Девичьи грёзы Галочки с ручья Безымянный

Из Сборника "Романески. Полины от А до Я"

Предисловие:

Прочитав информацию с сайта «Грабиловка в безымянной балке», создаётся впечатление, что насельники так называемой «Грабиловки» тем только и жили, что потрошили «праздношатающихся граждан, забредавших в трущобы». Напрашивается вопрос – а с какого перепугу «праздношатаюшиеся граждане забредали в трущобы? Разве что в так называемые построенные из досок «наливайки» «Окаянка» и «Гаврюшка» (в районе нынешней площади «Страна Советов). Водочка в них стоила - 10 копеек за стакан, а ночлег покотом на полу – 5 копеек. Так и в других  посёлках «наливаек» было предостаточно. Так что не «праздношатающиеся граждане» подвергались «потрошению» в Безбалке, а переходили её по необходимости через насыпной мост в районе РИИЖТа (Роствского Института Железнодорожного Транспорта). Дело в том, что в Рабочем городке, неподалёку от балки был расположен  «Скотный базар» и рядом просто «Базар» и вокруг него всяческие «Лавки», где люди могли купить дрова, уголь, отремонтировать примус, ведро, тазик, корыто и прочее. Это были единственные базары, куда тянулись насельники посёлков «Безбалка», «Автосборочный», «Северный»,   «Новый город», «Каменка», «Военвед». Кроме того, из близлежащих армянских селений, что за Каменкой и Военведом: «Чалтырь», «Красный Крым», «Султан-Салы»  и других селений. Так что через Безбалку люду каждый день хватало и «шерстить» их было проще паренной репы.   Не праздно шатались, а боялись ходить через ту балку. Была ещё одна причина «пешадралить»  через опасную балку – в Рабочем городке только начиналась транспротная связь с основным городом. Это был трамвай, который мог доставить тебя в город, где всего полно в магазинах и на «Старом базаре», где кинотеатры, рестораны и всякие блага жизни города.

Обратимся к неопровержимым фактам:

Одной из проблем молодой страны было размещение проектируемых новых заводов. Первого  августа 1925 года было принято решение о строительстве завода. Вскоре весь выделенный для строительства завода и жилого посёлка участок превратился в лагерь с палатками и походными кухнями. Сотни людей с детьми и женами жили в землянках и хибарах. Вот как описывается обстановка тех лет в книге «Строители степных кораблей. Очерки к десятилетию завода «Ростсельмаш», 1941 г. »: «Когда началось строительство завода, вокруг него сейчас же один за другим начали возникать жилые кварталы. К Сельмашевской улице (ныне проспект Сельмаш) выходят улицы Инструментальная, Промышленная. Их прорезают переулки Модельный, Сборный, Литейный. Одновременно со строительством на месте центрального поселка было возведено более 100 временных черных, покрытых толью, бараков для строителей. Они, как длинные огородные балки, тянулись вдоль всей балки. В одном месте помещался большой кипятильник. Отсюда кипяченая вода развозилась по баракам и на завод. Меж бараков длинные верёвки с бельём. Здесь, на месте этих бараков, и возникли потом в 1928–1929 годах первые заводские кирпичные одноэтажные домики со всеми коммунальными удобствами». Это была грандиозная стройка, которая избавила многих ростовчан от безработицы.

Относительно недалеко от Сельмаша имелось тогда свободное от застройки пространство, где в 1920-е годы начинал работать первый в Ростове аэродром, позднее перебазировавшийся на другое, более удобное именно для аэропорта место – рядом с шоссе, ведущим в сторону Москвы. А вот для машиностроительного завода освободившаяся обширная территория оказалась как раз очень удобной – на тогдашней окраине города, недалеко от большой железнодорожной грузовой станции «Ростов-товарная», откуда до проектируемого завода несложно было по ровной местности проложить подъездную ветку. В середине тридцатых годов здесь начали строить первые производственные корпуса, а также соответствующую инфраструктуру – дороги, ТЭЦ, линии электропередач. Весной 1939 года только что построенный Ростовский автосборочный завод начал выпускать грузовые машины ГАЗ-ММ (с модернизированным мотором).

Да и весь посёлок Безбалка это не только «обитель криминального мира» к пятидесятым годам прошлого столетия. Доказательство тому: -

Первое - Одна из остановок городского транспорта на проспекте Ленина называется «Автомобильный переулок». Есть в Ростове-на-Дону, недалеко от проспекта Нагибина, и поселок Автосборочный, а в нем – целых шесть Автосборочных переулков. Случайны ли эти названия? Отнюдь нет! Потому что в 1939 - 1941 годах в нашем городе реально работал Ростовский автосборочный завод, являвшийся филиалом Горьковского автозавода. За два предвоенных года он выпустил более ДВАДЦАТИ ТЫСЯЧ грузовых автомобилей! Да и легковые машины мог бы начать массово делать – если бы не война…

Второе - 19 сентября 1951 года на основании Постановления Совета Министров ССР на территории существовавшего в Ростове-на-Дону с 1937 года Ростовского артиллерийского училища (в годы Великой Отечественной войны 1-е Ростовское артиллерийское училище ПТА) было создано Ростовское высшее артиллерийское инженерное училище, специализированный ВУЗ готовящий военных инженеров для РВСН. В октябре 1961 года училищу присвоено имя первого Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения М. И. Неделина, который трагически погиб при испытаниях новой стратегической ракеты (Р-16) на полигоне Байконур.

Город рос к северу, и вскоре автосборочный завод оказался уже почти со всех сторон окружен жилыми домами, во многих из которых квартиры получали работники предприятия. «Автосборочными» назвали и переулки в посёлке с тем же названием – там желающие работники предприятия получали участки, на которых можно было построить собственный дом. В конце 1950-х – начале 1960-х годов началась активная застройка центральной части проспекта Ленина, и новые здания «хрущевских» пятиэтажек заслонили собой от ненужных взоров производственные корпуса большого предприятия, уступавшего по числу работающих в Ростове только «Ростсельмашу».

В 1951 году по ныне существующему проспекту Нагибина был выстроен завод «Горизонт» по выпуску навигационной аппаратуры.

В 1955 вступил в строй завод «Электроаппарат» по выпуску релейной техники

Завод «Прибор» по выпуску радиоэлектроники был основан в 1965 году на самой окраине «Ростова», на пустыре за поселком Чкалова.

Так что посёлок Безбалка – это, прежде всего, РАБОЧИЙ ЛЮД, а не поголовные «потрошители», как то «мУслят» и пишут многие авторы, далёкие от реальной истории.   А разномастных «потрошителей» в Ростов-папе испокон веков было и есть по самую макушку, как и в других городах царской, советской и новобуржуазной России.

Тому, что было век тому назад, можно верить или не верить. Я же верю тому, чему был свидетелем с 1950-го года так как жил в Ростове-на- Дону. Более того – жил в Новом городе. Лишь знаменитая Безбалка разделяла Новый город от Рабочего городка, располженного на более высоком уровне природной балки. Безбалка уже в пятидесятые и тем более в начале шестидесятых годов «Грабиловкой» не называлась. Ещё в 50-е годы прошлого столетия вдоль ручья ютились сказочные дворики со скромными  флигельками утопающими в кущах сирени. Она бушевала по всей улице Сельской, дурманила благоухаюшим ароматом роз, а по вечерам ещё и с душистым табаком и ночной фиалкой. Чудится мне, вот сейчас прилетит и усядется на конёк одного из флигельков сказочная  птица гамаюн, чтобы хранить этот благословенный ручей и мою память о Первой любви – Галочке Ореховой, которой я посвящаю «романеску»

Девичьи грёзы Галочки с ручья «Безымянный»

Оставшись одна за занавешенными окошками комнатушки, служившей спальней, Галочка долго изучала лицо в зеркале на тумбочке. Она не обольщалась относительно своей внешности. Не красавица, но симпатичная. Высокие скулы, большие глаза, хорошая фигура. Галочка придвинулась поближе к зеркалу, начала раздеваться. И почему-то Он (сказочный принц на белом коне!) оказался в этой комнате, не сводил с неё горящих желанием  глаз.... Галочка сбросила трикотажные  панталончики, ночную  рубашку и осталась перед ним обнажённой... Руки Галочки медленно ласкали набухшие груди, сжимали отвердевшие соски. Пальцы скользили по плоскому животу, переплелись с Его пальцами, неспешно  поползли вниз, к треугольнику волос «холма Венеры), замерли на мгновение между ногами, едва касаясь, гладя сначала нежно, потом всё сильнее и быстрее, пока наконец безумный вихрь ощущений не подхватил Галочку. Выдохнув, она повалилась на постель.

Эпиграф.

«В семнадцать лет мы бессердечны. Мы так не думаем, мы уверены, что в нас бъётся благочестивое, огромное сердце, замирающее при имени возлюбленного, да только это не сердце... У семнадцатилетних ещё нет сердца. Есть только жирная матка, жужжащая в своём улье».  

Эндрю Шон Грир

- Галка, помнишь, случилось это в далёком 1956 году, когда мы пришли в девятый класс вечерней школы. С первого мгновения, когда пересеклись лучи наших глаз, они загорелись тем  блеском, который выдает сокровенные желания девушки и парня огнём проникающим в души. Мы влюбились. Это было как пламя, вырвавшееся из наших сердец. Ничто не могло погасить тех чувств. Я буквально обезумел от одного вида Тебя, вошедшей в класс. Передо мной  покачивались твои налитые груди, острые соски которых озорно торчали в разные стороны. Это было начало мгновения нашей любви, время ещё ничем не омрачённого счастья, близости, доверчивости, восторженной нежности, радости... Я протянул к тебе руку и, не отрываясь от твоих глаз своими, произнёс:

- Здравствуй. Три года ты мне снилась, а встретилась ... сейчас. Если ты меня помнишь по снам девичьим, зовут меня Михаил. А тебя?

- А кто тебе сказал, что именно ты мне снишся?

- Да глазки твои.

- Нашёлся мне ещё один сновидец!

- Я не сновидец, а ясновидец, девушка.

- Ну, и свисти в лапоть! Много вас таких ясновидцев, а я одна.

- Давай  руку, и будем знакомы. - Я взял твою руку...

Ни с чем нельзя сравнить радость первого рукопожатия, когда одна рука спрашивает: «Вы любите меня», а другая отвечает: «Да, я люблю тебя».

Я тут же сел с тобой за одну парту, не сводя с тебя глаз, жадных и бессовестных. Мы принялись болтать, точно старые знакомые, наслаждаясь этой внезапной простотой отношений, чувствуя, как идут от одного к другому токи интимности, приязни, доверия, благодаря которых два близких по духу и по рождению существа в пять минут становятся друзьями и готовы довериться своим чувствам.

К концу уроков ты так и не сказала как тебя зовут. А когда я заявил, что пойду тебя провожать, ты сказала:

- Меня будет встречать и провожать мой парень, так что отцепись, ясновидец.

- Твой парень - это я. Тебя я встретил, мне тебя и провожать, о остальном ты, красавица, не беспокойся.

Я принадлежал к компании ребят, которую не следовало бы назвать хулиганской или преступной, хотя кое-кто всё же отсидел или сидел по тюрьмам. Мы защищали свою территорию, как самцы, от хозяйствования чужих компаний.  

Кода мы вышли, на площадке у входа школы стоял «её парень». Симпатичный, чернявый, а самое главное – мне знакомый. Был он из приблатнённой компании «Джюли», а самого «моего парня» кличка была «Салагай», как звали Витьку Салагаева.

Мне удали было не занимать и я, подойдя к «Салагаю» сказал:     

- Если ты ещё хоть раз подойдёшь к ней, получишь пику в бок. Ты меня понял?

Я схватил тебя крепко за руку и буквально потащил на выход из школы.

- Ты в своём уме? - говорила, дрожа от страха, ты, - он же тебя зарежет! Ты знаешь у них какая кодла?

- Знаю, но он больше к тебе не подойдёт. Он меня тоже знает. Говори как тебя зовут, иначе я его сейчас на пику насажу!

- Галка меня зовут. Только ради Бога не трогай его.

- Галочка, забудь о нём. Я у тебя всегда был.

Ты посмотрела на меня со страхом и с какой-то влекущей негой в глазах, и пошла без опаски. Шли мы по темнющей улице, справа от нас вообще всё в диких зарослях древней реки, в своё время именуемой Темерник, а в годы нашей юности «Амазонка». Каких только там гадов ползучих не водилось, но страшнее всех были двуногие гады в человеческом обличье, которые раздевали, насиловали, убивали. Вот там, на улице «Сельская», которая тянулась по руслу «Амазонки», и жила ты, моя любовь – Галочка Орехова по батюшке Викторовна. Жила ты в домике, утопающем в кущах сирени у самого Темерника, с времён царя Петра I знаменитой реки, а с временем превратившейся в забытый Богом рай в зарослях кустарника, диких прибрежных трав и цветов.

Отец твой, лётчик дальней авиации, любил тебя, свою Галочку, больше жизни, а Бог любви Амур влюбил тебя в меня, которого ты дразня с первой минуты словами песни: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня...? » - приковала цепью любви к себе. Мы не пропускали дня, когда были танцы в посёлке, который в те времена именовали «Кацапстрой». Танцпощадка находилась среди женских и мужских общежитий и бараков где кого только не было из хуторов, станиц и областей. Это был живой «муравейник» молодёжи, в основном, работающих на стройках разрушенного войной моего любимого города Ростова-на-Дону.

После танцев я провожал свою Галочку. Нам светили божественные лампадки небес - звёзды, и среди них дивным самоцветом глядела зелёная лучистая звезда, о которой ты, Галочка, говорила: - Это наша звезда.

В этом земном раю мы не просто целовались, а доводили себя ласками до изнеможения. «Запретных зон» твоего тела для меня не было, но когда дело доходило до критического момента, ты  вскрикивала:

- Мишка, любимый, спаси меня! - И  оставалась девственной.

Наши игры любви исходили из самых нежных чувств, и, когда в день Первомая 1957 года мы были на демонстрации, лучезарней тебя, моей Галочки, как мне казалось, там никого не было. Мы просто сияли друг для друга в этом празднике весны и ликования. А когда мы пришли с парада к тебе домой, ты сняла своё белое платье, появившись, словно сказочная фея, в цветастом халатике пред очи мои, я чуть не потерял сознание от такой  КРАСОТЫ. Я попросил тебя показать божественную грудь, что ты, улыбаясь, сделала. Кровь во мне вскипела, а ты, указав чудным пальчиком, и игриво показав мне язык, сказала:

- Если ты меня любишь, поцелуй здесь...

- «Милый, - шептали твои уста, когда язык мой нежил твою «фиалочку», - я люблю тебя так, что не смогу никогда, никогда, никогда разлюбить. »...

Игра ЛЮБВИ достигла вершины. Тогда мы жили в каком-то блаженном и сладостном аду, обвязанные невидимыми тонкими стальными нитями. Оба мы, радостно-безумные, сумасшедшие, ни о чём не думали, кроме нашей любви. Мы узнавали друг друга издалека: по голосу, по походке, по запаху, узнавали – и неудержимо стремились друг к другу, чтобы вновь упиться бешенством разъярённой страсти. Все приречные заросли «Амазонки» и парка, неподалёку от которого я жил, были свидетелями нашей любви.

Галочка, помнишь ли ты?