Михайловская дева. Отрывок 1

Спустя час они лежали в кровати. Он нежно целовал ей покрасневшие от веревки запястья и шептал слова любви. За окошком мерно стучали капли летнего дождя.

- Тебе не было больно?

- Нет, мой хороший. Это было волшебно…

- Я иногда бываю груб…

- Нет же! Ты лучше всех! Боже, как хорошо… - шептала она, не стесняясь. И слезы восторга катились по ее щекам. - Володенька, как я теперь стану жить с Ваней? Ты ведь изменил меня всю. Я же до самой смерти никого другого не полюблю.

- Смерти нет, душа моя, - спокойно отвечал он.

- Я же когда умру, то буду сидеть на облачке и ждать тебя.

- Не жди, – вдруг сказал он и встал.

Он подошел к окну. Серое от туч небо висело низко над землей. Дождь монотонно барабанил по стеклу. Старая оконная замазка не справлялась с потоками воды  – на мелкий подоконник натекли рыжеватые лужицы. Рядом стоял горшок чахлой герани, обернутый в папиросную бумагу.

«Какая здесь всюду тоска! Ну почему эта земля дышит ею из года в год? Россия! В какой-нибудь Италии или Франции даже дожди идут иначе. И все равно – именно сюда меня так тянет всем сердцем. Тянет до боли. Вы, господин смотритель, спрашивали меня, где бы я предпочел родиться в следующий раз? Да, где же еще, кроме как здесь? Ибо печаль эту звонкую впитывает каждый русский с молоком матери. Он наполняется ею с первыми шагами по этим лугам, полям и вольным травам. Он вбирает ее с каждым глотком воздуха. Он видит ее в глазах нищих возле паперти. Ею лучатся большие глаза коров. Ею полны глаза русских женщин. И нет ничего чище и святее этого. Родина. Куда я от тебя? »

- Нет, нет, Володенька, Лодя, Лоденька! – она встала рядом. - Я знаю, что мы теперь долго не умрем. Мы будем жить долго-долго и тайно встречаться. Хорошо?

- Конечно, - тихо отвечал он. – Мы непременно будем встречаться…

- Давай пить чай.

- Давай.

Они растопили самовар, и совсем по-домашнему, она завернутая в простынь, он в одних лишь брюках, сидели напротив друг друга за круглым столом и пили чай с маковыми кренделями. За окном тихо барабанил дождь. И ее голубые глаза  казались ему такими синими и бездонными.

«Как сейчас эта женщина похожа на Глашу. Та тоже, вот так, мечтала жить вместе, в тихой глубинке. Рожать детей… Тогда мне все это казалось скучным до удушья. А сейчас? Сейчас бы я с радостью остался жить даже с этой милой Леночкой. Что за загадка таится в женщине? Зачем их создал господь? Не для того ли, чтобы наполнять этот мир чуть видимым порядком и чувством гармонии? Или, напротив, хаосом? Или мои порывы ложны и вызваны лишь тоской по всему живому? Я призрак? Или нет? Она этого не чувствует, значит – я живой. А она? Перестань, Махнев… Эдак недолго  ощутить привкус тлена на губах. Может, рядом со мной  сидит такой же мертвец? »

Его спина покрылась липким потом. Он посмотрел в бездонные глаза его новой знакомой. И от сердца вновь отлегло. Елена Николаевна была теплой и живой. Красным пятном на бледном личике темнели искусанные в страсти губы.

- Кажется, дождик заканчивается, - пролепетала она невинно. И посмотрело в окно.

Луч солнца посеребрил завиток у нее на плече. Сумрак комнаты рассеялся.

- Пойдем снова купаться? – с улыбкой  предложила она.

В воде он поймал ее, словно русалку, за длинный хвост распущенных волос, и посадил на свой горячий член. Подобно двум поплавкам они качались друг напротив друга, пока она не выгнулась, поддав тяжелой грудью. Речная округа вздрогнула от дикого крика. Ее безумие подхватило тихое эхо, разложив все звуки на чужеродные тона то ли тюркского, то ли скифского толка и унесло за лесной горизонт. А голубые глаза Елены Николаевны разом потемнели, обнажилась хищная полоска верхних зубов, а полные щеки осунулись. Страсть пробудила в ней кровь далеких татарских предков. И кровь та корнями проросла в тягучую воронку прошлого, где прабабушку Елены взял силой хитрый хан.

Ближе к вечеру он еще раз связал ее. На этот раз он привязал ее к круглому обеденному столу. Ее раздвинутые ноги оказались возле его головы. Она походила на диковинное блюдо, огромную сильную рыбину или пойманную птицу с раскрытым всему миру нутром.   Распластанную и готовую на дальнейшие безумства. Обе её ноги были притянуты веревкой к животу.

- Сейчас я познакомлю тебя с еще одной лаской, от которой ты улетишь на небеса, – с улыбкой пообещал он.

- Владимир, я больше не могу, - она закатила глаза.

Мягкий живот покрылся испариной. Длинные пряди распущенных волос прилипли к полному телу.

-  На улице сильная духота. Мне кажется, что к ночи начнется настоящая гроза, - сказал он.

В комнате стоял полумрак. Лишь бронзовый подсвечник потрескивал тремя  восковыми свечами.

Он сел рядом со столом и начал целовать ее круглый живот. Его тонкие и проворные пальцы нырнули к распахнутому лону и принялись ласкать розовую скользкую плоть. Ее бедра напряглись и качнулись навстречу. А потом он сделал совершенно неожиданную вещь. Широким ртом Владимир захватил носок ее голой стопы и начал ласкать по очереди все пальцы. Но более всего он задержался на больших. Она захлебнулась от немыслимого восторга.

- Это то, о чем я тебе говорил. Я буду сосать божественные пальчики твоих восхитительных ножек и одновременно ласкать секель.

- О, боже! Разве это возможно?

- Как видишь… - чуть оторвавшись, произнес он.

- Нет. Так не бывает. Это немыслимо. Мне остро, мне больно… В животе тукает…Там молния. Она идет от пальцев туда… Мне безумно… Мне хорошо! Володя, ты демон… О-о-оо-ооо! – извивалась она.

- Нет, до демона мне еще очень далеко, - с улыбкой отвечал он, продолжая свои безумные ласки. – Смотри, какие сладкие и нежные у тебя пальцы. Розовые ноготки. А форма… Она божественна.

Пламя свечи выхватывало мокрые носки сжатых в истоме стоп, розоватые, тонкие пластины овальных ногтей. Она судорожно сжимала их, охваченная безумной паникой, стыдилась такой интимности, и в тоже время желала её всей душой. Мягкий живот ходил волнами, принимая на себя пики немыслимого сладострастия. И снова были крики. Крики счастливой женщины.