Оба-на!

бремя разлук накрывает внезапно – волной,

тяжкий дисперсный, немыслимый призрачный груз,

был ты во мне, мой любимый,

но был ли со мной? –

мысли тревожат и жгутся, как стаи медуз…

Светлая печаль

Как мы с Люськой встретились, отчего вдруг решили уединиться, вспомнить довольно сложно, но сам день, наполненный странными событиями, отпечатался в моей памяти навсегда: такое не забыть.

Возможно, это и была любовь, но мы этого так и не поняли. Ну, или влюблённость. Во всяком случае, она меня не разочаровала. Ни тогда, ни после, спустя годы.

Букетную феерию и прочие романтические детали можно упустить – довольно банальная история: на самом деле до первого поцелуя прошла целая вечность. Зато потом события понеслись вскачь.

На самом деле, я был не в восторге от странностей её нестандартной фигуры. Как по мне – грудь следовало бы чуточку прибавить, буквально на пригоршню с каждой стороны, чтобы было чего с удовольствием нянчить, хотя в целом она была упругая, духовитая. А снизу, в бёдрах, не мешало бы малость убавить: тяжеловата.

Впрочем, красота сама по себе имеет смысл лишь как сгусток позитивных энергий, как некая таинственная субстанция, посылающая в мозг ощущение беспричинного блаженства. Но я-то уже приплыл, значит, было в этой девчонке нечто исключительное, только уму и зрению невидимое.

Целовалась Люся бесподобно. И вообще умела удивить. День с ней пролетел как сверкающий бал, как удивительно вкусная феерия, как изысканный деликатес, отличающийся массой пикантных деталей, оттенков и неповторимого послевкусия. Но до главного приза добраться долго не получалось.

Как я понял позже, Люська – натура увлекающаяся, впечатлительная. Именно о таких особах – азартных, порывистых, пылких, принято говорить “и жить торопится, и чувствовать спешит”.

Вокруг неё жизнь кипела страстями и красками, которые девочка лихо размазывала по холсту судьбы, как художники экспрессионисты, движимые возбуждёнными нервами.

К личным озарениям, дерзким затеям и многочисленным капризам относилась она довольно легкомысленно, если не безрассудно, не испытывая ни угрызений совести, ни чувства страха при их реализации.

Она уже не знала, что лучше: быть порочной или одинокой, говорить правду или постоянно врать.

У жизни, как и у любви, все дороги кривые: никогда не знаешь, куда заведут. Тем не менее, мы с них не сворачиваем. Вот и с ней… как отведал волшебный вкус её поцелуя, словно бес в меня вселился.

Долго она ещё в общении со мной со мной в недотрогу играла. Но я тоже не простачок – со всех сторон просканировал, понял – что за штучка. Тем более, что необъяснимое возбуждение с внезапно нарастающим избытком физической силы прибавляло решимости. Пришлось подсекать глупышку на противоречие:   у меня этот изысканно хитрый фокус особенно уловистым выходил.

– Ладно, – с видимым разочарованием в голосе выдавил я, – будем считать, что обольститель я так себе. Не вышло и ладно. Мне было приятно провести время в твоём обществе. Предлагаю завершить свидание за чашечкой кофе. И расстаться.

Люся вдруг растерянно посмотрела на меня, влажно захлопала глазами, на что и был расчёт. Каждый из любовников гнёт свою линию, блефует, как может. Пока она чувствовала себя в роли добычи, достаточно было лёгкого флирта, чтобы создавать ощутимое интимное заземление. Игра казалась ей бесконечным ярким приключением.

Так, во всяком случае, мыслил я.

Стала бы девчонка на кого попало тратить столько драгоценного времени? То-то и оно! Ясно, что и у неё на меня были какие-то серьёзные виды, возможно, даже любовь.

И вдруг всё рассыпается в прах прямо на глазах. Она уже не интересна как добыча. А вкус победы… Люся же явно ощутила, что держит меня за яички, что я готов пасть ниц и ползти вслед за ней… куда угодно.

И тут в ней самой проснулся охотничий азарт. Заласканное до сладкой истомы тело, гудящие от наслаждения налитые горячей кровью губы. У неё тоже внутри и снаружи сладко ныло, требуя трепетно-пьянящего продолжения, которое давно уже будоражило восприимчивое воображение. Упускать практически поверженную добычу было жалко. Но и позволить себе. Нет, не себе – ему (то есть мне, это ведь мои рассуждения), сделать с собой нечто неприличное. Точнее –  греховное, порочное, безнравственное… невыносимо страшно.

Исход невинного любовного поединка решила, как мне показалось, случайность.

– Я так устала! Подсади меня на этот камень. Почему-то именно сейчас не хочется расставаться. Боюсь остаться одна. Так бывает.

Я согласился с этими доводами. Не долго думая, обхватил Люсю за объёмистый зад, поднатужился… и поднял на высоту. Аппетитные белые коленки, контрастирующие с моими загорелыми руками, оказались на уровне глаз.

Мысленно я проследовал по кратчайшему маршруту между милых сердцу ножек, предназначение которых мозг немедленно извратил, в загадочную глубину неизведанного интимного  пространства.

Люся вдруг, выглядело это как попытка сесть удобнее, широко развела колени. Моему взору открылась не просто наивная девичья тайна в виде трусиков в горошек или чего-то подобного, Это было немыслимо: на ней не было ни-че-го. Совсем.

К тому же на диво дивное удивление удачно падал свет.

– Не боишься застудиться, – успокаивая дыхание, прошептал я, чувствуя, как мгновенно напряглось моё впечатлительное эго.

Девочка лукаво посмотрела на меня, затем натянула до подбородка подол юбки и с нескрываемым любопытством заглянула себе между ног, что, к слову сказать, довольно непросто. Было впечатление, будто она надеялась обнаружить там смысл жизни.

И он там определённо был. Только не её – мой.

Знаете ли вы, что такое гормональный шок? Я его испытал в это мгновение в полной мере.

Но это был шанс.

И я его не упустил.

Люся обладала удивительным талантом – вводить в заблуждение, стоило лишь заглянуть ей в глаза, впечатлением трогательной наивности, возбуждающей тем самым неистовый интимный интерес к целомудренной непорочности. Свойство расположить к себе, возбудить неуёмное желание немедленно убедиться в реальности догадки, что она действительно девственница, распалило во мне непристойный интерес, погрузив с головой в бурное течение бесстыжих фантазий, на которые я готов был потратить остаток дней жизни.

Я лишь слегка прикоснулся к обрамлённому завитушками каштановых волосиков влажному от интимного волнения бутону девичьей тайны. Неистовый восторг накрыл её соблазнительное тело волной соблазнительно бурного вожделения, заставив судорожно сцепить колени и напрячься на пределе возможностей.

Моя ладонь, зажатая как в тисках сильными бёдрами, приняла на себя поток горячей влаги, запах которой потряс меня сильнейшим приступом неодолимой страсти.

И это, представьте себе, на самом первом свидании.

Дальше были уютные, если не считать лихорадочной дрожи в теле от перевозбуждения, объятия, трепетное тепло девичьих ладоней, теперь уже у меня между ног, сладкий вкус губ, протяжные девичьи стоны, когда удавалось нащупать ещё одну из бесчисленного числа точек интимного сладострастия.

Малюсенькие налитые грудки у Люси оказались удивительно упругими и чувствительными. Но это я понял уже дома, когда спешить было совершенно некуда, когда она сидела, а потом лежала на расстеленной кровати полностью обнажённая, похотливо изгибая гибкий стан изумительной формы.

Мне всё в ней казалось исключительным, великолепным, роскошным.

Теперь я сам дерзко раздвигал её колени, ловко скользил ладонями по соблазнительно упругому животу, слегка проникал пальцами в глубину гостеприимного мироздания, откуда вязко сочился густой любовный нектар с терпким запахом, подогревающим и без того взбудораженное близостью цели желание.

Люся замирала, изображая изнеможение, томно сжимала веки, выгибалась, забавно прикусывая нижнюю губу.

Обилие живительной влаги, полностью раскрытый бутон страсти – мог ли я ещё недавно мечтать о такой победе?

И вот триумф: подружка скакала на мне по третьему кругу. С её слов в подобной позе она лучше чувствует, быстрее кончает.

Когда девчонке хорошо – мне ещё лучше.

Резвилась подруга как призовая кобыла на отборочных скачках,   лихо подбрасывая мускулистый породистый зад, то и дело меняла аллюр с галопа на рысь, то замедляясь, то ускоряя темп.

Когда в третий раз пошли за бурным оргазмом, я за неё испугался: так и загнаться  недолго.

Я на пределе, а ей хоть бы хны. Разошлась – не остановишь.

Глаза закрыты, лицо и шея в красных пятнах, спринтерское, но довольно ровное дыхание. Груди торчком, прыгают, словно теннисные мячики. Животик мышечными кубиками играет. Держит меня за руки, словно посредством этого джойстика управляет личными переживаниями. Личико сосредоточенное, внимание сконцентрировано исключительно на интимном процессе.

Короче, я в ауте. Ещё пять секунд и отлетаю.

Где меня потом искать, не представляю! Такого райского наслаждения отродясь не испытывал. Фея разврата, королева эроса! И это всё о ней.

В самый неподходящий момент зуммер на её смартфоне неожиданно начал петь нечто трагическое. Телефон Люсин рядом лежал (привычка у неё, видите ли, такая – без трубки даже в туалет не ходит).

Подруга на автомате поднесла телефон к уху, а там… парень её, Федька Кувакин с которым месяца два через день то расставалась в истерике, то снова замуж на полном серьёзе собиралась.

Я-то, честное слово – ни сном, ни духом. Думал – у нас всё серьёзно, а оно вон как обернулось.

Орёт как ненормальная в трубку… про сумасшедшую любовь. Про обманутые чувства, про преданность и верность.

Кстати, про сумасшествие – может и не врёт вовсе: есть в ней нечто такое, мистическое что ли. Во всяком случае, было порой впечатление, что она не совсем со мной сексом занимается, и вообще витает где-то далеко-далеко, в ином отражении. Слишком уж старательно исполняла девочка танец любви, не обращая внимания непосредственно на меня. Медитировала, что ли.

Во всяком случае, так и не позволила мне в интимном процессе в полную силу участвовать: сама, всё сама!

Из-за этого субъекта, похоже, точнее, из-за размолвки с ним, и оказались мы с Люсьен в коечке: оказывается, никакой победы в помине не было, это она себя так своеобразно активным сексом успокаивала.

А силища у этой Люськи… она ведь свою маленькую мохнатку натягивала на восставший у меня до железобетонной прочности лингам, словно пыталась разорвать её на части, как полевые медсёстры простыню на бинты. Даже мне временами лихо было от кавалерийских наскоков и массированных контратак немыслимой сверепости.

Природа намеренно таким образом распорядилась, чтобы надёжно обездвижить жертву в момент схода судна со стапеля, чтобы она как бы в кому впала и временно не сопротивлялась. Сперматозоиду нужно время, чтобы найти в полной темноте единственную свою возлюбленную свою клеточку.

Но, то Люська в ступор впала, я не дремал – попытался предотвратить неминуемое крушение, которое из-за сложившихся обстоятельств как бы получается совсем некстати.

Однако дальше события развивались по не зависящему от меня сценарию.

Ей, видать, процесс слияния, усиленный нервной дрожью от нелёгкого диалога, понравился, но лишь чисто физиологически. Наверное, даже слишком.

Я тоже, если честно, во вкус вошёл. Мне даже понравилось, что самому ничего делать не нужно, лежи – балдей как на массажном столе в сильных руках опытного экзекутора.

Ворота узкие. Судно в надёжную гавань входит со скрипом. Самое то, что нужно!

Мы уже вроде как родные. Ни грамма не стесняемся: обдуманно тренируем эротическую сноровку. В браке этот навык может пригодиться.

Прыгает она классно, выкладывается на всю катушку. Сиськами трясёт – аж сердце замирает. Такого блаженства прежде никогда не испытывал.

Тысяча и одна ночь. Чем дальше, тем интереснее!

И тут этот треклятый звонок: как плевок в душу.

Нашёл женишок, когда вспомнить о прошлогоднем снеге.

Я его невесту вроде как приватизировал. Моя теперь добыча. Глотку перегрызу за такой приз.

– Что-о-о… замуж зовёшь, – испуганно пискнула Люська, – любишь, значит… жить без меня не можешь!   А вчера… вчера мог! Федька, негодяй, ты в своём уме! Я же… в командировке я, – издав яростный стон продолжила она разборку, – завтра встретимся – поговорим, всё обсудим. Да, обещаю подумать. Ну ты и сволочь, так подставить… так подставить!

Поступательный ход событий остановить уже было не-воз-мож-но!

В этот знаменательный для влюблённых придурков момент мою ходовую турбину распёрло и затрясло в ожидании реактивного торпедного залпа.

Растерялся я на волне негодования: как же так, Люська со мной… я в ней. Наши будущие дети на высоком старте, ждут отмашки, чтобы включиться в эстафетные гонки. А она, практически оргазмируя, чувствуя каждой клеточкой возбуждённого тела начало активного сокращения, находясь под наркотическим действием гормонов, препятствующих любым активным действиям до тех пор, пока не завершится процесс оплодотворения, практически спокойно договаривается с каким-то там неведомым Федькой.

Выброс якоря и последующее волнение стихии получилось убойным. Такое раз в жизни случается.

Люська напряглась, почувствовав взрывной оргазм, и, не сумев сдержаться, заорала благим матом прямо в трубку:

– А-а-а, твою ма-а-ать… ну ты и придура-а-а- к!

И с такой немыслимой силой сдавила меня с боков, что я забыл как правильно дышать.

Обращалась-то она ко мне, но жених об этом не догадывался, потому естественным образом принял нападение на свой счёт.

Не знаю, чего этот Федька Люське наговорил, но она с достоинством принцессы крови, застигнутой врасплох, ответила, – нашёл время, любимый, отношения выяснять! Я из-за тебя, придурка, порезалась, вот, – а сама кончает очередями, с дикими спазмами, и ещё громче орёт, вцепившись левой рукой в мои волосы, словно оторвать их задумала.

Надо же такую выдержку иметь, чтобы в критической ситуации найти, чего именно сказать.

Отдаю должное, преклоняю голову. Даже я бы поверил в её искренность.

Скинул я Люську с себя, смотрю на неё, как Ленин на буржуазию.

Это же выдумать нужно: на мужике верхом сидит, а замуж за кого-то другого в прямом эфире выходит.

Долго не думая, отвечает она трубке, – согласна я, любимый, подумать согласна, – сама левой рукой  нервно добывает из священных недр тёплый коктейль из живой, абсолютно свежей , даже горячей, органики.

Я, выходит, совсем не у дел, так – таблетка от депрессии, не более того.

Между тем Люська, отбросив с раздражением телефон в неизвестном направлении,

цепляется мне в лицо обеими руками.

Еле оторвал, заразу. Сама виновата, а на мне отыгрывается.

Не знаю, кто из нас двоих, я или Федька, больший лопух, но мне как мужчине тоже обидно: зря, выходит, успокаивал, зря растратил невосполнимый энергетический ресурс. За свою же доброту ещё и по мусалам получил.

Оригинальнее ответа на предложение руки и сердца я в жизни не слышал. И не видел.

Кричу Люське злорадно, – поздравляю с помолвкой, любимая! Ну ты и... фруктина, ягода малина. Чур, я на свадьбе свидетелем буду!

Прикалываться я люблю.

За что она меня пнула ногой, по которой стекали отвергнутые организмом сперматозоиды – я не понял.

– Рожать, – спрашиваю, – будем… или аборт сделаем? Могла ведь при желании соскочить.

Она в рёв.

Пришлось опять успокаивать.

Сами понимаете как.

Теперь уже мы не стеснялись: семь бед – один ответ. Получился вроде как девичник перед замужеством.

Мамочки, такой агрессивной девчонки у меня ни до, ни после не было: буквально до донышка высосала скромные физиологические возможности, вместе с мозгами, которые ещё несколько раз плавали на простыне липкой лужей.

Что же она вытворяла, непутёвая, как кипятилась. Просто фурия. Или нет – богиня страсти.

Подробности я опущу, а вот ощущения: как в последний раз. И не я её, куда там, она меня, можно сказать насиловала.

Под конец нашего сексуального рандеву было желание от подобной назойливости спрятаться, да некуда. Наверное, от радости за счастливую судьбу, за то, что любимый её выбрал, единственную, изо всех сил старалась.

Я тоже выдохся. Даже проводить Люську сил не хватило.

Едва инвалидом меня не сделала. Зато спал я после этого эротического шоу целые сутки, как убитый храпел.

На свадьбе я был дружкой.

Люська мне в качестве отступного такую свидетельницу подогнала – закачаешься.

А ревновала… страсть! Словно от сердца отрывала.

Ну и… нафига замуж-то не за меня выскочила?

Ничего. Так даже сподручней: никакой тебе личной ответственности. Мы с ней ещё повоюем! Наша страстная любовь – личная интимная тайна.

Да, кстати, аборт делать не пришлось. Рассосалась наша страсть. Видимо от волнения.