Асса по - дагестански или Антик

Алине Александровне Витухновской, только и лишь поэтессе               

- Кожу с зубов сниму, - сочно грассировал согласными Сван, накатываясь на трепещущего лилипута чорным и страшным пальто, будто сблоченным густо татуированными руками какого Кишкени или Жоголя с невинно претерпевшего Херцена, в окружении ушастых кроликов ЮКОСа мирно и покойно сидевшего в футляре от контрабаса, - канат к ноге привяжу и в дудку суну. Ах ты, сука, - хрипел Сван, как - то подсознательно управляя своими усами, отчего они истончались отдельными волосинками, пронзительно вибрировавшими в зимнем воздухе нашего победного мая, вытягивались алчными щупальцами робота Вертера и проникали в мозг лилипуту, за минуту до нежданной встречи со Сваном несшего контрабас без футляра по палубе ржавого теплохода, уже лежащего на дне, просто море отступило ( давно, до нашей и вашей эры, любовь моя и сестра в слове), да так и осталось у чужих берегов плескаться синей волной, рябить клювастыми головами дельфинов - бронебойцев, обученных в Ми - 5 подрывать эсминцы и травить рицинием неугодных кальмаров, и выбрасывать перламутровыми выкидышами на песок распутно раскрывшиеся раковины, внутри которых тоже сидело по своему маленькому Херцену, видимо, образовавшихся противоестественно - зоологицки, в чем не было ничего необычного : унылый и скушный помойный зоопарк извергал и извергает еще и не таких антиков, один автор этих строк чего стоит со своим псевдоаккаунтом, взрывающим затхлые прудишки ЖЖ, шугающим говнястые птичьи помойки бывшей родственницы, оконечно перешедшей на хабальный уровень Оленьки Бузовой, все достоинство которой было в отсутствии достоинств, но наличии таксы и тарифа, выбитого типографским шрифтом по печальному лбу дивы  " Три рубля и я твоя ", между прочим, я пару дней крутился около нее, дожидаясь этих трех рублей, но увидев пидорско - свиное рыло еще одного кэвээнщика, благоразумно свалил, обещая на будущее приплачивать хоть синицу старорежимную, лишь бы не знать о существовании такой погани на просторах мировой сети, - решил, что раз фронт утрачивает актуальность, так можно дезертировать ? - Он подумал немного и добавил восклицательный знак. - !

- Але, гараж, - нагло сопротивлялся лилипут, грозя Свану налитым яростью глазным яблоком, лежавшим в коробочке от польских противозачаточных пилюль, - ты сам - то в курсах, что так жить нельзя ? Зырь, - возвышался лилипут моральным превосходством, спешно конвертируемым в клубы пара, исходящего двумя струйками из ноздрей Свана, несколько поумерившего свою врожденную лютость общественника и активиста при виде лилипутского волшебства, - сей глаз вырван при жизни самого Высоцкого.

- Из кого ? - осел Сван, краем уха отмечая верность мелкой буквицы внутри предложения, что было нечасто. - Из кого вырван ?

- Тебе не по х... й ? - зашумел Херцен, самоизвлекаясь из футляра. Захлопнул деловито крышку, отмечая всполохи кроличьей злобности за миг до закрытия, приблизился к дискуссии и запутал всех одним коварным силлогизмом. - Какая, на хрен, разница, из кого глаз вырван, если его уже не вставить обратно ?

Сван побелел и зашатался, беспомощно опираясь на костлявое лицо лилипута, готовно приникшего к щелястому полу, откуда задувало и дуло. Херцен дунул в дуло Нагана, достанного из кармана, куда тот его всегда ложил перед встречей со Сванами, размножившимися неимоверно и невероятно со времен первичного капитала Егорушки Гайдара в бытность того коммунаром при журналах и газетах вечерней Москвы, щелкнул собачкой, взводя курок, и приказал, немного жалея отсутствующую винтовку Мосина, несомненно более соответствующую традиционному случаю, нежели тривиально - банальный Наган, пусть и заслуженный :

- Ложись.

Сван лег. Оргии не произошло. Просто потому, что Херцен не имел орудия производства оргий, а лилипут в силу микроскопичности орудия ( в этом, кроме, конечно, еще и головы, коренное отличие карликов от лилипутов, у карликов натурально третья нога болтается атавизмом, а лилипуты - тьфу и растереть на х.... й ) не мог соответствовать ситуации, кролики же так и продолжали сидеть в футляре, теплоход лежал на дне, а я перечитывал детские стихи моей милой и радовался судьбе, что свела меня, придурка и говносказочника, с настоящим талантом. Подлизываюсь, конечно, эдаким своеобычным культурологическим кунилингисом внедряюсь в подсознание, разгоняя в манду всех прилипал и поклонников моей Чёрной иконы современной поэзии.