Время всех рассудит, главы 7-9. Шлюха для всех рассказ

Время всех рассудит. Продолжение

Предыдущая часть:

Все события и лица рассказа вымышлены. Любое совпадение – случайно. Рассказ содержит эротические сцены и сцены жестокости (18+). Если для вас неприемлемо указанное, просьба закрыть страницу и не читать далее. Автор ни в коем случае не оправдывает никого из героев, оставляя содержание по принципу «как есть».

Глава 7.

В один из теплых, серых мартовских дней, когда низкое пепельного цвета небо, готово заплакать не то снегом, не то снегом, переходящим в дождь, с автобусной остановки, по направлению к селу, показалась невысокая фигурка женщины, закутанная в черное пальто. Это была Марина, «закатившееся солнышко» ныне покойной учительницы русского языка и литературы Ларисы Ивановны. Она медленно, преодолевая снежные заносы, в просторечии называемые бурунами, возвращалась домой, в котором не была с тех пор как окончила среднюю школу. Как многое здесь поменялось! Прежде, во времена ее детства, в селе располагался крупный колхоз, обеспечивавший селян всем самым необходимым. Старожилы могли вспомнить времена, когда еще работала база механизации, мельница, разводился племенной скот…

До райцентра было около 35 километров, небольшой ПАЗ ходил редко – один раз в день, но зато объезжал все село. Были здесь и фельдшерский пункт, и детский сад, и школа. Были, но настали другие времена и все достижения народного хозяйства канули в лету… С большим трудом, Марине удалось добраться до своего дома. Несколько минут она стояла и смотрела на него, силясь вызвать в памяти детские воспоминания, но тщетно: былое померкло, мысли в холостую крутились в голове, все не о том, не о том. Во времена былой славы, село было известно далеко за пределами своего района, из небольшой еще дореволюционной деревеньки, оно вскоре переросло свои границы, раскинувшись на обоих берегах реки Вечерла и на расположенных поблизости холмах. Центр села, в сравнении с остальной его частью, казался абсолютно пустым, здесь кажется планировали что-то строить, но так и бросили, оставив лишь никому теперь ненужную документацию с выцветшими подписями, которую ветер и некогда хулиганистые ровесники Марины, гоняли по пустым коридорам опустевшего навсегда сельсовета.

Марина оглянулась вокруг. На нее хмуро из-под шапок снега глядели покосившиеся темные избы. К иным из них, где еще курился белый дымок из печных труб, были протоптаны небольшие стежки, на которых не разошлись бы и двое человек, другие были занесены снегом по самые окна, с укором глядя в серую пустоту подходившего к своему концу дня. Уверенным шагом она направилась к дому, волоча по снегу за собой, небольшую дорожную сумку. На полпути от дороги к дому от стежки отошла в сторону еще одна, которая вела к дому с амбаром и покосившимися от времени стропилами незаконченного забора – дому, где когда-то, как помнила она, жила ее одноклассница Настя. Стук в окно глухим эхом отозвался по селу, потревожив лишь несколько ворон на голых ивах, близ ручья. Спустя минуту-две в оконном проеме появилась сгорбленная старушечья фигура и увидев закутанное в черное девушку мигом засуетилась, загрохотав в сенях дверным запором.

– Доченьку… милую, залепетала старуха, в которой Марина признала свою мать, неужто ты, неужто все-таки вернулась, а? – Да, устало проговорила Марина, ставя сумку в сенях

– Ты это, подожди, я сейчас накрою на стол. Проходи, проходи, что ты как чужая…

Мария Алексеевна, мать Марины, была удивительной женщиной. Когда-то один из передовиков-технологов племенного объединения, а ныне доживающая свой век, в Богом, забытом селе, женщина, чей муж – отец Марины умер шесть лет назад, она несмотря на трудности все же сумела сохранить присущую ей некогда живость и блеск в глазах, выражавшуюся в бесконечном ее желании помогать другим людям. С развалом предприятия в 90-е она оказалась на пенсии, занимаясь исключительно подсобным хозяйством, но в последние годы уже ноги были не те, уже тяжело давалось ей то, что ранее приносило удовлетворение. Скотный двор постепенно опустел, продуваемый теперь всеми ветрами, все чаще Мария Алексеевна лежала на старой, большой панцирной кровати, а когда ей становилась лучше занималась или своим садом, или ходила к соседям, которые, как сама она прежде, теперь считали своим долгом помочь и ей. Соседи, впрочем, сказано громко: на занесенной и практически никем не чищенной улице, носившей гордое имя Октябрьской, жилых осталось два дома – ее и дом Мельниковой Анастасии, которая в последнее время совместно вела хозяйство со своей одноклассницей Боровых Катей, то есть мною. Каким-то невероятным образом, пожилая женщина, мигом накрыла на стол, достав из погребов скудные съестные припасы.

– Ты прости меня, доченька, не знала, что ты приедешь. Здесь теперь такая глухомань, что даже связи толком-то нет.

– Да я заметила, призналась Марина, вспомнив свою дорогу от автобусной остановки к дому.

– И что никто…

– Вот именно, что никто, сказала она, прервав меня на полуслове. С осени мы уже не село, а снова деревня и подчиняемся теперь райцентру, а до него разве добраться по этим дорогам, она неопределенно махнула в сторону окна и села на лавку.

– Темно, я зажгу свет, сказала она, тут же встав снова

– А что с соседями, они еще живут здесь, спросила я, решив сменить тему. Что взять со стариков? Они если и начнут говорить о чем-то, так разве их остановишь? И ведь все больше о том, как хорошо было раньше, а это согласитесь как-то не прибавляет оптимизма.

– А ты про Мельниковых, оживилась она, подхваченная новой темой, как опавший осенний лист, уносимый темной рекой.

– Да и Боровых, добавила Марина Ее лицо мгновенно изменилось.

Наклонившись ко мне, словно боясь, что ее кто-то может услышать, она шепотом сказала – Там такая история произошла, даже не знаю с чего начать… ох и потрепала жизнь дивчину

– Но ты если к ним пойдешь, то ни слова, хорошо? Марина кивнула головою в знак согласия.

– Помнишь может дядю Гришу, заросший щетиной, полупьяный всегда ходил по селу? Сельские истории – жизненные они всегда просто начинаются и часто незатейливы, подумала она, сознательно пропустив первую реплику матери, которую писатели и сценаристы, пожалуй, назвали бы завязкой сюжета. Мария Алексеевна не обладала ни тем ни другим талантом, поэтому в следующей же фразе выдала всю интригу разом.

– Выяснилось, держал он свою дочь, то есть Настю на цепи в амбаре, выпалила она и будто сама испугалась того, что сказала. Об этой истории Марина действительно практически не знала и возможно из-за того, что вскоре после окончания школы, на котором кстати не было Насти, она уехала «покорять город». В школьное время у нее хватало увлечений и интересов и общаясь со своими одноклассницами, в числе которых были и они, как-то особо не обращала внимание на неопрятную, мешковатую одежду Насти. В сельской школе вообще никого не удивишь своим внешним видом. Пьяница и деспот Григорий, ее отец, видимо, тоже знал об этом.

– Мальчишки-то ваши как-то куролесили над ним. Может кто, что и знал, но разве добьешься что-то толкового от этих балбесов

– А ведь уехали все, никого не осталось. Заставишь нынче кого-то на земле работать, последнее она сказала с укором.

– Но подох, правда тоже как скотина, добавила она и я поняла, что речь теперь уже об ее отце, поскользнулся также вот по весне и ударился затылком и все. После этого все и узнали.

– Кошмар, дочка, что творилось. Оказывается, физрук ваш и директор были дружками этого пьяницы и помогали скрывать ему все это годами, вот до чего дожили мы!

– Мать ее, Насти, вскоре умерла. Хорошая была женщина, никогда слова против не молвит, вот он подлец и тиранил всю семью.

– У Боровых родители тоже осенью уехали, куда неизвестно. Оставили ее одну в пустом доме и с тех пор ни слуху, ни духу от них уже полгода как скоро.

– Ты это к ним пойдешь, не говори им, не береди старое, они девочки славные, очень мне помогают по хозяйству обе. Марина задумалась над словами матери. Чай в керамической кружке, с потрескавшимися краями, остывал. За окном в непроглядной тьме, уличного освещения в селе давно не осталось, поднимался ветер. – Завтра похолодает, сказала мать. Одна мысль не давала теперь покоя Марине: «кто старое помянет, тому глаз вон». Должна ли она была это знать? Прав был все-таки Ницше: «если долго смотреть в бездну, то бездна начинает смотреть на тебя». Спи, завтра все будет видно, думала она, укрываясь с головой теплым, байковым одеялом.

Глава 8

История, рассказанная Марине накануне матерью всю ночь, не давала ей покоя. Постоянно проживая в городе и вращаясь в его информационной среде, она конечно периодически слышала о подобных событиях, которые всегда сопровождались громкими заголовками в СМИ, примерно такого содержания: «Мужчина держал девушку взаперти пять лет» или «Ревнивый муж приковывал жену наручниками к кровати», тем более странно было слышать о таком в их тихом, ничем не выделявшимся селе, теперь вот разжалованного до деревни. Дом Мельниковых был обычным ничем не примечательным каменным домом, которые когда-то на собственные средства строило племенное объединение крупного колхоза, в машинно-тракторной станции которого некоторое время работал и сам Григорий. Остальные постройки, в том числе и печально известный амбар, он строил уже самостоятельно намного позже, пользуясь почти даровыми стройматериалами своего предприятия. Марина посмотрела на амбар, мрачно черневший среди кустарника на заднем дворе. Огромная шапка снега свисала с его крыши, поминутно капая по отсыревшим, но все еще крепким бревнам. Амбаром, по всей видимости, уже давно не пользовались, его дверь немного покосилась, замка на ней не было, а вокруг сохранялась нетронутая снежная целина. Она смутно помнила его со школьных лет, однако даже того, что она увидела было достаточно. В детстве Марина, как и все ее поколение конечно играла в «слабо – не слабо» и одним из вопросов касался как раз того, «слабо» ли зайти внутрь амбара и пробыть там две минуты. Конечно речь шла о другом амбаре. Тогда никто не мог и подумать, что хрупкая и незаметная девочка Настя провела в таких условиях несколько лет… – Вы кого-то ищете, неожиданно окликнул ее голос позади Марина повернулась, увидев перед собою невысокого роста девушку с заплетенной косой, поверх которой, несмотря на раннюю весну, была повязана только белая косынка. На ней самой было подобие телогрейки и длинная черная юбка, какие в деревнях носят бабушки, с карманом спереди и ноги, обутые в валенки

– Мне нужна Анастасия Мельникова… она здесь проживает?

– Если Вы по поводу той давней истории, то мы не хотим больше об этом ни с кем говорить

– Я не об этом… Ее собеседница прервала речь девушки на полуслове. Пристально вглядываясь в ее лицо, она вдруг воскликнула

– Маринка, ты что ли? Сколько лет, сколько зим! Что это ты все окольными путями ходишь, проходи в дом

– А мы право, не признали тебя, думали опять эти чертовы журналисты…

– Ты же знаешь, что у нас здесь произошло?

Марина вспомнила предостережение своей матери и сделав недоуменный вид, ответила

– Нет, а что произошло?

– Ох это давняя и сложная история, но какой резонанс был здесь, это надо было видеть! День и ночь перед вспышками фотокамер, словно мы здесь местные знаменитости, не меньше, понимаешь?

– А, что собственно произошло, напомнила я предмет разговора

– А ну так и тут же сошла на шепот, ты только не говори Настьке это, не тревожь прошлое, в точности повторила она слова Марии Алексеевны. Короче… Катя Боровых, которую она встретила во дворе дома, оказалась весьма разговорчивой. Она рассказала Марине тоже самое, что и мать накануне, но намного подробнее, а под конец даже и показала тот самый амбар. После этого разговор продолжился дома за чашкой чая. Настя, как и ожидала Марина, оказалась приятной в общении, скромной девушкой, с большими, и немного печальными серыми глазами, и светлыми волосами. Говорила, в основном Катя очень тихо и все в основном не о себе, а о скудном хозяйстве, за которое она очень переживала. За исключением меня, она уже давно ни с кем не общалась, а развлечений здесь с распадом племенного объединения и самого колхоза не осталось никаких вовсе. Мы вспоминали школьные дни, пили чай, разговаривали. Настя практически не участвовала в нашей беседе, поминутно посматривая на свои руки. Под конец, Катя предложила сходить вместе в нашу школу.

– Насть, может пойдешь с нами, прогуляешься, какой смысл сидеть безвылазно в доме? Она посмотрела на меня взглядом, полном бесконечной грусти, после чего вздохнув, сказала

– Ну почему сразу безвылазно? Вечером выйду, пройдусь, сейчас работы много, неопределенный жест рукою, словно должен был подкрепить ее слова – Не ходит никуда, не знаю даже, что мне делать, шепотом добавила я, когда мы зашли на кухню. Как закрыли библиотеку, так и сидит, да еще и эта давняя история, видимо не дает покоя. Марина сочувственно кивнула мне. Было видно, что она хотела сразу сказать, но промолчала. – А сейчас здесь никого практически не осталось, страшно, признаться.

– Я вот, когда ухожу, запираю ее, а то мало ли что. Знаю, это неправильно, но с тех пор, как деревня опустела сюда иногда стали заявляться непонятные молодые люди, кажется из райцентра.

– Приезжают на тонированных машинах, включают музыку, кричат, ходят по заброшенным домам, страшно, повторила она

– И что никто не знает, кто эти люди? Мне мать не рассказывала об этом.

– В том то и дело, что если и знают, то не очень хотят разбираться. Милиция сюда не приезжает, хотя мы вызывали, говорят «не наша зона ответственности», вот и весь разговор.

– Они вот, мне Настя сказала еще когда работала в библиотеке, заявились однажды в наш Дом культуры, а она так перепугалась, заперлась изнутри на ключ и сидела так, пока сторож не начал ночной обход. Юрий Анатольевич из соседнего села, понимающим оказался, отвел домой, за что отдельное спасибо ему.

– Образцовый мужчина, никогда не откажет. И ведь за какие смешные деньги работает, работает на полставки, только ночные смены, днем не платят. – Ну я готова, сказала Катя, идем

– Как твоя мама, поинтересовалась она, запирая дверь Марина ответила не сразу, наблюдая за ней. Замок был врезным, таким же, как в школьных кабинетах, а это означало, что при необходимости его можно открыть изнутри. Заметив мой интерес, Катя сказала

– Не переживай, у нее конечно есть свой ключ, на всякий случай. Это еще, что, когда я только переехала к ней, она просила связывать ее

– Говорила, что так чувствует себя в большей безопасности. С большим трудом уговорила ее не делать так.

– Искаженное восприятие реальности, всего лишь, добавила Марина, которая в университете изучала психологию. Если человек, в каком-либо возрасте столкнулся с насилием, его первым желанием будет конечно же избежать его

– В случае с Настей, если отец держал ее связанной взаперти, то отсутствие ограничения в движении, воспринимается ею, как чувство вины, а если глубже, то и страха наказания, что касается интереса, который проявляли к ней парни, то он в это время мог сформировать комплекс затворничества, с которым ты пытаешься сейчас бороться.

– Мама, нормально все с ней. Правда тоже редко выходит, видимо, из-за этой шайки, о которой ты сказала, сидит взаперти день и ночь.

Когда мы уже подходили к школе, я все-таки решилась озвучить цель своего визита. Ситуация складывалась, как нельзя лучше в мою пользу и здесь Катя, сама того не зная, помогла мне.

– Марин, а ты надолго в наших краях-то?

– Я в отпуске, как только он закончится – уеду обратно.

– Как там в городе? Небось лучше, чем у нас тут… Мы вымирающая форма жизни, по крайней мере я так думаю.

– И тебя, вернее вас, это устраивает?

– Не знаю, честно говоря не задумывалась об этом, просто живем и работаем, некогда нам думать

– Я, когда увидела наше село, вчера по приезду, сначала глазам своим не поверила, начала было Марина. Была единственной, кто сошел на этой остановке, понимаешь – единственной!

– И вокруг ни души, вот что страшно. Случись чего, никто и не вспомнит о вас.

В уголках Катиных губ появилось сомнение, сменившееся на лице неясным чувством тревоги, что было особенно заметно по красивым карим глазам. Это была уже половина успеха, поэтому я продолжила развивать наступление, чувствуя большое удовлетворение от выполняемой работы, примерно такое, какое чувствует стратег-военачальник, когда ситуация складывается в его пользу. Она хотела было открыть деревянную дверь школы, но я перехватила ее руку.

– Я знаю, что ты сейчас думаешь, сказала Марина. Мне тоже когда-то было тяжело расставаться со всем этим, но как видишь, жизнь показывает, что это нужно сделать, раньше, позже, но нужно.

– Твоя мать тоже уезжает, спросила я Марину Она кивнула головой.

– Что ей делать здесь одной в пустом доме? Доживать свой век в затворничестве можно и в городе, причем оно гораздо более удобно и безопаснее, учитывая происходящее здесь.

– Не знаю, протянула она, здесь можно хоть как-то своими трудами прокормиться, а в городе как? Марина смотрела на нее с нескрываемым удовольствием, с каждым своим, достаточно простым ответом, что вообще характерно для многих сельских жителей, она все больше подсаживалась на ее крючок. Их беседу прервал рев автомобильных двигателей, раздавшийся где-то недалеко от школы, через две или три улицы.

– Идем, потом договорим, быстро сказала Марина Она дернула ручку двери, но та была заперта. Я только пожала плечами, обычно Павел Сергеевич не закрывал ее, а тут еще эти негодяи.

– Идем, уже более настойчиво повторила Марина и потащила меня в школьный сад. Что если они приедут сюда?

Проваливаясь почти по колено в рыхлый, мартовский снег они устремились в школьный сад, в противоположную от доносившихся звуков сторону. Через 40 минут, когда их легкая обувь, явно непредназначенная для подобного, насквозь вымокла, девушки, прислушиваясь, вновь вернулись к школе и как оказалось зря…

– Серый, глянь-ка, подснежники расцвели, сказал один из них, невысокого роста, коротко подстриженный парень, который несмотря на мороз, был без шапки. Однако второй просто отмахнулся от него, продолжая что-то высматривать. Пользуясь тем, что до него не было дела, подстриженный направился к нам и судя по всему его интерес не предвещал для нас ничего хорошего. Еще не дойдя до нас, он приложил палец ко рту, как бы предостерегая нас от необдуманных действий. Я посмотрела на Марину, которая совсем теперь сникла, ожидая самого худшего. Остановившись в нескольких шагах, он оглядывал нас с Мариной хищнических взглядом от которого становилось неуютно. Бежать в этот момент было единственным логичным поступком с нашей стороны, но не в ситуации, когда позади тебя снежная целина и деревья. Кроме того, в этом случае в действие вступал «фактор жертвы», тот же самый при котором в погоню за бегущим человеком бросаются собаки. Никаких шансов ни в том, ни в другом случае у бегущих нет, скорее наоборот это только раззадоривает преследователей если уже говорить языком психологии.

– Ну что девочки, может прокатимся с нами, сказал он зычным голосом, сделав еще шаг вперед

– А мы здесь недалеко живем, авось сами доберемся, столь же просто отвечала Катя, разыгрывая невидимую на первый взгляд игру. Задача этой игры в «кошки-мышки» было оттянуть время, что до правил то их было всего два: не сказать этому отморозку ненароком «нет», все мужчины, если опять же верить психологии, воспринимают это слово, как боевой клич к действию, вторым же правилом было не молчать в ответ. По нашему счастью игра быстро закончилась, однако подстриженный бандит, с полным, лоснящимся лицом, одетый в аляповатые и затертые джинсы и старую черную куртку был явно недоволен таким исходом, но идти против босса не думал. Если в жизни и бывают чудеса, то одно из них несомненно произошло с нами.

Серым оказался некто иной как Степан Развольнов… Вот так встреча. Он жестом показал, что его напарник может быть свободен.

– Поезжай домой, я буду позже, надо кое-что перетрясти, добавил он, словно желая утешить его, хотя тот едва нуждался в этом. – Пойдем вспомним старое, предложил мне Развольнов, указывая на школу, когда его друг ушел.

– Не поверишь, мы туда и собирались, но вы чуть не довели нас до инфаркта, высказала я все, что думала. Так это вы приезжали до этого все время?     – Конечно мы, кому еще нужно это захолустье. Таких в нашей стране полным, полно.

– Тоже мне оправдание, не унималась я. Здесь все еще живут люди, а вы со своим дружком творите здесь невесть что.

– Так, так… Может вы остынете наконец, вмешалась в наш разговор Марина, а то я чувствую, что вы еще и передеретесь сейчас.

– Разве ты не собралась уезжать в город, спросила она меня

– Я пока не решила и вообще… Тут вмешался охранник школы, Павел Сергеевич, до этого просто наблюдавший за нашей словесной перепалкой. – Девочки, школу то будут закрывать… Не нужны мы им больше, уже и автобус небольшой купили.

– Правильно говорит ваша подруга насчет города. Кому нынче охота копаться в земле из молодежи?

– А без этого здесь не выжить, сами понимаете…

Ну вы сходите, пройдитесь по коридорам, а я пока поставлю чайник. Мы ушли, а Степан остался с охранником. Они долго о чем-то рассуждали, отголоски их разговора достигали другого конца коридора, где когда-то была школьная раздевалка. Здесь все напоминало прошлое. Та же раздевалка, в которой зимой, среди развешанных курток мы играли в прятки, наш кабинет, от которого мальчики сделали дубликат ключа и тайно встречались там с девочками, сидя на партах, чего категорически не разрешала наша классная руководительница. – Значит все-таки придется уезжать, с грустью в голосе сказала я. Марина сочла за нужное промолчать. В тот вечер мы так и не встретили никого из наших учителей, как сказал Павел Сергеевич, половина кабинетов просто пустовали. Ребята продолжали о чем-то непринужденно беседовать, наливая один за другим стаканы чая, словно ничего не произошло. Для них это школа, эти кабинеты, в которых мы провели несколько лет жизни, умирающее на наших глазах село уже давно ничего не значили. Я смотрела, как теплый весенний ветер, поднявшийся к вечеру, вновь раскачивает черные верхушки вековых берез, посаженных здесь, в бывшей помещичьей усадьбе еще до Революции и мысленно прощалась со своим прошлым. Спустя неделю, мы вчетвером, включая мою мать навсегда уезжали в город, навстречу неизвестности.

Глава 9.

Город встречал нас суетой улиц, где, несмотря на ранее утро уже начинали собираться автомобильные пробки. Машины и многочисленные пешеходы достаточно быстро утоптали свежевыпавший мартовский снег, который продолжил белеть лишь во дворовых кучах и на мало оживлённых улицах. Прибыв на центральную автостанцию города в семь часов утра, со своим нехитрым багажом, состоявшим из трех чемоданов на колесах и нескольких дорожных сумок, закрепленных поверх этих чемоданов, мы направились в ближайший двор, где, как сказала Марина нас ждала машина ее босса. Ноги, месившие снежную кашу тротуаров и пешеходных переходов, где уже стали появляться первые лужи, быстро промокли, Марина при этом продолжала идти, как ни в чем не бывало, причем мы едва успевали за ней с непривычки. Водитель вышел нам навстречу. Одетый в строгий черный костюм, лакированные ботинки, которые казались неуместными в такую погоду, он услужливо приоткрыл дверь машины, приглашая нас садиться. Мы переглянулись с Мариной, но она хранила молчание. В конце концов, сам водитель, представившийся Михаилом, сказал, что ближе подъехать к автостанции было нельзя, везде шлагбаумы или знаки ограничения движения. В салоне автомобиля была идеальная чистота, приятно пахло мятой, играла легкая музыка. Уставшие с многочасовой езды в видавшем виды межобластном автобусе, мы с Настей и мать Марины быстро уснули. Сложно сказать сколько прошло времени, прежде чем Марина разбудила нас – Что мы уже приехали, сонным голосом поинтересовалась я – Нет, впереди непонятно длинная пробка, должно быть авария… Может желаете, чего перекусить, быстро сменила тему она – Где мы, поинтересовалась я, поскольку увидеть что-либо из-за тонированных стекол иномарки было весьма проблематично.

– Трасса на Ранеевку, ответила Марина, извлекая из пластмассового контейнера бутерброды с сыром. К обеду распогодилось, выглянуло неяркое мартовское солнце. Михаил свернул с автомагистрали на подъездную гравийную дорогу и вскоре, выруливая, автомобиль въехал на территорию большого загородного дома. Как только он остановился от колонн, обрамлявших центральный вход коттеджа отделилась невысокая фигурка в легком, накинутом на плечи пальто.

– Это дом Александра Владимировича, назвать его боссом в присутствии водителя, Марина не решилась; с которым я работаю и о котором я рассказывала вам. Я кивнула головою.

За нами медленно закрывались автоматические ворота, издавая при этом характерный металлический звук. Впереди была большая территория, на которой помещались сам дом, с примыкавшим к нему гаражом, бассейн, сейчас пустой. Чуть поодаль стояли деревянный сруб, похожий на баню, а в заснеженном саду еще одна небольшая постройка, назначение которой было не совсем понятно.

– Доброго дня. Рады приветствовать Вас в гостях у Александра Владимировича, негромкий голос, тем не менее, заставил меня вздрогнуть и отвлечься от картины созерцания чужого поместья.

– А Рената, доброго дня, ответила за нас обоих Марина.

– К нам гости, мои давние подруги.

– Это Екатерина, представила она меня, с ней

– Анастасия и моя мама Мария Алексеевна.

– Александр у себя? Да, но просил пока не беспокоить, сказал выйдет к обеду, ответила она

– А что у нас с обедом? – Через 20 минут все будет, добавила она, как-то странно при этом улыбнувшись, хотя может мне всего лишь показалось. Мне удалось немного разглядеть собеседницу Марины.

Рената была достаточно симпатичной, стройной девушкой. Под пальто на ней была надета классическая черно-белая униформа горничной, добавлявшая ей загадочного ореола таинственности.

– Проходите в дом, я возьму ваши вещи, вновь вывела она меня из состояния оцепенения – Да, конечно. Большое спасибо. Несмотря на свой невысокий рост, Рената с легкостью справилась со всеми нашими сумками. Два часа спустя мы были в своих комнатах, которые к тому времени были полностью убраны, сытые и что скрывать, счастливые. К этому времени мы уже побывали друг у друга, с десяток раз обсудили столь удивительную перемену в нашей жизни. Скажи нам сейчас, что такого в жизни не бывает и мы бы с Настей хором сказали бы неправда! Нам выросшим в сельской глуши, все это великолепие жизни: дорогие машины, личная обслуга, дом, поражавший воображение своими интерьерами, казались чем-то нереальным, почти фантастическим. Фундаментальный закон физики, как известно, гласит: «Если где-то, что убывает, то в другом месте должно прибыть». Однако никто не обещал, что этот закон будет работать в обществе и в частности для нас.

Продолжение следует.