10-11

(до того )

На следующий день, пока я одевался к выходу, Лика сбегала с биноклем на лестницу.

- Вит, за тобой прислали Роллс Ройс! – сообщила она, вбегая, - А их в городе – много пальцев одной руки, чтоб посчитать.

- И что это значит? – улыбнулся я ей.

- Что ты – важная персона. Смотри, не загордись, а то начнёшь нос кверху задирать, меня не замечая.

Она забавно показала, как я это стану делать, рассмешив меня.

«Такая же девчонка, как Ия», - подумал я, обнимая её, и почувствовал, что мне не хочется от неё отрываться. Она это тоже ощутила и принялась осыпать моё лицо поцелуями.

- Вернись, - просила Лика при этом, - только вернись, Вит…

- Я вернусь, милая, не беспокойся.

Она побежала за мной на лесницу с биноклем следить, как сяду в машину и отъеду.

Мик не отреагировал на мою протянутую руку, а поклонился мне, открывая дверцу.

- Как Геля? – спросил я, садясь в машину.

- Шлёт вам привет, Мастер.

«Что это с ним? – подумал я, - Значит, отец крут. Видно, перед ним все лебезят. А я не буду».

Меня повезли в тот же ресторан. Там Мик отвёл в отдельный кабинет, где никого не было, усадил за сервированный стол и вручил меню.

- Выбирайте, отец с минуты на минуту будет, - сказал он и покинул меня.

Я читал вслух названия через одно неведомых мне не только блюд, но и слов.

- Пури, хачапури имеретинский… менгрельский… аджарский… на шампуре… назуки…чвиштари… 

- Это всё названия нашего хлеба! – сообщил мне весёлый голос с почти неощутимым акцентом, и, подняв голову, я увидел плотного, темноволосого мужчину, неизвестно откуда появившегося в кабинете. Я мог бы поклясться, что в дверь он не входил. В лице его было отдалённое сходство с Миком.

- Сидите-сидите, Мессинг Иоганнович, - улыбнулся он, протягивая руку, которуя я пожал.

Сам он не представился, не поздоровался, и я заметил, что когда он улыбался – его жёлтые глаза не улыбались, сохраняя свой холодный звериный блеск.

- Сегодня я закажу для вас то, от чего вы пальчики оближете. Надеюсь, не пожалеете.

Он щёлкнул пальцами и вошёл официант. Нет, судя по виду, это был, как минимум метрдотель. Он подобострастно изогнулся, ожидая приказаний.

- Бадриджани, как я люблю. Уважаемому гостю не столь остро. Обоим по две порции.

- Будет исполнено.

- Пхали… и мцвади в ткемали. Ну, и лимонад, боржоми, «Кипианское вино». Да, по назуки каждому. Пока этого достаточно. Иди!

Когда он отдавал распоряжения, я попробовал с помощью своего дара прочесть этого человека. Он оказался абсолютно непроницаем. Однако отец Мика почувствовал, что я его изучаю и вновь улыбнулся, повернувшись, но опять глаза его при этом смотрели холодно и строго.

«Как у него это получается? » - удивился я, внешне этого не показывая.

- Хотите я скажу вам, дорогой Мастер Вит, о чём вы думали, направляясь сюда?

Я смотрел на него, ожидая.

- Вы думали: «Этот бандит, Гурам Тариэлович, хочет меня купить. Но задёшево я не продамся». Так?

Я растянул губы в улыбке, словно оценив шутку, стараясь не улыбнуться глазами. Не получилось.  

- Молчание – знак согласия, - сказал он, и я понял, что за время моего нахождения здесь ещё не произнёс ни слова.

- Смотрите, дорогой Мастер, деньги никому не помешают. Они необходимы и на добрые дела. Георгий упоминал вам, что я шефствую над детским домом, чьи воспитанники в наше не самое простое время ни в чём не нуждаются. Если мои дела пойдут лучше, то возьму второй под опеку. Ведь если я пообещал, значит, не брошу тех, за кого отвечаю. Не люблю хозяев своего слова, которые его дают, а потом берут обратно, раз оно их.

Он вновь улыбнулся одним ртом, показывая прекрасные белые зубы.

«Наверняка, - подумал я, - первоначально улыбка была оскалом, предостережением об укусе, угрозой. Как она стала улыбкой? »

- Те, к кому я предложу вам отправиться, либо мои партнёры по бизнесу, либо люди влиятельные. Партнёры могут обмануть, люди в нужных структурах – изменить.

Так ведь?

Он взглянул на меня.

Я кивнул.

- Поэтому, если вы станете моим человеком у них, я стану об этом знать заранее. Понимаете?

Я понял, чего он хотел.

- Если вы станете им полезны и даже жизненно необходимы, в то же время оставаясь моим человеком, они будут знать, что я могу им помочь через вас, но не вы напрямую. Понимаете?

Я слушал.

- За это я обеспечу вашу безопасность и безопасность вашей семьи, вы ни в чём не будете нуждаться. Вам не придётся даже прикасаться к деньгам. Зачем это ангелу? Вы не совершите ничего плохого, продолжая лечить, ставя диагнозы, предсказывая… Только я должен обо всём этом знать. Клиентам сообщать, что вы мне об этом рассказываете, ненужно. Более того, это опасно для вас. Скажете им, что помогаете по моей просьбе, поскольку мы с вами в дружеских отношениях.  

В ряде случаев, а вы – умный человек, сами почувствуете, когда не стоит говорить о чём-то прямо тому, у кого будете. Не обязательно лукавить. Например, умолчать о чём-то или сказать так, что истолковать можно двояко.

«Он говорит мне то же, чему учили моги, предлагая этот дар».

А хозяин ресторана продолжал:

- Ванга это понимала. Один человек, с семьёй которого она была в хороших отношениях, вспоминал, как перед смертью его жены он посетил слепую провидицу. Вот вы видите с закрытыми глазами, а она не видела совсем. Расставаясь, Ванга подарила ему красивую кофейную кружечку. Вернувшись к ней после смерти супруги, он спросил: почему ясновидящая не предупредила его о беде? Ванга ответила: «А ты обратил внимание, что я подарила тебе ОДНУ кружечку? » Она понимала, когда что-то стоит говорить, а когда нет. Думаю, вы не глупее её, раз молчите всё это время.

Он вновь улыбнулся, как умел только он – не улыбаясь.

- За это приличная часть появивишегося в результате нашей совместной деятельности дохода пойдёт на благотворительность. Захотите – сами истратите, помогая нуждающимся, не захотите – сам выберу кому помочь, а можете и указать кому, чтобы не погрязнуть во всех необходимых формальностях в делах такого рода. Вы не представляете себе, сколько нужно бюрократических препон преодолеть, чтобы совершить доброе дело. Всё проклянёшь, пока тебе разрешат, наконец, избавиться от денег в чью-то пользу. Да ещё проследить, чтобы всё пошло кому надо, а не украли. Почему-то плохие дела совершать гораздо легче.

Его улыбка.

Я молчу.

Тогда он добавляет:

- Я играю честно. Кто со мной честен, тому всегда помогу. Не нужно никакого контракта, никаких договоров на бумаге. Достаточно вашего «да» и всё завертится. В случае нарушения вами нашей договорённости пострадают,   в первую очередь, ваши близкие. И так далее по нарастающей. У вас прекрасная подруга, и очень хотелось бы, чтоб вы были счастливы. Всё в ваших руках.

Он замолчал, ожидая ответа.

«А чего ты ожидал, Виталь? »

- Да, - впервые произнесли мои губы, а я подумал: «Вот как становятся оборотнями… Правда, у большинства это происходит незаметно, поэтому они не мучаются совестью».

- Отлично, Мастер! Сейчас мы это отметим. Только помните: после вашего «да» обратного пути нет. Нет никого из тех, кто подвёл меня, кто бы мог этим похвастаться.

Он молчит, давая время мне осознать эту угрозу.

Я снимаю очки и гляжу ему в глаза.

Он выдерживает мой взгляд, не мигая. Первый из людей, кто выдерживает. Да человек ли он?

Я не отвожу глаз, и он, продолжая в них смотреть, говорит:

- Вы будете на особом положении, имея дело только со мной. Иногда с моим сыном, которому предсказали нашу встречу. Он ещё мало разбирается в делах, но хватка у него есть. Вы запомнили? Всё через меня! Любая проблема, угроза вам или близким, всё, что нужно – звоните.

Желтоглазый опускает глаза на визитку, протягивает её мне, поясняя:

- Здесь мой номер. Пошлёте со своего телефона на него сообщение со словом: «Мастер», и я запишу вас под этим именем. Как понимаете, не всё стоит говорить в эфире. Но всегда можно договориться о встрече. Обычно вопрос у меня прорабатывают несколько человек, часто не подозревающие друг о друге. Каждый замкнут на меня, и потому я имею полную картину, даже когда у них лишь части мозаики. Иногда я объединяю усилия участников, если вижу, что так будет лучше для дела.

Я слушаю его с интересом.

- Сейчас назову лишь три темы, к которым, как понимаю, вы имеете минимальное отношение. Над ними бьётся мой сын и ещё кое-кто, но пока без особых результатов. Попробуйте в этом помочь.

Я вопросительно гляжу на него.

Он откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза и рассказывает:

- Речь о трёх разных бизнесах. Не удивляйтесь, они не имеют  отношения к вашим целительским и предсказательским способностям. Но… если вы хоть чем-то сможете тут помочь, то буду очень признателен.

Сейчас поймёте о чём речь.

То, что он дальше поведал было весьма любопытно.

Он попал в каждом бизнесе в свою ловушку.

- Проклятые айти-технологии, за которыми будущее! – иронично воскликнул он, - Я послушал совета сработать на опережение, заполнить пустующую нищу. Несложно ввозить компьютеры, обоюдовыгодно решая вопросы по пошлине с таможней. Но быть в первых рядах введения пластиковых карт, в торговле программным обеспечением – уже не столь просто. А когда ещё начинаешь уступать конкурентам без ясной картины происходящего… Я завишу от этих ребят, в чьей работе ни хрена не понимаю. Продать этот бизнес не могу, ибо парни могут мне нагадить так, что и не узнаю, а потом разбирайся с покупателем, который решит, что ему подсунули гнилой товар.

Аудит тут не поможет, здесь иная сфера и нужны мозги покруче моих и тех ребят, что работают на меня.

- Не покруче, - поправился он, - а иные мозги.

Понимаю, что задача вам «не по профилю», но вдруг…

Второй засадой для него оказался брокер. Прежде мой собеседник или хозяин играл на бирже через него довольно успешно. В последнее время – одни убытки. Тоже область неведомая ему, да и мне. Брокер неудачи объясняет объективной ситуацией на рынке, однако следует его прощупать, как и взглянуть на аналитику.

Последние слова он произнёс с важным видом, но я понял, что это кто-то ему напел.

Третьим осложнением стала алкогольная тема. В стране собирались вводить компьютерную систему, учитывающую оборот спиртного, в связи с чем его оптовая фирма ждала указаний: следует ли летом забирать возвраты из розничных магазинов, куда поставляли, неся одни траты и потери или уходить с рынка, перестав грузить клиентов и ничего не забирать, вытаскивая деньги?

Этот вопрос мне показался наиболее решаемым в силу того, что не так давно трудился на этой ниве, где надеялся разобраться, в отличие от первых двух проблем.

Я не стал показывать к ней интерес, а только кивнул, в знак того, что понял задачи.

Получив от меня подтверждение, он улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, и сказал:

- Вы – потрясающий собеседник, Мастер! Но – довольно о делах, приступим к приятной части нашей встречи.

Он опять щёлкнул пальцами и через минуту вкатили столик с вкусно пахнущими блюдами.

Бадриджани оказались баклажанами, фаршированными орехами, гранатом, кинзой и прочей зеленью. Очень вкусная штука! Откуда здесь среди зимы баклажаны и прочее?

Добавку я тоже умял, запивая лимонадом.

- Теперь, - сказал он, - имеет смысл выпить за наше сотрудничество.

И показал официанту: налить.

Подобного вина я прежде не пил никогда. Оно было необычайно приятным на вкус, а попав внутрь меня, вскоре заиграло в крови, ощущаясь там слегка шершавым.

Я сдвинул губы и покачал головой, признавая насколько оно хорошо. И заметил, что хозяину это понравилось.

- Настоящая Хванчкара, - поделился он, - из Рачи, а не то, что продают под её названием. Только из винограда Александроули и Муджуретули, никаких добавок! Это вино пил Сталин и Шеварнадзе. Если бы я вас так не уважал, то напоил бы Напареули, тоже отличное вино. Но это… вне конкуренции. Лучше у нас не делают.

Тогда я указал на блюдо, где недавно лежали бадриджани и показал большой палец.

Он в ответ склонил голову, соглашаясь.

- Сейчас подадут пхали и мцвади, - сказал он, - Нет ли у вас каких-либо пожеланий, раз мы так славно сидим?

И я решился.

- Моей прекрасной подруге нужен адвокат для развода с мужем.

Гурам Тариэлович рассмеялся. Смеялись на этот раз даже его глаза!

- А вы – шалунишка, Ангел Иоганнович! Вас опасно знакомить с женщинами, как погляжу… Вот оно – ваше слабое место. Будет вам адвокат. Это – его телефон, скажите, что от меня. Эх, какую женщину отбили! По-белому завидую. Видел её. Обязательно ей передам через вас подарок. Она ведь сейчас ждёт вас, волнуется. Как же, поехали в пасть льву!

Вновь глаза его смеялись.

- Позвоните ей, успокойте. Я набираю ваш номер, возьмите! Вот, ответила.

Он нажал зелёную клавишу и протянул мне дорогой телефон.

- Лика?

- Вит? У тебя всё в порядке?

- Да, не беспокойся. Сидим с Гурамом Тариэловичем, окаем. Он любезно предложил тебе позвонить.

- Я так волновалась… спасибо тебе. И ему. Не стану отнимать у вас время. Целую, любимый!

- И я тебя.

Я вернул ему телефон.

Он посмотрел на меня и с сожалением сказал:

- Эх, и я когда-то терял голову от женщин… Теперь, увы, не имею права. Репутация! Очень многое на мне завязано. Людей подведу. У вас – умная женщина, повезло. Лишнего не говорит. Совсем, как вы. С ней скучно не будет.

- С ней совсем не скучно, - согласился я.

- Верю, - ответил он, - Мне вы за всё время сказали одиннадцать слов вместе с этими, (я считал), а с ней за минуту – пятнадцать. Ничего не подумайте, у меня с детства страсть такая – считать. А для это надо иметь, что считать, не так ли?

Глаза его смеялись.

Еще год назад, да даже меньше, чем год, я бы наивно решил: какой, на самом деле, отличный мужик этот Гурам Тариэлович! Ну, приходится ему по положению напускать на себя свирепость, чтобы принимали всерьёз, а в действительности он – что надо.

Но сейчас я искал иную причину его весёлости. И нашёл. Он радовался тому, что обнаружил моё слабое место. Теперь, если я взбрыкну, то ясно куда будет направлен первый удар. Теперь я весь – его, с потрохами. Этому он радовался.  

Пхали оказалось розовыми и зелёными шариками из свёклы, травы и орехов.

Здесь я тоже отдал должное повару, за искусные руки которого мы тут же выпили с хозяином.

Да, Хванчкара была хороша. Тёмно-рубиновая, терпкая и одновременно чуточку сладковатая, со слегка ягодным вкусом и послевкусием жареного миндаля.

Продегустировав второй бокал, мы почтили память его содержимого почти минутой молчания.

Когда подали мцвади, то я понял, что это – шашлык.

Поймав мой взгляд, Гурам Тариэлович пояснил:

- Из шеи. Мясо парное. Не маринуется.

- Да? – удивился я.

- Только свежее, не замороженное мясо можно так готовить. Остальное требует маринада. Вы сейчас попробуете настоящий грузинский шашлык. Обязательно полейте ткемали.

И я попробовал. Язык можно было проглотить, так было вкусно и сочно, одновременно за счёт соуса – слегка кисловато и пряно.  

На этот раз с полным ртом я показала ему два больших пальца.

Он кивнул, соглашаясь.

- Повторить? – спросил мой радушный хозяин.

К этому моменту я съел и лепёшку – назуки, запивая её.

- Нет, спасибо! – поднял я руки вверх, моля о пощаде.

- Тогда только пеламуши и фрукты, - отпустил он официанта.

А мне сказал:

- Почему бадриджани был на один палец, а мцвади на два?

И сам ответил:

- Потому что оценивал мужчина. Мясо для него всегда перевесит траву. Отсюда мой третий и последний тост: «За мужское начало! » Думаю, не только ликом прекрасная Лика не возразила бы против такого тоста.

Я улыбнулся и вспомнил, что не благодарил хозяина. Как это у них называется…

- Алаверды! – сказал я.

- Пожалуйста, Мастер.

Я поднялся из-за стола.

- Мы пили сегодня за наше сотрудничество, за искусность повара, теперь за мужское начало, но не пили за радушие и щедрость хозяина. Полагаю необходимым добавить и такой тост! За вас, уважаемый Гурам Тариэлович!

- Алаверды! Последний тост обычно пьётся и за гостей. Что и предлагаю в лице единственного сегодня и в своём роде, моего уважаемого гостя! Гаумарджос, Виталий Иоганнович! До дна, чтоб не оставить сомнений в нашей искренности!

Мы выпили.

Мне было хорошо, хотелось верить в доброту этого мира, столь внимательного ко мне сегодня.

Я спросил:

- А есть в грузинской культуре очерёдность тостов?

- Есть, - подтвердил он, - Но этих тостов около полутора сотен.

- Полторы сотни? – не поверил я, смеясь.

- Да.

- Но ведь столько выпить за один раз нереально…

- Если компания хорошая, то почему не продолжить на следующий день? – с улыбкой спросил он.

- Двумя днями тут не обойдёшься, - покачал я головой.

- Разумеется. Потребуется не меньше двух недель. А то и больше. Потому что если пить правильно, то каждый день за столом должны звучать десять главных тостов, а потом уже другие.

- И что это за десять главных? – поинтересовался я.

- За Бога и Мир, им созданный. Чтобы Создатель не стал им тяготиться, желая от мира избавиться. Вместе с нами, искушающими Его на это.

За благословенный край, родину винограда и вина, край веселья и настоящих мужчин, короче, за Грузию!

За то, чтобы память об ушедших родных сохранялась среди потомков, что является залогом, что и самих потомков, когда и они уйдут – не забудут их дети и близкие. За предков!

За тех, кто ещё неразумен, но дарит нам море счастья и смеха, за неподвижных, ползающих и прыгающих… детей наших, иначе – за Жизнь, продолжением которой они станут!

- Продолжить? – лукаво посмотрел он на меня, - Или верите, что знаю все десять?

- Верю! – засмеялся я.

Внесли фрукты, орехи и нечто вроде красноватого мусса или желе.

- Пеламуши, - сказал хозяин, - Из виноградного сока.

Попрбовав, я озадаченно покрутил головой:

- Своебразно…

- Ничего, - утешил он меня, - Грузинские сладости не всякий принимает. Предлагаю выйти в люди, то есть, в зал, где скоро начнётся концертная программа. Послушаете мужское хоровое пение. Сегодня вы хлебнёте Грузии через край! Будет, что прекрасной ждущей рассказать.

Мы поднялись из-за стола и вышли из кабинета. Снаружи ждал метрдотель, которому Гурам Тариэлович что-то сказал по-грузински, а тот кивал и тотчас ушёл.

Недалеко от сцены нам поставили два кресла и столик. Принесли и налили ещё Хванчкары.  

Пока музыканты не вышли, я разглядывал людей в зале, почти полном. Мне показалось или там прошли двое знакомых мне? Один – седой, а второй в надвинутой на глаза широкой кепке. Это несколько испортило мне настроение, но тут зазвучала музыка и вступил мужской хор. Я заслушался, настолько это было красиво и мелодично. Песня была без слов, да они и не требовались. Мне очень понравилось. Судя по аплодисментам, публике тоже. «Надо будет сводить Лику», - подумал я.

Следующая была с неведомыми мне словами и торжественная, чем-то напоминающую церковный гимн.

Затем быстрая, и, хотя её пели, под неё хотелось танцевать. Ноги сами просились. Видимо, не только у меня, потому что пространство перед сценой освободили и туда кинулись выплясывать посетители, выбивая ногами чечётку вокруг плывущих над полом женщин. В середине танца вступил инструмент вроде флейты под аккомпанемент бубна, там-тама (так я себе его представлял) и чего-то наподобие гармошки.

Музыка закончилась только, когда все уже были не в состоянии отплясывать.

Тогда душевно запел солист, позже поддержанный собратьями. Я заслушался.

Очнулся от лукавого вопроса Гурама Тариэловича:

- А у вас, Мастер, корни не из Грузии случайно? Грузия тоже православная, почему бы ангелу не быть оттуда?

Я улыбнулся:

- Кто знает? Блондины в Грузии есть?

- Там это редкость, - признал он, - но зато вы могли бы стать редкостью и национальным достоянием.

- Признайтесь, - пошутил я, - вы меня вербуете в грузины?

- Ээ, грузин – это состояние души, а это не подделаешь! Сейчас будет «Сулико».

И спели «Сулико», а после «Тбилисо», а потом…

Я был очарован этим музыкальным вечером, и не сразу пришёл в себя, когда музыканты ушли со сцены на перерыв. Мне захотелось чем-то отблагодарить принимающего меня и подарившего столько радости. Я забыл кто он и кто я, зачем здесь нахожусь, (а к этому моменту мы допили вторую бытылку и были уже на ты и по именам)  и предложил:

- Хочешь, полетаю здесь? В качестве ответного…

Я не договорил, не найдя слова.

- Конечно! Сейчас объявлю… и пусть свет притушат. Только закрой лицо. Придумаем чем. Ты же видишь и так… А по окончании залетай в кабинет, где мы были, я туда же приду. Нужно будет тебя вывести незаметно.

Мне накинули на голову большую полотняную салфетку, закрывающую волосы и лицо, завязав сзади. Я нетвёрдыми шагами пошёл к сцене. Летать в этом состоянии, право, было легче. Оттуда уже Гурам объявлял, что его дорогой гость решил удивить собравшихся. Мол, у меня от прекрасной грузинской кухни и вина прорезались необыкновенные способности. Я просто готов летать от радости.

- Судите сами! – показал он на меня, уступая сцену.

Я поглядел в зал (салфетка в этом мешала не больше, чем мои веки) и поднялся над сценой на метр, удобно усевшись там, подвернув под себя ноги в воздухе.

- Ууу… - пошло из зала, а кто-то закричал:

- Что ты пил? Скажи! Я тоже это хочу!

Посетители засмеялись. От моего смеха заколыхалась салфетка. Я чувствовал, что музыканты, забыв про отдых, сгрудились сзади, глядя во все глаза на мой номер.  

Я вытянулся над сценой параллельно полу, улёгшись спать в воздухе. Потом, загребая руками, «поплыл» на спине над сценой – туда и обратно. Перевернулся вниз головой, зависнув. Вернулся в вертикальное положение, но вверх головой, а затем  изобразил, что лезу по невидимому канату, забравшись под самый потолок. Оттуда я пролетел над залом, так что все заворочали головами, следя за мной, и спикировал к двери кабинета Гурама, за которой и исчез.

Оставшись один, я прислушался. Посетители обсуждали увиденное.

Вскоре появился Гурам, который сообщил, что может предложить мне отдельный… как это? анга… жемент, кажется.

Я только рукой махнул.

Выяснилось, что со мной он посылает Лике попробовать всё то, что мы ели плюс бутылку Хванчкары!

- И цветы, - добавил он.

- Гурам…

- Что, Вит? Нужно ещё что-то?

- Нет, спасибо тебе. Я хотел спросить: трудно выучить грузинский язык?

- Как тебе сказать… Когда учишь с детства, то нет.

Я засмеялся.

- А взрослому трудно, - признал он, - У нас в языке три разных «к», представляешь?

- Нет, - покачал я головой.

- И есть слово, обозначающее квакающую лягушку, в котором присутствуют все эти три.

- Как это звучит? – спросил я.

Он в ответ произнёс что-то среднее между бкеклебес и бак*аки.

«Нет, - подумал я, - грузином лучше быть с детства».

В машине я уснул, и проснулся у своего дома. Или водитель с Миком ждали, пока проснусь? Боже, там же Лика заждалась!

Выбравшись наружу, я понял, что, по-прежнему, мне лететь легче, чем идти. Мик вручил мне букет роз, а сам с двумя пакетами последовал за мной до квартиры.

- Ликочка… - состроил я жалобную рожицу, когда открылась дверь, но не успел никого увидеть, как оттуда высунулась рука и втянула меня внутрь, благо, я был легче воздуха, раз летал.

Мик успел просунуть в проём ногу, не дав закрыть дверь, и предупредил:

- Тут подарки, осторожнее! И стекло!

- Что истекло? – поинтересовалась моя подруга, упираясь изнутри в дверь.

- Стекло… внутри пакета.

- Оставьте на площадке и уходите!

- Слушаюсь!

Мик ретировался.  

Я сидел на приступке для обуви, посаженный туда Ликой, зачем-то накрутившей себе на голову тюрбан из полотенца, и следил за её действиями.

- Что там в пакетах? – поинтересовалась она у меня, прежде, чем взять их.

- Няма… вкусная. Гурам прислал. То, чем меня угощал.

- Аа…

Она внесла пакеты внутрь и закрыла дверь.

(дальше )