Город разведённых женщин - Катя или Порка женщин рассказы

Катя 

Как-то засиделся в гостях у друга в Мытищах. Выпили изрядно, посидели хорошо. У него жизнь складывалась отлично, женился, купил квартиру, сын родился, на работе заказов много, порадовался за него, но спать поехал домой. Есть у меня один небольшой недостаток – храплю сильно, чем доставляю неудобство окружающим, поэтому стараюсь всегда возвращаться домой. Бывшая жена к этому привыкла, а остальным это сильно не нравиться. Стараюсь редко ездить в поездах дальнего следования, беру купэ и то, предупреждаю попутчиков, что буду храпеть, чтобы засыпали раньше меня и то, многие жалуются с утра, что не выспались от моего храпа. А тут хоть и двухкомнатная квартира, но всё равно, маленький ребёнок за стенкой, короче, собрался и поскакал на электричку.  

В Москве пришлось бежать в метро по эскалаторам, ехать с вокзала на вокзал, еле успел на последнюю электричку до дому. Прошёлся по вагонам, народу не густо, нашёл в середине состава пустой вагон, расположился на скамейке, достал телефон и углубился в чтение. На следующей станции зашли, судя по голосам, две женщины. Они громко разговаривали минут пять, потом слышу:  

– А давай мужика попросим открыть.  

Дверь открылась и вошла высокая, плотная девушка. Крашеная брюнетка, с длинными полными ногами, затянутыми в облегающие джинсы, в белой блузке из которой торчала грудь четвёртого размера. Лицо подкачало, плоское, нос картошкой, полные губы, а вот глаза зелёные, скорее изумрудные.  

– Мужчина, откройте дамам пиво, а то у нас уже не получается, – обращается она ко мне.  

– Пожалуйста, – я с трудом открываю крышку, бутылка шипит в моих руках.  

– А может и ты с нами, меня Люба зовут, Катька, – кричит она, – иди сюда.  

В дверь заходит её подруга, стройненькая блондинка, вернее нет, волосы светло-русые, длинные, собранные в толстую косу. Лицо простое, русское, круглое, вздёрнутый носик, пухлые губки, только бледненькая какая-то.  

– Денис, – представляюсь я дамам.  

– Это Катька, я Люба, у нас смена закончилась, теперь 2 дня выходных. Мы тут на складе работаем, учётчицами. Два дня дневная смена, два дня вечерняя и два дня отдыхаем.  

– Как это?  

– Ну, два дня с шести утра до шести вечера, потом два дня с двенадцати до двенадцати и два дня отдыхаем, теперь только во вторник на работу.  

– Тяжело?  

– Да нет, привыкли, Катька, стаканы доставай, что мы из горла пить будем? – крикнула она молчаливой подруге.  

Та достала из пакета упаковку больших пластиковых пивных стаканов. Я разлил, закрыл бутылку, взял из рук Кати свой стакан, она засмущалась, когда моя рука коснулась её.  

– О-о-о, тихоня, а ты ей понравился, – громко сказала Люба, отчего Катя покраснела ещё больше, – она у нас деревенская, с мужем развелась, приехала в Москву, я её на работу устроила, квартиру вместе снимаем, двушку, в самой Москве дорого, а тут нормально. Я тоже развелась, приехала два года назад из Харькова. Работы там нет, муж уехал на Донбасс воевать, там прижился у одной бабы, родители его меня и попёрли из дома. На Полтавщину в деревню не стала возвращаться, родители умерли, хата развалилась, нужны деньги, чтобы отремонтировать, заработаю вот, может, вернусь.  

– О, так ты хохлушка, а говоришь по-русски без акцента.  

– Так у меня отец русский, а мама была учительница русского языка, что ж мне с акцентом говорить, а ты сам женат?  

– В разводе, – и я рассказал историю моей семейной жизни.  

– Да, не повезло тебе, но ты мужик видный, без бабы не останешься.  

– Надеюсь, – мы допили первую бутылку, Катя достала из пакета вторую «полторашку».  

– А ты, Кать, почему развелась? – спросил я.  

Она покраснела и смолчала, за неё ответила Люба:  

– Задолбала её колхозная жизнь. Муж с утра до вечера в поле, она с детьми и на хозяйстве, коровы, поросята, детишки подросли, она и свалила, белый свет посмотреть и себя показать, да, Кать?  

Она кивнула. Допили вторую "полторашку", вышли на нашей станции.  

– Город разведёнок, – сказала Люба.  

– Что?  

– В Москве этот город называют городом разведённых женщин.  

– Почему?  

– Так если разводятся в Москве, то там квартиру не разменяешь. Или покупают бывшей жене здесь квартиру, вроде и от Москвы недалеко, и цены в три раза ниже, либо продают московскую квартиру, и покупают здесь две.  

– Понятно.  

– Ты глаза разуй, когда по городу идёшь, каждая вторая разведённая, идёт глазками стреляет, кобели со всей округе сюда сбегаются, на выходные из Москвы стаями летят на местные дискотеки.  

– И что?  

– Потрахаются и назад летят, а разведёнки остаются. Ты к нам пойдёшь?  

– Да, только пива надо взять.  

Я заскочил в круглосуточный магазинчик на углу, купил ещё четыре баклажки пива.  

Квартирка мне их понравилась, хоть мебель и старая, но уютно, чисто.  

– Пойдём на кухню, – сказала Люба, – сейчас свет включу и обрыган Васька нарисуется.  

– Кто такой?  

– Да местный интеллигент-алкоголик, сватается ко мне, трахаемся иногда. У него комната в общаге, всё зовёт переехать к нему, только я Катьку не брошу.  

В дверь позвонили, она пошла открывать. В комнату она вернулась с высоким, угловатым типом в бейсболке:  

– Василий, – протянул он мне худую руку с длинными пальцами.  

– Денис, – ответил я, пожимая руку, он попытался сжать посильнее, но не тут-то было, я тоже усилил нажим, он сначала поморщился, а потом взвыл:  

– Хватит, хватит…, силён, – сказал он уважительно.  

– Это Катькин хахаль, прошу любить и жаловать, – сказала Люба.  

Катя как раз уже переоделась в домашний костюмчик зашла на кухню:  

– Ничего он не мой, – сказала она, густо покраснев.  

Мы посидели, попили пива, я рассказывал анекдоты или случаи из жизни, все громко смеялись. Потом Катя ушла в свою комнату, а мы продолжили сидеть.  

– Всё, я наверное пойду, – сказал я, поднимаясь с табурета и тут понял, что ноги не слушаются, я рухнул опять на табурет, – блин.  

– Так, оставайся у нас, я тебя сейчас в ту комнату отведу, ложись и спи, завтра пойдёшь.  

Меня отвели в комнату, раздели до трусов, и я свалился на расстеленный диван, на котором, свернувшись калачиком, и отвернувшись к стенке, лежала Катя. Я сначала лежал поверх одеяла, но форточка была открыта, я замёрз. Я залез под одеяло, отвернувшись от Кати, но потом повернулся на спину, рука коснулась голой попы. Спала она в ночнушке, но без трусов, ночнушка задралась под одеялом, оголив попу. Она перестала сопеть, но делала вид, что спит. Я нежно погладил попу пальцами, потом провёл по бедру, она вздрогнула, но продолжила изображать спящую. Я просунул руку между ног и провёл от колена вверх. Между ног было мокро. Я потёр пальцем, палец провалился в горячую дырочку:  

– А-а-а, – застонала она, пытаясь перевернуться, но я удержал её, продолжая водить пальцем по кругу, то погружая, то вынимая его. Потом наклонился и поцеловал в шею. Она уже сама водила тазом вперёд назад, чтобы палец вошёл глубже, тяжело дышала. Катя рукой нащупала мой член, достала его из трусов и начала лихорадочно дергать его вверх вниз. Пришлось достать палец и остановить её руку:  

– Тихо-тихо, ты мне его оторвёшь, да и больно.  

Она убрала руку, подогнула ноги к животу. Я наклонился, раздвинул ягодицы, лизнул бордово-красную щель, горячую, как жерло вулкана. Она вдруг напряглась и распрямилась, как пружина, зарычала, схватив зубами подушку. Она конвульсивно задёргалась, а я просунул палец между сильно сжатых ног, и погрузил в скользкую дырочку. Пару раз пошевелил пальцем, она задергалась сильнее, повернула ко мне красное лицо, которое показалось прекрасным в этот момент, и прохрипела:  

– Не на-до!  

Я вынул палец и отвалился на свою половину дивана. Через некоторое время она повернулась ко мне, положила голову на плечо и стала нежно перебирать волосы на моей груди, а я провалился в посталкогольный сон.  

– Денис, вставай, – слышу сквозь сон голос, открываю глаза, прислонившись к двери стоит Люба, – иди на кухню, там Катя пирожки печёт, не знаю, что ты с ней сделал, но глаза счастливые, аж светятся.  

Я под одеялом прячу своё достоинство в трусы и как есть иду на кухню, откуда доносится умопомрачительный запах. По дороге посмотрел в другую комнату, там на разобранном диване, поверх одеяла, на животе, валялся голый Вася, смешно оттопырив худую, волосатую жопу.  

– Привет, тебе чай или кофе? – спросила Катя, стоя у плиты.  

– Давай кофе.  

– Бери, пока горячие, – она указала на тарелку, накрытую льняным полотенцем.  

Под полотенцем лежали румяные пирожки, я схватил один, осторожно откусил:  

– Блин, как вкусно, женился бы на тебе, – я встал и поцеловал её в щёку, потом в губы, она ответила, замерли, я с надкусанным пирожком в руке, она с лопаточкой, которой переворачивала пирожки на сковородке.  

– Я ещё не совсем разведена. Я соврала. Вернее я на развод подала, но Иван – против, нам дали полгода подумать.  

– Ну, а ты что?  

– Думаю, но с тобой мне вчера было очень хорошо.  

– Повторим?  

– Не знаю, не хотелось бы изменять мужу, пока не получу развод.  

– Ну, это не совсем измена была вчера, я же член в тебя не запихивал.  

– Ну, так-то да, поэтому не получил. Тут многие приходили, первым делом сразу член в меня пихать, получали по сопатке, и отваливали.  

– А ведь я по-пьяни тоже мог получить по сопатке, еле сдержался вчера, – подумал я, а вслух сказал, – есть много способов получить удовольствие, не изменяя мужу.  

– Я подумаю.  

– Может, вечером погуляем, раз у тебя выходной?  

– Заходи вечером, – она улыбнулась открытой улыбкой.  

Вечером мы гуляли по парку. Она держала меня за руку и рассказывала о тяжёлой жизни в деревне. Иногда в её голосе проскакивала тоска:  

– Понимаешь, всё одно и то же каждый день, а тут ещё Валька –соседка. Родители у неё померли, так она в Москву уехала, а через год вернулась, с мужем, на джипе дорогущем. Говорит, мол, что ты сидишь тут, да хвосты коровам крутишь, приезжай в Москву, мы тебя на работу устроим, с квартирой поможем, мужа себе достойного найдёшь. Рассказала про дорогие рестораны, большие магазины, где есть всё. А тут Ваня запил, у него бывает, выпьет и на два-три дня. Так-то он тихий, а тут я его сама начала подковыривать, он меня и толкнул, а я на развод подала. Он извинялся потом, места себе не находил, развод не дал. Я вещи собрала и в Москву. Звоню Вальке, а она не отвечает, назад на дорогу у меня уже денег нет. Я ночь на вокзале провела, меня бомжи присмотрели, стали толкать на улицу, ругаться, грязные, вонючие. А Люба ехала домой, она этих бомжей раскидала, наорала на них, а меня с собой взяла, сюда. Нас здесь трое жили, только Настя к жениху уехала, в Звенигород, а я с Любой осталась.  

Я лихорадочно думал, как бы отвлечь её. Понимал, что анекдоты она не все поймёт, стихи тоже, но тут вспомнилось студенчество. На таких деревенских девчонок безотказно действовал Лаэртский:  

–Деревенский парень Федя 

На телеге возит хворост,  

Чтоб избу топить большую,  

Чтоб спала на печке теплой 

Женушка его Прасковья 

И во сне роняла б слюни 

На кирпич печной горячий,  

И тихонечко пердела 

Пахло б щами и теленком,  

Поросенком да гусенком,  

Коромыслом да мочою, ууууу….  

Она засмеялась, а когда я кончил эту песню, попросила ещё. Смех у неё такой, звонкий, красивый. Я повёл её к моему дому.  

– Зайдёшь? Я здесь живу.  

– Зайду, – просто сказала она.  

Мы поднялись ко мне.  

– Разувайся, проходи, я тебя чаем угощу, – помог снять ей джинсовую куртку.  

– Не богато, – сказала она.  

– Нормально, – я нисколько не обиделся.  

– Может картошки пожарить? Ты голодная?  

– Ты покажи, что у тебя есть, я сама приготовлю.  

– Тогда смотри в холодильнике.  

Она достала фарш, яйца, нашла старые панировочные сухари. Вскоре на кухне запахло котлетами. Когда только успела почистить картошку и бросить её жариться. Я по такому случаю откопал в шкафу бутылку вина. Мы сели ужинать.  

– Спасибо, очень вкусно. Хочу сказать тост: За красивую и хозяйственную. Оставайся у меня, жить есть где, работа есть, с голоду не помрём.  

– В качестве кого?  

– Ну, хотя бы в качестве жены.  

Она сразу погрустнела, побледнела:  

– Надо подумать.  

После ужина мы одетые лежали на диване, смотрели телевизор.  

– Денис, ты сказал, что есть много способов получать удовольствие, не изменяя мужу.  

– Ну, как тебе сказать, что такое измена в твоих глазах и в глазах твоего мужа?  

– Ну, когда трахаются, когда залетела от этого.  

– То есть, банально, чтобы тебе член не вводили в твой детородный орган и не было обмена жидкостью? – я лукавил, большинство мужиков считали за измену даже, если его жену за руку возьмут, а за такое и убить могут.  

– Наверное, да.  

– Тогда есть оральный и анальный секс, куни, мастурбация, я слышал, что так поступают женщины с востока, которым очень хочется, но они не хотят изменять мужу, вера не позволяет, иногда просто ласкаешь женщину, она кончает. По-разному устроены и женщины и мужчины.  

– А что такое куни?  

– Ты, правда, хочешь это попробовать?  

– Да.  

– Сходи в душ.  

полная версия на  //