Утро начинается не с кофе. Глава первая. Балерина aka Моя первая секс учительница

Как я вляпался в это де…дело я точно и не упомню. Как впрочем не вспомнит начало своего столь низкого падения и Пашка. Но сам он назвал это стремительным взлетом, а себя стал гордо именовать  Блогер.

Но все по порядку.

Знакомству с Пашкой я обязан своей маме. Хотя  по-моему она так и не узнала о существовании и роли сего персонажа в моей жизни.

Дело в том, что в возрасте трех лет у меня обнаружили плоскостопие. А перед этим было подозрение на олигофрению. Если второй диагноз мой юный, но уже выдающий интеллект перечеркнул раз и навсегда, то с плоскостопием пришлось повозиться. И хвала Богам Лечебной физкультуры, я исцелился. Но на последнем сеансе мой  врач невзначай обронил: «Неплохо бы мальчика отдать в спортивную секцию или танцы».

Рекомендация была воспринята моей, не в меру энергичной мамашей, как руководство к действию. Я прошел все девять кругов ада. И сам Данте Алигьери мог бы мне посочувствовать. Но только не моя мама. За девять последующих лет  жизни кем я только не становился. Хоккеистом по Шайбе не Попадающим, Футболистом Мяча не Видящим, Баскетболистом Дырявые руки, и даже «Танцором Диско». Всеми этими званиями меня награждали мои терпеливые тренера, и не менее терпеливые партнеры по команде.

Вдобавок нередко мои заслуги были отмечены и ярко-лиловыми знаками отличия. Причем они попеременно красовались то под левым, то под правым глазом. Что надо признать мне очень помогло в занятиях по стрельбе из лука. Выбирать какой глаз зажмурить мне не требовалось. Впрочем, на стрельбище я тоже успел показать себя, пригвоздив стрелой штанину своего наставника к стенду с мишенями. Хотя никакого членовредительства я не совершил, но все же был с позором изгнан из секции, унося с собой новой титул «Стрелец».

Если вы думаете, что моя мама после этого отступилась, то глубоко ошибаетесь. С победным кличем: «Чемпионами не рождаются», она  потащила меня на медицинское обследование. Зрение, слух, нюх, а так  же анализы мочи и кала отклонений не выявили. Седой, богообразный старичок – доктор, пожевав, запавший в рот ус, констатировал: «Видимо, у молодого человека слегка нарушена координация движений. Что не редкость в этом возрасте. С годами это пройдет».

Но олимпийские вершины не будут ждать годами. И в восьмом классе я всеми правдами и неправдами был определен в школу со спортивным уклоном. Так я стал боксером. Вернее было назвать меня «грушей». С этим спортивным снарядом нас  роднили длина (рост) и стойкость при раздаче тумаков. Но если первое было обусловлено количеством потребленного в детстве каротина, то второе было следствием низкого болевого порога. И я бы давно был исключен из боксерских рядов, но любопытство тренера брало верх над презрением к своему «ученику». «Почему это нескладное долговязое чучело, выдерживает по пять раундов к ряду? », стало для наставника поистине загадкой века. Ведь я пропускал больше половины адресованных моему не скоординированному телу ударов. Исчерпав, отпущенный ему лимит логических ходов, тренер принял роковое для себя решение.

Он выставил в спарринге соперника в весовой категории превышающей мою, на добрых 10 кило. «Ну, сейчас ты ляжешь, Ванька-Встанька» - злорадствовал наставник. Из правого синего угла ринга, делая резкие выпады кулаками-гирями, выскочил правнук Алеши Поповича. Все полагающиеся причиндалы богатыря здесь были на месте: косая сажень в плечах, квадратный подбородок и волосатые кривые ноги, дуге которых позавидовало бы даже Колесо обозрения.

Мерзко, предвещая мою скорую гибель, звякнул гонг. И четыре пары ног, обутых в боксерские пуанты закружились на ринге.   Мои танцевальные навыки давали мне превосходство во всем, что касалось ухода от «гири».   Блокировать же вылетающие на меня кулаки было подобно харакири. Попади он хоть раз в цель, то «цель» бы мгновенно перешла в раздел неживой природы.

Мужественно провальсировав первый раунд я получаю от своего сенсея четкое и недвусмысленное напутствие: «Довольно танцев. Вали его, сынок». Выросший без отца, я так расчувствовался от подобного обращения, что увидел, как манкиподобный предок спускается  с  баобаба, и дарит мне свою силу. «Я больше не «Балерина», я - КинКонг, Исполин, я - Геракл. Подайте мне сюда этого льва…я порву ему пасть! »

Дальнейшее стало полнейшей неожиданностью для моего соперника, сидящих в зале зрителей, членов жюри, моего тренера и даже для меня самого. Вышедший биться во втором раунде юноша, не успев поднять перчатки, почему-то сначала раскинул в стороны руки, словно хотел обнять меня, но видимо передумав, отвернулся, и метко выплюнул изо рта капу, угодив ею в лоб моего наставника. На прощанье, махнув всем присутствующим синими гетрами, рухнул на ринг. Над ним склонился дяденька в полосатой рубашке, и стал проверять его зрение и слух. Он показывал ему пальцы и называл их порядковый номер. Но на цифре 10 дяденька потерял терпение, и выкрикнул: «Нокаут! »

Потом он больно схватил меня за руку и резко дернул ее кверху. От неожиданности я вскрикнул. Пришедший, к этому времени в себя, соперник, неуверенной походкой поспешил мне на помощь. И как фея, одним взмахом перчатки удалил полосатого дяденьку, из моего поля зрения. И видимо посчитав свою миссию выполненной, он решил опять прилечь.

Как я в последствии узнал моим соперником был чемпион области среди юниоров Павел Дроздов. Следующий, после описанных событий, день ознаменовался посещением больницы, где теперь прописался невинно пострадавший рефери.

И каково же было мое изумление, когда в палате я обнаружил еще двух посетителей. Первым был мой названный отец-тренер, косо глянувший на меня, из-под рассеченной брови. А вторым оказался экс-чемпион, дважды за один бой, павший на ринге, от руки «Балерины». Увидев меня, он радостно оскалился, наклонил низколобую голову, и двинул свою танкообразную фигуру в сторону оппонента. Отступив два шага назад, я уперся в холодную больничную стену. И осознав неизбежность своего скорого соседства со злополучным рефери, я зажмурился. Я уже не видел злорадной ухмылки тренера, не слышал голоса судьи, который с больничной койки сипел: «Брейк, брейк…», и очнулся только когда какая – то девочка тонким фальцетом сказала:

- Покажи руку.

- Зачем? – приоткрыл я левый глаз.

- Я хочу посмотреть на ту кувалду, которая свалила меня, - раздался голос девочки, но почему – то из головы Павла Дроздова, глаза которого были оттенены двумя абсолютными симметричными синяками.

Тембр его голоса, вкупе с «барсучьими глазками», в корне изменили мое настроение. Я перестал жаться к стене. Поднес свой костлявый кулак к его носу, со словами: «Видал? ». Потом отпихнув Пашку в сторону, я подошел к койке рефери. Пробормотав какие-то извинения, положил апельсины на тумбочку, и больше не на кого не взглянув, вышел.

В тот же день я решил навсегда завязать с большим спортом.

У мамы поначалу случилась слезная истерика. Но когда я рассказал ей о своей любви к чтению книг, слезы, на ее глазах, мгновенно высохли. И мама, воздев палец к небу,   радостно воскликнула: «Я знаю один очень престижный литературный кружок. Там готовят будущих писателей…» 

Продолжение