыть голову, но у него это плохо получалось: из разбитой правой брови уже полилась кровь, затекая в глаз липким багряным ручьем.

— Скули, собака, подай голос! — с каждой секундой удары становились все сильнее.

Веня крепко вцепился зубами в окровавленный рукав рубашки, чувствуя металлический привкус во рту, чтобы до последнего не проронить ни единого звука.

Жестокая пытка приглушила душевные страдания, вынуждая выступить на первый план инстинктам самосохранения. Бешеная порция адреналина заставила болевые рецепторы умолкнуть хоть на какое-то время, превратив организм в одно сплошное неимоверное желание выжить.

В какой-то момент Акиль остановился. Он всегда чувствовал ту тонкую грань, переходить которую было чревато. Резким движением ухватив Веню, продолжающего прикрывать голову, за воротник, мужчина протащил его через половину салона и кое-как опустил на прежнее место.

Почувствовав свободу, Веня медленно опустил руки и с ужасом взглянул на свои багряные ладони.

«Кровь не должна быть видна», — привычная мысль болезненно забилось в мозгу. Зашипев от боли сквозь зубы, он попытался утереть лицо рукавом, оставляя на коже темно-алые разводы.

Откуда-то сзади снова раздались оживленные голоса — непринужденная беседа, прерванная красочным обучением уму-разуму непокорного пленника, возобновилась, и вскорости на Веню прекратили обращать внимания.

Он хотел было откинуть голову на спинку сиденья, но тут же поморщился от дикой боли в затылке. Пришлось принять менее удобную позу, в которой организм реагировал меньше всего на эти ощущения.

Самолет постепенно разогнался, набрал высоту и поднялся в толщи ночного неба, чтобы следовать маршруту, известному всем, кроме Вени.

Темнота. Впереди — лишь темнота и неизвестность. Возможно ли это при всем при том, что лишь несколько часов назад его окружало высшее общество, блеск кинокамер и звуки аплодисментов?..

Веня вынужденно опустился на подлокотник, склоняя на плечо потяжелевшую голову. От усталости его начало клонить в сон. Он не понимал, сколько сейчас было времени: одиннадцать, двенадцать часов, а, возможно, уже и следующий день наступил своим чередом. Ему не оставили ничего: ни часов, ни телефона, даже кожаные браслеты заменили на стальные, холодные, неприятно врезающиеся в кожу. Из болезненной полудремы его вывел вполне ощутимый толчок в плечо.

— Поднимайся. У нас пересадка, — грубо произнес Акиль, равнодушно наблюдавщий за тем, с каким трудом Вене удается разлепить слипшиеся от спекшейся крови ресницы.

Не задавая лишних вопросов, Веня без посторонней помощи поднялся из кресла и, медленно передвигая непослушные ноги, пошел к выходу, про себя отмечая тот факт, что из костей у него точно ничего не сломано.

— Быстрее, быстрее, — подгонял его Акиль, периодически подталкивая в спину раскрытой ладонью.

Веня не реагировал. Он просто не мог идти быстрее. Остановившись на верхней ступеньке трапа, он замер, встревоженно встречая чужую темноту очевидно чужой земли. Запах. Другой запах, незнакомый. И тепло. Непривычное, странное, ночное тепло, свойственное только южным странам.

Посадочная полоса была хорошо освещена, и Веня сразу заметил два больших грузовика, затянутых брезентом. Водители обоих автомобилей о чем-то тихо перешептывались, наблюдая за тем, как пассажиры самолета поспешно покидают крылатый транспорт и торопливо загружаются в одну из машин.

Веня тоже сделал шаг в сторону большинства, но тут же был одернут Акилем, с самым серьезным видом наблюдавшим за этой погрузкой.

— Тебе не туда, — сказал он, и, глядя на реакцию замешательства своего пленника, сразу пояснил, — они едут на курсы молодого бойца в Саудовскую Аравию.

— А я куда? — хрипло проговорил Веня, с трудом шевеля запекшимися губами.

— А ты — прямо в ад! — Акиль перестал улыбаться и перевел взгляд на заканчивающих рассаживаться людей. Ему было не смешно: он тоже ехал в ад.

Забравшись в кузов другого автомобиля, Веня едва не упал, запнувшись за угол одного из ящиков, которыми было заполнено почти все свободное пространство.

— Залезай в самый угол, — распорядился Акиль. — Ехать будем очень долго, — и, что-то сказав водителю по-арабски, он последовал вслед за Веней, занимая место рядом с ним и полностью перегораживая собою проход, — даже не пытайся сбежать и прыгать на ходу. Здесь почти сплошная пустыня, поэтому выхода нет. — Он широко зевнул и, поставив согнутые в коленях ноги на край одного из ящиков, опустил голову на скрещенные на груди руки и прикрыл глаза.

«Выхода нет», — машинально повторил про себя Веня, ловя себя на мысли о том, что родители, с которыми он почти не общался в последние несколько месяцев, уж точно должны обратиться за помощью в международный розыск. Родители, на мнение которых он когда-то наплевал, ограничиваясь одним непродолжительным звонком в неделю.

Мерное покачивание грузовика позволило Вене провалиться в глубокий, тяжелый сон, который уже не мог нарушиться ни подскакиванием машины на ухабах, ни шумом ящиков, периодически ударяющихся друг о друга своими деревянными стенками.

Когда Веня проснулся, то понял, что автомобиль не двигался. Не заметив рядом Акиля, он медленно переместился вдоль скамейки и приблизился к самому выходу. Отворачиваясь от палящего солнца, он заслонился руками от безжалостного светила, золотыми бликами отражающегося в отполированной глади его стальных наручников.

Акиль и еще двое незнакомых мужчин сидели прямо на земле, образуя своеобразный круг, и что-то ели, оживленно обсуждая какую-то тему на своем языке.

Безлюдная дорога на две полосы, и бескрайняя пустыня по обе ее стороны — здесь действительно не было выхода.

При виде Вени мужчины замолчали и, приложив ладони к глазам на манер козырька, устремили на него заинтересованные взгляды.

Сделав вывод, что никто не будет ему чинить препятствий, Веня осторожно вылез из автомобиля и приблизился к немногочисленной группе. В середине круга стояло несколько бутылок с водой, и он ясно почувствовал жгучую жажду.

Переведя вопросительный взгляд на Акиля, безошибочно определив его как лидера группы, Веня едва заметным кивком головы указал арабу на интересующий его в тот момент предмет. Не имея ничего против, тот взял одну из бутылок и, открутив пробку, протянул ему вожделенную воду.

Припав пересохшими губами к источнику живительной влаги, Веня не остановился до тех пор, пока не опустошил пластиковую емкость наполовину.

— Вода теплая, — задумчиво произнес Акиль по-русски, острием клинка вырисовывая на песке какие-то линии.

— Это ничего, — Веня ответил куда-то в пустоту.

Очень хотелось умыться, смыть с лица кровь, пот, дорожную пыль, чтобы хотя бы на несколько минут почувствовать себя бодрее. Понимая, что ждать посторонней помощи бесполезно, Веня присел на корточки и, зажав бутылку между колен, слегка наклонил ее, заставляя прозрачную жидкость наполнить чашечку ладоней. Темные капли упали на песок, оставляя такие же темные следы на горячей бездушной субстанции, и начали испаряться прямо на глазах.

Почувствовав мимолетное облегчение, Веня вдохнул полной грудью сухой пустынный воздух и, опустившись на землю рядом с продолжавшими мирную беседу мужчинами, вытянулся в полный рост на раскаленном песке, давая отдых затекшим за долгую дорогу мышцам.

Солнце непривычно обжигало бледную кожу, сбоку продолжала звучать незнакомая речь, горячий ветер поднимал с земли невесомые песчинки, забивающиеся в нос и горло, — все казалось каким-то неправильным, далеким и близким одновременно. Далеким, потому что этого попросту не должно было случиться, близким, потому что тонкие пальцы уже зарылись в горячий песок, с каждой секундой впитывая в себя силу чужой земли.

— Вставай, пора ехать, — Акиль несильно пихнул его в бок носком берца, не причиняя ненужной боли.

Веня поднял кверху руки с растопыренными пальцами и одной из раскрытых ладоней попытался заслонить огненный шар, казавшийся в тот момент просто огромным. Не вышло. Ни одной, ни двух ладоней не хватит для того, чтобы закрыть небесное светило, легче прикрыть ладонями глаза, чтобы идти по пути наименьшего сопротивления.

Натянутая цепь между стальных браслетов вызывающе горела на солнце, заведомо предупреждая о приближающейся опасности. И, чтобы не оттягивать грядущее сомнительное удовольствие, Веня поднялся с земли и, слегка отряхнувшись, поплелся к машине, чтобы снова занять свое неудобное место.

Потянулись долгие километры пустынной дороги, периодически разрываемые на куски остановками для совершения намаза.

Город показался только к вечеру. Слабо освещенный немногочисленными фонарями он казался, на первый взгляд, абсолютно пустынным. С того ракурса, с которого Веня имел возможность наблюдать незнакомые пейзажи, он успел уловить лишь светлые стены пятиэтажных зданий, местами осыпавшиеся кусками штукатурки и битого кирпича.

— Где мы? — тихо спросил он, когда грузовик, наконец-то, остановился.

— Мы в Даре. Добро пожаловать в ад, — Акиль криво и невесело улыбнулся, — на выход.

В очередной раз зацепившись за один из ящиков, Веня чуть было не вывалился на проезжую часть с почти полутораметровой высоты.

Дом, перед которым остановился запыленный грузовик, не понравился с первого взгляда: маленькие зарешеченные окна придавали приземистому и грузному зданию отталкивающий тюремный вид. Массивная металлическая дверь распахнулась, и с небольшого двухступенчатого крыльца сбежало несколько человек в военной одежде, по типу той, в которую был облачен Акиль, только с автоматами наперевес.

Из водительской кабины дружно выпрыгнули остальные спутники и вместе с Акилем что-то начали оживленно обсуждать.

Веня стоял тут же, чуть ли не в центре всей этой дискуссии, не зная, в какую сторону ему лучше смотреть, — взгляд непроизвольно фокусировался на оружии, висевшем на шеях у незнакомцев. Акиль, то и дело указывая на Веню, что-то очень доходчиво объяснял одному из мужчин. Тот внимательно слушал и время от времени утвердительно кивал головой. Подтвердив свои слова солидной пачкой стодолларовых купюр, Акиль придал Вене начальное ускорение, слегка подтолкнув его в сторону крыльца.

И тогда Веня понял, что ад для него начался именно в этот момент. Почувствовав прикосновение автоматного дула между лопаток, он сделал первый шаг по направлению к пугающему зданию.

Где-то за его спиной началась поспешная разгрузка многочисленных ящиков, но новый конвоир не позволил ему обернуться.

Преодолев ступени, Веня оказался в длинном коридоре, по обе стороны от которого располагались двери. В самом конце виднелась белая лестница, очевидно, ведущая на второй этаж. Подтолкнув пленника к одной из дверей, мужчина что-то громко скомандовал, поднеся маленький ключик прямо к его глазам. Веня мгновенно вытянул руки и, когда стальные браслеты освободили его запястья, он вздохнул с некоторым облегчением.

Незнакомец повесил наручники себе на пояс и, быстро повернув дверную защелку, с силой втолкнул его в плохо освещенную комнату. Не решаясь на следующий шаг, Веня прислонился к захлопнувшейся за его спиной двери.

Скупые лучи жалкого уличного освещения не позволяли половине довольно просторной комнаты утонуть во мраке. Вдоль стены, как раз напротив двери, прямо на бетонном полу сидели люди: взрослые мужчины и молодые парни в обычной гражданской одежде, местами порванной и очень грязной, со ссадинами и кровоподтеками на удрученных лицах. Они имели вид настолько измученный и уставший, будто перед тем, как бросить их всех в эту камеру, каждого из них ожесточенно избивали ногами.

Едва дверь перед Веней распахнулась, все эти люди испуганно вжались в стену, будто она хотя бы на доли секунды могла укрыть их от бесчинствующих террористов. Но увидев, что в данный момент им ничто не угрожает, мужчины слегка приободрились и безо всякого интереса, как-то вскользь, начали рассматривать нового заключенного.

— Здравствуйте, — несмело произнес Веня, растерянно переводя взгляд с одного человека на другого.

— Маса`а-ль-хаир, — подал голос один из них, самый пожилой, развлекающий себя наматыванием на указательный палец левой руки темного шнурка, очевидно, вытянутого из собственной кроссовки.

— Русский? Английский? — тревожно произнес Веня, подходя ближе и продолжая с надеждой заглядывать в чужие лица, пытаясь уловить хоть каплю понимания и какого-либо участия.

Но эти люди не понимали. Через несколько минут они и вовсе перестали обращать на него внимания, принимая расслабленные позы, красноречиво говорящие о том, что уже ночь и пора отходить ко сну.

Пожилой араб еще что-то добавил на своем языке и, подложив под голову обе руки, сложенные ладонями вместе, повернулся на бок и закрыл глаза, всем своим видом демонстрируя необходимость ночного сна.

Опершись о стену, Веня медленно опустился на пол, чувствуя каждым позвонком неровные выступы на облезлой штукатурке. Похоже, что уже действительно наступила глубокая ночь, хотя беспорядочная стрельба где-то в отдалении и громкие веселые возгласы за соседней стеной говорили об обратном.

Веня не спал. Он занимал себя тем, что разглядывал стену, местами обнажившуюся багряным кирпичом. Неровная кладка своими очертаниями напоминала тот самый материк, где теперь он находился. От рваных краев темными капиллярами расходилась безобразная сеть изломанных трещин, оплетая всю поверхность сплошной паутиной. Эти тонкие беспорядочные нити тоже показались Вене багряными.

«Здесь даже стены кровоточат», — мелькнуло у него в голове.

Казалось, что все мужчины заснули, и только Веня, с ожесточением отмахивающийся от нездоровых мыслей, так и не сомкнул глаз до самого утра.

Едва первые лучи утреннего солнца успели коснуться черных прутьев зарешеченного окна, дверной замок щелкнул, и на пороге возник вчерашний незнакомец с неизменным автоматом наперевес. Одет он был в ту же военную форму песочного цвета, но на этот раз голову его украшала бело-красная куфия, поддерживаемая черным обручем.

Выкрикивая что-то нечленораздельное, пинками он начал будить разомлевших от тяжелого сна на бетонном полу беззащитных людей. Глядя на то, как небрежно свисают его кисти с висящего на шее автомата, как презрительно сверкают темные миндалевидные глаза, как кривятся губы в зловещей ухмылке, произнося абсолютно непонятные слова, Веня понял, что шансов на жизнь у пленников этой комнаты не осталось никаких.

Возле двери послышалось движение, и в комнату вошел еще один боевик Праведной Земли с мотком веревки в руках. Одетый в черную рубаху, своими полами едва не достающую до колен, и неизменно укороченные штаны того же цвета, его наряд дополнялся разгрузочным жилетом и самой настоящей саблей на поясе.

Веня с нескрываемым удивлением перевел взгляд сначала на откровенно разбойничье лицо очередного террориста, потом на его саблю, потом опять на лицо, и ему показалось, что на самом деле он попал не просто в чужую, совершенно незнакомую страну, но еще и в чужое, совершенно незнакомое время, судя по всему, в средние века, когда холодное оружие подобного рода было как раз в ходу.

Тем временем, первый боевик что-то отрывисто командовал пленным, и те, подходя по одному к мужчине в жилете, складывали руки у себя за спиной, позволяя тому крепко связывать запястья. Выходили из комнаты тоже по одному, без криков, причитаний, и никому не нужных эмоций. К мрачному боевику с веревкой Веня подошел последним и уже хотел было последовать примеру остальных, но террорист с автоматом что-то резко выкрикнул и с силой вытолкнул его в дверной проем.

Пребывая в абсолютном недоумении, Веня пошел по коридору, стараясь не отставать от последнего заключенного.

На улице, возле самого входа, в полной боевой готовности стоял обычный грузовик с открытым кузовом, в который под дулами автоматов и начали сгонять пленных. Вокруг машины важно вышагивало несколько террористов, контролируя каждое неловкое движение неугодных им людей. Особенно зверствовал боевик в бело-красной куфии, и звали его, как понял Веня, кажется, Кахиром. Он то и дело норовил ткнуть какого-нибудь не слишком спешащего пленного своим тяжелым ботинком или изо всех сил ударить прикладом, заставляя свою жертву, не имеющую возможности сопротивляться, вжимать голову в плечи и покорно опускать глаза.

Укомплектовав грузовик должным образом, Кахир вместе со своей оголтелой братией организованно загрузился в один из мощных пикапов-внедорожников, и обе машины тронулись с места.

Ветер снова поднимал колючую взвесь, неумолимо забивающуюся в легкие. Люди в багажнике сидели так плотно, что, пожалуй, если бы сейчас все тучи, маячившие на горизонте, собрались воедино и излились на землю проливным дождем, то ни одна капля не упала бы на пол кузова.

Веня сидел сзади и смотрел, как белый внедорожник, ощетинившийся дулами автоматов сидящих в нем людей, преследует их, не отставая ни на йоту. Он окончательно понял, что это конец. Все кругом говорило ему об этом: безучастные лица связанных пленников, веселые крики и громкая речь, доносящаяся из пикапа, приглушенные взрывы где-то за горизонтом — единственным выходом из сложившейся ситуации была только смерть.

Выехав из города на ближайший пустырь, машины остановились. Веня свесился через металлический край багажника и увидел неглубокую траншею шириной примерно метра в два. Больше он ничего не успел рассмотреть, потому что один из террористов уже откинул задний борт кузова и дал понять смертникам, что пора выходить.

Одного за другим пленников подводили к траншее, ставили их на колени и затем заставляли ложиться лицом вниз, организуя своеобразную живую шеренгу. Одного за другим, как бездушные бревна, людей укладывали рядом в компактное последнее пристанище. Террористы с автоматами наготове, окружили траншею, подбадривая обреченных на смерть людей громкими возгласами.

«Ну, вот и все», — почти равнодушно подумал Веня и уже занес было ногу для того, чтобы вступить в мягкий песок свежевырытой братской могилы, как вдруг чьи-то руки в кожаных полуперчатках опустились на его плечи и резко развернули лицом к их владельцу.

Подняв уставший взгляд воспаленных прищуренных глаз, Веня без малейшего удивления узнал Кахира, продолжающего омерзительно ухмыляться.

Их обступило несколько боевиков, с любопытством предвкушающих предстоящее зрелище. Кахир не переставал что-то говорить, то и дело прерывая свою нескончаемую реплику прерывистым смехом, который тут же подхватывали остальные мужчины.

Веня очень устал. Он устал ждать, устал не понимать, устал смотреть на этих обезумевших от безнаказанности людей.

В какой-то момент незнакомая речь перестала слышаться вообще, превратившись в некое подобие фонового аккомпанемента для звучания стука собственного сердца. Продолжая бороться с нестерпимой резью в глазах, Веня напряженно наблюдал за тем, как неторопливо стянул Кахир кожаную лямку автомата и легким щелчком взвел курок огнестрельного оружия.

— Ты раньше служил в армии? — четкая русская речь вывела Веню из состояния временной прострации, заставляя повернуть голову в сторону источника знакомых слов.

Парень явно казахской национальности стоял немного поодаль и, приняв небрежную позу, при этом заложив большие пальцы за лямки подтяжек своих камуфляжных штанов, он слегка склонил голову набок и еще раз четко и внятно повторил свою фразу:

— Ты раньше служил в армии?

Веня от неожиданности слегка встряхнул головой и на выдохе произнес, глядя на незамеченного ранее незнакомца:

— Нет.

Кахир слегка толкнул Веню, тем самым давая понять, что при ответе нужно смотреть именно на него, и снова что-то заговорил.

— Здесь все просто: нажимаешь на курок и стреляешь, — боевик с азартом протянул Вене автомат, почти насильно заставляя взять в руки холодный металл, — с такого расстояния даже целиться не надо, — снова зазвучал русский перевод.

Веня отшатнулся от Кахира, как от прокаженного. Только что ему своими руками предложили расстрелять абсолютно беззащитных людей, виновных лишь в том, что их вера не соответствовала религиозным предпочтениям террористов Праведной Земли.

Сделав предусмотрительный шаг назад, Веня демонстративно заложил руки за спину и с горькой улыбкой произнес лишь одно слово:

— Никогда.

Переводчик молчал. Все было понятно и так. Кахир на секунду замер, а потом с удвоенной настойчивостью потряс автоматом прямо у Вени перед носом. Смертники из траншеи уже начали приподниматься, не понимая, почему они все еще живы. Чтобы те не крутились в импровизированном окопе, один из боевиков пустил автоматную очередь прямо над их головами, выбивая из иссохшей земли облака пыли, мелкого камня и сухого песка.

Видя маниакальную настойчивость, с которой одержимый террорист продолжал навязывать ему свою схему действий, Веня, закусив до боли нижнюю губу, обеими руками ухватился за автоматное дуло и направил его себе в область сердца.

Безмятежный, усталый взгляд зеленых глаз встретился с ехидным взглядом карих. Абсолютное безрассудство, уверенность в своей правоте и своих убеждениях против сумасшедшей одержимости и религиозного фанатизма. У каждого из них была своя и только своя правда, и никто не собирался уступать, чтобы не продемонстрировать недопустимую слабость.

Легкая улыбка коснулась тонких губ, и Кахир с силой выдернул автомат из Вениных рук и передал оружие ближайшему боевому товарищу. Неспешным движением террорист извлек из ножен, висевших на поясе, американский боевой клинок с угрожающего вида пилой на обухе и что-то торжественно произнес.

— Встань на колени, — монотонным голосом снова заговорил переводчик.

«Ну, слава Богу, все сейчас закончится», — с абсурдной радостью подумал Веня, опускаясь на начинавший постепенно нагреваться колючий песок. Один из соратников Кахира занял позицию за его спиной, чтобы в случае чего сразу же пресечь все попытки к сопротивлению.

Остро отточенное лезвие поймало своей поверхностью солнечный луч, мгновенно насытившись небесной энергией для совершения праведного дела.

— По третьему закону ислама: смерть через страдания — боголюбезная процедура, — голос прозвучал куда-то в сторону, — плохих собак нужно наказывать.

Склонившись над Веней, Кахир быстро обхватил его голову левой рукой, прижимая к себе, а правой приставил холодную кромку опасного клинка к его виску. Одновременно Веня почувствовал толчок со спины оттого, что ему заломили руки, не позволяя даже трепыхаться. Слегка надавив на пластиковую рукоятку, Кихир начал медленно опускать острое лезвие, кровавым следом прокладывая дорожку к высокой скуле.

Жгучая боль заставила Веню плотно сжать зубы и крепко зажмурить глаза. Горячие струйки потекли вдоль щеки, плавно устремляясь к шее и скрываясь в области ключиц.

Ощутив, что его больше никто не держит, Веня медленно открыл глаза и резко вздрогнул от треска автоматной очереди, пробивающей распластанные тела уже давно распрощавшихся с жизнью людей. Он болезненно обхватил голову руками, пытаясь не видеть, не слышать, не чувствовать запаха смерти пятнадцати человек. Продолжая стоять на коленях и слегка раскачиваться из стороны в сторону, изо всех сил затыкая ладонями почти оглохшие уши, Веня почувствовал, что кто-то настойчиво хлопает его по плечу.

Глянув исподлобья, Веня тут же узнал казаха-переводчика, стоявшего рядом и глядевшего с какой-то сочувствующей усмешкой.

— Я — Марат, — представился он. — Вставай, мы здесь закончили.

Веня с подозрением еще раз посмотрел на него, пытаясь понять, какая еще скрытая уловка здесь таится.

— Поехали, поехали, — начал поторапливать его суетливый переводчик. — Нужно еще в одно место успеть, — он протянул руку, демонстрируя готовность к помощи.

Этот дружественный жест Веня проигнорировал. Поднявшись без посторонней помощи, он шумно сплюнул на землю, приложил руку к окровавленному виску и, оценив багряный след, оставшийся на ладони, грязно выругался, с неожиданностью для себя смакуя каждое слово.

— Все? — цинично осведомился Марат, по привычке закладывая пальцы за шлейки подтяжек.

— Все — ответил Веня, отряхивая штаны от налипшего песка.

— Тогда пошли грузиться, — Марат кивнул в сторону белого внедорожника, где уже разместились все остальные пассажиры.

Закапывать тела под бдительным надзором остались какие-то военнопленные, выполняющие функцию рабов. Уже находясь в кузове пикапа, Веня решил первым начать разговор:

— Я так понимаю, что меня велено оставить в живых?

— Да, — оживленно отреагировал Марат, словно обрадовавшись появившейся возможности поговорить. — За твою безопасность я лично отвечаю головой. То, что тебя не убьют дети Праведной Земли, это точно. А ты вообще кто?

— Я — суицидник и технарь, — произнес Веня и замолчал, словно что-то обдумывая. Сколько я здесь пробуду? — спросил он, глядя на то, как струится бесконечная дорога из-под колес внедорожника.

— Не знаю, — произнес Марат, — мне не сказали.

Никто из боевиков Праведной Земли не вмешивался в их мирный диалог. Веня не представлял для них угрозы, и даже Кихир не косился в его сторону, передав пленника в полное распоряжение своего боевого товарища. Машина ехала обратно в город, оставляя за собой серые клубы дорожной пыли, медленно оседающей в неглубокой колее.

— Ты давно здесь? — продолжил Веня.

— Почти два года, — с видимым удовольствием ответил Марат, глядя на часы, — до города не успеваем доехать. Время намаза.

Внедорожник съехал на обочину и остановился. Оставив автоматы в багажнике, боевики покинули автомобиль и, повернувшись лицом в сторону города, начали совершать молитву, подтверждая свои слова поясными и земными поклонами. Веня выбрал удобную наблюдательную позицию, сидя на самом краю кузова. Он напряженно всматривался в ставшие одухотворенными и сосредоточенными лица людей, шепотом произносивших священные слова. И глядя на то неподдельное смирение, с которым молились мужчины, осознавая то, что намерения их обратиться ко Всевышнему являются искренними и идут от чистого сердца, Веня размышлял о том, насколько угодна Богу будет такая молитва, совершенная после убийства полутора десятка человек.

Во всяком случае, в автомобиль боевики вернулись с самыми что ни на есть просветленными лицами.

Кахир постучал прикладом автомата по кабине, тем самым давая водителю понять, что уже можно ехать, и машина двинулась вперед.

— Вообще мне дали четкие распоряжения тебя не агитировать, — вкрадчиво начал Марат, поправляя черно-белый платок, завязанный на затылке на манер банданы, — но, если ты вдруг захочешь обратиться в нашу веру…

— Нет уж, спасибо, — перебил его Веня, — и никогда больше не заговаривай со мной на эту тему.

— Я не знаю, за какие грехи тебя сослали в это место, но скучать здесь точно не придется, — Марат слегка привстал, пристально всматриваясь в сторону горизонта, — уже почти приехали.

Оказавшись в городе, автомобиль быстро пересек несколько улиц и остановился на подъезде к главной площади, гудевшей нетерпеливыми возгласами находившейся на ней толпы, сплошь состоящей из мужчин.

Марат ловко выпрыгнул из багажника на растрескавшийся старый асфальт тротуара:

— От нас не отставай, всегда держись меня или Кахира. Если затеряешься в толпе, я не смогу гарантировать твою безопасность.

Веня шумно спрыгнул следом за ним, тут же выпрямляясь и оценивающе разглядывая толпу:

— Предстоит какое-то зрелище?

— Да, нужно использовать любую возможность развлечься, — пояснил Марат, начиная пробираться сквозь плотные хаотичные ряды любопытствующих зрителей. — В любой момент нас могут начать бомбить с воздуха, и каждая минута может стать последней.

Веня с трудом успевал за шустрым казахом. Маленького роста, едва достающий Вене до плеча, верткий и подвижный, он без труда просачивался сквозь шумную толпу к ожидаемому эпицентру событий. Веня поймал себя на мысли, что в данный момент за ним вообще никто не следит, и при желании он может легко затеряться среди людей, но куда при этом бежать да и зачем, если боевики Праведной Земли контролировали на этой территории каждый сантиметр? Столкнуться с незнакомыми людьми, вызывая кучу вопросов и шквал недоверия, не зная чужого языка, представлялось очень непривлекательным вариантом. Поэтому, изо всех сил пытаясь не потерять мелькающую то тут, тот там макушку в черно-белой куфии, Веня поспешил за Маратом.

На его грязную одежду никто не обращал ни малейшего внимания: взгляды толпы были прикованы к самому центру площади, где, очевидно, ожидалось проведение некого любопытного действия. Народ взбирался на ступеньки прилегающих к площади зданий, что-то выкрикивал, очевидно, от нетерпения и неуемной жажды действий. В руках многих присутствующих были автоматы. Похоже, что здесь собралось чуть ли не все мужское население города, причем как военное, так и гражданское. Людское море волновалось, плескалось брызгами непонятных слов и угрожающе шумело, вздыбившись огнестрельным оружием.

Догоняя Марата, Веня сумел пробраться к тому самому месту, куда стремилась большая часть публики.

Передние ряды зрителей сидели на корточках, остальные для лучшей видимости довольствовались стоячими местами. Обладая преимуществом в виде высокого роста, Веня остановился неподалеку и с интересом начал наблюдать за приготовлениями к непонятному действию: в самом центре пустого пространства располагался обычный деревянный стол, накрытый белой тканью, новой, чистой, с первого взгляда кажущейся чуть ли не стерильной.

За столом на обшарпанном стуле сидел молодой парень, слегка опустив голову. Кисть его правой руки лежала на столе, а левая была заложена за спину и удерживалась каким-то человеком сзади.

Правое запястье крепко придавил к столешнице боевик в военной форме и маске спецназа и удерживал ее обеими руками.

— Это что еще такое? — тихо поинтересовался Веня у стоящего рядом Марата.

— О! Этот парень обвиняется в воровстве, сейчас ему будут руку отрубать, — просто объяснил тот, хищно облизнувшись.

— Обвиняется? Просто обвиняется? — не унимался Веня, недовольно хмурясь и переходя на более громкие интонации.

— У нас здесь военное время. Простого обвинения достаточно, чтобы другим неповадно было, — с легким раздражением ответил собеседник.

Тем временем к месту экзекуции приблизилось еще двое боевиков в военной форме и черными масками на лицах, открывающими лишь такие же черные глаза. В руках одного из них был зажат огромный тесак, а другой держал увесистый молоток.

Народ вокруг заволновался и снова начал что-то выкрикивать, очевидно, подбадривая палачей.

Один из мужчин аккуратно приложил острие тесака к запястью жертвы, оценивая наиболее подходящую траекторию удара. Он несколько раз переставлял свой нож, слегка поворачивая голову то вправо, то влево, словно художник после очередного нерешительного мазка.

— Давай поспорим, с какого удара рука отвалится, — предложил Марат с нарастающим воодушевлением.

— Иди ты к черту, — голос Вени больше походил на рычание. Он до хруста сжал кулаки и все же нашел в себе силы, чтобы смотреть дальше.

Наконец, один из палачей выбрал самую лучшую позицию для своего орудия казни и обеими руками крепко обхватил рукоятку тесака.

К столу приблизился человек в синем халате, очень похожий на врача. «Гуманисты, твою мать», — подумал Веня, желая сплюнуть, но было некуда, и он сдержался.

Мужчина с тесаком что-то сказал второму, и тот занес свой молот для первого удара.

Народ вокруг замер, с определенным благоговением глядя на занесенное к чистому небу орудие казни. Когда стальной боек с силой опустился на обух тесака, парень издал дикий крик и едва ли не сложился пополам, уткнувшись лбом об окровавленную столешницу.

— Раз, — с видимым удовольствием произнес Марат.

Отрубить кисть с первого удара не вышло. Палач с тесаком переступил с ноги на ногу, принимая более удобную позицию и изо всех сил стараясь, чтобы лезвие ножа не выскользнуло из открытой раны. Молот снова взлетел и опустился с неприятным глухим звуком.

— Два, — отсчитал Марат.

Толпа восторженно загудела. Веня почувствовал, как его пробирает холодный пот. С трудом справляясь с приступом тошноты, он продолжал смотреть дальше.

Кровь с удивительной скоростью пропитывала белую ткань. С каждым новым ударом ее становилось все больше и больше. Раздался приглушенный треск разрубаемой кости.

— Три, — оскалившись, произнес Марат, не сводя глаз с жестокой экзекуции.

Мужчина сзади, который продолжал удерживать левую руку парня, с трудом справлялся со своими обязанностями: жертва военного трибунала начала дергаться изо всех сил, пытаясь освободиться, при этом помогая себе истошными воплями.

Лезвие уже глубоко вошло в запястье, тем самым облегчая работу хозяину тесака. Веня до боли закусил подушечку большого пальца, чтобы ни перед кем не выдать свои истинные эмоции.

На четвертом ударе палач промахнулся, опустив молоток на багряную столешницу.

Народ разочарованно ухнул. Не теряя настроя и драгоценного времени, ответственный живодер замахнулся в последний раз и наконец-то отсек многострадальную руку.

«Так много крови…кровь не должна быть видна», — прогрессирующая паранойя снова давала о себе знать. Веня слегка покачнулся и хотел было ухватиться за плечо Марата, чтобы не упасть, но в последний момент побрезговал прикасаться к нему и самостоятельно принял более устойчивое положение.

Доктор отреагировал мгновенно. Торопливо ухватившись за края импровизированной скатерти, он тут же прикрыл ею опасную рану, тщательно обмотав кровоточащий обрубок руки, при этом ставшая никому не нужной отрубленная кисть шлепнулась на асфальт, поднимая прощальное облачко дорожной пыли.

Помогая парню подняться, мужчина, все это время державший его левую руку, подхватил его под мышки и, сопровождаемый врачом, потянул жертву средневековой жестокости по живому коридору по направлению к машине «Скорой помощи», стоявшей неподалеку.

Все присутствующие, у кого было в руках оружие, начали трясти над головами своими саблями и автоматами, изо всех сил прославляя Всевышнего.

— Ну, все, — с легким разочарованием протянул Марат, — теперь можно расходиться.

С неимоверным облегчением Веня развернулся и слегка пошатывающейся походкой направился в сторону оставшегося у обочины внедорожника. Очень скоро к ним присоединился Кихир с остальной компанией. Обмениваясь веселыми репликами, боевики начали ловко загружаться в ожидавший их транспорт.

— И часто здесь происходит…такое? — вымученно спросил Веня, когда автомобиль отъехал от главной площади.

— Часто, — с особой тщательностью Марат начал выковыривать с помощью острого клинка грязь из-под ногтей, — когда голову отрубят, когда распнут кого-нибудь. За просто так не накажут. Порядок надо соблюдать.

Веня ничего не ответил. Не было смысла спорить с человеком, до глубины души уверенном в своей правоте, поэтому на протяжении всего пути он больше не проронил ни слова. Безумно болела голова. Щемящее чувство не просто сжимало мозг до безумия, оно сдавливало глазные яблоки, не позволяя смотреть на все те бесчинства, которые происходили вокруг.

Внедорожник приехал к тому самому дому, из которого несколько часов назад выводили на расстрел пятнадцать человек. Пройдя до конца длинного коридора, Марат поднялся по лестнице и с неприятным скрипом давно несмазанных петель открыл деревянную дверь, ведущую в комнату казарменного типа.

— Вот твоя кровать. Сегодня больше никуда не поедем. Можешь отдыхать, да, и это тебе, — он кивнул головой на стопку одежды, лежащую на постели, — если что, я буду на первом этаже, — с этими словами он покинул комнату, не запирая ее на ключ.

Веня медленно приблизился к кровати и развернул аккуратно сложенные вещи. Военная форма цвета хаки: рубашка с коротким рукавом, пятнистый китель и брюки. А еще черно-белая куфия. На полу стояли совершенно новые высокие ботинки песочного цвета, предназначенные также для него. Как ни противилось все Венино естество приобщаться к военной жизни, ходить в грязной, окровавленной одежде представлялось невозможным. Поэтому, наскоро переодевшись, он в беспамятстве рухнул на легкое одеяло и забылся глубоким сном.

Под вечер Марат попытался разбудить его к ужину, но что Веня пробормотал что-то неразборчивое и перевернулся на другой бок. Поняв, что тревожить его абсолютно бесполезно, Марат оставил Веню в покое и присоединился к остальной компании.

Глава девятая

Уже поутру Марат в довольно грубой форме растолкал разоспавшегося Веню.

— Пошли есть, второй раз приглашать не буду.

Открыв глаза и увидев недовольное узкоглазое лицо, Веня с самым хмурым видом поднялся на постели, окинул взглядом безлюдное помещение и, тяжело вздыхая, начал впервые шнуровать военные ботинки.

— Давай, собирайся быстрее. Первый этаж, первая дверь налево, тебе туда, — нетерпеливо произнес Марат, выходя из казармы.

Только сейчас Веня ощутил дикое чувство голода, накопившееся за прошлый, богатый на впечатления день. Кое-как заправив постель, он поторопился по указанному адресу.

В просторной светлой комнате уже все были готовы к приему пищи. Кахир сидел во главе стола, остальные мужчины расположились по периметру и застыли в ожидании. Неторопливым жестом их лидер опустил три пальца, сложенные вместе, в маленькую пиалу с солью, подцепил несколько кристаллов и положил их себе в рот, после чего он передал солонку по кругу, чтобы каждый смог осуществить необходимый ритуал.

Осознав, что есть за столом ему не позволят, и абсолютно не удивившись подобному гостеприимству, Веня взял протянутую ему миску и уселся в углу, подложив под себя согнутую в колене левую ногу и вытянув вперед правую. В металлической посудине лежало все, что было на столе: куски мяса, тушеные овощи, половина какой-то лепешки. Не обращая ни малейшего внимания на тяжелые взгляды, обращенные к нему, Веня поднес миску к лицу и понюхал ее содержимое.

— Вот же собака, — пренебрежительно произнес Кахир, отворачиваясь, — никакой культуры.

Кто-то поддакнул, Марат незаметно усмехнулся, и все принялись есть.

Судя по запаху, еда оказалась свежей, и Веня с жадностью набросился на куски горячей баранины.

— И жрет, как собака, — заметил один из террористов, исподлобья поглядывая на голодного пленника.

Неторопливо расправившись с завтраком, бойцы Праведной Земли с особой тщательностью облизали испачканные едой пальцы и, завершив свою трапезу ритуальной щепоткой соли, начали покидать обеденный стол.

Кахир направился сразу в сторону Вени и слегка пнул его ногой, давая понять, что нужно подниматься. Отставив пустую миску в сторону, Веня медленно поднялся и в очередной раз встретился с черными миндалевидными глазами.

— Мне сказали, что ты знаешь английский, — сразу начал переводить Марат.

Отпираться смысла не было, поэтому Веня коротко кивнул.

— Тогда сейчас ты начнешь отрабатывать свой хлеб. Будешь переводить то, что тебе скажут по телефону, на русский и записывать на бумагу. Дальше делом займется Марат, — Кахир достал мобильный телефон и начал искать нужный номер.

Тем временем Марат, вытащив из небольшого шкафа листок бумаги и шариковую ручку, рукавом расчистил необходимое для конспектирования место и кивком головы указал Вене на стул.

Из всей информации, произнесенной по телефону на хорошем английском языке, он понял, что ожидается большая поставка какого-то стратегически важного оружия на определенную сумму. Едва Веня закончил писать, Марат тут же вытащил у него из-под рук листок и начал быстро переводить текст на арабский язык. Кахир внимательно слушал, задумчиво поглаживая густую бороду, потом, не торопясь, произнес длинную фразу и вышел из комнаты.

— Если ты когда-нибудь переведешь что-то не так, то поверь — ты позавидуешь мертвым, — сказал Марат ему вслед.

— Да понял я уже, — раздраженно проговорил Веня, тихо постукивая кончиками пальцев по столу. — Что дальше по программе?

— На сегодня — пока ничего. Если меня вызовут на боевое задание, тебя я запру одного в комнате, вот и все. Можем пройтись, прогуляться по городу, пока есть такая возможность, — предложил Марат, проверяя боеготовность своего автомата. — Мы ждем атаки с воздуха, поэтому каждый час может стать последним.

— Замечательно. Поскорей бы тут все разбомбили, — от всей души пожелал Веня, с шумом отодвигаясь от стола вместе со стулом. — Пойдем на улицу.

В комнате появилась невысокая женщина в черном хиджабе, которая молча начала убирать со стола. Никаб такого же цвета полностью скрывал ее лицо, оставляя неприкрытой лишь узкую полоску, предназначенную для глаз.

— О! — коротко воскликнул Веня, с ног до головы осматривая незнакомку, — у вас и прислуга есть!

— Да, но к рабам особый подход нужен. Пошли, чего стоишь, — Марат выдвинулся из комнаты. — Тут недавно даже брошюра вышла по поводу того, как с ними обращаться. Целых двадцать семь пунктов получилось.

Солнце было уже высоко. Светлые здания выстроились по обе стороны дороги, тротуары которой то тут, то там были завалены разбитым кирпичом развороченных взрывами стен. С первого взгляда казалось, что каждое пятое здание в этом городе было разрушено. Из обломков некогда жилых домов опасными пиками торчала железная арматура. Из стен многоэтажек от ударов пуль высыпались бетонные блоки, черные дыры зияли своей пустотой, придавая облику улицы тот мрачный и тоскливый вид, который свойственен местам, лишенным мира и согласия. Перекошенные вывески магазинов, вывернутые с корнем высокие деревья, распахнутые двери, обессилено болтающиеся на скрипучих петлях, — таким был Даре после вступления в него войск Праведной Земли и установления в нем извращенного халифата.

Город не умер, нет. Кое-где работали магазины, люди периодически возникали на улицах: здесь были и женщины, с ног до головы укутанные в черное, включая перчатки на руках, в сопровождении своих мужей, и дети, и военные, не расстающиеся со своими автоматами. Мирное население старалось как можно быстрее вернуться домой, чтобы лишний раз не провоцировать боевиков. Испуганные и забитые мирные жители совершали свои покупки в магазинах, обложенных непомерной данью ненасытных террористов, и поспешно прятались под крышами своих жилищ.

Если ад и существовал, то он распростер свои огненные недра именно в этом месте. И дети, испуганно перебегавшие от здания к зданию, не играли и не смеялись, потому что живые дети из ада не умели смеяться.

Сухой порывистый ветер ударил в лицо очередной порцией пыли. Августовский день обещал быть очень жарким.

— Как ты сюда попал? — начал разговор Веня, периодически посматривая то на собеседника, шагавшего рядом по тротуару, то на свои новые ботинки.

— Дома, в Шымкенте, ко мне на улице подошел человек и предложил взять листовку. Там рассказывалось об истинном предназначении каждого. Еще было предложение посетить такой особенный молельный дом, не мечеть, а именно молельный дом, с очень уважаемым имамом. Мне все понравилось, он говорил правильно. Он четко разделил всех людей на верных и неверных и рассказал, что есть место, где в таких как я, истинных бойцах от веры, очень сильно нуждаются, потому что вступить в священную войну является делом всей жизни. И я ничуть не пожалел об этом! — Марат с силой ударил грубым носком ботинка пустую металлическую банку из-под газированного напитка, валявшуюся на дороге. — У меня здесь даже жена была, представляешь?

— И что с того?

— А то, что приехала она ко мне из Питера. Познакомились мы с ней по интернету. Рассказал, какой я здесь весь из себя герой и что за правое дело сражаюсь, — парень озорно хохотнул, искоса наблюдая за кислым выражением лица собеседника. — И она приехала! Вот так всё бросила и приехала сюда!

— Ну, и где сейчас твоя жена? — задал Веня очевидный вопрос.

— Понятия не имею, — пожал плечами Марат. — Я ее через месяц продал какому-то моджахеду за двести долларов.

— Надоела?

— Осточертела. Здесь такого добра навалом. Вот смотри! — Марат указал на приземистое здание с большими окнами, расположенное на противоположной стороне улицы. — За мной! — несмотря на увесистые ботинки, Марат перемещался так легко и невесомо, словно на ногах у него были крылатые сандалии Гермеса. Он быстро пересек проезжую часть, приблизился к зданию и распахнул тяжелую дверь.

Веня задрал голову, осматривая постройку и задерживаясь на пороге:

— Что это за место?

— Это суд, но я хочу показать кое-что другое, заходи, — махнул рукой гид по преисподней.

Веня молча переступил порог и последовал за своим проводником, который быстрым шагом подошел к ближайшей стене. На большой деревянной доске висели фотографии женщин в хиджабах с открытыми лицами. Под каждой фотографией черным маркером была указана цена живого товара и номер телефона его владельца.

— А еще можно вот так, прямо в интернете, — увлеченно произнес Марат, листая электронные страницы. — Вот здесь, начиная от девятилетних девочек и по возрастающей, ради такого стоило сюда приехать! — он принялся тыкать телефоном Вене чуть ли не в лицо.

— Всё, всё, я понял, — торопливо заверил его Веня, поспешно отступая назад, — давай уйдем отсюда.

— Ну, пошли, — со слегка обиженным видом Марат убрал телефон в карман. Он очень хотел пообсуждать местных женщин, но собеседник оказался явно не в настроении поддерживать подобный разговор.

— Что за люди были вчера, которых расстреляли? — осведомился Веня, когда они покинули здание суда.

— Те, кто не согласился принять нашу веру. Приняли бы — и сразу вступили в наши ряды, но они выбрали другой путь. Когда мы приходим в какой-нибудь город или деревню, то сразу предлагаем всем неверным нашу религию и убиваем тех, кто отказывается. И мужчин, и женщин. Мальчиков с пяти лет начинаем обучать военному делу, а с тринадцати лет отправляем на фронт.

Веня плохо помнил себя в тринадцать лет, но хорошо помнил в четырнадцать, когда вскрывал себе вены. Здесь подростки в таком возрасте уже с автоматами бегают, а он, в свое время, только о школьных оценках заботился… От подобных воспоминаний шрамы начали зудеть, и Веня инстинктивно потер запястья, пытаясь успокоить фантомные ощущения.

Они развернулись и прошли по направлению к своему жилищу.

— Марат, скажи, много ли завербованных людей через интернет приезжают сюда воевать?

— Много. Причем, отовсюду, но почему-то из Англии больше всего. С ними, в основном, переписываются специально обученные люди, которые, честно говоря, к нашей религии не имеют никакого отношения. Самое главное: заверить человека, что именно здесь, на войне, каждый из них найдет именно то, чего ему не хватает в мирной жизни. Каждая женщина получит своего героя, каждый мужчина получит возможность проявить себя по-настоящему, так сказать, в полевых условиях! — глаза Марата горели огнем ажиотажа.

Чужие, доходчивые, упрощенные до минимума утверждения, помноженные на азарт и стремление прожигать каждый день по ускоренной программе на выходе образовывали гремучую смесь фанатика-потребителя, получающего от жизни все: убивая, насилуя, грабя с именем Бога на устах.

Когда они вернулись в свое логово, веселье в одной из комнат шло полным ходом: в середине помещения сгрудилось несколько женщин в неизменных черных одеяниях с открытыми лицами, как на фотографиях. Они жались друг к дружке и с ненавистью смотрели на окруживших их боевиков. Те, в свою очередь, динамично пританцовывали вокруг своих жертв и громко смеялись, что-то напевая. Некоторые из мужчин во время танца поднимали над головой свои автоматы, а двое бросали в женщин конфеты.

Марат тут же пристроился в кружок, оживленно переговариваясь со своими единоверцами.

Веня остался стоять в стороне. Он скрестил руки на груди и оперся о стену, с нарастающим ужасом наблюдая за всем этим варварством. В конце концов, женщины не выдержали и одна за другой начали плакать. Наблюдая за этой сценой, боевики стали хохотать еще сильнее и передразнивать их на разные лады.

Вдоволь пообщавшись с сослуживцами, Марат приблизился к одной из женщин, примерно такого же низкого роста, как и он сам и, приподняв ее голову за подбородок, начал внимательно разглядывать искаженное гримасой ненависти лицо. В ответ на это прикосновение женщина метко плюнула, попав казаху прямо в левый глаз. На что тот, не долго думая, изо всех сил толкнул ее на пол и начал пинать ногами куда ни попадя.

Повинуясь сиюминутному порыву, Веня бросился было в их сторону, но был остановлен Кахиром, предусмотрительно преградившим собой дорогу. Намерение Вени не осталось незамеченным среди женщин. Одна из них подняла голову и внимательно посмотрела на непохожего на остальных боевиков молодого человека.

Пока Марат бил, боевики просто стояли и смотрели, намеренно не вмешиваясь. Когда непокорная пленница в конце концов начала умолять о пощаде, Марат, ударив распростертое на полу тело ещё пару раз, с разъярённым выражением лица отошел в сторону. По его раздувавшимся ноздрям и продолжавшим сжиматься кулакам было видно, что он всё ещё вне себя от гнева. Остальные женщины тут же бросились помогать подняться на ноги своей подруге по несчастью.

— Это что такое было? — с трудом удерживая себя от опрометчивых слов, заговорил Веня, когда Марат, справляясь с приступом ярости, подошел к нему.

— Это? Жены наших бойцов. Новые жены. Им только что выдали удостоверения о браке, это такая военная свадьба, — едва ли не брызгая слюной прошипел Марат.

— Настоящие удостоверения? — усомнился Веня.

— Настоящие. Правда, их можно хоть каждый день получать, но все настоящие, — нотки гордости проскользнули в голосе начинающего успокаиваться казаха. — А вон ту, — он кивнул головой в сторону пытающейся подняться с посторонней помощью женщины, — для меня притащили. Да на кой-мне страшная такая, к тому же, она двадцать два раза была замужем. Ее только на органы продавать, — Марат стянул с головы платок и начал нервно почесывать зудевший затылок. — Нам как раз заказ на днях пришел, так что завтра ее отправим совсем по другому назначению, — он махнул рукой в сторону открытой двери.

— А вы еще и органами торгуете? — Веня ощутил то неприятное чувство, когда вдоль позвоночника прокатывается холодная волна смеси страха и удивления.

— А что? Здесь же конвейер! Нам нужны деньги, чтобы закупать оружие и медикаменты. О! — лицо Марата просветлело, словно его посетила какая-то хорошая и светлая мысль. — Хочешь, я тебе отдам ее на пару часов? Дарю! Денег у тебя все равно нет. И вообще, может, нас всех завтра убьют. Или сегодня. Так хоть повеселимся перед смертью!

— Не хочу, — с трудом проговорил Веня, чувствуя, как уголок его правого глаза начинает предательски дергаться.

Но Марат его уже не слушал. Снова занырнув в кучку продолжающих всхлипывать женщин, он, схватив за руку свою жертву, потянул ее в сторону Вени. Она уже не имела сил передвигаться самостоятельно, и Марату пришлось тащить ее волоком по полу, попутно собирая на длинное черное одеяние всю грязь, которая была на бетонных плитах.

— Пошли, — тяжело дыша, скомандовал Марат, вытаскивая женщину в длинный коридор.

Под хохот и улюлюканье Веня со вздохом направился за ним. Настежь распахнув одну из дверей, Марат затащил в комнату продолжавшую барахтаться пленницу и для большей убедительности несколько раз ударил в бок жестким носком берца.

— Все, владей, — устало, но самодовольно проговорил Марат, слегка подталкивая замешкавшегося в коридоре Веню и захлопывая за ним металлическую дверь.

Веня даже пошевелиться не успел, не то, что слова сказать, когда женщина в мгновение ока приняла сидячее положение. Из-под многочисленных складок одежды она извлекла нож с черным отточенным лезвием и, держа его наготове в вытянутой правой руке и встав на четвереньки, начала отступать к противоположной стене, периодически путаясь в своем одеянии. Черные глаза ее сверкали предсмертной злобой — той чрезмерно опасной эмоцией, которая находит выход только при ощущении гибели. Пленница что-то торопливо заговорила. Это было похоже на угрозу, на какое-то последнее, откровенное предупреждение, смысл которого был ясен на любом языке мира.

— Тихо! Тихо! — Веня предупреждающе выставил руки с раскрытыми ладонями перед собой. — Я вас не трону! Я такой же пленник здесь, как и вы!

Женщина снова что-то торопливо заговорила, порой ее слова почти переходили на крик. Нож в руке слегка подрагивал. Остро отточенная серебристая кромка на черном матовом лезвии опасно блестела, красноречиво предупреждая о своих возможностях.

— Всё! Всё! — Веня изо всех сил пытался изобразить успокаивающий жест, плавно опуская и поднимая ладони, словно похлопывая начинающий накаляться от страха и ненависти воздух. — Вы понимаете по-английски? Я не причиню вам вреда!

Женщина снова что-то заговорила: надрывно и как-то беспомощно, устало и обреченно… В ее голосе больше не читалось угрозы, лишь гнетущая тоска и неизбежная печаль звучала в этих словах.

— Давайте вы успокоитесь, и мы просто посидим вот так, каждый в своём углу, — Веня начал плавно и осторожно опускаться на пол, как вдруг женщина резким движением обхватила рукоять ножа обеими руками и, повернув лезвие острием к себе, прижала его к области груди.

Веня живо вскочил и сделал машинальный шаг вперед, продолжая держать руки на виду, чтобы не дать повода сокамернице для каких-либо подозрений.

— Нет-нет! Не делайте этого! — он осторожно сделал еще один шаг вперед, не сводя взгляда с её чёрных, слегка раскосых глаз, на которых уже стояли блестящие слёзы.

Женщина начала всхлипывать. С каждым шагом, с каждым новым шагом Веня убеждался в том, что решимость этого сильного духом, но сломленного бессмысленной войной и безжалостным отношением к себе человека постепенно сходит на нет.

Ещё шаг, ещё один. Веня медленно опустился перед женщиной на колени и, продолжая поддерживать одними глазами молчаливый диалог, взял её руки в свои.

Не находя в себе силы сделать последний рывок и покончить разом со всем этим кошмаром, она опустила голову, не выдержав настойчивого взгляда непривычно больших зеленых глаз, и выпустила из плотно сомкнутых пальцев опасное оружие.

Веня быстро подхватил нож за оплетенную кожаными кольцами теплую рукоятку и отбросил его в сторону, выбивая стальным лезвием из бетонного пола высокую ноту.

Женщина вымученно зарыдала и, подавшись к Вене всем телом, уткнулась ему носом в плечо, находя в этом человеке своего последнего утешителя.

Веня вынужденно обнял ее за плечи. Ему ни разу не приходилось никого успокаивать, и он не знал, что нужно при этом делать. Он мягко гладил ее по голове, что-то бормоча об иллюзорном будущем и о какой-то призрачной надежде, которая не должна угаснуть ни при каких обстоятельствах, о том, что война рано или поздно должна закончиться, и поэтому нужно обязательно выжить.

Мало-помалу женщина начала успокаиваться: всхлипывания стали утихать, а дыхание постепенно выравнивалось.

Жесткие волосы неприятно защекотали Венин нос. Он осторожно решил сдвинуть раздражающую его прядь женщине за ухо и в одно мгновение покрылся холодными каплями пота, не найдя нужный орган. Дрожащими руками отодвинув в сторону черные пряди абсолютно не сопротивляющейся подобным действиям женщины, он с замиранием сердца увидел темное отверстие, окаймленное ореолом запекшейся крови.

Несчастная слегка отстранилась от него, одними глазами говоря: «Вот видишь. А ты не знал? » — а потом снова прижалась всем телом, словно прося защиты и покровительства.

Веня сменил позу, прислонившись спиной к сырой стене. Он усадил женщину рядом и, обняв её обеими руками, начал напевать что-то тихое и очень спокойное, наподобие колыбельной, слегка покачивая уставшее тело, вверившее себя в его полное распоряжение.

Босые стопы узницы вытянулись вперед, покидая плен черных одеяний, и Веня с ужасом заметил, что на правой ноге не хватает трех пальцев, их место занимала грязная бинтовая повязка, наложенная наспех и кое-как.

«На органы продавать, — мелькнуло в голове у Вени, — двадцать два раза была замужем».

Женщина на его руках почти затихла. Даже под плотными одеждами Веня чувствовал хрупкость и беззащитность ее тела. Беспокойный взгляд упал на нож, лежащий буквально в полуметре.

«Завтра отправим по назначению. Дарю, дарю, дарю… Кровь не должна быть видна», — Венина рука, слегка поменяв положение, скользнула по подбородку обессиленной фигурки и, плотно обхватив локтем тонкую шею, изо всех сил прижала ее к себе.

Веня не видел, как в удивлении распахнулись карие глаза, как обветренные губы судорожно ловили спертый воздух запертой комнаты, не чувствовал, как обломанные ногти из последних сил впивались в плотную ткань кителя, изо всех сил пытаясь отсрочить неумолимую смерть, которую еще несколько минут назад так жаждала встретить утратившая надежду узница.

Он видел только беспомощные движения искалеченных босых ног, бесшумно перебирающих по серому полу. Левой-правой, левой-правой… Все ближе и ближе, шаг за шагом к свободе под свинцовым небом. Где никто и никогда не будет загонять в беспросветное рабство, не будет продавать и покупать несчетное количество раз и относиться, как к некому грязному, низшему существу.

Почувствовав, как легкое тело обмякло у него в руках, Веня разжал свои обманчиво-нежные объятия. Пленница больше не плакала. Теперь у нее все будет хорошо. Аккуратно опустив ее на пол, Веня с неожиданным для себя чувством облегчения медленно направился к двери.

Ощущение исполнения единственно правильного решения придавало ему странную уверенность и необоснованное спокойствие. Он нашел выход, он приоткрыл завесу, скрывающую такой простой и одновременно очень тяжелый путь к свободе. Он нашел его давно, еще двенадцать лет назад. Но в его случае это был путь в никуда, отказ от многообещающего будущего для талантливого подростка, подающего большие надежды. А сейчас, завершив нескончаемые мучения обессиленного от постоянных изнасилований и пыток угасающего человека, Веня понимал, что своеобразная эвтаназия была лучшим выходом из сложившейся ситуации.

На глухой стук, порождаемый крепко сжатым кулаком и дверным полотном, Марат поспешил незамедлительно.

— Что-то вы быстро, — начал он с воодушевлением, но, встретившись с холодным, непривычно пристальным и подозрительно спокойным взглядом светлых глаз, сразу приумолк и, слегка оттолкнув Веню в сторону, торопливо вошел в помещение.

— У неё был нож, — ледяным тоном произнес Веня, облокачиваясь о стену. — Мне пришлось это сделать.

Марат быстро приблизился к лежащей ничком женщине, присел на корточки и, перевернув её на спину, приложил пальцы к шее в поисках пульса.

Веня молчал, безо всякого напряжения наблюдая за его манипуляциями. Она мертва, это точно. Больше никто не сможет использовать это тело в своих интересах.

Марат шумно выдохнул и выпрямился в полный рост:

— Задушил, да?

— Да, — ни один мускул на лице Вени не дрогнул — ничто не могло выдать его беспокойство, потому что самого беспокойства не было и в помине.

— Ну и ладно, — Марат наклонился, поднимая с пола нож в кожаной оплетке. — Было бы хуже, если бы она тебя порешила.

Только сейчас Веня окинул взглядом комнату — такая же пустая, как и та, в которой его держали сразу после приезда: ни мебели, ни картин на стенах, ни обоев. И почему-то было совсем неинтересно, для чего предназначалось это помещение и весь этот тяжеловесный дом вообще.

Начала кружиться голова. Веня почувствовал, что больше не может здесь находиться, и быстро вышел в коридор. На его противоположном конце черным движущимся пятном появилась тоскливая группа новоявленных жен террористов. Эту компанию сопровождал один из боевиков с автоматом наперевес, очевидно ведущий их в одно из помещений, которое должно было стать их жилищем на какое-то время.

Веня едва успел прижаться к стене, как пространство вокруг него покачнулось: послышался протяжный свист, сменяющийся грохотом и звоном выбитых стекол.

Ведущий пленниц боевик что-то закричал, и женщины, как по команде, рухнули на пол, прикрыв руками головы. Все мужчины, которые были в доме, повыскакивали в коридор, чтобы быть подальше от окон, и тут же приняли лежачее положение.

— Чего стоишь?! — раздался крик Марата, хватающего Веню за руку и пытающегося за доли секунды убедить его последовать примеру остальных.

Грянул еще один взрыв. Женщины в панике закричали.

Веня вырвал свою руку из символической хватки и сделал несколько шагов назад по направлению к лестнице.

— Куда ты?! Нас бомбят с воздуха! — голос Марата потонул во всеобщем гуле дребезжащих стен, грохоте взрывов и криков, обращенных к Богу.

Веня молча попятился назад, пока спиной не наткнулся на перила. Марат махнул рукой и быстро опустился на пол, используя любую возможность, чтобы выжить.

Развернувшись лицом к лестнице, Веня вихрем взлетел на третий этаж. Бетонные ступени окончились, сменяясь перфорированными металлическими, ведущими на крышу. Люк откинулся бесшумно на общем фоне громовых перекатов. Рваные листы жести так же тихо заскрежетали под ногами. Никто и ничто не могло перекричать шум мощнейших взрывов авиационных бомб.

Намереваясь приблизиться к самому краю крыши, Веня зацепился за отогнутый жестяной угол: руки в ржавчине, ушибленное колено — плевать. Там, над головой летали бомбардировщики, самолеты дружественной армии, авиация, прилагающая все силы для того, чтобы стереть группировку религиозных фанатиков с лица земли.

Веня задрал голову к небу: несколько бомбардировщиков, находившихся в поле его видимости, парило над городом. Остроносые бомбы, бешено мелькая лопастями-стабилизаторами, почти прицельно вонзались в крыши домов, оставляя от светлых зданий лишь сгустки темного дыма, вздымавшегося до самого неба. Пламя быстро сменялось клубами неосязаемой субстанции, сначала серой, стремительно темнеющей по нарастающей, при этом уносящей с собой чьи-то такие же неосязаемые души.

Где-то рядом затрещала зенитка. Веня повернул голову и увидел, как несколько боевиков на крыше соседнего здания обстреливали из двух установок паривший над их головами военный самолет. Зенитные патроны бесследно растворялись в воздухе, гильзы падали на железную крышу и раскатывались в разные стороны, люди кричали в ажиотаже, призывая Всевышнего себе на помощь.

— Эй! Давайте сюда! — Веня замахал руками, обращаясь к бомбардировщику в надежде быть услышанным. — Сюда! В это здание!

Его голос начал срываться на хрип. Маленький человечек, безнадежно прыгающий на крыше, изо всех сил призывающий смерть не был услышан.

Постепенно взрывы стали утихать, и мало-помалу дымовая завеса начала рассеиваться. Почти подойдя к самому краю, Веня оценил последствия взрывов: среди домов, колючих от спутниковых тарелок, зияли пустоты, некогда бывшие высотными зданиями. Битые кирпичи, осколки штукатурки и стекол — вот всё, что осталось от них после ударов с воздуха.

Мысленно теша себя надеждой, что каждый такой удар унес как минимум десятки жизней безжалостных террористов, Веня направился к раскрытому люку. Ему не хотелось возвращаться в это страшное здание к опасным, непредсказуемым людям, ему очень хотелось домой и даже хотелось к маме, домой, на работу, домой, в пустую квартиру, куда угодно, лишь бы домой.

Но каждый шаг вниз лишь приближал его к исходной точке того кошмара, который продолжался два дня.

На первом этаже уже начали приходить в себя: женщины отряхивали пыльную одежду, боевики о чем-то шумно переговаривались между собой, ожесточенно жестикулируя.

Завидев Веню, преодолевающего последние ступени, Марат торопливо произнес:

— Похоже, все стекла повыбивало. Нужно этих, — он кивнул в сторону женщин, — завести в кладовку на втором этаже. Там нет окон, они не смогут сбежать.

Веня устало закатил глаза:

— О Боже! Делайте, что хотите! — и вдруг, словно опомнившись, он схватил обеими руками Марата за воротник кителя и начал кричать ему прямо в лицо. — Где мой паспорт?! Отдайте мои документы!

— Угомонись! — Марат ловко увернулся и, оттолкнув от себя ошалевшего от царившего кругом беспредела Веню, направил в его сторону автоматное дуло, — пошел в казарму, быстро!

В это время бородатый конвоир, выстроив пленниц гуськом, повел их в сторону лестницы с тем, чтобы попасть на второй этаж. Проходя мимо Вени, стоящего возле стены и продолжающего спорить с Маратом, одна из женщин схватила его за руку и быстро заговорила на английском:

— Вы понимаете меня? Понимаете?

Веня вздрогнул и уставился на нее, не веря своим ушам.

Конвоир что-то недовольно пробормотал и прикладом толкнул женщину в спину. Та устояла на ногах и, отпустив Венину руку так и не дождавшись его ответа, продолжила свой путь, на ходу выкрикивая:

— Помогите нам сбежать! Просто откройте дверь! Просто откройте! — с этими словами ее фигура скрылась из виду.

Веня проводил ее удивленным взглядом.

— Что она тебе говорила? — нетерпеливо осведомился Марат. — Она говорила на английском, ведь так?

— Застрелить вас она предлагала, уверяла, что так будет лучше для всех, — Веня вперил в него свой взгляд, откровенно говоривший о правдивости сказанных слов, и Марат промолчал, приняв всё это за чистую монету.

Глава десятая

Прошло ещё два дня, в течение которых Веня старался не выходить из казармы, если его не вызывали для каких-нибудь очередных переговоров. На первом этаже всегда происходило какое-то движение: боевики приходили и уходили, стреляли, смеялись, молились.

Даре больше не обстреливали с воздуха, и из разбитого окна Веня мог видеть, как мало-помалу обычное население впадает в привычное русло жизни города, находящегося на военном положении. Люди покидали свои дома, снова заходили в магазины, иногда просто прогуливались по разбитым снарядами улицам, чтобы не сойти с ума в замкнутом пространстве.

Веня сидел вполоборота с ногами на подоконнике, опершись затылком об оконную раму, и думал о том, что если бы сейчас в его руках оказалась гитара, то он непременно бы исполнил печальную песню. Под воздействием воспоминаний его руки обхватили невидимый инструмент, пальцы ударили по неосязаемым струнам, а губы зашептали почти неразличимые слова:

«Город накрыло одеялом

Из холодной тучи,

И его не стало.

Боли — много или мало,

Было или будет, —

Всем её хватало».

Дверь в казарму распахнулась, и в помещение вошел Марат с несколько обеспокоенным выражением лица.

— Что еще? — Веня спрыгнул с подоконника и быстро приблизился к нему, с тревогой замечая серебро наручников на поясе казаха.

— Мы уходим на задание. Здесь, рядом. Пару часов, может чуть больше. Шейхи сказали идти всем, поэтому я тоже пойду. Бежать тебе некуда, я думаю, ты это понимаешь. Без паспорта границу не пересечь, тем более в ближайшее время тебя отзовут назад, домой.

Сердце Вени бешено заколотилось при звуках последней фразы.

— Но на всякий случай я надену вот это, — с тихим бряцаньем он отстегнул наручники.

— Мне так страшно, так страшно, — Веня сделал неожиданный шаг вперед, сокращая до минимума дозволенное расстояние и, тесно прижавшись к онемевшему от подобных действий Марату, левой рукой мягко зарылся в его волосы, а правой начал настойчиво скользить по талии. — Ты же обещал быть рядом, ты говорил, что все уйдут, а ты останешься со мной, — с придыханием прошептал он над самым ухом растерявшегося мужчины.

— Совсем охренел?! — Марат с силой оттолкнул от себя Веню прямо на постель, и, не встречая ни малейшего сопротивления с его стороны, защелкнул стальные браслеты, соединив руку и железный прут спинки кровати.— Сиди и жди, придурок, — сказал он, немного помедлив, и, окинув глазами все помещение, захлопнул за собою дверь, не забыв щелкнуть замком.

Веня откинулся на подушку и коротко рассмеялся. Его правая рука сжимала пластиковую рукоять американского армейского клинка. Острые зубья ощерившейся пилы на обухе, справляющейся даже с авиационным алюминием, красноречиво говорили о том, что им по силам даже металлопрокат кроватной трубки — весь вопрос стоял только во времени.

А времени было не так много, поэтому Веня сразу принялся за работу. Он пилил несколько часов, пилил до изнеможения, до боли в затекших суставах. Стальной наручник впивался в кожу, оставляя под собою красные отметины. Металлические крупинки серебристой пыльцой падали на подушку. Трубка значительно истончилась и после финальных ударов зазубренного смычка по одинокой перетертой струне разомкнулась, пропуская пространство между своих половин.

Высвободив наручник из железного плена, Веня мигом вскочил с кровати и, приложив ухо к двери, внимательно прислушался. Тишина. В доме царила полная тишина. Это хорошо. Это соответствовало его плану.

Ударом ноги в тяжелом ботинке с третьего раза Веня выбил замок на злосчастной двери. Убедившись, что коридор пуст, Веня выскользнул из комнаты и устремился к двери на противоположном конце коридора. Никакие ключи не требовались. Один поворот металлической ручки — и пять пар глаз несчастных пленниц были устремлены на него.

— На выход, — взволнованно проговорил он. — Вы свободны.

Ещё не до конца поверив в услышанное, женщины начали быстро покидать свою мрачную комнату. Но не успела последняя из них переступить порог свободы, как на верхних ступенях лестницы показалась та самая служанка-рабыня, которая прибиралась во всем доме. Она была явно на стороне террористов, и с диким криком бросилась вниз по лестнице с тем, чтобы привлечь внимание к разворачивающейся беде.

Веня даже не успел отреагировать, как трое из женщин бросились за ней. Буквально через минуту рассвирепевшие пленницы, уже почувствовавшие вкус свободы, волокли упирающуюся изо всех сил сторонницу радикальной религии. Затянув её в чулан, где только что находились они сами, женщины начали дружно наносить по ней удары, при этом что-то постоянно выкрикивая.

Веня отошел подальше от дверного проёма, чтобы не быть свидетелем подобных женских разборок. От группы праведного гнева отделилась та самая женщина, которая на днях говорила с ним по-английски.

— Огромное спасибо! Вы не представляете, что сделали для нас! Но, прошу вас, — она упала перед Веней на колени и умоляюще сложила ладони. — Проводите нас до моего дома, здесь совсем рядом. На улице мы можем кого-нибудь встретить, а женщина не должна передвигаться одна, без мужчины. Нас сразу задержат. Прошу вас, возьмите автомат и проводите нас, будто конвоируете куда-то!

— Да я и стрелять не умею! — воскликнул Веня, пытаясь приподнять её с пола. — Какой с меня конвоир?

— Просто проводите нас, умоляю! Без вас мы не пройдём и десятка метров. Я не знаю, кто вы и откуда, но у нас женщина одна находиться на улице не может! Понимаете? Если вы не пойдете с нами, то все, что вы сделали — напрасно! — она крепко вцепилась в Венины ноги и подняла на него свои черные, полные слез глаза. Они не гипнотизировали, не удерживали взгляд, они просто хотели свободы.

Всё ещё сомневаясь в своих намерениях, Веня распрямился, оставив женщину у своих ног, и встретился взглядом с ещё несколькими парами таких же черных умоляющих глаз. Женщины почти бесшумно окружили Веню и, не сговариваясь, тоже опустились перед ним на колени.

Почувствовав себя неловко, он болезненно потёр переносицу и, собравшись с духом, наконец произнёс:

— Закройте эту ведьму, — и указал рукой на кладовку, где продолжала лежать потрёпанная жизнью предательница.

Одна из женщин тут же поднялась с колен и захлопнула дверь, не забывая запереть её для надёжности.

Веня быстро достал из кармана кителя свою черно-белую куфию. Сложив её треугольником, он накинул на волосы клетчатую ткань и закрыл лицо длинным краем, обернув углы вокруг головы и крепко завязав их между собой. Скользнув по маленькой толпе зелеными глазами, Веня кивком головы предложил женщинам следовать за ним.

Он знал, где хранится оружие: в обеденной комнате возле стены. Его никто не прятал. Автоматы просто лежали в углу, различаясь лишь цветами рожков и разновидностью прикладов.

Быстро выбрав из всей этой кучи первый приглянувшийся автомат, полностью черный с телескопическим прикладом, и перекинув брезентовый ремень через шею, Веня положил правую руку на пистолетную рукоять, а левой обхватил холодное цевьё. Он ненавидел оружие всем своим существом, он ненавидел его ещё до того, как взял в руки, ненавидел и сейчас. Он не проникся чувством временной власти, не ощутил приятную близость возможной опасности, не преисполнился той силой, которой обычно проникаются все новички, впервые взявшие в руки оружие, — лишь мертвенный холод бездушного железа.

Веня обернулся. Женщины столпились в дверном проёме, ожидая его дальнейших указаний. Эти люди поверили ему, вкладывая свои жизни в его руки, и он не мог не оправдать их ожиданий.

Приоткрыв входную дверь, Веня осторожно выглянул на улицу — ничего особенного. Постепенно начинало темнеть, улица казалась пустынной. Вечернюю тишину периодически разрывали автоматные очереди, но это было в нескольких кварталах отсюда.

Выпуская женщин по одной, он слегка приостановил ту самую, которая так хорошо знала иностранный язык.

— Как тебя зовут-то? — осведомился он, уставший от черной безликости своих подопечных.

— Гуфран, меня зовут Гуфран, — поспешно произнесла она. — Не бойся. Направь на нас автомат и просто иди за мной. Здесь недалеко, — с этими словами она выдвинулась вперёд.

За последние два дня Веня впервые вышел на улицу. Обломки штукатурки захрустели под ногами. Проезжая часть оказалась завалена кусками соседнего рассыпавшегося здания — от него остался лишь острый осколок, очевидно доходивший до некогда второго этажа, одиноко торчавший наподобие айсберга в океане хаоса и разрушений.

Маленькая пугливая группа осторожно пробиралась через бетонные завалы, цепляясь за торчавшую из осколочных плит арматуру, падая и поднимаясь снова, с каждым шагом приближаясь к заветной цели.

Небо темнело. Отдаленная канонада постепенно начала утихать, сменяясь вечерней тишиной.

Приблизившись ко входу нужного дома, которого не коснулась ни одна взрывная волна, словно он был прикрыт невидимым защитным куполом, Гуфран нажала кнопку вызова. Веня не подходил вплотную к зданию — он пристально смотрел в его окна, за которыми живо замелькали людские силуэты. Дверь открылась со щелчком.

Пропуская подруг по несчастью вперёд, Гуфран слегка задержалась на пороге:

— Спасибо тебе. Мои родственники нас не выдадут. Теперь всё будет хорошо.

Веня грустно улыбнулся. И хотя его лицо почти полностью было скрыто под клетчатым платком, женщина прочитала эту улыбку в уголках его глаз.

— Прощайте, — сказал Веня с заметным облегчением.

— Прощайте, — дверь бесшумно закрылась, оставляя Веню одного на пустынной разгромленной улице.

Домой идти не хотелось. Да и разве можно было так думать о месте, сбежать из которого было можно, но только в никуда. Даже если попробовать перебраться через границу, даже если каким-то немыслимым образом он все же сможет попасть в свою страну, где гарантии, что его не вернут обратно? Обратиться в спецслужбы? Кто поверит в то, что видный депутат замешан в подобной деятельности? Да его, скорее всего, в психушку упекут прежде, чем он слово успеет сказать. Нет. Бежать — это не выход.

Плотные подошвы давили под своей тяжестью хрупкое стекло. Где-то над головой вспорхнула стайка голубей и скрылась за соседним зданием. Сейчас можно было идти куда глаза глядят, идти, пока не остановят. Призрачная свобода под свинцовым небом.

Боковым зрением Веня заметил знакомое здание суда. Взрывом из его оконных проёмов выбило все стекла, входную дверь перекосило, а по фронтону второго этажа пошла глубокая трещина.

«Дадаист наиболее свободный человек на земном шаре».

Намеренно игнорировав дверь, Веня смело шагнул в низко расположенное окно.

Уцелевшие уличные фонари ещё не зажигались, но света заходящего солнца было достаточно для того, чтобы увидеть фотографии с маркерными ценами и телефонами. Одну за одной Веня начал срывать их со стены, беспокойно поглядывая по сторонам, словно вор, забравшийся в магазин, чудесным образом оказавшийся открытым. Сформировав из помятых снимков аккуратную стопку, Веня убедился, что улица продолжает пустовать, и осторожно покинул здание.

Какое-то внутреннее чувство постоянно подгоняло его двигаться быстрее, что-то постоянно ускоряло его, заставляя сердце стучать всё громче и сбиваться на несвойственный для него ритм.

Впереди показалась нужная постройка. Дом был ещё пустым, если не считать женщины, запертой в кладовке. Включив в импровизированной столовой свет, Веня принялся за дело.

Скинув в общую кучу ненавистный автомат и слегка раздвинув в стороны огнестрельное оружие, Веня нашел несколько рожков, попарно перемотанных цветной изолентой. Это было как раз то, что нужно. Установив стул поближе к стене, прямо посредине автоматной кучи, и оттянув край куфии до подбородка, Веня начал быстро отдирать клейкую ленту и ножом разрезать её на куски абсолютно разной длины.

«Дадаизм, в основном, предстаёт в такой форме, как коллажи».

С помощью изоленты Веня начал крепить фотографии к стене вкривь и вкось, прямо и вверх ногами — всё это было абсолютно неважно. Разноцветные ленты пересекались вместе и расходились в разные стороны, беспорядочно, безо всякой системы.

«Я против любой системы. Самая подходящая система — не иметь никакой системы».

Когда фотоколлаж был закончен, Веня отошёл в сторону, примерился и решил, что для полноты его видения окружающей действительности этого недостаточно. Поэтому он вышел на улицу, прямо возле порога набрал пригоршню битого стекла и с силой сжал осколки в руках, позволяя острым граням до крови ранить его кожу.

«Суть самовыражения — провокация, как единственный способ существования».

Вернувшись в комнату, Веня влез на стул и, приложив окровавленные ладони к своему творению, начал круговыми движениями придавать ему более насыщенный, багряный цвет. Посчитав и это недостаточным, он снова сходил на улицу и, притащив несколько кусков бетона, выложил их на стуле в определённую композицию.

Ладони жгло от неглубоких порезов. «Прививку от столбняка сделал. Значит — плевать! Танцуем! », — пронеслось у него в голове.

Обильно посыпав бетонную композицию патронами, Веня снова отошёл в сторону и, полностью удовлетворившись внешним видом своего детища, удовлетворённо вздохнул.

«Основной стиль дадаизма — открыто выраженный протест против военных действий и стремление к анархии».

Открыв кран с холодной водой, Веня с удовольствием подставил под прозрачную струю свои руки.

«Кровь не должна быть видна…тебя не убьют дети Праведной Земли».

Когда ладони окончательно окоченели, он неловко закрыл воду. В последний раз оглянувшись на провокационную инсталляцию, он грустно улыбнулся и медленно пошёл на второй этаж. Наручники на левом запястье бряцали при каждом шаге, напоминая о грядущей расплате. Но Вене было уже всё равно.

Из запертой кладовки донёсся шум и тревожные возгласы: женщина услышала его движения и всеми силами постаралась привлечь внимание.

Не найдя в себе сил проигнорировать эту возню, Веня с силой зарядил ботинком о дверь, заставляя ту содрогнуться в петлях. Пленница испуганно закричала.

— Кричи, кричи, тварь, — хрипло произнес Веня, наподдав ботинком ещё раз в деревянное полотно.

Едва ли не ползком добравшись до своей кровати, Веня стянул с головы черно-белую куфию и, оставив её в зажатой руке, рухнул на постель с чувством исполненного долга и тут же погрузился в глубокий спокойный сон.

***

Веня проснулся уже на полу от чьего-то болезненного пинка. Распахнув глаза от неожиданности, он со внутренним содроганием встретился с полным ненависти, абсолютно разъяренным взглядом Кахира.

Схватив Веню за шиворот обеими руками и с силой усадив его на постель, боевик, присев на корточки, начал выкрикивать ему в лицо гневные фразы.

— Где они? Где? — слегка взволнованным голосом начал переводить Марат.

Веня опасливо скосил глаза: все террористы были в сборе — все семь человек. И каждый что-то кричал, внушительно потрясая автоматом.

Пока Кахир одними только воплями пытался добиться толку, они обступили Венину кровать и с самым что ни на есть угрожающим видом начали вторить своему командиру, брызгая слюной и заглядывая пленнику прямо в лицо.

— Где женщины? — Кахир начал с силой трясти Веню за плечи. — Собака, ты понимаешь, что сделал?

В этот момент Вене стало по-настоящему страшно. Игры в чужую войну окончились, и пришла пора отвечать за свои поступки. Видя, что криком толку не добиться, Кахир с силой ударил пленника по лицу, второй рукой удерживая его за шиворот. Из разбитой губы потекла горячая струйка крови. Кахир разгадал смысл обречённого взгляда зелёных глаз и понял, что пленник его боится.

— Вениамин, скажи правду, — подал голос Марат откуда-то сбоку. — Тебя не убьют, но могут сделать жизнь невыносимой. Кахир незамедлительно подтвердил слова Марата новым ударом. — Скажи правду или через полчаса останешься без ногтей.

Веня облизнул пересохшие губы, уже свыкаясь с неизменным присутствием металлического привкуса, и медленно произнес:

— Я просто открыл им дверь.

Марат тут же перевёл его слова, с тревогой глядя на Кахира.

— Говори, где они! — настаивал тот, распрямляясь и изо всех сил встряхивая Веню за шкирку.

— Я же говорю: я просто открыл им дверь, — срывающимся на крик голосом упрямо повторил Веня, переводя испуганный взгляд с одного боевика на другого.

Кахир с силой приподнял его и снова швырнул на пол, намеренно позволяя удариться головой о стену. Боевики одобрительно загудели. Они потеряли своих жён, потеряли деньги и жаждали отмщения.

Оставив возле Вени часового, Кахир с Маратом и остальными единоверцами спустились на первый этаж и вошли в столовую, где уже вовсю хозяйничала выпущенная из кратковременного плена служанка.

— Фариза говорит, что ничего не видела. Женщины избили её и заперли в комнате, — задумчиво произнес Кахир, беспокойно посматривая на появляющуюся на столе скудную еду. — За жён потребуем с Усмана двойную плату.

— Потребуем, — одобрил Марат, принимая свою обычную позу и задумчиво разглядывая Венину инсталляцию, которую ещё не начали разбирать.

— Все равно нужно наказать собаку. За клевету — восемьдесят ударов кнутом. В самый раз для него.

— Да, в самый раз, — машинально повторил Марат, отрывая взгляд от объекта современного дадаизма. — Это ж надо — художник, оказывается! А говорил — технарь.

***

Ровно к одиннадцати утра Веню привезли на главную площадь, закованного в наручники, словно преступника.

Слабый ветерок едва колыхал его взлохмаченные черные волосы. Грязные засаленные пряди спадали на глаза, разбитые, слегка опухшие губы слегка подрагивали, плечи безвольно опустились и чуть подались вперед, придавая его фигуре ссутуленный вид.

Вене было жутко, жутко от того, что должно было произойти сейчас, в двадцать первом веке. Ладони вспотели, и вчерашние порезы постепенно начинали гореть, но эта боль была настолько незначительна и незаметна, насколько незначительны и незаметны колючки репейника, прилипшие к шерсти собаки, чью голову намертво зажали в дверях.

Народ начал постепенно подтягиваться к месту очередной экзекуции. Как всегда, мужчины, юноши, подростки — все они держали наготове мобильные телефоны, чтобы запечатлеть новое увлекательное зрелище.

Люди образовывали достаточно узкий круг, который утолщался с каждой минутой, обрастая всё новыми зрителями, жаждущими жестокой расправы.

Взгляд Вени был устремлён в землю. Он соскальзывал с носков ботинок на трещины в асфальте, затем нервно возвращался обратно, разглядывая переплетение светлых шнурков.

Всё это время Кахир стоял сзади, на всякий случай контролируя каждое движение своего подопечного.

Толпа расступилась, пропуская в центр круга ещё двух человек, двух крупных мужчин, один из которых, с классической бородой на безусом лице, держал в руках бумагу, а второй, в чёрной тканевой маске, сжимал в кулаке свёрнутый в несколько оборотов коричневый кнут, сплетённый из нескольких полос кожи и утончающийся к концу, на котором был прикреплен длинный узкий ремень, заканчивающийся подобием тонкого шнурка с кисточкой.

С тяжёлым вздохом Веня перевёл взгляд с ботинок на орудие предстоящей пытки и, до боли закусив и без того распухшую губу, снова опустил голову.

Один из мужчин с торжественным видом начал зачитывать обвинительный приговор. Его голос был высоким и тягучим, он звучал будто нараспев и, не понимая смысла сказанных им слов, со стороны могло показаться, будто мужчина читает молитву.

Читал он долго, минут десять. Веня даже успел подумать, что боевик прилюдно озвучивает все его грехи, начиная с самого рождения. И когда последнее вязкое слово растворилось в полуденном зное, толпа одобрительно загудела и заметно оживилась.

День обещал быть очень жарким. Хлопковая рубашка уже успела прилипнуть к телу, повторяя порывистые движения грудной клетки, вызванные взволнованным дыханием. Веня мельком взглянул на свои руки, сцепленные спереди черными, местами затертыми до серебристых краёв металлическими браслетами: кожа то тут, то там была покрыта багровыми кровоподтёками, начинающимися от самих запястий и заканчивающимися где-то под короткими рукавами.

Приняв воцарившееся молчание народного судьи как сигнал к действию, Кахир подтолкнул Веню к ближайшему фонарному столбу. Расстегнув наручники, он заставил несчастного осуждённого обхватить бетонную колонну и снова защёлкнул стальные кандалы.

Оттянув на себя воротник Вениной рубашки, острым клинком Кахир надрезал тонкую ткань и рванул её в разные стороны, позволяя обнажиться проступающим позвонкам.

Ажиотаж в толпе начал возрастать. Отовсюду слышались очевидно подбадривающие палача возгласы, пугающие своим откровенным нетерпением.

Услышав свист разрезающего воздух плетёного ремня, Веня судорожно сжался и крепко зажмурил глаза. Первый удар не показался особо чувствительным — лишь лёгкий хлопок, заставивший тело интуитивно вздрогнуть. Второй был более ощутимым, оставив на нежной коже бледно-розовую полосу. С каждым новым ударом палача размах кнута становился всё сильнее, причиняя беззащитной жертве новые мучения.

Народный судья, комкая в руках обвинительный протокол, громко отсчитывал каждый новый удар. Кнут продолжал свистеть в воздухе, начиная рассекать не только бесплотную материю, но и покрасневшую кожу.

На сорок пятом ударе Веня упал на колени и слабо застонал, прислонившись щекой к успевшему нагреться под южным солнцем бетонному столбу.

Не обращая ни малейшего внимания на состояние осуждённого, палач продолжал свою бесчеловечную работу, словно рисуясь под десятками видеокамер, направленных к эпицентру захватывающих событий.

Шестьдесят два, шестьдесят три…

Под вспухшей кожей начала проступать кровь, готовая брызнуть из свежих ран при любом неосторожном ударе.

Шестьдесят восемь, шестьдесят девять…

Стальная кромка наручников чуть ли не до кости вонзилась в дрожащие запястья, голос охрип от протяжных стонов и теперь еле слышными всхлипываниями вырывался из тяжело вздымающейся груди.

Семьдесят два, семьдесят три…

Веня почти не чувствовал, как горячая влага хаотичными ручейками заструилась из рассеченной кожи, окропляя продолжавший свою работу плетёный инструмент средневековой казни.

«Кровь не должна быть видна… Новые шрамы, теперь будут новые шрамы».

Семьдесят шесть, семьдесят семь…

Голос судьи, отбивавший ритм незнакомыми словами, стал звучать как-то размыто и отдалённо. Возгласы толпы приглушились и затихли где-то вдалеке. Начинавший терять сознание Веня не видел, как спешили к нему люди в медицинских халатах.

Семьдесят девять, восемьдесят.

Он не понимал, что Кахир уже расстегнул стальные браслеты, что толпа, получив свою порцию кровавого зрелища, начинала расходиться, не осознавал, что его пытка закончена, не чувствовал, как его аккуратно подняли с земли и бережно уложили на носилки, — сознание временно покинуло искалеченное тело, позволяя хотя бы на короткое время отдохнуть от непереносимой боли.

Неделю Веня провёл в госпитале под бдительным присмотром местных докторов. Раны не были слишком серьёзными, ни одну из них даже не пришлось зашивать, поэтому очень скоро в дверном проёме больничной палаты возник Марат и сказал, что пора уезжать. Веня не хотел, до одури не хотел возвращаться обратно в замкнутое пространство бетонного кошмара, но боевики Праведной Земли думали иначе.

Снова потянулись тоскливые дни вынужденного плена, разлагающиеся ядовитыми вкраплениями телефонных переводов, с каждым словом заставляющие совесть твердить о том, что он поступает очень плохо. День за днём, ночь за ночью в таком монотонном режиме военного времени прошёл целый месяц. И когда Марат с видимым восторгом объявил, что сегодня вечером Веня отправится домой, тот не поверил, постепенно свыкнувшись с мыслью, что кошмар под свинцовым небом не закончится никогда.

Осознание всей правды этих слов дошло до Вени только тогда, когда Марат вложил в его зажившие от царапин ладони паспорт. Его паспорт. Непрошеные слезы потекли по щекам, когда дрожащие от волнения руки прижали к груди драгоценный документ. Но Веня лишь на несколько секунд позволил себе эту слабость, забивая свои эмоции на самое дно колодца уставшей души.

Грузовик не мог подъехать к самому дому из-за разбитой дороги, поэтому Вене, неизменно сопровождаемому Маратом, пришлось идти пешком до соседнего квартала. Мельком взглянув на дом Гуфран, где месяц назад нашли своё убежище спасённые им беглянки, Веня подумал о том, что всё-таки время, проведённое под свинцовым небом, прошло не зря.

Тот самый грузовик, на котором он месяц назад приехал в Даре, стоял у обочины. Заметив знакомые лица, Акиль гостеприимно распахнул дверцу кабины. На этот раз у него не было сопровождающих: то ли их успели убить, то ли Акиль изначально ехал в одиночестве — это было неизвестно.

Боевик протянул Марату очередную плату за сохранность Вени в виде увесистой пачки американских долларов.

Небрежно пролистав с приятным треском края новеньких банкнот, Марат спрятал деньги в карман штанов и, задумчиво почесав затылок, тем самым слегка сдвинув куфию на лоб, медленно произнес:

— Прощай, что ли…

Случись этот отъезд на несколько недель раньше — Веня немедленно высказал бы всё, что думал о жестоком казахе, о его образе жизни, ценностях, приоритетах. Но Веня до изнеможения устал жить в этом городе, устал постоянно слушать звуки выстрелов и содрогаться от одной только мысли о том, что вот-вот их убежище взлетит на воздух. Поэтому он слегка усмехнулся — улыбка получилась кривой и озлобленной — и, потянув на себя левую руку Марата, он с размаху вложил в раскрытую ладонь скомканный черно-белый платок, а затем со словами: «Прощай, террорист», — быстро скрылся в кабине грузовика.

— Прощай, художник, — произнёс Марат, с какой-то неприятной тоской глядя вслед удаляющемуся автомобилю, поднимающему прощальные клубы дорожной пыли.

Глава одиннадцатая

Феликс не находил себе места: уже двадцать минут он нарезал круги по гостиной, время от времени заламывая пальцы и хмуро поглядывая на горничную, сидевшую на диване и тщательно протиравшую хрустальные нити маленького торшера, периодически звякая ими друг о друга.

Из кухни потянулся запах ванилина. Охранник Дмитрий развалился в кресле и увлеченно играл во что-то на своем мобильнике, время от времени нервно постукивая кончиком туфли о пол. Усман, страдающий от безделья, с завидным усердием складывал самолетик из газетного листа.

Веню вот-вот должны были привезти.

Все эти вкрадчивые шорохи, приглушенные стуки, навязчивые запахи постепенно начинали раздражать хозяина дома.

«Равнодушные люди. Сидят и возятся, копошатся, что-то там перебирают своими ручонками», — он хрустнул пальцами до боли в суставах.

— Феликс Леонидович, — в дверях кухни появилась Елена Викторовна. — А что, если…

— Пошли вон отсюда! — Феликс резко остановился посреди зала и жестом указал в сторону столовой комнаты, хмурым взглядом окидывая всех присутствующих.

Горничная удивленно приподняла брови, прекратив полировать и без того чистый хрусталь, Дмитрий тихо выругался, пропустив свой ход в игре, Усман хмыкнул в сторону и продолжил заниматься своим делом.

— Вон! Пошли вон отсюда! — со злобой прошипел Феликс, впервые в жизни позволяя себе топнуть ногой.

Как по команде, горничная и охранник поднялись со своих мест: девушка — спрятав вискозную салфетку в карман нарядного фартука, а охранник — опустив телефон во внутренний карман пиджака, и дружно направились в сторону кухни. Видя неуравновешенное состояние хозяина, Елена Викторовна пожала плечами и скрылась в глубине своей обители, где только она всегда являлась царем и богом.

Усман и ухом не повел, продолжая делать продольные складки на черно-белой бумаге и даже что-то напевая себе под нос.

Феликс недовольно посмотрел на него и, брезгливо поморщившись, поспешил отвернуться. В последнее время он начал бояться своего телохранителя, постепенно выходившего из-под четкого контроля.

Входная дверь открылась настежь, и порог дома переступил Веня в сопровождении Акиля.

Феликс вздрогнул, остановившись в трех метрах и не решаясь подойти ближе.

Зеленые глаза будто выцвели и порыжели, глядя по-совиному хмуро и угрюмо. Тонкий шрам неровной розовой нитью протянулся от правого виска к щеке, скрываясь в неряшливой щетине. Смоляные волосы слипшимися прядями сплелись в косматые вихры. Рукава светлого кителя были закатаны до локтей, и на тонких руках отчетливо виднелись пожелтевшие следы от проходящих синяков. Запыленные штаны песочного цвета были небрежно заправлены в высокие военные ботинки, туго зашнурованные, придающие облику мужчины непривычный оттенок, угрожающий и агрессивный.

— Всё. Человек доставлен, — отчитался Акиль. — Еще какие-нибудь распоряжения будут?

Феликс нетерпеливо махнул рукой, давая понять, что тот здесь больше не нужен. Обменявшись взглядами с Усманом, Акиль быстро вышел из дома, бесшумно закрыв за собою дверь.

Веня молчал, не сводя с Феликса тяжелого пристального взгляда из-под черных бровей. Этот взгляд был полон той нестерпимой боли, которую испытывают люди, получившие страшный, совершенно ненужный и жестокий жизненный опыт.

Бумажный самолетик, быстро взмывшийся в воздухе, Веня поймал на лету, даже не повернув головы и, неторопливо скомкав газетную бумагу, разжал пальцы, позволяя легкому шарику с глухим звуком упасть на пол.

— Ты…как? — Феликс решился на шаг вперед и приблизился к Вене почти вплотную, поднося слегка дрожащую руку к его лицу с намерением прикоснуться к шраму. С содроганием он ясно почувствовал запах пота и гари — запах войны, исходивший от стоящего рядом мужчины. Феликс ощущал, что Веня изменился, стал каким-то другим, уставшим, ожесточенным, еще больше презирающим его человеком.

Веня ожидаемо отстранился, не позволяя пальцам прикоснуться к свежему рубцу, и раздраженно произнес:

— Лучше всех. Рапорт потребуешь у своих друзей.

Феликс обреченно опустил руку и, делая короткую паузу после каждого слова, проговорил:

— Прости. Меня.

Веня криво усмехнулся и с недовольством почесал за ухом:

— Я пойду в душ, — коротко ответил он и, не дожидаясь ответа, быстро направился в нужную сторону.

Феликс медленно опустился ни диван, болезненно обхватив голову обеими руками. Усман иронично прищурился, удобно откинувшись в кресле, и принял роль зрителя в дальнейших событиях.

Грязные ботинки с каждым шагом оставляли темные следы на белом полу. Вене хотелось поскорее стянуть с себя ненавистную военную одежду, эту обувь, пропитавшуюся кровавой энергией, хотел сбросить, смыть с себя все то, что продолжало напоминать о пережитых днях на чужой войне.

Струи воды, растекавшиеся по стеклу душевой кабины, окрасили тонированную поверхность в серый цвет, затем, смешавшись с ароматной пеной, они становились все светлее, пока не приобрели необходимую прозрачность.

Приоткрыв стеклянную дверцу, Веня снял с крючка большое белое полотенце и с наслаждением завернулся в него, получая долгожданное удовольствие от ощущения чистоты. На краю ванной, стоявшей по центру комнаты, он заметил стопку одежды, аккуратно сложенной и предназначавшейся явно для него.

Около акрилового края на полу стояли тапочки. Его тапочки, которые он всегда надевал, когда жил здесь.

Веня подошел к зеркалу: его зубная щетка, его бритва, его персональная зубная паста — все стояло так, как он оставил месяц назад, словно и не было того страшного периода в его жизни.

Плавающая бритвенная головка тихо зажужжала, освобождая кожу от колючей растительности. Через десять минут из зеркальной поверхности на Веню смотрел все тот же молодой человек, который совсем недавно с особой тщательностью собирался на светский раут. Лишь свежий шрам через правый висок напоминал о прошлом.

Горячие струи фена заставили смоляные волосы взмыться вихрем в своих обжигающих потоках. Здесь все по-другому, все как было, но как раньше, уже не будет никогда.

Застегнув последнюю пуговицу темно-синей рубашки, Веня покинул ванную комнату, с грохотом хлопнув массивной дверью.

Феликс страдал. Слабая надежда на то, что, может быть, еще не все потеряно, едва тлеющим огоньком грела душу. Он ждал этого момента, долгожданного приезда Вени каждый день, начиная с того страшного вечера. Всем своим разумом Феликс понимал, что Веня не изменит свое отношение к нему, что стало еще хуже. Но ему очень хотелось, безумно хотелось, пусть даже на миг увидеть в зеленых глазах хотя бы сотую долю той теплоты, которой раньше так щедро делился с ним его фаворит.

Веня вошел в гостиную почти бесшумно. Боковым зрением заметив появившуюся фигуру, Феликс быстро вскочил с дивана и тут же замер в нерешительности, не зная, с чего начать неловкий разговор.

Веня появился с тем же эффектом, с каким однажды вышел из подъезда, когда Феликс ждал его в машине, и точно так же, как тогда, сердце депутата екнуло от нахлынувшего волнения. «Тук, тук, тук», — пульс болезненно отбивался в висках, заставляя покрываться ладони холодным потом от страха, внушаемого предстоящим диалогом.

Веня быстро приблизился к Феликсу и, устремив внимательный взгляд в некогда спокойные серые глаза, тихо проговорил:

— Ты когда-нибудь видел свинцовое небо?

Феликс, словно завороженный, постепенно начал погружаться в гипнотическую глубину завораживающего желто-зеленого омута.

— Нет, — просто ответил он.

— Я видел, — зрачки начали сужаться от нарастающего гнева. — Это страшно.

— Да, наверно, — Феликс нервно сглотнул.

— Сейчас война там, далеко, — Веня кивнул головой куда-то в сторону. — Но она легко может переместиться сюда, в нашу страну, в которой есть такие гниды, как ты. И хорошо, если первым снарядом, летящим в нашу сторону, вас разнесет к чертям собачьим!

Усман громко кашлянул в своем логове, но на него никто не обратил внимания.

— Послушай, послушай, — торопливо заговорил Феликс, делая успокаивающие жесты скорее для себя, нежели для своего собеседника, — если бы не я, тебя бы давно убили!

— Я хоть сейчас могу, — подал голос Усман, непонятно для кого демонстрируя опасный нож, — на него никто не собирался смотреть.

— Если бы не ты, меня бы там не было! — рявкнул Веня.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, собираясь с мыслями и с силами для того, чтобы продолжить это противостояние двух сильных людей.

— Я могу уйти? — Веня первым нарушил звенящую тишину.

— Да, — слегка дрогнувшим голосом ответил Феликс.

Словно камень с души свалился. Можно уйти!

Веня чуть ли не бегом бросился в коридор в поисках любой своей обуви. Схватив первые попавшиеся туфли, он быстро натянул их и, не завязывая шнурков, ломанулся к входной двери.

— Веня! — голос Феликса заставил его обернуться на пороге. — Сентябрь. Четырнадцать градусов. Это тебе не Даре, — в руках он держал новую куртку, предусмотрительно купленную заранее. — И, да. Тебе завтра на работу. Отпуск закончен.

Веня торопливо накинул верхнюю одежду на плечи и, ничего не сказав на прощание, практически вывалился из дома, путаясь в шнурках и наступая на их длинные концы. Со стремительной скоростью он преодолел небольшой дворик и пулей выскочил на улицу. Стремглав пробежав два квартала и окончательно осознав, что его никто не преследует, Веня остановился и, отдышавшись, присел, завязывая шнурки.

Ощутив странную тяжесть в карманах куртки, он извлек из них свои водительские права, ключи от квартиры, мобильный телефон и кошелек, забитый под завязку крупными купюрами.

До ближайшей остановки было очень далеко — богатый квартал не признавал общественного транспорта, поэтому, усевшись на бордюре, Веня тут же вызвал такси. Машина подъехала через пятнадцать минут, чтобы наконец-то отвезти его домой.

Мирные пейзажи, мирные люди, целые дома, нетронутые взрывами, открытые лица, не скрывающиеся под масками и накидками — Веня успел утратить надежду на то, что сможет увидеть все это еще раз.

Он с жадностью всматривался в окно, оборачивался, улыбался, все время порываясь отстегнуть ремень безопасности, ограничивающий свободу его движения.

— Не местный? — с легкой усмешкой заметил водитель, то и дело поглядывая на странного пассажира.

— Местный, местный, — с болезненным восторгом ответил Веня, звонко хлопнув в ладоши. — Водочки бы мне, я домой еду!

Автомобиль ехал быстро. В этом городе в десять утра никогда не бывает много машин. На горизонте уже показались окна Вениного дома. Еще несколько кварталов — и он будет на месте, в тишине и покое, на своей, только своей территории.

Проспект, через который пролегал путь домой, был перекрыт отрядом полиции. Всех подъезжающих регулировщик разворачивал в обратном направлении.

— Командир, а что такое? — водитель в недоумении высунулся из окошка.

— Гей-парад, — со вздохом пояснил тот, — велено охранять. Разворачивайтесь.

— Придется в объезд, — развел руками шофер, собираясь воткнуть передачу.

— Подождите, — Веня достал кошелек и положил на приборную панель несколько крупных купюр. — Я пешком быстрее дойду, — с этими словами он вылез из машины.

Крики и громкая музыка больно ударили по ушам, уже отвыкнувшим от светского шума. Быстрым шагом приблизившись к странному столпотворению, Веня непроизвольно начал разбирать что к чему. Ему было абсолютно неинтересно, зачем здесь собрались все эти люди, но волей-неволей, пробираясь через плотные ряды зрителей, он стал присматриваться к пестрому неоднозначному действу: по обе стороны проспекта, на тротуаре и первых полосах движения, стояла разношерстная публика. В большинстве своем — молодые люди, одетые во все черное, в берцах, выкрикивающие: «Петухи не пройдут! » Батюшка в черном одеянии с тяжелым крестом на серьезной цепи грозно восклицал: «Содом долой! » Молодые женщины развернули транспарант, гласивший: «Извращенцы! Вон из страны! »

Разъяренную толпу контролировали ряды полицейских, с видимым снисхождением и очевидной брезгливостью посматривающих на торжественное шествие. А тут было на что посмотреть: вначале шли молодые люди, внешне не отличающиеся от среднестатистической молодежи, размахивающие бумажными радужными флажками, за ними медленно ехал пикап, в грузовике которого сидели женщины в явно мужских костюмах и трясли транспарантом: «Россия — для людей! », затем потянулись бесполые существа в ярких костюмах, начиная от едва прикрытых тряпками аборигенов и заканчивая персонажами с бразильского карнавала.

Веня никак не мог пробраться сквозь плотные ряды. Не желая оказаться дома только к обеду, он начал работать локтями и силой продирать себе путь среди разъяренных скинхэдов. Придя к выводу, что будет проще пробираться не через толпу, Веня вылез из кричащей массы и почти поравнявшись с разноцветной колонной, но все же придерживаясь стороны зрительской толпы, он быстро пошел по направлению к своему дому.

Какой-то мужчина из радужного движения с густо накрашенными глазами, несуразным пучком перьев на голове и вызывающих туфлях на кривых тощих ногах, аккуратно подцепил Веню, спешащего в противоположном направлении, за рукав куртки:

— Малыш, геям в другую сторону, — как-то несмело произнес он.

— Это ты-то гей? — с нервным хохотом воскликнул Веня, глядя в изумленное от его неожиданной реакции лицо, — ты на себя в зеркало смотрел? Педараст! — с этими словами он с силой оттолкнул от себя незадачливого участника парада, который, не удержавшись на каблуках, неуклюже плюхнулся на асфальт, при этом смешно и неказисто раскинув руки и ноги.

Полицейский, стоявший рядом, никак не отреагировал, сделав вид, будто ничего не заметил. Венин поступок вызвал одобрительные возгласы со стороны зрителей и послужил толчком для активных действий: уже давно подготовленная разъяренная толпа, побросав ставшие ненужными транспаранты и таблички с перечеркнутыми красными линиями петухами, набросилась на участников сомнительной акции, не встречая особого сопротивления со стороны полиции.

Щучкой нырнув в разбушевавшееся море человеческих тел, с мыслями: «Это не моя война, до свидания», — Веня пробрался до ближайшего дома и, придерживаясь бетонной стены, от которой так удачно отхлынул народ, торопливо продолжил свой путь. Перемещаясь от здания к зданию, Веня в конце концов отделился от всей этой разноцветно-черной массы и, пробежав еще один квартал безо всяких препятствий, свернул во двор своего дома.

***

Потянулись серые будни. Веню ничего не радовало и не интересовало: на работе было скучно. Новые проекты не увлекали и не цепляли за живое. Пустая квартира пугала одиночеством и беспросветной тоской. Никто не понимал, что произошло с инициативным и энергичным человеком после возвращения из отпуска. Он бы мог завести собаку, но больше не хотел никого приручать и поэтому проводил тоскливые сентябрьские вечера в одиночестве.

Так прошло две недели. Его никто не беспокоил, никто не звонил, кроме родителей, и не интересовался, а живой ли он вообще, поэтому неожиданное сообщение о встрече выпускников его курса Веня воспринял с интересом. Нет, он не любил подобные сборища, обычно пропускал их, но на этот раз даже обрадовался возможности нестандартно провести время.

Совершенно не удивившись тому, что вечеринка состоится в лесу у костра, да еще и в начале октября, он сразу дал свое согласие.

Вечером, в пятницу, организованно, на трех машинах, шестнадцать бывших студентов, закончивших свой университет четыре года назад, направились в заранее выбранное место в нескольких десятках километров от города. Было решено поставить палатки и разъехаться на следующий день только к вечеру.

Вещей Веня с собой не взял никаких, решив, что в лесу ему точно ничего не понадобится. Единственным предметом, который он все же прихватил, был аэрозоль от клещей. Этих кровожадных насекомых Веня боялся до умопомрачения: подцепить энцефалит или бореллиоз для него представлялось последним делом, и, усевшись на заднее сиденье чужого автомобиля возле самой двери, от нечего делать он принялся крутить в руках цветной баллончик, периодически позвякивая металлическим шариком внутри.

Прошло четыре года, но почти никто не изменился: те же лица, те же привычки, та же манера разговаривать. Из тех людей, с кем Веня дружил в университете, не пришел никто. Бывшая староста группы с оригинальным именем Виолетта, заняла переднее сиденье и на протяжении всей поездки, а длилась она около сорока минут, вертелась на мягком кресле, постоянно оборачиваясь и беспрерывно тараторя о том, как хорошо она устроилась в родительской фирме. Маленького роста, веснушчатая и подвижная, она ни на секунду не могла усидеть на месте, в конце концов, Виолетта отстегнула ремень безопасности и залезла с ногами на кресло, полностью развернувшись к пассажирам сзади.

— Ну, как? Как? Как? — зачастила она, обращаясь к каждому из своих однокурсников, — что у вас поменялось за год?

Своими маленькими пальчиками с очень ухоженным маникюром она вцепилась в подголовник и с требовательным видом начала переводить свой взгляд с одного пассажира на другого.

Рядом с Веней сидела супружеская пара. Молодые люди нашли друг друга еще на третьем курсе и расписались уже на пятом. На фразу Виолетты они начали громко отшучиваться, говоря, что с прошлой встречи выпускников ничего не изменилось.

В салоне царила легкая атмосфера непринужденной беседы, время от времени нарушаемая только кашлем водителя. Это был молодой мужчина по имени Вадим, достаточно высокий, с ранней сединой на висках и совершенно невнятными татуировками, начинающимися от кистей рук и заканчивающимися непонятно где, скрываясь под рукавами плотной куртки.

Веня и Вадим всегда недолюбливали друг друга, поначалу у них была интеллектуальная конкуренция, а потом, когда Вадим все же понял, что среднестатистические умственные способности обычного человека никак не могут сравняться со способностями гения, начал тихо ненавидеть своего сокурсника, периодически распуская сплетни о том, что у Вени не все в порядке с головой.

В течение первого получаса он не произнес ни слова, настроив зеркало заднего вида таким образом, чтобы видеть салон.

— Веня, наконец-то ты согласился на встречу, — Виолетта с видимым удовольствием переключилась на очередную жертву. — Я видела тебя по телевизору.

— И что ты там видела? — Веня напрягся, сжав баллончик обеими руками: если его последнее выступление на светском рауте, то дело принимало дурной оборот.

— Как тебе вручали Президентскую премию! — многозначительно подняв указательный палец вверх, произнесла Виолетта, — поздравляю, — совершенно искренне добавила она, — кому, как не тебе, было ее вручать!

— О! Молодец! — супружеская пара одобрительно зашумела. — Нам такое даже не снилось! Здорово!

Вадим стиснул руль с такой силой, что скрипнула кожаная оплетка. Веня смущенно опустил глаза, с легкой улыбкой глядя на глянцевый журнал, торчавший из кармана бархатного чехла соседнего кресла.

Виолетта привстала на своем сиденье и забрала у Вени аэрозоль, затем, всем корпусом развернувшись к водителю, она направила в его сторону цветастый баллончик наподобие микрофона:

— Добрый день, Вадим, как вы можете охарактеризовать четыре года вашей жизни после окончания университета? Народ давно вас не видел и жаждет информации!

Водитель криво усмехнулся, мельком взглянув на неугомонную «журналистку», и произнес:

— Очень плодотворные четыре года. Открыл свое дело. Жил по-человечески. Потом — два года на зоне. Месяц назад вышел, — его тонкие губы растянулись в неприятную улыбку, а глаза слегка сощурились, глядя на реакцию своих пассажиров.

В салоне повисла гнетущая тишина. Супруги озадаченно переглянулись, Виолетта слегка отстранилась, складывая руки с баллончиком у себя на коленях. Веня отвернулся в окно: после общения с террористами общение с криминальными элементами его уже не шокировало.

И никто не спросил, по какой статье отсидел Вадим, а сам он не сказал. И мысль об этом крутилась у всех на языке, но никто так и не решился задать интересующий вопрос. Неловкую паузу снова прервала Виолетта, сменив тему разговора, тем самым настраивая бывших сокурсников на позитивную волну.

Когда прибыли на место, уже начинало темнеть. Несколько мужчин сразу начали ставить палатки, другие — разводить костер, и очень скоро огонь охватил кривые сучья, взмывая вверх черным дымом. Когда ветки прогорели как следует и дым развеялся, оранжевые языки пламени сплелись в дружном танце, озаряя лесную поляну приглушенным светом огненной стихии.

Поляна была «облагоустроенной», здесь уже лежало несколько бревен, исполняющих роль скамеек, и молодые люди, организовав не самое завидное угощение на одноразовой скатерти, торопливо заняли свои места, кучненько усевшись на отполированной предыдущими туристами коре.

Виолетта, являясь главным организатором всего этого сабантуя, быстро разлила водку по пластиковым стаканчикам и раздала их всем присутствующим.

— Я безумно рада сегодня видеть всех вас! Давайте сразу за встречу, а там разберемся, погнали!

Шестнадцать прозрачных стаканов собрались вместе, а потом разошлись в стороны. Алкоголь благодарным теплом растекся по венам, позволяя насладиться радостью встречи и торжественностью момента.

Треск от костра, запах сосновых веток, неспешные разговоры — все это действовало расслабляющее и успокаивающе, позволяя хоть на какое-то время погрузиться в другую, более приятную реальность.

Веню послали за яблочным соком в одну из палаток. Пакета с продуктами он почему-то не нашел, зато заметил гитару, лежавшую на сложенных шерстяных одеялах.

Его появление возле костра с музыкальным инструментом вызвало неожиданные аплодисменты, и, притихнув и устремив свои взгляды на смелого менестреля, люди, околдованные чарующей атмосферой, на удивление, теплого октябрьского вечера, приготовились слушать.

Тонкие пальцы коснулись стальных струн, зажимая знакомые аккорды: простое арпеджио на первом куплете, плавно переходящее в классическую «шестерку» на втором — и приятный голос слегка взволнованно и проникновенно зазвучал среди воцарившейся тишины:

«Кто-то строит пирамиды

Из сердец погибших насекомых.

Я же это вижу через

Фокус перебитых стекол.

А еще ночами силуэты звезд мне незнакомых

Разрываю взглядом так же,

Как свою добычу сокол.

До свиданья! Здесь новое начало

Под свинцовым одеялом.

До свиданья! Устали мои плечи,

Гуд бай, аривидерчи! »

Непроизвольно погрузившись в воспоминания, Веня уже не замечал окружающую его обстановку, он снова перенесся в Даре, на крышу, под авиационные обстрелы. Пламя костра казалось ему пламенем от разрывающихся бомб, почерневшие головешки — обугленными дверными проемами, а треск костра — пулеметной канонадой. Этот жизненный опыт не было возможности не то что забыть, но и слегка отодвинуть на задворки памяти. Веня так увлекся, что не замечал тяжелого пристального взгляда Вадима из-под слегка прикрытых век, смотревшего оценивающе, с каким-то нездоровым интересом.

Когда заключительный аккорд затих в лесной тишине, слушатели снова зааплодировали. Веня с печальной улыбкой вернул гитару ее владельцу, и музыкальный вечер продолжился, позволяя зачарованной публике погрузиться в специфическую походную атмосферу.

Никто не следил за костром, и ослабевшее пламя уже не могло радовать своим угасающим теплом беспечных потребителей природной энергии.

— Надо сходить за ветками, — Веня с готовностью поднялся с насиженного места. — Я пойду, принесу.

— Я с тобой, — тут же отозвался Вадим, вставая с бревна.

Веня только пожал плечами.

— Давайте, давайте быстрее! — торопливо произнесла Виолетта. — Хотя мне вообще кажется, что вот-вот дождь начнется.

— Без дождя передавали, — кто-то отозвался с другой стороны костра.

— Это в городе без дождя, а здесь — все что угодно, — голос Виолетты остался где-то позади, провожая мужчин на символическую охоту.

Вадим включил фонарик, вынуждая золотой луч осветить лесные дебри, и быстрым шагом выдвинулся вперед, заставляя Веню едва поспевать за ним.

Мягкий мох проваливался под ногами, позволяя кроссовкам утопать в его пушистой зелени. Еловые лапы тянулись к лицам, вынуждая постоянно раздвигать колючие ветки. Вадим продолжал углубляться в лес, оставляя своего спутника сзади в полной темноте.

— Зачем так далеко заходить? — сбивчиво осведомился Веня, забегая вперед и останавливаясь в свете сияющего фонаря, — что мы здесь ищем? Клад?

Почти незаметная улыбка коснулась кончиков губ Вадима.

— Если хочешь так думать, то думай именно так, — ответил он, опуская фонарь на землю.

— У тебя какие-то претензии? — Веня в недоумении развел руками и слегка нахмурился.

Вадим хотел что-то ответить, но сбился на кашель, отворачиваясь в сторону.

— Все, я пойду назад, — Веня сделал решительный шаг в обратном направлении, но внезапно был остановлен крепкой жилистой рукой, обхватившей его локоть.

— Стоять. Я еще не все сказал, — с этими словами Вадим резко заломил Венину руку за спину, приперев молодого мужчину к ближайшей сосне, при этом больно уткнув его лицом в шершавую кору. Свободной рукой отогнув смоляные волосы, позволяя обнажиться пульсирующей жилке на шее, Вадим приблизил свои губы к нежной коже и хрипло прошептал почти на ухо, — ты весь такой элитный, такой красивый, такой правильный, что я просто удержаться не могу, да и не хочу, — он грубо швырнул абсолютно растерявшегося Веню на землю.

— Отвали! Отвали! — Веня что было силы затрепыхался, осознавая, что физически значительно уступает озверевшему безумцу.

Оседлав свою жертву и упершись коленями в раскинутые руки, тем самым полностью зафиксировав ее всей массой, Вадим с силой отвесил Вене несколько пощечин:

— Заткнись, тварь, замолчи!

— Ты совсем сдурел?! — Веня попытался приподнять голову.

С неба сорвались первые капли осеннего дождя, орошая пересохшие губы Вени своей прохладной влагой.

— Заткнись! — глаза Вадима яростно вспыхнули, и возможно, если бы все это происходило на несколько месяцев раньше, то Веня испугался бы этого человека, но только не сейчас.

Холодный дождь быстрыми шагами начал переходить в ливень, заставляя зеленый ковер пропитываться холодной водой, а землю — превращаться в грязь.

— Ты, чертов неудачник, убери от меня свои руки! — выкрикнул Веня, пытаясь вырваться и изо всех сил бессмысленно перебирая ногами по мягкому насту, сдирая подошвами кроссовок мох до самой земли, оставляя на черном грунте продольные рытвины.

— Да заткнись уже! — с этими словами Вадим быстро зажал ему ладонью рот, одновременно чуть подаваясь назад, чтобы свободной рукой нащупать пряжку чужого ремня.

Несмотря на сильный ливень, пластиковый фонарь работал исправно, и в свете его луча Веня, периодически зажмуриваясь от непрошенных капель, видел злое, возбужденное лицо распаленного какой-то больной идеей нездорового рассудка мужчины, с остервенением расстегивающего его джинсы.

Прозрачные ручейки стекали с волос этого сумасшедшего и скатывались по лицу, капая куда-то в рассеивающуюся темноту. Такие же прозрачные глаза, широко распахнутые и немигающие, светились похотью и многообещающим безумством. Суставы рук начали болеть от упирающихся в них коленей, дышать становилось невозможно из-за зажатого рта и постоянно заливающейся в нос воды — Веня постепенно перестал сопротивляться и затих, аккумулируя силы для решающего маневра.

«Я пережил обстрелы и пытки, я пережил весь этот кошмар и вернулся не для того, чтобы какой-то уголовник с туберкулезом самоутвердился за мой счет», — Веня с болезненной дрожью почувствовал, как грубая ладонь прикоснулась к коже его живота и нетерпеливо поползла вниз.

Потерявший бдительность Вадим, введенный в намеренное заблуждение, убрал ладонь с его лица и для удобства слегка отклонился назад, тем самым смещая центр тяжести своего тела. Веня только этого и ждал. Рванувшись изо всех сил, он высвободил свои руки и вцепился в воротник куртки противника, приближая его лицо к своему:

— Слушай, слушай! — он пытался перекричать дождь. — Я — суицидник и пособник террористов! Я на днях человека убил! Мне теперь все можно! — изо всех сил Веня ударил слегка ошалевшего мужчину наотмашь по лицу тыльной стороной запястья, на котором был надет браслет с небольшими металлическими шипами, оставляя на его щеке три кровавых полосы.

— Ах ты, дрянь! — от этого неожиданного удара Вадим окончательно озверел. Обеими руками он обхватил Венину шею и начал сдавливать ее, склоняясь все ниже и ниже над своей жертвой, желая получше расслышать беспомощные хрипы.

Резкий выброс адреналина придал Вене не только запас кислорода, но и дополнительные силы на грани возможностей — он изловчился и, обхватив противника за голову, большими пальцами с силой надавил ему на глаза, при этом судорожными рывками раскачивая его из стороны в сторону, как терьер, который треплет свою добычу.

Веня собрал воедино не только всю свою силу и злость, он объединил весь негатив, накопленный им за последнее время. Дождь хлестал изо всех сил, поливая противников своими холодными потоками, превращая землю с разодранным от борьбы мхом в чавкающее скользкое месиво.

Из последних сил хватая губами воздух, Веня почувствовал, как начинают опускаться вглубь черепа глазные яблоки неприятеля, он услышал его дикий крик, разлетающийся на части и тонущий среди звуков падающей воды. Никто из них не собирался отступать, намереваясь идти до самого конца.

Выстрел раздался откуда-то сзади, разрывая ночную тишину, пелену дождя и жестокие намерения возившихся в грязи мужчин в клочья. Крепкая хватка каждого из них ослабла, позволяя промокнувшим насквозь людям отстраниться друг от друга. Стоя на коленях, Вадим с тихим стоном начал тереть глаза руками, а Веня, слегка покачиваясь, медленно поднялся, на ходу застегивая джинсы.

Удивительно стойкий к ударам шальной непогоды фонарь продолжал гореть, слабо освещая появившуюся словно из ниоткуда фигуру.

Это был высокий человек, достаточно крупный и широкоплечий, сжимающий в руках темный карабин. С его длинного дождевика, почти достающего до голенища резиновых сапог, ручьями стекала вода, придавая мистической фигуре в капюшоне зловещий и таинственный вид.

— Что здесь происходит? — спокойный и ровный голос незнакомца заставил Вадима вздрогнуть.

— Ты кто такой? — раздраженно начал тот, наконец-то проморгавшись и поднявшись с колен.

— Я — егерь, — тем же непробиваемым тоном продолжил мужчина. — Полицию вызывать будем?

Вадим исподлобья посмотрел на Веню, не сводившего взгляда с притягивающей темноты под капюшоном.

— Не надо, — Веня не хотел никаких заявлений, дальнейших разборов и вероятных судов. Он приехал сюда в надежде хорошо провести время, и испортить еще больше и без того испорченный вечер он не имел ни малейшего желания.

Веня сделал шаг навстречу незнакомцу и, беспомощно обхватив себя трясущимися от наступающего холода руками, произнес:

— Пожалуйста, скажите, в какой стороне дорога, я не вернусь в лагерь, там все равно нет моих вещей.

Понимая, что на этот раз спроса за учиненный беспредел не будет никакого, Вадим быстро ступил в темноту и скрылся из виду, оставляя мужчин один на один для дальнейшего разговора.

— Ты хочешь сказать, что сейчас на ближайшей дороге тебя кто-нибудь подберет? — с удивлением произнес незнакомец, убирая за спину ставший бесполезным карабин. — Это не трасса, здесь ночью почти никто не ездит.

— Мне все равно, — слегка дрожащим голосом ответил Веня. — Лишь бы подальше от этого места.

Егерь на секунду задумался, а потом произнес:

— Иди за мной. И фонарь возьми. Я здесь каждое дерево знаю и в темноте не заблужусь, а тебе он точно пригодится, — с этими словами незнакомец направился в противоположную от лагеря сторону, тихо чвякая по грязи подошвами высоких сапог.

Не долго думая, Веня быстро подхватил фонарь и поспешил за окутанным тайной человеком.

Глава двенадцатая

Постоянно подсвечивая себе фонарем и внимательно глядя под ноги, Веня ни на шаг не отставал от егеря. Кроссовки абсолютно промокли — холодная вода неприятно хлюпала в обуви, красноречиво намекая на грядущую простуду. Дождь лил, не переставая, заставляя свыкнуться с мокрой одеждой, противно липнувшей к телу.

Слегка отставая от егеря, Веня почувствовал, как начинают стучать зубы друг о друга, говоря о явном переохлаждении организма. Прошло около двадцати минут, и долгожданная дорога по его расчетам уже должна была вот-вот появиться, но вместо этого после расступившихся сосен на поляне нарисовался добротный дом за высоким забором.

Луч фонаря едва успел осветить калитку и тут же погас, полностью исчерпав силы пластикового прибора, на удивление, стойкого к превратностям природы. Услышав слабый писк магнитного замка, Веня испуганно вздрогнул:

— Куда вы меня привели?

Вместо ответа егерь включил фонарик на мобильном телефоне и осветил для Вени дорожку к самому дому.

— А куда тебя нужно было вести в такую погоду? — насмешливо произнес он и добавил, — вперед!

Спорить не было сил, и, полностью вверив себя незнакомому человеку, Веня шагнул навстречу неизвестности.

Дворик был маленьким, и едва егерь закрыл за собой калитку, как раздался радостный лай собак, но Веня никого не увидел и поспешил к крыльцу дома. Незнакомец вошел первым и торопливо зажег свет в прихожей.

Сияние ламп слегка ослепило Веню, уже привыкшего к ночному полумраку.

С первого взгляда дом казался большим для одного человека. Прихожая, достаточно просторная и светлая, была обита вагонкой, придавая охотничьему жилищу необходимую специфичность. Сразу из прихожей тянулась винтовая лестница на второй этаж, виднелись двери, очевидно, ведущие на кухню и в гостиную. Запах дерева, царивший в доме, с первого вдоха приятно располагал к себе, заставляя втягивать его полной грудью. Приятная теплая атмосфера уютного жилья прямо с порога обещала покой и умиротворение, и Веня мысленно поблагодарил Бога за то, что здесь и сейчас он оказался именно в этом месте.

— Я здесь живу, — пояснил егерь и без того очевидную вещь, снимая капюшон.

Таинственным незнакомцем оказался мужчина лет сорока, брутального вида с трехдневной щетиной на красивом породистом лице. Светлые волосы были коротко острижены, придавая егерю еще больше богемного шарма.

Он быстро снял дождевик и повесил его на лосиные рога, висевшие около входа.

— Богдан, — мужчина протянул свою теплую крепкую ладонь для знакомства.

— Вениамин.

И, отвечая робким рукопожатием, Веня осознал, что этот человек практически с первого взгляда определенно располагал к себе.

Откинув длинные мокрые пряди, мешающие Вене смотреть, Богдан внимательно вгляделся в его лицо и после короткой паузы торопливо произнес:

— Грязные шмотки затолкай в стиральную машинку, я потом ее включу. Вон та дверь — это в ванную, — он указал рукой в необходимом направлении. Метнувшись в комнату, хозяин дома быстро вернулся, держа в руках чистую одежду.

— Спасибо, — кивнул Веня, принимая вещи и на ходу стягивая кроссовки одна об другую. — Я тогда пойду, — с этими словами он поспешно, избегая пытливого взгляда и оставляя мокрые следы от влажных носков, скрылся за дверью ванной комнаты.

Подставив побелевшие пальцы под теплую струю шумно бурлящей воды, Веня ощутил приятное расслабление, приходящее на смену лихорадочной дрожи.

Понежившись под согревающими потоками, он открыл гель для душа и поднес к лицу синий флакончик — сильный аромат морского бриза мгновенно заставил Веню перенестись куда-то далеко, туда, где нет холодного пронизывающего ветра, нет ни забот, ни унылых серых будней. Вене безумно хотелось, чтобы вода поскорее смыла ощущения тех мерзких прикосновений, которые он до сих пор чувствовал на своей коже, чтобы она унесла с собой тяжелые воспоминания, связанные с этим вечером и с этой странной поездкой.

Облачившись в обычные спортивные штаны и белую футболку, Веня сунул ноги в немного большие по размеру шлепанцы и направился в гостиную, из которой исходил ненавязчивый пляшущий свет.

Богдан, уже переодетый в домашнее, сидел, развалившись на широком диване, стоявшем посередине комнаты, и с напряжением следил за действиями хоккеистов на экране телевизора. Напротив дивана, у противоположной стены, буквально в двух метрах, в простом камине за обычной кованой решеткой горело спокойное пламя, размеренно пощелкивая и потрескивая по ходу своей привычной работы. На стенах, также обитых вагонкой, висели охотничьи трофеи, скорее предназначенные для гостей, нежели для самого хозяина: два небольших чучела филинов, сидевших на тщательно пропитанных олифой ветках, оленья голова со стеклянными глазами, глядящими энергично и почти по-живому, голова волка, оскалившегося с беззвучным рычанием, — все это говорило о том, что хозяин дома — удачливый охотник и делает свое дело должным образом.

На полу возле камина раскинулась лохматая шкура бурого медведя, растопырившего широкие лапы с мощными когтями. Атмосфера охотничьего домика заставляла проникнуться духом совершенно неизвестного доселе мира.

Шайба противника попала в ворота, досадно отскочив от щитка голкипера, чем вызвала шумный приступ негодования Богдана.

— Твою ж мать! — громко выругался он, с обидой ударив ладонью об колено и, замечая Веню, в нерешительности стоявшего в дверях, торопливо добавил, — нет, ну ты это видел?

— Я рассматривал чучела, — сознался Веня, так и не решаясь переступить порог этой комнаты.

— Ты что, вампир? Моего приглашения дожидаешься? — хохотнул Богдан, всем корпусом разворачиваясь к своему гостю.

— Извините, — Веня смущенно потер кончик носа и с легкой улыбкой прошел в гостиную.

Около дивана стоял небольшой деревянный столик с прозрачной бутылкой, наполненной подозрительной жидкостью, но явно не водкой, двумя гранеными стаканами и тарелкой с закуской, представляющей из себя все, что было в холодильнике, на скорую руку нарезанное крупными кусками.

— Садись, — Богдан похлопал по сиденью дивана рядом с собой. — Сейчас второй период начнется, должны отыграться, — он взял в руки бутылку и начал разливать ее содержимое по стаканам.

Веня хотел было сказать, что обычно не пьет самогон, но все же решил корректно промолчать и спокойно сел на диван.

— Все, давай для сугреву, — Богдан протянул ему наполненный почти до краев стакан и, не дожидаясь, пока гость соизволит отведать это угощение, в несколько глотков осушил стопарик и, закусив кружком колбасы, снова вперил взгляд в мерцающий экран.

С тяжелым вздохом Веня поднес стакан к губам и сделал несколько больших поспешных глотков. Спиртное оказалось значительно лучше, чем ожидалось с самого начала. Алкогольное тепло практически сразу охватило весь организм, позволяя чувствовать себя менее скованно.

Оставив шлепанцы на полу, Веня по старой привычке подтянул колени к груди и, держа стакан в правой руке и ломтик сыра в левой, принялся наблюдать за траекторией скользящей шайбы, время от времени поддакивая увлеченному этой игрой Богдану. К концу второго периода стакан Вени опустел, и гостеприимный хозяин щедро разлил остатки.

Начало наступать неизбежное опьянение, притупившее все проблемы и страхи и отодвинувшее их на второй план.

Слегка размытым взором Веня начал непроизвольно рассматривать Богдана, его решительный профиль с характерным слегка крючковатым носом, горбинка на котором красноречиво говорила о том, что его хозяин неоднократно бывал в ожесточенных драках. Выражение лица егеря менялось в зависимости от результатов игры хоккейной команды, за которую он болел, начиная с напряженно-выжидающего и заканчивая разочарованно-возмущенным, потому что его фавориты проигрывали с разгромным счетом.

Веня с удовольствием скользил взглядом вдоль крепких, покрытых густыми светлыми волосами рук с перекатывающимися от мимолетных движений мышцами, задерживаясь на тыльной стороне широких кистей с проступающими на них рельефными венами.

Егерь определенно нравился Вене, привлекая его на каком-то животном, низменном уровне, заставляя слегка вспотеть теплые ладони.

До конца третьего периода оставалось две минуты, и при счете 4:0 шансов на победу уже не оставалось, поэтому в сердцах выкрикнув более чем нецензурную фразу, Богдан со злобой нажал на кнопку выключения телевизора, утапливая ни в чем не повинный резиновый элемент почти до самого дна пластикового прямоугольника. Отшвырнув от себя пульт, он облокотился о колени и подпер подбородок сжатыми кулаками, разочарованно и удрученно глядя прямо перед собой.

Опустив босые ноги на пол, Веня подсел поближе и, удивленно изогнув черную бровь и пристально заглянув в нахмуренное лицо хозяина дома, вкрадчиво произнес:

— Дебилы, правда?

Даже не взглянув на своего собеседника, Богдан звонко ударил одной ладонью о другую и прерывающимся от негодования голосом воскликнул:

— Да как так-то! Две игры шли ровно — 3:2, а тут! — он шумно выдохнул, наморщив лоб, и принялся вертеть в руках пустой стакан, очевидно раздумывая, стоит ли снять этот стресс при помощи алкоголя.

Веня медленно поднялся с сиденья и неторопливо прошелся вдоль комнаты, плавно проводя рукой по спинке дивана, одними лишь кончиками пальцев касаясь короткого ворса темно-коричневого велюра. Он не знал, как подступиться к серьезному и очевидно агрессивному мужчине, а подступиться очень хотелось. Веня в нерешительности взглянул на замершие чучела филинов, стеклянными кругляшами глядящими прямо на него — перед глазами слегка поплыло — опьянение давало о себе знать. В ушах начало шуметь, несмотря на полную тишину, царившую в гостиной, и сквозь иллюзорные завывания несуществующего ветра Вене показалось, что один из филинов одобрительно ухнул. Расценив этот знак как некий толчок к действию, Веня снова бесшумно приблизился к дивану позади сидящего на нем Богдана и, облокотившись на высокую спинку, переплел пальцы друг с другом.

Хозяин дома в задумчивости вернул стеклянный стакан на стол и уже приподнялся было, чтобы встать с дивана, как вдруг мягко опущенная рука на его плечо заставила мужчину усесться на прежнее место.

Богдан еле заметно скосил глаза в сторону тонких пальцев, еле ощутимым движением сжавших ткань застиранной футболки. И если бы Веня сразу убрал руку и заговорил о чем-то отстраненном, продолжая вести себя, как ни в чем не бывало, Богдан не придал бы этому жесту никакого значения, но Веня руки не убрал. Тепло его ладони проникало через материю, странными, ранее неизведанными импульсами разбегаясь по телу.

Неловкая пауза затягивалась, подталкивая Веню к дальнейшим действиям. Его вторая ладонь скользнула по слегка ссутуленной спине, впитывая энергию напряженных мышц.

Богдан вопросительно повернул голову, охмелевшим взглядом окидывая Венину тень, своими мягкими очертаниями растекающуюся по диванной обивке.

Нежная, но настойчивая кисть соскользнула с плеча и медленно поползла по вздымающейся от взволнованного дыхания груди, сантиметр за сантиметром исследуя чужое тело.

Ощутив беспокойное, горячее дыхание на затылке, Богдан непроизвольно прикрыл глаза, позволяя продолжаться расплывчатому безумству.

— Не отталкивай меня, пожалуйста, — тихий шепот слетел с кончиков бархатных губ, едва прикоснувшихся к ушной раковине, заставляя лихорадочную волну возбуждения перекатиться вдоль позвоночника.

Поддаваясь жару этих пылких слов и трепетных прикосновений, Богдан крепко прижал к своей груди раскрытую ладонь незнакомого мужчины, позволяя ему почувствовать гулкий звук его сердца.

Кончиком носа Веня едва коснулся широкого затылка, с удовольствием вдыхая незнакомый запах такого желанного тела.

— Иди сюда, — хрипло позвал Богдан, разжимая пальцы и отпуская слегка дрожащую руку.

Тихо и бессловесно появившись из сумрачного тыла, Веня хотел было опуститься на мягкое сиденье рядом с Богданом, но тот, крепко ухватив его руку, нетерпеливо потянул вниз, кивком головы приказывая опуститься на колени.

Языки пламени огня, бушующего в камине, плясали в черных зрачках хозяина дома, придавая его образу дополнительные оттенки неизвестности и деспотичности.

Принимая правила игры, начинающей происходить по чужим условиям, Веня сделал то, что требовал от него хозяин дома, и устремил свой взгляд, уже подернутый поволокой, на волнующего его в тот момент мужчину.

Немного подавшись вперед, Богдан с коварной нетрезвой усмешкой провел рукой по смоляным волосам, словно пробуя их на ощупь, затем очертил траекторию черной брови и, опустившись к чуть приоткрытым губам, оставил на них саднящее чувство от прикосновения грубой кожи к нежной поверхности, затем, крепко обхватив Веню за шею, он притянул его к себе.

— Ты ведь нарочно спровоцировал того парня? Ведь правда? — его глаза смотрели, не мигая, словно извлекая ответ из самой глубины души.

Глядя в эти, начинающие расширяться от возбуждения зрачки, Веня почувствовал всю остроту своего желания.

— Я никого не провоцировал, — еле слышно прошептал он, но весь его вид, сквозивший нескрываемой похотью, говорил об обратном.

С выражением лица, не терпящим никаких возражений, Богдан укоризненно покачал головой и еще ниже склонился над Веней с еще большей силой притягивая его за шею к себе:

— Ты спровоцировал…

Готовый подтвердить все, что угодно, лишь бы получить желаемое, Веня послушно повторил:

— Я спровоцировал…

— Прекрасно, — с этими словами Богдан запустил большой палец свободной руки под резинку своих штанов и стянул их вместе с нижним бельем до середины бедер. — А теперь покажи, что ты умеешь, — властно склонив Венину голову к еще не эрегированному фаллосу, он успел заметить на пухлых губах сладострастную улыбку.

Вбирая в себя начинающий наливаться силой половой орган, тем самым заставляя крайнюю плоть обнажать блестящую головку, Веня начал ритмично двигаться, периодически бросая любопытные взгляды на лицо распалявшегося от страсти мужчины. Выпустив из влажного рта начинающий слегка пульсировать член с проступившими венами, Веня прикоснулся языком к его корню и, пристально вглядываясь в полуприкрытые глаза Богдана, заскользил по стволу до самой головки, круговыми движениями очертив на ней несколько влажных завитков.

Слегка отстранившись, Веня самодовольно оценил результат своих усилий и решил, что Богдан вполне готов для дальнейших действий. Почти доведенный до экстаза мужчина с недовольством обхватил Веню за затылок, с тем, чтобы принудить его завершить начатое, но Веня ловко увернулся и в несколько движений сдернул с ног объекта своего вожделения ненужную одежду.

Богдан не сопротивлялся, глядя на него с едва заметной злостью и непрекращающимся возбуждением.

Эффектным движением стянув свою футболку, Веня слегка тряхнул волосами, позволяя черным прядям совершить в воздухе грациозные взмахи. Богдан склонил голову набок, оценивающе глядя на стройное худощавое тело, поспешно избавляющееся от последних элементов повседневного облачения.

Устремив бесстыдный взгляд больших зеленых глаз на своего партнера, Веня за доли секунды оседлал его, быстро освобождая несопротивляющегося его напору Богдана от верхней одежды. Скользнув затуманенным взглядом по широкому мускулистому торсу, Веня шумно выдохнул и, крепко обхватив запястье Богдана, приложил его ладонь к своей груди, медленно проводя ею до самого низа живота. Чувствуя, как от подобных прикосновений наливается его естество, Веня тихо застонал и подался к губам Богдана за влажным поцелуем, но мужчина слегка повернул голову, не позволяя сделать этого. Веня обиженно закусил нижнюю губу, но ничего не сказал.

Обильно сплюнув на свою ладонь, он тщательно смочил слюной член Богдана и, слегка дрожащими руками приставил головку к своему анусу. Богдан с готовностью положил руки ему на бедра. Зеленые глаза в испуге широко распахнулись, безмолвно умоляя его не делать резких движений. Постепенно опускаясь все ниже и ниже, Веня ощутил знакомую боль, усиливающуюся с каждой секундой. Он уже не смотрел на выражение лица Богдана, зато Богдан смотрел на него, на прозрачные слезы, проступившие на черных ресницах, на слегка дрожащие губы, приоткрытые порывистым дыханием. Весь этот мученический вид, с которым Веня получал все то, чего так упорно добивался, довел Богдана до исступления, заставив одним рывком крепких рук опуститься нерешительного любовника до самого конца.

Тихий болезненный вскрик, переходящий в едва слышное шипение, был ответом на грубые действия. С силой вцепившись в широкие плечи Богдана, Веня немного опустил голову, позволяя черным прядям упасть на глаза, и попытался восстановить свое сбившееся дыхание. Легкий нетерпеливый шлепок по ягодицам заставил его начинать двигаться.

Снова смочив ладонь слюной, Веня обхватил свой член и, упершись свободной рукой о спинку дивана, размеренными движениями начал доводить себя и хозяина дома до неизбежного оргазма.

Наблюдая сквозь полуприкрытые веки за неспешными движениями своего партнера, за плавным покачиванием узких бедер, чувственным покусыванием припухших губ, Богдан осознал, что его сердце, ударяющееся о ребра все сильнее и сильнее, вот-вот вырвется из грудной клетки.

Один вид того, как Веня грациозно отклонялся назад, непроизвольно демонстрируя изгибы красивой длинной шеи, заставлял все тело возбужденного мужчины покрываться мурашками.

Чувствуя, что находится уже на грани, Веня заставил работать свою руку еще быстрее, попадая в ритм участившегося дыхания. Мышцы ягодиц и ануса плотно сжались, вынуждая Богдана протяжно застонать от удовольствия, тонкие пальцы сжали член еще сильнее, ощущая начинающиеся спазмы, — с жалобным вскриком Веня уперся лбом о плечо Богдана и излился на его живот горячими струями липкого эякулята.

Сделав пару глубоких вздохов, Веня приподнял голову и взглянул на Богдана с таким смущенным и извиняющимся за свою слабость видом, что тому ничего не оставалось делать, как погладить по щеке своего испытывающего неловкость партнера, тихо прошептав:

— Все хорошо… — его рука нашарила на диване первую попавшуюся футболку и промокнула влажный живот. Заложив Вене за ухо прилипшую к его губам смоляную прядь, Богдан заметил свежий шрам на его правом виске и, с легкой задумчивостью цокнув языком, заставил Веню приподнять бедра и освободить из тесного плена половой орган, все еще не доведенный до необходимого экстаза.

С нескрываемым удивлением Веня привстал, думая о том, что все уже закончилось, но он ошибся. Властным движением Богдан обхватил его за талию, грубым толчком заставляя встать на колени и ухватиться руками за спинку дивана.

Перед глазами Вени все потемнело от дикой боли, когда Богдан сразу вошел в него на всю длину и мощными толчками начал двигаться в нежных глубинах, одной рукой удерживая партнера за бедро, а второй — зарываясь в смоляные волосы, тем самым слегка оттягивая голову Вени назад.

Слабые стоны, порождаемые нарастающей болью, срывались с губ, прокушенных до крови. Веня терпел из последних сил, цепляясь пальцами за темную обивку скрипевшего под тяжестью мужских тел широкого дивана. Пламя из камина отбрасывало на стенах тени, создавая атмосферу приоткрывшейся преисподней.

Филины на стене продолжали таращиться своими бессмысленными взглядами, заставляя проникнуться состоянием обреченной беспомощности.

Каждый последующий толчок становился намного болезненней предыдущего, выбивая из охрипшего горла новую череду слабых стонов. Реальность начала расплываться, сигнализируя о превышении болевого порога, — в этот момент мучительные движения стали замедляться, переходя на более плавный ритм, и затем прекратились, превращаясь в слабую пульсацию.

Облизнув пересохшие губы, Богдан отпустил Венины волосы и осторожно высвободил свой член, слегка обагрившийся кровью.

С тяжелым вздохом Веня отстранился от спинки дивана и, полностью опустившись на согнутые колени, сжался в безвольный, усталый комок и, уронив голову в дрожащие ладони, судорожно зарыдал. Состояние опьянения постепенно развеивалось, сменяясь осознанием всей пошлости и похабщины случившегося момента. Непрошенный стыд леденящей волной смел все, что казалось таким важным буквально минуту назад.

И, глядя на вздрагивающие от беззвучных рыданий острые плечи, Богдан с ужасом для себя заметил десятки рубцов, хаотично разбросанных по худой спине с заметно проступающими позвонками. Молча поднявшись с дивана, он взял из кресла шерстяной плед и бережно накрыл им обнаженное тело.

— Я быстро в душ, — торопливо сообщил Богдан. — А когда я приду, ты мне расскажешь, откуда у тебя все эти шрамы.

Когда тот вернулся, Веня сидел на диване, одетый, с поджатыми к самой груди коленями, укутанными пледом, и вытирал ладонями заплаканные глаза.

Богдан молча уселся рядом, выжидающе глядя на своего гостя, всем своим видом показывая готовность внемлить его словам. Немного успокоившись и прекратив размазывать слезы по лицу, Веня нервно скомкал в руках край шерстяной материи и, устремив свой взгляд на танцующее пламя, начал свой печальный рассказ. Он поведал обо всем, что угнетало его все последние месяцы: о своем изобретении, о Феликсе, о поездке в чужую страну. С каждой следующей фразой становилось все легче, словно большая часть гнетущей его отрицательной энергии сгорала без следа в пламени камина.

Богдан внимательно слушал, не перебивая, не уточняя непонятные детали, постепенно осознавая то, что сейчас перед ним находится человек совсем не такой, каким показался с самого начала. И возможно, егерь не поверил бы этому невероятному, тяжелому, богатому на события рассказу, если бы не увидел шрамы собственными глазами.

— … иногда складывается ощущение, что он за мной следит, — Веня задумчиво потер переносицу. — А может и нет. Я уже ничего не понимаю, — он устало зевнул, прикрывая рот ладонью.

Богдан понятия не имел, что нужно говорить в подобных случаях, поэтому он просто произнес:

— Пошли, я покажу тебе твою комнату, — и с этими словами он поднялся с дивана.

Слегка замешкавшись, Веня откинул плед в сторону и, нашарив босыми ногами резиновые шлепанцы, поплелся за хозяином дома, на ходу взъерошивая еще не высохшие после душа волосы, тем самым борясь со сном.

На втором этаже оказалось несколько дверей. Распахнув одну из них, Богдан щелкнул выключателем и осветил небольшое помещение: разложенный диван, застланный немного смятой простыней, на которой в одной стороне лежало сбившееся в угол одеяло, а с другой — большая подушка со съехавшей наполовину наволочкой, — все это говорило о том, что хозяин уступает гостю свою комнату.

— Ложись спать. Завтра, с самого утра, приедут важные люди на охоту. Особо не высовывайся, не мелькай перед ними. К вечеру твоя одежда высохнет, и я отвезу тебя домой, — Богдан бесшумно прикрыл за собой деревянную дверь.

С облегченным вздохом Веня выключил свет и, теряя шлепанцы прямо посередине комнаты, быстро подошел к несвежей постели и тут же провалился в такой же сумбурный, как и прожитый день, сон.

***

Робкий солнечный луч едва коснулся сомкнутых век, заставляя глаза резко распахнуться. Потолок, неизменно обитый деревянной доской, простецкая люстра с тонкими нитями едва заметных паутинок, бесшумно идущие часы с фоновыми морскими волнами на стене заставили Веню вспомнить весь вчерашний вечер.

Он резко сел на постели, продолжая рассматривать самую обычную комнату: деревянный стол, пара стульев, несколько навесных полок с книгами и платяной шкаф составляли всю обстановку комнаты егеря.

Стрелки часов заняли положение десяти утра, красноречиво давая понять, что пора подниматься с дивана. Заметив на столе серебристый термос и тарелку с бутербродами, Веня понял, что завтракать он будет в одиночестве. Шум, доносившийся с улицы, заставил его подойти поближе к окну: за длинным дощатым столом, уютно устроившимся под высоким навесом, сидело несколько человек в военном камуфляже и, о чем-то оживленно беседуя и периодически пересмеиваясь, пило водку, с аппетитом закусывая ее не самым затейливым угощением.

К свободному краю стола прислонились их ружья, терпеливо дожидающиеся того момента, когда их владельцы дойдут до нужной кондиции и наконец-то вспугнут лесную тишину громкими выстрелами. Богдан сидел тут же и бойко поддерживал веселый разговор, периодически разливая водку по стаканам.

В тот момент, когда Веня уже намеревался отойти от окна, один из мужчин поднял голову и встретился с ним пристальным взглядом из-под козырька кепки защитного цвета. Пару секунд они непрерывно смотрели друг на друга, наконец, мужчина опустил голову и обратился к Богдану с каким-то вопросом, указывая в сторону окна. Веня не стал дожидаться реакции егеря и поспешно скрылся в глубине комнаты.

Закинув одеялом еще теплую постель, Веня решил приступить к скромному завтраку. Открутив крышку, одновременно выполняющую функцию чашки, он с легким хлопком нажал на пластмассовую кнопку в плотно притертой пробке, заставляя ее утонуть на необходимую глубину. Горячая струя ароматного чая зажурчала по дну стаканчика из нержавейки, светло-сизым дымком создавая приятную домашнюю атмосферу. Заметив на ломтике сыра несрезанную кромку, покрытую налетом белой плесени, Веня со вздохом незамедлительно начал ее отламывать, мелкими кусочками откладывая на край тарелки.

Внимательно изучив содержимое книжной полки, он привстал со стула и, вытянув из шеренги книг томик стихов Есенина, раскрыл его на первой попавшейся странице и приступил к утренней трапезе под неслышную мелодию тягучих рифм.

Шум за окном постепенно затих, и, расправившись с последним бутербродом, Веня осторожно подошел к прозрачному стеклу, убеждаясь в том, что все участники будущей охоты уже отправились на свое кровавое развлечение.

Нарезав пару кругов по комнате, Веня приоткрыл дверь, ведущую в коридор, и внимательно прислушался: абсолютная тишина послужила ему ответом.

Прохлопав резиновыми шлепанцами по деревянным ступеням винтовой лестницы, он абсолютно спокойно спустился в прихожую, затем вошел в гостиную, с удовольствием отмечая, что в доме никого нет.

Вытащив пульт, застрявший между сиденьем дивана и его ручкой, Веня направил его в сторону телевизора и нажал на красную кнопку.

— … единым взрывом снесло половину квартала, — встревоженный голос телеведущей сразу заставил Веню встрепенуться. Зеленые глаза расширились от ужаса, глядя на шокирующие кадры: разрушенные до такой степени улицы он не видел даже в Даре после бомбежки. Здесь даже камня на камне не осталось — все разнесло в мелкую крошку серого месива. — Череда подобных взрывов прогремела в нескольких городах Кировской области, унеся жизни сотен ни в чем не повинных людей. Взрывчатое вещество, по предварительным данным, в тротиловом эквиваленте значительно превышающее 9.7, пока не установлено.

Прикрыв рот трясущимися кончиками пальцев, Веня с ужасом наблюдал за тем, как спасатели МЧС торопливо разгребали пыльные остатки того, что раньше называлось жилыми постройками, как врачи тянули брезентовые носилки с остатками того, что раньше называлось людьми, как дымилось от взрыва огромное черное пятно, которое раньше называлось улицей. Словно специально для него крупным планом показали безвольно свесившуюся с медицинской каталки обагрившуюся кровью хрупкую кисть какого-то ребенка.

«Кровь не должна быть видна, — ностальгически застучало в висках, заставляя спину покрыться холодным потом, а пальцы задрожать еще сильнее. — Это же моя работа! Ни гексоген, ни тритонал на такое даже близко не способны… Это я… Я их всех убил! »

— Ответственность за проведенный теракт снова взяла на себя террористическая организация, известная как Праведная Земля, запрещенная на территории Российской Федерации.

«Что я наделал! Своими руками! Своими этими вот руками! — Веня вскочил с дивана и с ненавистью уставился на свои ладони, — лучше бы я сдох тогда, в восьмом классе, лучше бы сдох…»

Ноги сами вынесли его на кухню и подвели к холодильнику. Глаза бешено шарили по стеклянным полкам в поисках любого спиртного. Так ничего и не отыскав, Веня со злостью захлопнул тяжелую дверцу, заставив продукты вздрогнуть от подобного обращения.

Теряя всякую надежду, Веня открыл морозильную камеру и, выдвинув на себя верхний ящик, плотоядно оскалился, обнаружив приготовленный на вечер «стратегический запас». Вытащив одну из покрытых инеем бутылок, он аккуратно вернул ящик на место.

На ходу отвинчивая крышку, Веня принялся подниматься по лестнице, периодически отхлебывая прохладную влагу и совсем не чувствуя горечи алкогольного напитка.

«Сказал — не высовывайся. Да, пожалуйста. Не очень-то и хотелось», — он захлопнул за собой дверь в комнату с такой силой, что часовое стекло над остановившимися волнами жалобно зазвенело.

— Молчать! — Веня погрозил часам пальцем. — Объявляю минуту тишины по невинно убиенным мною людям.

Он вытянулся в струнку, крепко сжимая бутылку водки в правой руке и приковывая взгляд к минутной стрелке, начинавшей свой очередной круг по цветному циферблату. Убедившись, что металлический кончик успел коснуться цифры «двенадцать», Веня произнес: «Аминь», — и с жадностью приложился к холодному горлышку.

От нечего делать он снова начал изучать книжные ряды, отмечая определенную склонность хозяина дома к прочтению военной литературы. В конце концов, он оставил это дело и, присев на край дивана, постепенно начал погружаться в абсолютно неустойчивое состояние опьяненного разума. Голова начала кружиться и тяжелеть, заставляя тело принять горизонтальное положение. Пальцы, сжимавшие бутылку, постепенно разжались, вынуждая стеклянный сосуд упасть на ковер, пропитывая прозрачной жидкостью его короткий ворс. Глаза медленно закрылись, погружая сознание в долгожданное небытие.

Хоровод нестройных мыслей, чередующийся с грохотом воображаемых взрывов и отрывками поверхностного сна, бессмысленно туманил воспаленный разум, заставляя его еще больше запутываться в своих болезненных видениях, приукрашенных до безобразия больным воображением.

— Да, это точно он, — чужой резкий голос раздался откуда-то сбоку, и Веня ощутил, как чьи-то пальцы прикоснулись к его подбородку, поворачивая голову лицом к незнакомцу. — Это он. Я недавно просматривал записи той скандальной передачи.

Веня медленно приоткрыл глаза, без толики удивления разглядывая с более близкого расстояния того самого человека, встретившегося с ним взглядом с утра. Смуглый, черноволосый, с несколько удлиненным носом, характерным для лиц кавказской национальности, неопределенного возраста мужчина стоял возле постели и, слегка нахмурившись, пристально разглядывал его в упор.

Веня мгновенно отстранился и, приподнявшись на сиденье, быстро отполз к самой стене, с подозрительностью глядя на него исподлобья.

— Богдан, выйди, — тоном человека, не привыкшего повторять дважды, произнес незнакомец, не сводя с Вени черных проницательных глаз.

Богдан молча перевел взгляд с одного гостя на другого и поспешно покинул комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Увидев, как мужчина торопливо засовывает руку во внутренний карман пятнистой куртки, Веня слегка напрягся, ожидая увидеть очередной вариант какого-нибудь холодного оружия, но результат не оправдал всех его ожиданий.

В вытянутой по направлению к Вене руке красовались раскрытые корочки, предупреждающе говорившие: «Федеральная Служба Безопасности Российской Федерации. Командир Управления специальных операций Донешвили Тимур Иосифович».

— Служба по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом, — металлическим тоном произнес Тимур, захлопывая корочки и снова убирая их во внутренний карман.

— Здравствуйте, — слегка заикаясь ответил Веня, подтверждая свое приветствие почти незаметным кивком головы.

ФСБшник шумно пододвинул к себе стул и, развернув его спинкой к дивану, удобно уселся, обхватив обеими руками верхнюю деревянную перекладину.

— Предупреждаю сразу: мне про тебя известно все, Вениамин Васильевич Ефимов. Про твое пособничество террористической организации, про недавнюю поездку на юг, про нездоровую связь с Луговым, и ты мне определенно не нравишься, — Тимур цыкнул зубом, безотрывно следя за реакцией своего собеседника.

— Я не пособничал, не пособничал! И в мыслях не было! — прерывисто воскликнул Веня, едва ли не вжимаясь в стену.

Черные глаза смотрели выпытывающее, стараясь одним только взглядом вытащить всю подноготную, которую только можно было себе вообразить.

— Тогда попробуй сейчас переубедить меня, — абсолютно безэмоционально продолжил прокурор. — Все с самого начала. Все как было. Все до самых мелочей. От этого ответа зависит твоя дальнейшая судьба. Я внимательно слушаю.

Вене ничего не оставалось делать, как во второй раз начать пересказывать всю свою историю, начиная с того момента, когда он впервые получил микроскопический образец металлического водорода, и заканчивая его возвращением из логова террористов.

Весь его монолог, постоянно прерываемый уточняющими вопросами и едкими замечаниями, Тимур записывал на диктофон своего мобильного телефона.

— Да… — протянул он с задумчивым видом, останавливая запись. — Натворил ты дел не на одну статью… Ты видел, что показывают по телевизору? Видел? — Тимур стукнул крепко сжатым кулаком по спинке стула.

Веня вздрогнул и внимательно посмотрел в суровые, слегка прищуренные карие глаза, с каким-то внутренним ужасом осознавая, что левый зрачок прокурора смотрит немного в сторону и отливает еле заметным холодным блеском, несвойственным настоящему глазу. Постепенно понимая, что перед ним сидит человек с протезом, Веня почему-то проникся к нему дополнительным страхом, воспринимая увечье мужчины, словно какой-то повод для его постоянной агрессии.

— Видел, — шумно выдохнул Веня, — готов ответить за свои поступки.

Тимур достал из кармана штанов сложенный вчетверо носовой платок и громко высморкался.

— Это хорошо, что ты осознаешь долю своей вины в происходящем, — немного смягчившимся тоном проговорил он, убирая платок на прежнее место. — Я наблюдаю за Луговым вот уже как два года, и у меня есть масса косвенных улик, говорящих о его причастности к действиям террористов Праведной Земли. Я на сто процентов уверен, что он занимался и продолжает заниматься военным снабжением этих уродов. Но, несмотря ни на что, прямых доказательств, указывающих на его преступные действия, у моего отдела нет. Как вариант, их можно было бы получить, устроив в доме Лугового доскональный обыск или допросив его с пристрастием, но! — Тимур сделал яркую паузу, приподняв руки с растопыренными пальцами кверху, словно обращаясь ко Всевышнему в некой, одному ему ведомой молитве, — здесь имеет место быть депутатская неприкосновенность!

— Лишите его этого блага, — устало произнес Веня, — какие проблемы?

— Проблема в том, что Генеральный прокурор без неопровержимых доказательств не хочет подавать требование о лишении Лугового депутатской неприкосновенности в комитет Федерального Собрания. Было бы требование, вероятнее всего, в трехдневный срок комитет бы вынес верное решение.

— Замкнутый круг, — Веня в недоумении пожал плечами, — от меня вы чего добиваетесь?

Тимур издевательски склонил голову, буравя собеседника насквозь пронзительным взглядом здорового глаза:

— Пункт первый, статья девяносто восьмая Конституции Российской Федерации говорит о том, что депутаты не могут быть задержаны, арестованы, подвергнуты обыску, кроме случаев задержания их на месте преступления, — отчеканил он длинную фразу.

— И это преступление, как я понимаю, должно произойти не в особняке Лугового, потому что на его частную территорию вы не имеете права проникать? — начиная хмуриться от озаряющей его нехорошим предчувствием догадки, проговорил Веня, в задумчивости поочередно хрустнув большими пальцами.

— А когда мы его задержим на месте преступления и посадим уже на свою территорию, ему придется рассказать о себе абсолютно все! Будем резать по ниточке — муха не пикнет, — в голосе прокурора сквозило столько неприкрытой угрозы, что Веню окатило новой холодной волной подсознательного страха, который он испытывал к этому человеку.

— Чего вы добиваетесь от меня? — упрямо повторил он, медленно переползая на край дивана, с каждым движением приближаясь к опасному человеку, тем самым заставляя свой страх неизбежно отступить.

— Спровоцируй его, — твердо проговорил Тимур, — спровоцируй его на преступление. На такое, чтобы отмазаться он точно не смог. Луговой — хитрый лис, он никому не доверяет, но, кажется, с тобой — это совсем другое дело. Во всяком случае, попробовать стоит, ты ведь знатный провокатор, — несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, что на самом деле у каждого из них на уме.

— Я отказываюсь понимать, к чему вы, Тимур Иосифович, клоните, — Веня поднялся с дивана и медленно подошел к окну, заложив руки за спину и отвернувшись от своего собеседника.

— Это очень даже зря, — сквозь зубы процедил прокурор, в том же неспешном темпе вставая со стула и подходя к стоящему в двух шагах от него Вене. — Но я очень надеюсь на то, что каждый раз, глядя телевизор, ты будешь с болью и горечью осознавать всю степень своей вины и причастности к сотням смертей мирных граждан. И вот тогда, — его резкий голос зазвучал возле самого уха, заставляя Веню прижаться лбом к холодному стеклу, — когда проснувшаяся совесть перестанет тебе давать спать по ночам, ты наберешь вот этот номер, — Тимур положил на подоконник прямоугольник темной визитки, — и сообщишь мне о своем решении. И, да, классные браслеты, — с этими словами прокурор отступил назад и быстро вышел из комнаты.

Отделившись от стекла, Веня с опаской взял в руку твердую картонку и в нерешительности начал теребить ее.

Часы показывали половину седьмого. Желание как можно быстрее покинуть этот дом возрастало с каждой минутой, переходя в навязчивую идею.

Быстро сбежав с лестницы, Веня рванул в ванную комнату и, стянув с горячего змеевика свои вещи, начал поспешно одеваться. Куртка не просохла окончательно, и Веня перекинул ее через плечо, прямиком направляясь к выходу.

Заметив его из гостиной, в которой продолжалось утреннее застолье, Богдан быстро выскочил ему наперерез:

— Ты куда? Я же сказал, что отвезу тебя вечером домой!

— А как же эти? — Веня кивнул головой в сторону гостиной, откуда доносился веселый смех, звон бутылок и приглушенный шум работающего телевизора.

— Прокуроры? Скоро повалятся спать. Не торопись, — мужчина скрестил руки на груди, выжидающе глядя на своего гостя.

— Ты им все рассказал… — Веня слегка оперся о стену плечом.

— Еще скажи, что я поступил неправильно. Что все эти террористы, убийства, весь этот беспредел должны стать нормой. Ты хочешь, чтобы все, что происходит сейчас в Даре, происходило у нас? Средневековые казни, прилюдные наказания, поголовное рабство… Нужно попробовать хоть как-то остановить все это! — его реплику прервал звонок видеодомофона.

Как по команде, Веня и Богдан одновременно припали к небольшому экрану.

— Это еще кто такой? — задумчиво произнес хозяин дома, не узнавая стоящего около калитки человека.

— Это? — усмехнулся Веня. — Это Феликс.

— Тот самый?

— Да. По мою душу явился. Ну, я пошел, — Веня решительно нажал на дверную ручку и быстро сбежал с высокого крыльца.

Богдан, ни на шаг не отставая, из праздного любопытства последовал за ним. Распахнув металлическую дверь, Веня сразу столкнулся с Феликсом лицом к лицу.

В укороченном черном пальто с высоко поднятым воротником, в идеально сидящих брюках и мягких дорогих ботинках Феликс выглядел выходцем из другого, более жестокого мира, где каждый всегда только сам за себя.

С непринужденным видом, засунув руки в карманы и слегка ссутулившись, Веня смерил равнодушным взглядом Феликса с ног до головы и уже сделал шаг по направлению к его машине, но жесткая ладонь народного избранника, резко опустившаяся на его плечо, заставила мужчину остановиться.

Не соизволив даже головы повернуть в сторону народного депутата и оставаясь стоять к нему спиной, Веня медленно произнес:

— Чего еще?

Грубым движением Феликс развернул его лицом к себе и с нескрываемой злобой глухо прошипел:

— Это что такое здесь происходит?

Чувствуя, с какой силой впиваются цепкие пальцы в его сустав, Веня попытался высвободиться из крепкой хватки, но у него ничего не получилось.

Охранники стояли тут же, но пока не вмешивались. Усмана не было видно, по всей видимости, ему было поручено выполнять более важное задание.

Понимая, что дело начинает принимать дурной оборот, Богдан быстро встрял в разговор:

— Так, тихо, тихо! — поспешно начал он, почти вплотную подойдя к начинающим вздорить мужчинам. — Что происходит? Ничего не происходит. Вчера этот молодой человек заблудился в лесу под проливным дождем, я его привел к себе домой и сегодня вечером собирался отвезти в город.

— Пожалел, значит? — серые глаза Феликса нервно сощурились, глядя на своего нового собеседника.

— Значит, пожалел, — согласился тот.

Феликс слегка закатил глаза и с рассерженным видом перевел взгляд снова на Веню.

— Это еще кто? — кивнул он головой в сторону незнакомого мужчины.

— Богдан. Егерь. Поехали уже, — с возрастающим недовольством в голосе ответил Веня.

Напоследок окинув хозяина усадьбы презрительным взглядом, Феликс слегка подтолкнул Веню в сторону автомобиля. Проводя взглядом отъезжающий внедорожник, Богдан задумчиво почесал колючий подбородок и плотно закрыл калитку.

— Металлический водород, — сходу начал Веня, как только машина начала движение, — и последние взрывы как-то связаны?

— Думаю, что да, — с готовностью ответил Феликс, радуясь уже хотя бы тому, что Веня не молчит. — Этим я не занимаюсь, но однозначно, да, связаны.

— Тебе вообще как спится по ночам? — Веня выглядел каким-то излишне взвинченным и взбудораженным.

— Да ты же пьян, — Феликс принюхался, настороженно склонившись над ним.

— Я устал от тебя, — Веня собрался с силами и заговорил более спокойно. — Устал от такой неровной жизни, от каких-то ежедневных происшествий, смертей, смертей и бесконечной крови… Устал, — он обессилено откинулся на спинку сиденья и слегка приподнял голову, глядя на светлый потолок салона. — Несколько лет моего труда ушли на то, чтобы террористы строили шариат на человеческих костях. Не этого я хотел, совсем не этого…

Феликс нервно потер лоб, изо всех сил собираясь с мыслями и подбирая нужные для ответа слова, но так и не подобрал, понимая, что за две недели ничего не изменилось и что Веня продолжает его ненавидеть с той же силой, очевидно даже, преумножившейся в своих объемах.

Снова в салоне наступила тишина. Искоса наблюдая за Веней, Феликс понимал, что тот о чем-то напряженно думает, что-то прикидывает в своей гениальной голове, будто пытаясь решиться на какой-то ответственный шаг.

— Послушай, я… — Феликс протянул руку и едва ощутимо коснулся кончиками пальцев его кисти, лежащей на колене.

— Не надо, — Веня мягко выдернул руку с какой-то грустью и тоскливой обреченностью, и Феликс понял, что этот человек для него потерян навсегда.

В абсолютном молчании они пересекли городскую черту и через десять минут подъехали к Вениному дому.

— Если тебе что-то вдруг понадобится, — начал было Феликс, но осекся и замолчал под печальным, утомленным жизненными невзгодами взглядом зеленых глаз.

— То я обязательно тебе позвоню, — Веня кивнул головой, привычно позволяя смоляным прядям упасть на глаза, и медленно откинул назад непослушные, уже почти достающие до плеч волосы.

Что-то в его голосе изменилось, закрались фальшивые нотки, обманчивые и приторные. Тонкие пальцы обхватили стальную ручку автомобильной дверцы и потянули ее на себя. Феликс снова впал в транс созерцания этих манипуляций и очнулся только тогда, когда дверь машины с шумом захлопнулась.

Быстро поднявшись на второй этаж и укрывшись в своей квартире, Веня извлек из кармана прокурорскую визитку и, более не колеблясь, набрал длинный номер.

— Тимур Иосифович, это Ефимов. Если вы в состоянии разговаривать, то я бы хотел озвучить свои соображения по этому делу.

Убедившись в том, что в Вениной квартире зажегся свет, Феликс скомандовал ехать домой.

Глава тринадцатая

Какова цена свободы? Не той, искусственно созданной в цивилизованном обществе, а настоящей, не подразумевающей ограничений в рамках различных норм и морали. Свобода для человека — априори искусственно созданное понятие, иллюзия того, что якобы существует, но никак не может заработать из-за бесконечных условностей, называемых законом, совестью и честью, условностей, из которых будто по кирпичику складывается такое понятие как государственность. И это состояние общества — система человеческого уклада, придающая своим частицам единого механизма уверенность в завтрашнем дне.

И именно эта уверенность покупается ценой человеческой свободы. Для кого-то подобная цена слишком высока, для кого-то — нет. Большинство вообще не задумывается по этому поводу, каждый день копошась в своем уютном мирке, опасаясь хоть на мгновение выйти из зоны собственного комфорта. Именно поэтому некоторые индивидуумы, потерявшие надежду на законное проявление своего недовольства укладом жизни, политическим строем, личными предпочтениями, обретают свою настоящую свободу под свинцовым небом, где каждый миг, каждое мгновение может стать последним. Свобода, в которой не существует угрызений совести, принципов и условностей, свобода, где все решает лишь закон силы, свобода от власти и от самого себя, дать которую может только извращенная форма анархии.

Изгаженная, запятнанная, очерненная, ассоциирующаяся у многих с беспределом и терроризмом, изломанная на корню форма государственности теми, кому это выгодно, оскверненная корыстными и властными людьми, заставляющими позабыть о том, что на самом деле Анархия — это внутренняя свобода, не подразумевающая никакого насилия изначально.

Истинный анархист — самодостаточный человек, освобожденный от любых внешних влияний на свой внутренний мир. Он самодостаточен настолько, что отрицает какое-либо принуждение, основываясь на принципах добровольности и взаимопомощи.

Лишь отрицая любые принципы принуждения и насилия, при этом основываясь на пацифизме, можно приобрести истинную свободу с истинной Анархией, потому что «Анархия — желание выйти из всех систем, кроме солнечной».

Там, под свинцовым небом, пусть в плену у представителей Праведной Земли, пусть под постоянными обстрелами и неизменной угрозой смерти Веня чувствовал себя более свободным человеком, нежели здесь, в цивилизованном обществе. Он был там. Он мог сравнить. Он сделал выводы.

Тонкие пальцы заскользили по краю белоснежной рубашки, застегивая мелкие черные пуговицы. Сегодня он должен выглядеть нарядно. Сегодня его выход.

Солнце садилось. Лишь его золотистый край прощально виднелся из-за темных крыш высотных домов, утыкавших собой всю протяженную нить горизонта. Небо было ярким, багряным, похожее на прибрежные волны, в которые террористы сбрасывали окровавленные тела, изрешеченные отверстиями от пуль. Тогда вода тоже окрашивалась в багряный цвет и кровь была хорошо видна. На мгновение Вене показалось, что земля и небо поменялись местами, и что он наблюдал за морской гладью со своей одинокой планеты, очень маленькой, ограниченной пространством одной комнаты, на которой, кроме него, почему-то никто не мог прижиться по-настоящему.

Накануне Веня позвонил Феликсу, предлагая поговорить, но только на его, Вениной территории. Он видел на расстоянии, как дрогнула рука, сжимавшая мобильник, как капельки нервного пота проступили у корней рыжеватых волос, как пересохли губы от волнения, отвечая хриплое: «Да».

Целый день Веня драил квартиру, создавая вымученную атмосферу чистоты и уюта. Он залез в стенной шкаф, в котором все еще оставались вещи старых хозяев, в поисках любых, по его понятиям, романтических атрибутов. Очень скоро на прикроватном комоде появились прозрачная ваза в виде маленького аквариума, наполненная стеклянными шариками, и бронзовый подсвечник с тремя витыми рожками. На большее фантазии не хватило, и Веня оставил все как есть, лишь переменив постельное белье на новое, абсолютно белоснежное.

После минуты раздумий пальцы застучали по пластиковому экрану, выбирая номер человека, общение с которым уже давно переросло в персональную пытку, но сегодня это ощущение покинуло его, придавая голосу незнакомые интонации:

— Мама, здравствуй, — Веня прислонился к комоду, опустив глаза на свои босые ноги. — Как обычно. Нет, все хорошо, честное слово. Как ты? Как папа? В субботу… Я не знаю, — свободная рука потянулась к виску, наматывая на палец черную прядь, — наверное, приеду…наверное… Хорошо. До встречи, — претя своей привычке он не нажал «отбой» первым, с какой-то еле уловимой грустью продолжая слушать короткие гудки.

Его взгляд быстро и оценивающе обежал комнату, напичканную «жучками» и видеокамерами.

«Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — с долей сомнения произнес Тимур прошлым вечером, когда его помощники завершили все необходимые приготовления. — Если что-то пойдет не так — отряд ОМОНа отреагирует незамедлительно, чтобы выбить входную дверь».

«А что, будут основания для его вызова? » — недоверие проскользнуло в Венином голосе.

«Тревожного звонка на пульт о том, что в твоей квартире заложена взрывчатка, будет достаточно», — прокурор знал, о чем говорил. Хладнокровный, самоуверенный, жестокий, поставивший своей целью надолго посадить скользкого политика, используя для этого абсолютно все средства. Он верно преследовал свою жертву, намертво вцепившись в нее беспощадными клыками под названием «правосудие».

Отведя телефон от уха, Веня взглянул на его светящийся экран, показывающий без десяти девять. Феликс с минуты на минуту мог оказаться на пороге, поэтому нужно было завершить последние приготовления.

Чиркнув зажигалкой, Веня заставил почерневшие фитили некогда горевших свечей вновь вернуться к жизни, вспыхивая маленькими пляшущими огоньками. По комнате сразу пронесся слабый, еле уловимый запах гари. Оставив из освещения только прикроватный торшер, Веня опустился на край постели и, упершись локтями о колени, сплел пальцы в замок и принялся ждать своего вечернего гостя.

С замиранием сердца Феликс спешил на эту встречу, вселяющую надежду в его беспокойную душу. Не важно, где его фаворит предложил встретиться, роль играло лишь то, что он вообще пошел на контакт. Значит, еще не все потеряно, значит, у него появился хотя бы крохотный шанс.

Глаза Феликса устали от мельтешащих городских огней, раздражающих своей яркостью и какой-то крикливой вульгарщиной. Он ехал один, с непривычки слишком резко стартуя со светофоров. Еще несколько кварталов, всего лишь несколько кварталов — и он будет на месте.

Завернув к нужному дому, Феликс попал во двор с узкой дорожкой вдоль его периметра, по правой стороне уставленной припаркованными машинами. Дорожка оказалась настолько узкой, что, приближаясь к нужному подъезду, при этом абсолютно отвыкнув от габаритов своего автомобиля, Феликс случайно зацепил боковым зеркалом чужое, заставляя черную пластиковую конечность с треском неуклюже изогнуться в противоположную сторону, очевидно, ломая ее держатель.

— Складывать надо, придурки, — он даже ухом не повел, продолжая свой, теперь уже недолгий путь.

Кое-как припарковавшись с третьего раза, Феликс поспешно покинул машину и почти вприпрыжку устремился к домофону. Пальцы торопливо набрали нужную комбинацию. Никто не ответил на звонок — дверь пискнула и открылась, пропуская гостя в свою бетонную берлогу.

Поспешно перешагивая через две ступеньки, за несколько секунд Феликс преодолел лестничные пролеты, ведущие на второй этаж.

Веня ожидал его, стоя в дверном проеме и прислоняясь спиной к металлическому косяку.

Замедляясь на последних ступенях, Феликс сбившимся голосом произнес:

— Кажется, я не опоздал, — и приблизился к хозяину квартиры, с жадностью ловя на себе печальный взгляд зеленых глаз.

— Все хорошо, — ответил Веня едва слышно: волнение Феликса начало передаваться ему прямо с порога. — Заходи, — он отступил вглубь жилища, позволяя гостю зайти в коридор и захлопнуть дверь за собою.

Феликс был здесь впервые. Обычная однокомнатная квартира, настолько обычная, что даже взгляду было не на чем задержаться. Свет в единственной комнате приглашающе манил к себе и, второпях оставляя туфли и пальто в коридоре, Феликс устремился вслед за Веней.

Коридорная темнота сменилась на приглушенное освещение скромной обители. Незатейливый абажур, горящий крупным светляком посреди широкого комода, несколько раз подмигнул, повинуясь перепадам электричества.

— Здесь часто так бывает, — произнес Веня, прикасаясь к тканевому краю ночного светильника. — Я уже привык, — с этими словами он повернулся к своему гостю, наконец-то давая тому возможность сказать давно готовую, но такую болезненную для произношения фразу.

— Веня, послушай, — Феликс остановился в полуметре, словно натыкаясь на невидимую стену. — Я так больше не могу. Ты не позволяешь думать о себе, и от этого все мои мысли заняты только тобою. В зале заседаний, на митингах — везде в каждом черноволосом парне я вижу тебя, и от этого становится просто невыносимо. Я причастен ко всему, что случилось с тобой, но видит Бог, как я страдаю от этого!

Такого Феликса, искреннего, прямолинейного и откровенного в своих словах Веня не видел еще никогда. Он открывался словно с новой, ранее закрытой для всех стороны, со стороны своей слабости.

— Ты сам виноват. Помнишь, как когда-то просил, чтобы я тебя приручил? — надломленным голосом произнес Веня, словно впервые рассматривая каждую черточку его лица.

— Помню, — взгляд Феликса подернулся болью, заставляя уголки серых глаз покрыться сетью мелких морщинок. — Я безразличен тебе?

— Нет, — Веня слегка вздрогнул. — Ради тебя мне хочется умереть.

Феликс удивленно приподнял брови и отрывисто проговорил:

— Ничто не может кончиться насовсем, слышишь? Нам нужно лишь немного счастья, хоть самую малость, и еще немного времени!

— Чтобы начать все с начала? — с каким-то отчаянием уточнил Веня. Феликс не ответил: надежда, сквозившая в его взгляде, красноречиво говорила обо всем. — Тогда давай попробуем. Меня зовут Вениамин. Я — суицидник и анархист.

— Очень приятно, — ни на секунду не задумываясь, его собеседник вступил в эту безумную игру. — Меня зовут Феликс, Я — моральный урод и продажный политик.

Между взглядами светлых глаз пробежала искра, тут же погасшая в мятной зелени. В этот момент Феликса внезапно обуяла болезненная, сиюминутная потребность быть счастливым, пусть на короткое время, пусть хоть на сколько-нибудь, но только рядом с этим импозантным и неординарным человеком, ставшим таким недоступным и оттого еще более желанным.

Сердце пропустило удар, заставляя сделать решительный шаг.

Тонкие пальцы скользнули к выключателю, погружая комнату в полумрак, в котором главенствующую роль приобретали горящие фитили на плавящихся концах парафиновых свечей.

Сократив расстояние до необходимого минимума, Феликс пылко прикоснулся к желанным губам, одной рукой зарываясь в смоляные пряди, а другой — обвивая тонкую талию.

Этот вкус, кажущийся еще вчера безвозвратно утраченным, снова сводил с ума, заставляя язык проникнуть в манящий приоткрытый рот, чтобы в полной мере насытить вкусовые рецепторы со сладостным безумием.

Тепло кожи под тонкой тканью рубашки заставило Феликса с силой прижать к себе вожделенное тело, до боли терзая чувственные губы, срывая с них глубокий вздох.

Веня отвечал слабо, словно через силу, не попадая своими замедленными движениями в темп, заданный взбудораженным долгожданной близостью с ним мужчиной.

В поисках любой опоры Феликс решительным движением подтолкнул Веню к ближайшей стене, заставляя того упереться лопатками в холод бетонной плиты. На мгновение разорвав поцелуй, Феликс внимательно посмотрел в широко распахнутые необъяснимой тревогой глаза Вени и осторожно взял его лицо в свои ладони. В ответ зеленые глаза распахнулись еще шире, как и раньше, глядя по-детски наивно и доверчиво.

Эта близость сводила с ума, заставляя Феликса чередой поцелуев покрывать черные брови, бережно опускаясь к дрожащим векам и снова возвращаться к припухшим губам, заставляя их разомкнуться в безвольном движении.

Руки Вени несмело легли Феликсу на плечи, словно сомневаясь в правильности своих действий. С пробирающей до костей дрожью Веня ощущал на себе посторонние взгляды, наблюдающие за ним через механический зрачок видеокамер. Они видели все, впитывая в себя атмосферу страсти и передавая ее на экраны компьютеров в виде похабного непристойного фильма.

Предоставляя возможность покрасневшим губам своего любовника сделать глубокий вдох, Феликс проскользнул горячим языком вдоль шеи, ощущая пульсацию трепещущей артерии.

Влажные прикосновения, начинающие вызывать у Вени сдерживаемый всеми силами прилив возбуждения, спустились вниз к острым ключицам, оставляя на них свои обжигающие следы. Нетерпеливые руки нащупали верхнюю пуговицу, принуждая ее немедленно покинуть плен тканевой петли, обнажая бархатную кожу. Тихий, еле слышный стон заставил Феликса продолжить свое невыносимое, тягуче-сладостное занятие.

С каждой расстегнутой пуговицей горячие поцелуи спускались все ниже и ниже, вынуждая грудь Вени вздыматься все сильнее. Требовательные губы прильнули к соску, заставляя глаза полуприкрыться от сладкой истомы. Рука Феликса скользнула вдоль живота и слегка надавила на начинающий наливаться желанием половой орган, вызывая легкую дрожь от нахлынувших ощущений.

Запах волнующего тела медленно и изощренно сводил с ума, заставляя дыхание становиться все глубже, чтобы заполнить легкие до отказа столь необходимым для полноценной жизни кислородом с примесью аромата любимого человека.

Резким движением Феликс сдернул с вздрагивающих от его бесстыдных прикосновений плеч белую ткань, пару минут назад выгодно оттенявшую черноту блестящих волос. Отбросив в сторону ненужную одежду, Феликс развернул Веню лицом к стене, вынуждая его прикоснуться ладонями к цветастым обоям, и тесно прижался к нему, своим телом повторяя его изгибы.

Веня шумно выдохнул, почувствовав возбуждение мужчины, откровенно упершееся в его ягодицы.

Феликс слегка оттянул голову Вени назад, покрывая поцелуями красивые прямые плечи, и снова потянулся к взволнованным губам.

Повернув голову вполоборота, Веня начал отвечать с возрастающей интенсивностью, заведя руку назад и обхватив Феликса за шею, тем самым заставляя его прильнуть к себе еще сильнее и почти вдавить полуобнаженное тело в бетонную стену.

Руки Феликса беспокойно заскользили по его груди, опускаясь все ниже и нащупывая пуговицу джинсов.

Тонкие пальцы заскребли по бумажной поверхности, оставляя на аляпистых цветах продольные следы от коротких ногтей.

Быстро справившись с молнией, Феликс разорвал поцелуй, вызвав у Вени разочарованный вдох, и приспустил джинсы с бедер вместе с бельем.

Слегка обернувшись через плечо, Веня поймал взгляд, полный сумасшедшего желания, и демонстративно закусил губу, придавая своему лицу выражение плотоядного интереса.

Проведя рукой по красиво очерченным ягодицам, Феликс склонился к упругим полушариям, оставляя влажную дорожку поцелуев от копчика до самой шеи, не обделяя вниманием ни один позвонок, проступающий под тонкой кожей.

Краем уха Веня уловил тихий звук, с которым скрипнули зубы Феликса, увидевшего шрамы.

— Прости меня, прости, прости, — прошептал тот, слегка отстраняясь.

— Глупый, мне уже не больно, — с горькой улыбкой Веня обхватил его кисть и требовательно положил себе на бедро. Не в силах больше выносить эту сладкую пытку, он развернулся лицом к Феликсу и, ухватившись за концы легкого шарфа, быстро стянул шерстяную ленту с шеи распаленного страстью мужчины.

В тот момент Вене было уже все равно, сколько пар глаз по ту сторону монитора наблюдает за этой откровенной сценой: упорная жажда жить прямо здесь и сейчас вытеснила все страхи и сомнения.

Быстро сдернув с себя джинсы, он с жадностью смотрел, как Феликс, в свою очередь, избавлялся от остальных элементов одежды, хаотично разбрасывая их по всей комнате.

Судорожный выдох опалил искусанные губы, томящиеся в ожидании близости, когда Веня увидел налитый кровью, слегка подрагивающий в нетерпеливом предвкушении член своего любовника. Он взволнованно вздохнул и, сделав шаг в сторону дивана, опустился на теплое одеяло.

Легким толчком Феликс заставил его продвинуться дальше на постели, до самых подушек, и последовал вслед за ним.

Смоляные пряди снова разметались по наволочной белизне, а легкая улыбка озарила лицо, заставляя Феликса любоваться этим моментом, ради которого, пожалуй, он был готов пожертвовать абсолютно всем.

Вытянув руку в сторону комода, Феликс извлек из вазы шарик темно-синего цвета с серебристыми вкраплениями и поднес его к глазам Вени:

— Скажи, тебе нравится?

— Да, он очень красивый, — взгляд Вени замаслился.

Феликс опустился рядом с ним, осторожно прикасаясь переливающейся стеклянной поверхностью к телу объекта своего вожделения, начиная от притягательной ямочки на шее. Дрожание свечного пламени завораживающим блеском отливало всполохами в этой маленькой сфере, заставляя Феликса испытывать физическое и эстетическое наслаждение, перекатывая по телу своего желанного мужчины прохладный шарик, плавно путешествуя им по груди, заставляя соски сжиматься от холода, а потом по очереди отогревая их губами и горячим языком. Целый мир отражался в глазах маленького и такого беззащитного человека, дрожавшего от страсти и продолжающего играть по его правилам.

Шарик скользил под теплой ладонью, оказываясь в районе возбуждения полового органа с набухшими от желания венами. Окружив налитую блестящую головку, тем самым вызвав на ее поверхности каплю предэякулята, Феликс аккуратно снял ее одним пальцем и чувственно провел им по приоткрытым губам своего любовника, тем самым заставляя его пробовать на вкус самого себя.

Феликс снова потянулся к вазе и, набрав целую горсть стеклянных капель, приблизил ладонь к его груди, позволяя искрящемуся созвездию холодными круглыми вспышками рассыпаться по красивому телу и затем разбежаться по постели.

Вид любовника заводил Феликса все сильнее. Заняв позицию между его ног, Феликс обильно сплюнул на ладонь, вынуждая слюну тонкой нитью протянуться до самых губ, а затем мягко прикоснулся к анусу своего фаворита, осторожно проникая в его тесную глубину, тем самым заставляя большие глаза прикрыться от удовольствия.

Ощутив дикий прилив нестерпимого желания, Веня обхватил рукою свой член, намереваясь самостоятельно довести себя до оргазма, на что Феликс незамедлительно отреагировал, отведя его кисть в сторону.

Склонившись с дивана, Феликс поднял свой тонкий вязаный шарф и грубым движением заставил Веню сесть на постели. Заломив его руки, освобожденные на этот вечер от браслетов, за спиной, он крепко связал тонкие запястья между собой, не позволяя совершать лишних движений.

Принимая удобную позу, Веня снова опустился на постель, опираясь на согнутые локти и призывно расставляя колени.

Увлажнив слюной свой орган, Феликс безо всякого промедления прикоснулся горячей головкой к звездочке ануса и начал постепенно погружаться вовнутрь, заставляя Веню сладострастно откинуть голову назад и слегка вздрогнуть от боли. Рука Феликса проскользнула по теплым бедрам, обхватив изнывающий от желания член своего любовника и ощутимо сжав его в крепкой ладони.

Войдя на всю длину, Феликс начал неторопливо двигаться в горячей глубине, одновременно удовлетворяя тихо постанывающего партнера, не уставая любоваться красотой его специфических линий.

Веней овладела жгучая страсть, но, несмотря ни на что, сознание его оставалось незатуманенным и ясным. Отдаваясь сладкому порыву, он ни на секунду не забывал о том, для чего вообще все это происходило.

И когда Феликс, почувствовав начинающуюся в его руке пульсацию, решил, что его любовник уже на грани, желанные губы четко прошептали заготовленную фразу:

— Да…еще, еще, Богдан!

Феликс замер, почувствовав неприятный холодок, словно на его плечи накинули покрывало, сотканное из кусочков битого стекла. Он резко отстранился от Вени, не до конца осознавая смысл слов, произнесенных в страстном порыве.

Тот тут же подобрался, подтянув к себе колени, и глазами затравленного зверя взглянул на ошарашенного мужчину.

— Что? Что ты сказал? — прерывающимся от волнения голосом переспросил Феликс. Веня не отвечал, тонкими пальцами заломленных за спину рук комкая край подушки. -Богдан? Это тот самый лесник? — Веня видел, что Феликса начинает трясти, и ему стало страшно.

— Егерь, — тихо проговорил он, с ужасом наблюдая, как синяя жилка на напряженной от ярости шее начинает опасно проступать.

— Мне плевать, кто он! — голос Феликса быстро начал переходить на крик. — Между вами что-то было? — он крепко схватил Веню за плечи и изо всех сил начал трясти его, вынуждая смоляные пряди хаотично развеваться в воздухе. — Отвечай!

— Да, все было, — Веня утвердительно кивнул.

И, глядя в эти зеленые честные глаза, никогда не лгавшие ему ни по какому поводу, Феликс понял, что и на этот раз Веня говорит правду.

— Это ты зря сделал, — голос мужчины за доли секунды изменился до неузнаваемости, обрастая льдом уверенности в будущих поступках.

Переместившись к краю дивана, он щелкнул выключателем торшера, призывая лучи искусственного света себе в свидетели. Медленно затушив кончиками пальцев горящие фитили, Феликс взял в руки тяжелый подсвечник и всем корпусом развернулся в сторону Вени, беззащитным комком вжавшегося в подушки.

Феликс убивал медленно, удар за ударом опуская выступающие бронзовые грани на голову, плечи, ребра человека, практически не имеющего возможности защищаться. В тот момент им двигало удивительное хладнокровие, словно его рука совершала необходимое возмездие. Феликс не думал ни о чем, продолжая наносить роковые удары, тем самым заставляя кровь проступить на коже, рассеченной острой кромкой основания подсвечника.

Багряная липкая жидкость заливала глаза, закрывая окружающий мир такой же багряной пеленой, узкий шарф намертво держал запястья не хуже любых наручников, не позволяя даже прикрывать голову от постоянных ударов.

«Где ОМОН? Где? Почему никто не приходит? », — Веня попытался уткнуться лицом в подушку, чтобы его слезы бессилия не были видны обезумевшему мучителю.

— Феликс, прекрати, пожалуйста, — из последних сил прохрипел он.

Веня не хотел умирать. Наоборот, всеми фибрами своей души он хотел жить, жить под мирным небом и по совести, но получалось все наоборот.

И когда сознание постепенно начало покидать его, в самый последний момент Веня вдруг понял, что никто не придет его спасать, потому что системе правосудия выгоднее получить в качестве неоспоримого доказательства вины депутата еще теплый труп его жертвы.

Продолжая находиться в доселе неведанном трансе, Феликс внезапно осознал, что Веня перестал всячески реагировать. Он медленно разжал руку, позволяя бронзовому подсвечнику с гулким стуком упасть на пол, и приложил окровавленные пальцы к красивой длинной шее. Не почувствовав биение жизни в бездыханном теле, Феликс в последний раз запустил руку в смоляные пряди. Протянув пальцы сквозь черные волосы, печальным взглядом он попрощался с их блеском.

Медленно поднявшись с дивана, Феликс бережно прикрыл неподвижное тело легким одеялом:

— Мне будет тебя не хватать. Спи спокойно, мой Маленький Принц.

Не замечая крови на своих пальцах, Феликс принялся одеваться. Уже стоя в коридоре, с особой тщательностью приглаживая волосы, он услышал грохот выбиваемой двери. Не обращая ни малейшего внимания на шум, доносившийся с лестничной клетки, он аккуратно застегнул пальто и, смахнув едва заметные пылинки с его черных бортов, с готовностью вытянул руки навстречу врывающемуся в квартиру отряду полиции:

— Я убил человека. Арестуйте меня.

***

Сотрясение мозга, перелом ключицы, многочисленные ушибы мягких тканей — вот та цена ответственности, которую заплатил Веня за то, что приручил монстра.

Затем потянулись тоскливые недели искусственного света больничной палаты, чередующиеся с невыносимыми судебными заседаниями. С каждым разом, с каждым новым утомительным разбирательством, на котором закономерно всплывали все новые шокирующие подробности, свидетельствующие о связи народного избранника с опасными террористами, Феликс выглядел все хуже: лицо его еще более заострилось, глаза утратили всю теплоту взгляда, глядя прямо перед собой с обреченной осознанностью собственной вины.

Изредка, когда их неловкие взгляды случайно пересекались, легкая печальная улыбка касалась его бледных губ, заставляя зрачки вспыхивать огоньком ностальгии. И глядя в эти выцветшие глаза сломленного правосудием и тюремной жизнью человека, Веня понял, что терпеть все это Феликсу осталось уже недолго.

***

Январь выдался совсем не снежным. Заледенелая колея проселочной дороги торчала замерзшими гребнями разъезженной еще в осеннюю слякоть земли. Зимний лес, не покрытый снежным настом, выглядел хмуро и угрюмо, словно жалуясь каждому, проезжающему мимо человеку, на свою нелегкую судьбу.

Завидев издали большой стенд с изображенным на нем бурым медведем и надписью: «Охотничье хозяйство «Егорьевское», — Веня понял, что почти приехал. Остановив машину возле самой калитки, он на секунду задумался, но, все же собравшись с мыслями, нажал на кнопку вызова видеодомофона.

Ему никто не ответил. Не падая духом, Веня нажал второй раз и третий, и в конце концов осознал, что, скорее всего, в полдень егерь находится на очередном обходе своих угодий. Просто нужно время, совсем немного, чтобы дождаться.

Веня присел на капот своего автомобиля, зарываясь руками в кожаных перчатках в глубокие теплые карманы. Дыхание в виде белого пара рассеивалось без следа в трескучем морозном воздухе. Веня посмотрел в том направлении, откуда, по его мнению, очень скоро должен был появиться Богдан, а затем поднял взгляд на макушки деревьев, под зимним солнцем кажущиеся черными тенями на посеревшем, нависшем над головой небесном фоне.

Не важно то, под небом какого цвета ты живешь, самое главное — это цвет твоей души, окрашенной чистотой самых искренних намерений.

Веня решил ждать прихода егеря хоть целый день, хоть сутки — столько, сколько нужно. Он понимал, что у него практически нет никаких шансов, примерно один из ста, но этот самый один-единственный процент обнадеживал, заставляя сердце биться с удвоенной силой.