Ангелы ада и мясокомбинат Тель - Авива

Частица Бога, мезоны Хиккса, бутоны роз и бубоны сионской чумы читал я в черноватеньких следах осенних мух, тоненькими шерстистыми лапками пачкавших потолок, липкие и мокрые наощупь, блестящие, словно колибри в свете сверхновой, нейтронной вспышкой озарившей небосвод, сизо - сине - зеленоватым металлическим отблеском нездешних обитателей, огромные - в пол - башки - зенки, внимательно рассматривающие твою кожу, выбирающие точное место, что можно будет прокусить кошмарными челюстями, личинки, шевелящиеся жирными, желто - глянцевыми тельцами в глубинах мозга, выползающие из ушей черви, свивающие спиралевидные галактики скользких колец, осыпаясь на изломанные тяжестью мертвого Сизифа плечи, тащущего голую Шерон Стоун на голгофу тщеславия, где Исус Флинт, надев углепластиковую каску армии США и приуготовив спелый апельсин, раздает витиеватые автографы выстроившимся в затылок по росту апостолам. Симон Петр, евреюга бородатый и потенциальный перебежчик в стан АНБ, переступает глухо звучащими в вечернем воздухе Иерусалима копытами, мацает жарко и жадно подарочное издание мемуаров Витухновской, лыбится и предвкушает, как удивится рэббе. К его спине жмется Иаков Завведеев и дрочит, дрочит сквозь хламиду, вспоминая щедро разверстый накануне анус Иуды, калабрийского выходца из когорты верных, основателся стиля  " фадо ", игреца на гитарах и кастаньетах, человека, решившего идти на выборы вице - президента Ксении Собчак.

- Что есть истина ? - вопрошает с экрана тиви Понтий Пилат и сам же себе же и отвечает же, тройным замкнутым контуром  " же " знаменуя несгибаемую волю к продолжению банкета на теплоходе, где сам Грибов стоит, прислонившись к фальшборту, напевая из Нины Ургант и вспоминая  " Щепку ". Твою ж ты мать, там же великий Пашутин скрипел пяльцами, вышивая крючком святой лик Нерукотворного Спаса Намина, сбацавшего группу  " Цветы " на асфальте, сплошь покрытом чахоточными плевками. Дети жизни и отцы смерти, матери всего человечества, трахнутые по башке ниагарским потоком забываемой через мгновение информации, не стоящей ни х... я. - По х... й, на х... й, все равно.

- Это он правильно, - пишет на полях Манифестакашина Исус, подразумевая выводы Пилата. Если пензионная реформа колышет цельную тыщу принятых мудаков из четырех десятков мильонов, то, в - натуре, наше дело ультраправое. Частично ультрафиолетовое, как солнечные лучи, пробивающие бетонный бункер НАТО, коварных выползней военщины, замыслившей подчинить своему влиянию образ мыслей среднерусского и - местами - высокоразумного хипстера в брючках дудочках, семенящего по бульвару крайне озабоченной походочкой морячка, вразвалочку, туда - сюда.    

- Мы как один, - кричит с Капри Тиберий, прижав ладони к глазам, лишь бы не видеть ничего, - я как два, а третьему не бывать.

И почему же не бывать, думает без кавычек леди Бонни Роттен, кряхтя под азартным дипи мистера Питта и Жеймса Дина, широко разевая рот навстречу жестоким шагам Командора. Бетонная статуя современной культуры с приваренным анфас ржавым прутом арматуры приближается и вонзает прут во влажные глубины носоглотки Герцогини Нью - Йорксной, ритмично и элегантно двигая тазом. Как писала Арсан : " туда, глубже, сильнее ".

- Это так, товарищи, - не сомневается на сходе станицы Питерской атаман всевеликого войска Заможайского городовой казак и попльченец Лев Абрамыч Фляшман, зная о своем полячестве, ржечепосполитости рушения, общем деле говноедавности и укармливания неприхотливых аборигенов рукописями родственной бабушки, писавшей мелками на сукне бильярда, пока Маяковский блевал стенками желудка в соседней комнате, где раскинули штос алмазнобулавочный Кречинский, русский Кретинский и абхаз без наименования, он под санкциями, абхаз - то, а там прямо предусмотрено Уставом ООН : быть посему и не иметь наименования. Это еще император Павел начертал на полях азбуки Павла Буре, специализированной азбуки для спорстменов, где алфавит заканчивается, не начавшись, на цифре, не имеющей аналогов в западном мире. Дырочки в космостанциях, дырочки в шляпах, дырочки в туловище. Славно сунуть в дырочку палец и обнаружить там зайчика.

- Ой, бля, - замечает умственно Хантер Томпсон, содрогаясь мыщцой, - никак тряхануло. Пятые сутки подтряхивает от отвращения, зачугунившегося омерзением. Надо бы перечитать Мальгина. Или скушать мамалыги. Или еще чего, столь же верное и правильное. Главное, - шепчет Хантер, пробираясь подземным гаражом отеля  " Фламинго ", - вернуться к Дебби Харри и метнуть бомбу.

Он натыкается на одну из бомб, лишь только щелкнув кнопочкой радио, еще не тронувшись с места ; сумеречный голос какого - то дебильного мужика повторяет безостановочно  " секс - бомб ", а Хантер трясет в ритм и такт головой, размышляя о политической системе. О схемах, свернутых в рулон, храма Соломонова. И о решении. Окончательном, как хер Бэйли Джей.