Би-жутерия свободы 310

Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014

(Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

Часть 310

Арик без предупреждения скрылся за занавеской в алькове, но через семь с половиной секунд появился с крупной блондинкой в руках, которую не преминул потискать сам, и сразу же начал инструктировать собравшихся.

– Учтите, оптимисты увидят кукол в полусдутом состоянии, а пессимисты в полунадутом. В частности непрокрашенная блонда, с которой вы сейчас познакомитесь, проходит под именем Любовь Валеньсиевна Впрок. Она три раза обогнула глобус, изображая красавицу Элизу Партмонэ. Она любит заниматься сексом под шелест пахнущих чесноком купюр и перламутровый шум дождя в нарастающем мазолем ритме болеро, когда через каждые двадцать секунд кукушка в часах повторяет разрушительный девиз: «Любовь на слом! » Тогда в её глазах скачут голые бесенята без сёдел.

Она также позволяет мерить у себя температуру – во рту по Цельсию, в паху по Фаренгейту. Красотка с весёлыми полукружьями под глазами незаменима в поисках гормона счастья эндрофина из страны Суоми и покаяния в самых неблагоприятных экологических условиях – от джунглей Борнео до Ледовитого океана.

Её специализация – гигантский слалом на месте внедрения, не взирая на конъюнктуру на конном заводе, покровительницей которого она является второй год подряд. Она также преуспела в китайской парко-скамеечной теории «Сунь», что увеличивает в полыхающем закате слов сексуальную ауру на 25% в юанях. Хочу обратить пристальное внимание слабонервных претендентов в бегство. Любовь Валеньсиевна отдаётся под тот же процент, но в одни руки, так что счастливец может оставить её себе в безвременное пользование, но при условии, если она непринуждённо бросится на шею своему избраннику и повиснет на груди медалью «За увагу». Желающие могут убедиться в её профессиональной пригодности в большой спальне по коридору два поворота налево.

С протяжным криком, – Вот это другой коленкор! Моя! Моя! Никому не отдам! Хочется невинности, и лезть напролом! – Толик, как газовый олимпийский факел, воспылал к Любови.

Он выхватил Валеньсиевну из рук опешившего Энтерлинка, решив атаковать судьбу напрямую. Не обращая никакого внимания на присутствующих, этот тип, всё больше распаляясь, навалился стокилограммовым борцовским корпусом на несчастную куклу, и начал при всех остервенело надувать засасывающую заменительницу круговой «подруги».

На кукольном личике потухла эмалевая улыбка, и на экране лобика загорелись дерзкие слова: «Что вы таращитесь на меня, не вылупившимся птенцом, нетерпеливо рассматривающим в скорлупу материнские гениталии, согревающие его своим теплом? Жмите на кнопку! »

Толик опешил от резиновой податливости её тела, изучением географии которого он собирался заняться. Груди Впрок наполнились, накренились катамараном и налились, приобретая внушительные формы и производя неизгладимое  впечатление на ошарашенных мужчин. Соски взбухли. Бублики вокруг них покоричневели. Глаза у Любови раскрылись, отдавая алюминиевым блеском. Все парные губы, включая запасные, отличались аппетитной упругостью, будоража воображение не заполучивших её.

Обезумев от свалившегося на него счастья, одержимый стремлением на поражение воображения, Толик, как потом выяснилось, продуцировавший недоброкачественную сперму в ограниченном количестве после перенесённого им букета вензаболеваний, бросился в номер спальни, вытатуированный на груди красавицы. Оттуда понеслись охи, стоны и запах горелой резины.

– Пожалейте Любовь! Она родилась в сорочке в местечке, где по обе стороны дороги стояли лысые деревья в ермолках! – успел выкрикнуть ему вдогонку Арик, – куколка перенесла тяжёлую операцию по смене человеческого митрального клапана на некошерный свиной! Близость с нею – незабываемая одноактная пьеса. Когда-то её бросил маленький перуанец, игравший в баскетбол в практически недоступных высокогорных условиях.

Но безумный Дивиди пропустил совет мимо ушей. Из спальни под вывеской «Не кантовать» противовоспалительными вмазями доносились удары, напоминающие работу отбойного молотка.

– Хам, без прелюдии углубиться в работу, не оценив по достоинству полуторалитровых бутылок ног, – поморщился Витёк. – Никаких тебе манер. Сразу видно, родом не из Носорожья.

Когда Арик пришёл в себя от пережитого ужаса, в его руках появилась вторая кукла Пормежанна Дарковна О`гласка, в создавшейся суматохе подсунутая каким-то заинтересованным лицом. Шокированный хозяин вернулся к приятным обязанностям и под впечатлением пережитого, неистово заголосил:

Юная поросль! Бывшая подруга Изи Флагмана!

Исполнительная донельзя, завинчивающая «гайки»!

Свободно изъясняется на нескольких недоступных наречиях!

Настоящий пуховик мурлыкающих надежд!

Мечта страстного тролля из дремучего норвежского леса!

Не буду темнить, это не о ней пели Битлы в «Norwegian Wood» в альбоме «Каучуковая душа» (Rubber Soul).

Настойчиво рекомендую Пормежанну солидному джентльмену без отклонений от принятых правил «Всемирным Конгрессом Защиты Детей» от педофилов. В наступающем на пятки году она пережила глубокую травму – попытку группового изнасилования словом, точнее – обоймой слов.

Инцидент получил освещение в прессе во время блэкаутного затемнения на приёме в доме балерины Лукерьи Пластигласовой под заголовком: «Семеро одного не ждут». Так как она занимается припиской несуществующих романов, ей подойдёт человек в том самом возрасте, на который жёны гробовщиков обращают внимание, не спрашивая номер телефона.

Опа-нас и до этой презентации побаивался за здоровье выскользнувшего из лап смерти Энтерлинка, а теперь окончательно убедился, что Арик не зря провёл неделю в коме. В суматохе Опа положил гитару кому-то на лобное место, не мешкая встал, и поплёлся, отметая нелестные комментарии в адрес кандидата «в сторону». Пормежанна О`гласка понравилась ему с первого взгляда и до жёлтых подвязок чёрных штопаных-перештопаных чулок.

– С вашего позволения я надую красотку на лестничной клетке, запустив пальцы в водоросли её зелёных волос. Как бы отдам дань гигиене и моей болотной молодости ценой в слипшийся марципановый поцелуй, – урезонил Опа устроителя личного счастья Арика и претендентов на куклу с протянутыми к ней руками. В доказательство слов он притянул Пормежанну к груди и захватил жадными губами мочку её левого уха, ощутив тугоплавкий сплав бронзовой серьги, одолженный ей подружкой Полиной Нержавейко.

– Не возражаю, можете делать на площадке всё, что вам заблагорассудится, если приспичило. Мы разгуливаем на свободной от предрассудков территории. Но обещайте выполнить непременное условие, попотчевать нас другим вашим удобоваримым вальсом. Ведь я не ошибусь, если выражу общее мнение собравшихся,   не всех ещё вырвало от первого, – и неувядающий Энтерлинк вытянул за ноги из-за тюлевой занавески куклу под номером три – кривую противоположность Пормежанне.

– Не вздутая кукла, как поплавок без грузила, а природная шатенка, Люсинида Вовсю, отличается от Пормежанны О`гласки, как ламповый спермоприёмник от транзисторного. С вечно открытым ртом и не закрывающимися на потребителя глазами она по-своему архаична. С год назад Люси привлекла моё внимание мастерством постановки торса у тренировочного станка в балетной школе, где она, по моей рекомендации, проходила напольную практику, но однажды её выгнали с урока за слишком глубокое декольте дежурной нарукавной повязки, и я перекупил её, отстегнув приличную сумму. Люсинида, также зная цену помазку времени с кремом для бритья, наклеила на себя ярлычок. Переверните её и  убедитесь, что даже пропесоченные песочные часы несовершенны – я сам не раз отсыпался в них. Её отличительная особенность – раскрывает сокровенные мечты при интенсивном поглаживании спины и белой линии живота, несмотря на происки взмокших конкуренток.

Вовсю отвечает на задаваемые ей вопросы интимного характера, но в порывах остуженной страсти за себя не отвечает. Живёт она по законам, соответствующим её конституции, принятой без нажима в парламенте, и по складу ума не уступает антилопам.

Никто ещё не обзывал её страхолюдиной.

Предпочитает мужчин из породы отважившихся на неё, и казнящих себя пустой казной. Обожает короткие детективные романы с незадачливыми полицейскими, опалёнными пожарниками и подслеповатыми следователями. Она – радистка – радует всех.

Дважды отлучённый от тела Тенгиз вздрогнул при упоминании о детективах, щёлкнул в антраша сидевшего рядом Горазда каблуками, нежно приобнял Люсиниду за намечающуюся после родов талию и унёс (ноги в руках, не надорвав живота) надувать Вовсю в «Малую спальню», где намеревался округлить её вновь.

– Номер четыре! – преувеличено величаво продолжил постепенно успокаивавшийся, по мере убывания кукол в алькове Энтерлинк, провожая завистливым взглядом мощного Ловчилу. – Толковательница снов Джейн Иззанеё Распри. Активная участница ансамбля гармонистов, солистка, проявившая себя в записи на радио в весёлом трепаке «Лепёшки и нелепица залепух».

Член партии «Левизна в правоте».

Почитательница ничем не прикрытой любви.

Одета с иголочки дикобразного происхождения.

Зимой спит без одеяла, экономя на отоплении.

Необузданна в любви запретной.

Ненавидит тряпьё, включая мужские «тряпочки».

Невоздержанна в секреционных излияниях.

Любит выставляться в витринах зимой босиком с фантиками между пальчиков, после китайского педикюра. Истинная гомериканка. Не знает, что такое небритые засаленные волосы. Наводняет собой и украшает любой салон, снабжая его хозяйку сопроводительной запиской. Теряет убойный вес в компетентном сексе, финансовый в «Саксе», но никогда в избранном ею обществе.

Альфред Горазд подполз к Арику (после щелчка Ловчилы его всего трясло и шатало). Альфик осторожно прижал к чахоточной груди Д. И. Распри, предварительно заботливо обернув её снятым с себя наполовину высохшим кухонным полотенцем, и пополз на кухню. Повесив на ручку дверей табличку «Don`t disturb», чтобы его не беспокоили другие показательные эксгибиционисты, он связался по мобильнику с дружком Мариком Мастур-бей, один вид которого напоминал всем, с чего начинается родина.

Без благословения с его стороны Алфик не мог позволить себе акта, который никому из присутствующих не под силу. Арик, потрясённый галантностью Альфы, объявил три секунды молчания. Затем он вытянул рыжую красавицу Кару Вадосси-Ништгитину, значащуюся в реестре под пятым номером, неодобрительно взглянул на задёрганного Садюгу и охарактеризовал её как:

патологическую скромницу белку, заботящуюся о ядерном разоружении ореха, расколотого Кешей Сюртуковичем;

ироническую писательницу, пописывающую в газету и получившую широкий известняк в неортодоксальномыслящей среде метким высказыванием в адрес критиков: «За что меня недолюбливаете? За то, что я не успеваю получить с вами оргазм сполна? »;

Арик представил её как поэтессу, выпустившую в акватории водосборник полудетских сберегательных книжек-сериалов «Как коврик женился на коврижке по безналичному расчёту».

Амброзий, нашпигованный надёрганными из разных источников фразами на все случаи жизни, сверкнул опухшими глазищами в сторону Энтерлинка и пошёл в ритме танго на Кару. Он  поцеловал её в ладошку, напялил на одутловатый безымянный пальчик Кариссимы, годный только для ношения обручального кольца неизвестной пробы и скрылся с избранницей в душевой.

Было слышно, как рыжая по нарастающей отдавалась потокам воды под заунывное пение Амброзия Садюги, соперничающее с авторским Александра Вертинского: «Где вы теперь, кто вам целует пяльцы... ». Потом, как и следовало ожидать, пошли обожаемые им фрагментарные довлатизмы и собственные сочинения а-ля Вишневский и Ежи с ним.

Стоит отметить, что между ними сразу завязалась нешуточная, назидательная беседа. В момент, когда справедливая Кара Вадосси-Ништгитина застонала от избытка чувств и материальной недостачи, Амброзий потянул её на себя и тут же на раз, два, три пришёл... в негодность, думая, что если отбросить в сторону несчастную куклу родом из страны перепуганных поэтов, годы-пройдохи пройдут, и тугая, юная попка превратится в обвислую жопу.

– Обжигающая брюнетка с убелёнными годами ресницами Рафинида Встряски (Made in Hungary – шестой номер. Сегодня  – это пушок на верхней губе, завтра – пушистые усы). Она никогда не скажет «Ну чего ты сюда припёрся, баснословный идиот» – выдохнул подуставший Энтерлинк, – правда, Рафинида многого не берёт в толк, но у неё изящно очерченный рот и другие достопримечательные места общественного пользования. Азартная участница сафари на мужчин (у неё на них развилась аллегрия) на тёрке безжалостного времени работала шлифовщицей – шлейфовала свадебные платья. Конвейерная повседневность забросила её к нам на договорёной основе с подбитым мехом глазом, поэтому приталенные мысли она держит при себе;

её ассортимент услуг отличается от других гарантированным подходом и проверенным профессиональным подлизом;

не рекомендую юдофобам, не блюдущим Пуримтанка;

скандально известна на берегах Амазонки, как сертификатная подружка пирата Рюи Вглаза оторва Салями Олей`кум;

необычайно требовательна к незнакомым мужским манекенам в витринах и чужим кредитным карточкам;

занимает под выгодный процент положение под гомериканским солнцем, а по стрельбе с присущей ей кучностью попаданий, как в беременностях, вообще не имеет равных. Её открытые рыщущие глаза представляли собой распахнутые створки устрицы в окружающий мир неизвестного.

Шницель вздрогнул от перечисления данных Рафиниды, а от картины близости с нею перестал сам с собой  чесаться, вспомнив, что кто-то с ним поделился, что самые заядлые садисты, побившие рекорды, вышли из краснодеревщиков – они ценное дерево до крови натирают. – Арик, пожалуйста, выделите нам с дамой ванную комнату, – поднял он пятерню, как на аукционе, – надеюсь, у вас найдётся презерватив для нетребовательного однопалчинина.

– Ещё чего! – отрезал Арик, неоднократно уходивший от преследований в надёжно защищённой от него одежде. – Покажите мне идиота, пользующегося гондоном с куклой?! Это прихоть, ни чем не обоснованное сумасбродство, пустой расход ценного материала (никчёмной запятой Арик предпочитал грамотную точку).

– А мне начхать на ваши скупые наставления. Хочу и всё тут! Так, на всякий случай, лишь бы попасть в её лоно, – невнятно пробормотал Даник и понуро пошёл за мадам Встряски (она была хорошо ходячей больной и, судя по ширине плеч, очень здоровой). – А всё-таки не помешало бы, если бы вы её предварительно проверили на СПИД, – затребовал Шницель.

Арик Энтерлинк немедленно проигнорировал необоснованные претензии осаждавшего, подумав, что если он, Арик, отдаст Богу душу, то с чем сам останется. Посчитав замечания Даника бестактными, Энтерлинк возобновил представление кукол.

– Номер семь, безотказная рыжая шансонетка Влюбом Углу  Пожалуйста – садится на колени к мужчинам, мысленно проводя черту оседлости, не заботясь о том, что их потом приходится отдавать в чистку, – прокомментировал Арик, – заметьте, джентльмены, она не только  счастливый номер, но и экзотичнейшая из всех куколок. Она пела в связке при поднятии чулка на Эверест и занималась в шпионской школе «Шалашовка», готовясь к забросу ног на неприятельские плечи, обладая агентурными данными в «Танце с канистрой». Её скороспелость идеальна для таксистской клиентуры и драйтонского приюта «Клошары».

Она солистка группы текстильщиц «Суровые нитки». Экологически эрудированна. Имеет весьма смутное представление о любви, как о таковой. Готова пойти в огонь и в воду, при условии, если вода подогрета, и пламя полыхает в груди. Симпатизирует палколомникам невинности спортивного сложения и психического вычитания. Ни за какие коврижки не согласится на транссексуальную операцию с закрытыми глазами, когда кто-то подаёт голос из густонаселённой части лобка. Такую радость как она, в страстном танце не оторвать от противоположного пола, к которому в сметаннике кукольных чувств прикипает всей душой. Витюша, тяжёлоатлет ты наш, я думаю, она, бесспорно, самый подходящий для тебя теплостойкий вариант.

Витёк Примула – норовистый скобарь, которому ничего не стоило раздробить человеку челюсть, свыкся с положением вещей, сданных его законной Диззи Губнушкой в ломбард. Не произнося ни слова, он сначала посадил куколку, которой безумно шли перманентные трудности с коротковолновой причёской, на ладонь перед тем как... затем пересадил её на накачанное гимнастическими снарядами ильемуромское плечо и отправился на пожарную лестницу, для  взаимных интеллектуальных упражнений на спине.

У куклы-альбиноски с неплотно пригнанным носом под № 8 из племени Лос-буратинос, прославившимся исполнением Калинки-Мальвинки, создалось впечатление, что Энтерлинк находится на последнем издыхании, так он устал и посерел от происходящего в его апартаментах, а не как все думали, от внутреннего содержания бутылки со смазливой наружностью. Правда, она видела людей, не успевших собрать манатки, похожих на него на спортивных площадках Брюквина, где с раннего утра зарождалась отбивная китайских мышц, дряблеющего поколения.

Собравшись с последними  силами, он прохрипел, что она переболела Лексусом с коклюшем и следит за угрями на лице и в рыбацких корзинах, и что зовут её – Гравитацией Стомак, не состоящей в родственной связи с голосовым диапазоном перуанской певицы 60-х Иммы Сумак, и что для эротического стимула кличут её Лужёной Глоткой под спудом ответственности не содеянного ею.

– Штуковец, – с трудом выдавил из себя Арик, – у вас нет иного выбора, как зайти в альков и убедиться, что сказанное здесь о Лужёной неподтверждённая правда, ведь у неё нежные, васильковые глаза, требующие защиты на свободе, учитывая, что она ни разу не подвергалась злокозненным нападениям в заключении.

Когда-то на конкурсе стенографистов (на всех стен для графити не хватало, и многие подались в графоманы) Штуковец, носитель фатовского лица, с которого вприпрыжку сбегала изобличительная улыбка, отрешённо запел «Мы жертвою пали... ». Затем он ободрительно похлопал Арика по согбенной спине, почему-то метясь попасть ниже пояса целомудрия.

Это навело антиквара на мысль: «Следующему поколению «одуванчиков» не нужно будет добираться до туалета, он сам дойдёт до него, но в каком виде, никто не знает», и вообще смертельно больных нельзя допускать к власти.

Тем временем Опа-нас Непонашему, успешно справившись с задачей, поставленной перед ним в соответствующую позу на четвёртой лестничной клетке снизу, вернулся к умирающему от накопившейся усталости Арику Энтерлинку. Они обменялись приветствиями один к одному, и Опа вскользь заметил, что комната не проветривалась со дня её рождения, а самому Арику, когда-то преуспевавшему в сексе на корточках  необходимо срочно отдохнуть, так как он не профессианальный вампир, которому достаточно на минутку прилечь в гроб.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #311)