Осьмнадцать годков или Змей, мина, баба голая. Голая девушка в бане

Подарок для моей возлюбленной Марты Костюк ( не ссы, мелкая, прорвемся )

- А вот однова был случай, - неторопливо и вдумчиво смешивая на кабацком столе выдумку зряшную заморскую, именуемую коктейль, из водки, водки и водки повествовал сдобным голосом оплывший ликом боярин Ведрищев алчно внимавшему мудрость отцов, изливающуюся неспешным ручейком откуда - то из кустистых дебрей буйной бороды рассказчика, конный рейтар Особливой части при жуке пожарнике коллежский ассесор Тупиковый Христиан Абрамыч, - поехал раз клещ энцефалитный в Приказ Указа от двадцать второго. Ну, поехал и поехал и х... й с ним, как говорится, но то - то и оно - то, что навстречу ему выворотил буреломом и чащобой сам паук троицкий.

- Ой, Кокий Пармяныч, - пришел в сомнение тут же недоверчивый слушатель Тупиковый, тут же почуяв умаление буквиц, ибо произносил имена собственные боярин курсивом, принижая мужественный тембр голоса и как - то странно и смешно жуя челюстями, будто рот его был забит пшенной кашей, - это какой паук ? Который сохатый ?

- Обожди, - сурово ответил боярин, отпивая добрым хлебком коктейль весь, не оставляя ни хера и никому. Отвалился на лавке, добродушно ухмыляясь, закурил сигарету и неожиданно смачно плюнул в лицо рейтара. - На, сука !

- Ты чево ? - попытался осознать происходящее рейтар, утираясь ширинкой, подтянутой сильной рукой из - под стола, где уже зашевелилась непотребная девка, вздорная и глупая, увидевшая в пьяном удушливом сне своего дедушку политрука и фельдшера, коновала и коловрата из рода калабашей малых, воевавшего Талмудом и шпорой, клистиром и профсоюзными взносами, дубами и еще дубами, но уже другими, как клен американский, вот, вроде, он клен, но шалишь, не таковское все оно, а наоборот, так и дуб тоже так - то. - Пошто плюешься, Кокий Портяныч ? Аль не угодил тебе чем Государь, подкованный галерой Новосибирского ТЮЗа ? Между прочим, - откашлялся рейтар, спуская ширинку по моде хипстеров к коленям, - он представление дает ныне, но никто не пошел смотреть, весь люд московский сказал, что надоело и иди - ка ты, батюшка козлиный, на х... й и в манду.

- Это правильно, - подтвердил боярин, гася сигарету об упрямый лоб Тупикового, - Абрам Енотыч, ты говоришь или глаголешь, как говаривали во времена отеческие, фразеологизмы, опять же, Ландер рыженькой, секси с титечками такими, что вот хошь, не хошь, а талмудизьм сам собой и выходит.

Он пнул непотребную девку сапогом и рассказал очень странную историю, от которой рейтар и окуклился навсегда.

– Читай «Папа Вильям» ,  – предложила Гусеница.

Алиса сложила руки и начала:

– Папа Вильям,  – сказал любопытный малыш,  –

Голова твоя белого цвета.

Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.

Как ты думаешь, правильно это?

– В ранней юности,  – старец промолвил в ответ, —

Я боялся раскинуть мозгами,

Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,

Я спокойно стою вверх ногами.

– Ты старик,  – продолжал любопытный юнец, —

Этот факт я отметил вначале.

Почему ж ты так ловко проделал, отец,

Троекратное сальто-мортале?

– В ранней юности,  – сыну ответил старик, —

Натирался я мазью особой.

На два шиллинга банка – один золотник,

Вот, не купишь ли банку на пробу?

– Ты немолод,  – сказал любознательный сын, —

Сотню лет ты без малого прожил.

Между тем двух гусей за обедом один

Ты от клюва до лап уничтожил.

– В ранней юности мышцы своих челюстей

Я развил изучением права,

И так часто я спорил с женою своей,

Что жевать научился на славу!

– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря

На неловкость такого вопроса:

Как сумел удержать ты живого угря

В равновесье на кончике носа?

– Нет, довольно!  – сказал возмущенный отец. —

Есть границы любому терпенью.

Если пятый вопрос ты задашь, наконец,

Сосчитаешь ступень за ступенью!

– Все неверно,  – сказала Гусеница.

– Да, не совсем верно,  – робко согласилась Алиса.  – Некоторые слова не те.

– Все не так, от самого начала и до самого конца,  – строго проговорила Гусеница.

Наступило молчание.