Слазь!

Мы столько по жизни мотались,

что вспомнишь – и каплет слеза;

из органов секса остались

у нас уже только глаза.

Игорь Губерман

Она лежала, слегка придавленная изнурённым в немыслимом поединке с самим собой телом к постели. Павел Егорович храпел, выпуская воздух протяжно, словно жалуясь на что-то, – хы-хы-хы-… в конце произнося укороченное ы-ы-ы-ы-ы.

Ковырялся, пыжился и заснул, бедолага.

Давно уже не валялась она под тяжестью разопревшего мужского торса, ещё недавно нависавшего над ней задыхающейся губчатой кочкой.

Объёмная грудь, живот, закрывающий обзор.

Так хотелось посмотреть, как входит в неё мужское естество…

Как же любила она ещё недавно этот восхитительный миг, когда он исчезает во влажной глубине, нажимая на чувствительную пуговку, вызывая тем тёплую волну сладострастия.

На этот раз ничего такого не произошло. Нечто едва раздвинуло сопротивляющуюся вторжению плоть, почти без ощущений.

Было лишь любопытство и ожидание чуда… тщетное.

Мужчина трудолюбиво и тщательно, избыточно сосредоточенно пытался создать область повышенного давления, словно от этого зависело нечто важное, но компрессии не возникало. Поршень скользил внутри не вызывая ощущений, словно нечто невесомое. Да и бог с ним. Хоть вспомнить, что когда-то было иначе.

Ираида освободилась из-под мужчины, сделала попытку вдохнуть аромат соития. Его не было. Лишь резкий запах нашатырного спирта. Потрогала то, от чего ещё недавно сходила с ума и рассмеялась, глотая слёзы.

Ради этого она когда-то бросила мужа, затем другого? И третьего. Двух детей, которые мешали сосредоточиться на главном.

А у этого одутловатого, задыхающегося от малейшего напряжения мужчины, который приходит и уходит… у него семья и глупая, с пингвиньей походкой жена. Но оставить её он не может: дети. И квартира. Скоро пенсия.

Она ему осточертела, обрыдла. Он ненавидит эту квочку. Но никогда не бросит.

Приходится делиться. Знать бы чем.

Павел Егорович неожиданно застыл, очнувшись, потрогал не отрывая глаз куст, произрастающий между ног. Сознание возвращалось к нему постепенно. Он вспомнил, что находится у любимой женщины, точнее у любовницы.

В принципе, она ему безразлична, но на неё иногда встаёт, а на Ксюху… грёбаная корова, отрастила окорока – не подлезешь.

С Ираидой сегодня тоже ничего не получилось. Только устал. Нужно моложе искать. Полчаса искал клад, так и не кончил. Павел лениво проглотил вишенку соска, возбудился, во всяком случае, так ему показалось. Привстал, опять раздвинул бёдра, на ощупь нашёл одутловатые сухие губы, попытался отыскать главный входвход…

– Слазь, равнодушно вымолвила подруга, – свободен. Пора на пенсию. Потерял ты, Пашка, квалификацию. Я свою экспозицию тоже закрываю. Наплясались.