Мемуары Огненной Пони

- Ну, может быть ты расскажешь мне, как это всё началось ? А?

Хозяин приятно погладил меня по плечу, по щеке, развернул лицо и приказал посмотреть Ему в глаза. Мой удивленный взгляд говорил, что история-то известна. И зачем спрашивать. Но Дональд Скипнер как будто прочитал мои мысли.

- Я хотел бы услышать это непосредственно от тебя, Виолетта.

Со стороны картина выглядела как из серии «Приплыли», а лучше сказать – «Прискакали». На мне была особая сбруя, прямо на теле, без одежды, волосы собраны в высокий конский хвост, и еще один похожий хвост был закреплен к анальной пробке. А на ногах – особые туфли-копытца. Лабутены почти, действительно красивые, лакированные, как и всё «обмундирование». Кожа моя уже чуть пообветрилась от частого пребывания днем на солнце вне помещения и прогулок в таком виде по закрытому двору, и иногда - вне территории непосредственно усадьбы Хозяина – по тропинкам ближайшей березовой рощи, и даже немножечко подзагорела.   Черный лак на слегка бежевой коже, рыжий хвост, а точнее два хвоста, и эта маска на лице, и, как правило, на прогулках во рту у меня была особая перекладина, удило, а сейчас мне её вынули, чтобы произносила слова, а не звуки, чем-то напоминающие лошадиное «иго-го», которые мы с Нинни обязаны были издавать, если нас два раза подряд  хлестали плетью по бедру, такой у Хозяина для этого был сигнал. Нас ставили в упряжку, поочередно меняя местами, а иначе бы на каком-то бедре точно была бы уже ассиметричная полоса от этих ударов, сильных и неприятных, от которых хотелось вскрикнуть и так, без указания издавать «лошадиные звуки». Так что вроде бы такой унизительный приказ как «поржать», в прямом смысле этого слова, он был даже очень к месту и снимал лишнее напряжение от моего вынужденного времяпрепровождения, а правильнее сказать – вынужденной участи играть роль пони у бывшего лучшего жокея Королевских скачек, Дональда Скипнера, человека невысокого роста, худощавого, с неприметными чертами лица и необычным взглядом, который пронизывал сейчас меня насквозь. Поговаривали, что Дональд Скипнер мог укротить своим  взглядом даже дикого мустанга. Странно, но я и раньше слышала об этом человеке - будучи рожденной в Год Лошади, я инстинктивно интересовалась лошадьми и скачками.   И надо же, судьба свела меня с ним таким, можно открыто сказать, зверским, образом. И превратило в животное в тайной конюшне экс-звезды ипподромов Королевства, да и всего мира.

Дональд Скипнер смотрел на рыжую даму в сбруе как всегда отрешенно и внимательно одновременно. И если внимательность была в нем заложена от природы, то отрешенность появилась ровно 7 лет назад, а точнее 6 лет 11 месяцев и 8 дней, в тот час, когда на скачках в Уэстере погибла его любимая рыжая Бэкки, дочь Бэкфорда и Китти, двух легендарных успехов британских конезаводчиков. Но если пегий Бэкфорд был просто красивым скакуном, а гнедая Китти – просто генетически идеальной матерью для будущих чемпионов, то очаровательная Бэкки была любовью не только Дональда, её владельца и в то же время и жокея, но и всей чопорной английской публики, да что там, всего сообщества любителей скачек. Бэкки была почти гнедА, резвА, обладала веселым характером и необыкновенным «огненным» отливом густого волоса. Если бы Бэкки была не лошадью, а женщиной, она взяла бы все Оскары Голливуда за самую красивую роль. Но Бэкки успела взять только пять известнейших мировых наград (помимо десятка наших национальных британских), покорить сердца иппологов и даже войти в Классификатор пород лошадей как новое направление со специфичным окрасом, как вдруг, из-за оплошности персонала ипподрома в Уэстере, она запнулась на повороте за неправильно установленный бордюр, её вынесло в центр, Бэкки сбросила Дональда, перевернулась в воздухе и очень неудачно упала на внутреннее ограждение, переломив шею и практически сразу испустив дух. Дональд, с криком и хромая, рванулся к своей дорогой кобыле, но та уже хрипела, закрыв красивые карие глаза, и в тот момент, когда он дотянулся до неё, Бэкки умерла.

Ну как тут скажешь слово «сдохла». Для Дональда Скипнера эта лошадь была не просто скаковой. Давняя история его трагической юношеской любви к звонкой рыжей девушке Бэкки с высоким огненным конским хвостом из соседнего класса в колледже, странно заболевшей и «сгоревшей» буквально за полгода, прочно сассоциировалась с лошадкой Бэкки, когда её показали жокею ещё жеребенком. И Дональд почему-то решил, что это именно та его Бэкки вернулась к нему в образе лошади. Он сразу же выплатил заводчикам всю необходимую сумму, не торгуясь, и забрал Бэкки-2 к себе, на виллу, построил ей отдельное стойло, а потом вообще продал всех других своих лошадей и дни и ночи занимался только своим новым приобретением. Обучал, тренировал, ухаживал особенно бережно. Бэкки сразу начала подавать надежды, генетика чемпионов сыграла свою роль, и как она подросла, Дональд и Бэкки начали участвовать в важных соревнованиях, а необычный оттенок гривы, не темный, как у гнедых, и не рыжий, как у рыжих лошадей, а рыжий с золотом, яркий как огонь, он давал прямую возможность паре Скипнер-Бэкки войти действительно в историю мирового конеразведения.

И вот её не стало. В один миг, в расцвете сил, почти на вершине славы. И в самой глубине сердца жокея поселилось абсолютное горе. Когда Дональд перевел взгляд от умершей Бэкки на публику, он не увидел больше красок. Он видел только огненную окраску погибшей лошади, а остальные люди казались ему блеклыми, серыми, выцветшими. Хотя, на самом деле, в одночасье выцвела его душа, а жизнь потеряла смысл уже по второму разу.

С тех пор Дональд уединился у себя на вилле, в обществе появлялся редко, люди поговаривали, что на его конюшне порой происходят странные вещи, но доказательств не было. Несколько гектаров владений одного из самых богатых жокеев Великобритании охранялись с особой тщательностью, и вход был открыт только самым доверенным и приближенным к мистеру Скипнеру лицам, коих было всего несколько: кухарка, она же горничная, помощник по саду и территории, он же охранник, и еще один помощник, больше похожий на агента-полицейского из Скотланд Ярда. Впрочем, это соответствовало его роли стопроцентно. Этот человек искал для Дональда по всему миру женщин, которых,   полувыживший из ума после гибели его второй Бэкки жокей содержал в конюшне, и в том числе -  в качестве сексуальных игрушек. Основными условиями отбора был рост 5 футов и 8 дюймов*, как та умершая Бэкки из колледжа, физическое здоровье и длинные рыжие волосы – единственный цвет, что Дональд мог различить на общем блеклом фоне, который он эмоционально теперь получал от своей жизни.

Надо сказать, что агент работал довольно качественно, и за несколько лет и с большим трудом все-таки нашел для Дональда несколько соответствующих по параметрам дам, но две из них почему-то не понравились Хозяину, их отдали потом в услужение по каким-то там связям того же агента, одна девушка внезапно заболела, и вроде бы её сразу же вернули туда, откуда и доставили, так что когда меня  привезли, в конюшне мистера Скипнера была всего одна лишь дама, одного со мной роста, очень миловидная, только она была не рыжая, и если волосы на интимном месте она сбривала, то на голове всё время подкрашивала. Это была маленькая хитрость, на которую пошел агент, отчаявшись со временем найти для своего работодателя модель абсолютно отвечающую его требованиям. Девушку звали странным именем Нинни, ей было 35, старше, чем я и довольно намного, и как я уже успела выяснить в коротких с ней разговорах, попала она туда совершенно сознательно. Нинни оказалась  в крайне тяжелом материальном положении, и пошла работать девушкой по вызову. Агент увидел её фото в одной из картотек и предложил именно  поработать «пони» в конюшне у Дональда Скипнера. Выхода у Нинни не было. Долги по кредитам необходимо было гасить регулярно, агент подплачивал очень неплохо, и Нинни отвечала всем честной работой в качестве лошади, а иногда, когда Дональд слишком много выпивал – и в качестве сексуального объекта.

Жила Нинни в конюшне, специально оборудованной, точнее в последнее время там жили уже мы с ней вдвоем. Спали прямо на сене под теплыми попонами. Утром нам разрешался душ, агент снабжал нас особыми кремами для кожи, чтобы предотвратить натирание от сбруи, затем простой завтрак, овсянка, растворимый кофе с молоком и вареные яйца, или фрукты, иногда сыр, потом разрешали туалет и во время всего этого моциона агент внимательно наблюдал за нами, чтобы мы меньше разговаривали, это было фактически запрещено, и пообщаться мы могли немного только ночью, пододвинувшись к разделявшей нас стенке, но так как всегда были очень уставшими, а в соседнем с конюшней помещении спал охранник-садовник, делали мы это очень редко.

Да впрочем о чем говорить, Нинни-то была на работе. А я ? Вот как раз рассказ от первого лица, как я попала на эту виллу, он вдруг и заинтересовал Дональда, поэтому, в тот день прогулка нас с Нинни в полной униформе по двору и затем катание мистера Скипнера в его дорогущем позлоченном  дог-карте по тропинкам рощи, они были сведены к минимуму по времени, Нинни получила отдых и отправилась в свой денник, а меня мистер Скипнер взял за повод и провел в дом, приказав тщательно вытереть ботинки-копыта о коврик у входной двери, и затем мы расположились в гостиной, Хозяин на диване, а я снизу на ковре, и для разговора Он расстегнул сверху часть сбруи и вынул из моего рта черный кожаный кляп-удило.

- Слушаю тебя внимательно, говори, Виолетта, - рука Хозяина потянулась к моему хвосту на голове. - Рассказывай, медленно и понятно.

Сидеть мне было неудобно, мешал хвост-пробка, цветом одинаковым с моим родным, что сейчас был в руке у Дональда, ботинки были красивыми, но тяжелыми и с неудобной застежкой, сбруя вокруг тела натянулась из-за позы для сидения и врезалась в некоторых местах. Вдруг взгляд Хозяина стал больше внимательным, чем отрешенным, он заметил моё страдальческое выражение лица и совершенно неожиданно и довольно ловко освободил меня от всего лошадиного обмундирования и взглядом приказал снять ботинки. Теперь я была полностью обнаженная, только хвост, а точнее два хвоста, но состояние сразу улучшилось,   я заулыбалась, и мне показалось, что мистер Скипнер тоже улыбнулся мне в ответ. Однако, может быть только показалось? Его взгляд снова стал тем же странным, а рука сжала волосы посильнее, натянув хвост.

-  Говори, - голос Хозяина был холодным и жестким, как будто бы Он хотел оправдать этим своё мимолетно-доброе ко мне отношение.

И я начала свой рассказ. О том, как была влюблена в своего мужа так, что и не заметила, как оказалась за бортом своей собственной любви. Как мы встретились с Хендриком в конторе по логистике грузов, как закрутился роман, почти служебный (мы работали в разных подразделения крупного англо-французского транспортного концерна), как поженились, когда Хендрик понял, что я жду ребенка, о красивой свадьбе, о поездке на острова, о шторме, панике, о толпе, о моем падении на лестнице отеля, о кровотечении и выкидыше, о том,   как прилетала скорая на вертолете, как меня успокаивал Хендрик, о том, как мне сказали, что забеременеть еще раз будет сложно… Я рассказывала о том, что значил для меня мой муж, как мне хотелось быть ему интересной, проводить с ним больше времени, как мне нужно было это время с ним, а он стал отдаляться, долго пропадать на работе, чаще ездить в главный офис. А потом вдруг на одном из корпоративов я увидела его беседующим с президентом отделения, к ним подошла молодая дочь этого президента, она была у нас стажером и полной мне противоположностью – миниатюрной брюнеткой, с прической от дорогого парикмахера, с красивыми светлыми прядями-перьями и на высоких шпильках. Я никогда не носила каблуки, при моем-то росте и комплекции, я и так была вровень с мужем и в плоских лодочках, и даже немного сутулилась из-за этого и стеснялась, убирая после замужества мои роскошные рыжие от рождения волосы в низкий французский пучок на затылке гладкозачесанной головы. А до встречи с ним я делала высокие «конские» хвосты, вот как сейчас тот, который продолжал крутить в руке, чуть натягивая, мистер Скипнер.

Затем я подошла к самой главной части моего рассказа и запнулась. Неприятно и так говорить о предательстве. Но если это сделал родной и обожаемый муж, то это особенно неприятно. Однако, Хозяин заметил моё замешательство и натянул хвост посильнее. И я обреченно продолжила дальше: - А потом меня вдруг послали в командировку в тот дальний район. Как бы проверить работу складов. Мне сняли номер в гостинице на месяц, объяснив такой долгий срок тем, что необходимо отсмотреть полный цикл четыре недели и сделать предложения как увеличить КПД этого пункта без дополнительных вложений со стороны концерна. Первые дни мы переписывались с Хендриком утром и вечером, и даже в обед. Потом его ответы стали суше и короче, мы обменивались сообщениями всё реже и реже, и через две недели общение ограничивалось лишь утренним «привет», а потом наступил день, когда он не подошел к телефону. И еще один день. Я заволновалась, и решила отпроситься вернуться домой и позвонила секретарю президента отделения. – Можно мне господина такого-то ? – Нет, сказала Мери. Он с дочерью и Вашим мужем сейчас в Париже, отмечают вступление Хендрика в должность вице-президента отделения.

Здесь меня как холодной водой окатило. Так вот что значила та самая беседа, когда Хендрик сделал мне знак не приближаться к ним, а подождать его у коктейльной стойки. Удивительно, как я это сразу не поняла. Хендрик и та девушка. Молодая, элегантная, из богатой семьи. Не чета мне, вынужденной зарабатывать всю жизнь каждодневной рутиной работой, совершенно несветской, стеснительной из-за роста. И тем более, не говорящей по-французски. Что со мной вообще делать в Париже, моё место здесь, в районной глуши. Горечь от осознания всего этого была настолько сильной, что я впервые за время командировки потянулась к мини-бару, вытащила все те бутылочки, что там всегда есть по правилам гостиниц, слила их в один стакан и залпом выпила. Дальше помню, что завязала хвост, как делала раньше, до замужества, вышла на улицу, увидела яркую вывеску и толкнула дверь в это заведение. Охранник ничего не спросил, однако посмотрел на меня с явной радостью, мне тогда не понятной, и знАком показал персоналу, что девушку надо угостить ещё. Меня проводили за столик, принесли коктейль. И всё. Потом уже ничего не помню. Очнулась уже здесь с Нинни.

Я замолчала и посмотрела на Хозяина. Пока я рассказывала, Он второй рукой гладил себя в области молнии на брюках, а когда замолчала, вдруг расстегнул её и подтянул моё лицо к своему уже упругому члену. Я, конечно,   поняла, что Он от меня хочет. А что оставалась делать? Всё ж какое-то развлечение между поездками в качестве тягловой лошади. Но странно, пока я делала ему минет, я не испытала никакого отвращения, наоборот. Это был ухоженный мужчина, член стоял прекрасно, и это доставило мне даже больше удовольствия, нежели дискомфорта. Он кончил мне в горло и слегка откинулся на диване. Я продолжала стоять на коленях. Через какое-то время Дональд произнес: - Виолетта, твоё имя будет Бэкки. Изволь откликаться. Меня можешь называть Хозяин, Master. Но это не суть как важно. Пока что ты возвращаешься к Нинни. Распорядок на ближайшие дни остается тот же. Сейчас наденешь обувь, - Он взглянул на «лабутены», - и пройдешь по двору сама, я буду следить, отнесешь в руках свою сбрую. Не забудь вынуть на ночь твой второй хвост и отдохни хорошо. Твоя жизнь не будет здесь скучной как в том районном центре, - Хозяин сделал паузу, как будто бы размышлял, что за жизнь меня ожидает. Затем Он приказал: - Поднимись.

Я встала. Дональд взял в руку стек, который всё это время лежал неподалеку на диване, и начал медленно водить им по моему телу и в самых разных местах. Я почувствовала себя очень необычно. Мистер Скипнер управлял моими ощущениями и наблюдал за тем, как меняется моё лицо в зависимости от того, какие части тела Он поглаживал. Странно, но мне это нравилось. В доме было тепло, а от Хозяина исходила какая-то необычная энергетика внутренней собранности и абсолютного понимания того, что сейчас происходит. Казалось, что Он знает всё далеко наперед, и как я буду реагировать на придуманный им только что сценарий моей жизни с Ним в качестве любимой Огненной Пони. Бэкки-3 постепенно привыкала к своему новому непривычному статусу. ©

*5'8" ~ 174-175 см