42. Гостья

После обеда появился Лешка с большим чемоданом, набитым консервированными продуктами. Паша переживала, что мы не использовали ещё много прошлогодних запасов. К вечеру сделали баню. Если бы не было дома детей, Лешка не удержался бы «завалить» Пашу днём.

-- Тебе соседок не хватило? Её поберечь надо, она после аборта.

-- Они – совсем не то. Эрзац какой-то. А Паша настоящая. Как мы с ними целых полгода валандались?

-- Тогда Пашу не знали.

Пока я ещё раз заливал новую горку и каток, он играл с детьми. Дал же ему бог талант на это! Люда и Руслан, просто, не могли нарадоваться. Немного от него доставалось и другим детям. Катание на горке при нём стало совсем иным.

У нас так повелось, что в обыденности первым с Пашей был тот, кто соответствовал чётности даты. Но после разлуки (наряд или отбывание в отпуске) первым был тот, кто отсутствовал. Едва легли спать, как Лешка припал к губам Паши и завалился на неё. Она едва успела раздвинуть половые губы. Мне показалось, что Паша как-то виновато скосила на меня глаза. В такой темени это вполне могло показаться. Наверно, по своему сочувствуя Паше, двигался он очень быстро. Так же быстро они и кончили.

Я хотел пожалеть её, но рука женщины настойчиво тянула меня на себя.

-- Тебе это не повредит?

-- Не повредит. Не торопись только.

Едва я начинал двигаться чуть быстрее, как она, отпустив губу, притормаживала меня рукой.   Лёшка уже похрапывал, Паша кончила пару раз, а из-за медленного движения я всё не «дозревал», да особо и не хотел. Мне нравилось чувствовать сладкие мучения женщины. И, кажется, не меньше нравилось ей самой.

-- Саша! Неужели я такая невкусная? Что же ты не кончаешь?

-- Мне нравится всё это, нравится добиваться твоей сладости.

-- Я уже устала.

Пара специфических движений, и она «поплыла». Ещё пара движений, и к ней присоединился я. Даже сцепившись губами и сдерживая голос, мы не могли кончить без звука. Успокоившись и нацеловавшись, легли рядом, переводя дыхание.

-- Давай спать.

-- Давай. Вчера наговорились.

Я обнял её со спины, прижался и уснул. Кажется, я чувствовал каждое её движение, но упустил момент, когда она поднялась. К нашему подъёму уже почти был готов завтрак.

Кончился отпуск. Мы уходили на учёбу, Паша – на работу. Полетели учебные будни. Мне не хватало времени на изучение дополнительных тем по специальности. Приходилось пропускать факультативы, о чём я очень сожалел. От дополнительных занятий отвлекали и занятия по английскому языку. Я почти не успевал заниматься домашними делами.

В феврале полностью закончили систему отопления, а газ всё не подключали. Мне не раз говорили, что надо взятку дать. А как это сделать никто не говорил. Не мог помочь ускорить подключение и Костя. Для населения газовые службы были какими-то ни от кого независимыми. В горгазе пообещали включить наш дом на подключение во втором квартале.

В конце марта Полина, наконец, объявила, что беременна. Уже три месяца. А ведь за эти три месяца ни разу не отказалась от моего появления. Вряд ли это было нужно для зачатия. Я с облегчением вздохнул. Жалко, что Костя тоже уедет. Без него мы могли бы до сего дня возиться ещё только с водопроводом. Как заполнять отопление водой, Костя показал, научил и регулировать температуру в помещении. В общем, без него была бы нам труба в делах. Костя с Полиной уезжали в Питер, где они ещё в самые дешёвые времена купили квартиру, а здесь снимали в надежде зародить ребёнка.

Однажды, вернувшись из училища, увидел собранную около ванной комнаты двухэтажную кровать. Лешка возился в ванной комнате. Паши и детей дома не было.

-- А дети где?

-- В бане. Сейчас пойду за ними.

Я вышел. Всё равно надо дважды идти одному или оба принесём по ребёнку. В бане щебетали дети. Унесу одного, пока Лёшка оденется. Привычно открыв дверь, застыл от удивления. Передо мной две абсолютно похожие друг на друга Паши вытирали детей полотенцами. Они отличались друг от друга только цветом волос. Взвизгнув, одна прикрылась Русланом, вторая замахала рукой.

-- Закрывай! Мы чуть-чуть не успели. Холод пускаешь.

Я закрыл дверь и, вспоминая, увидел струящийся к их ногам туман – холод, врывающийся в баню. Обёрнутая полотенцем Паша, приоткрыла дверь и подала завёрнутую, как запеленатого младенца, Люду. Приняв, понёс в дом. В половине дороги клапан с личика Люды сдвинулся.

-- Дядя Саша! А к нам тётя Фаина приехала с севера.

-- Это она с мамой в бане?

-- Ага! Они ещё не парились.

Пашу мы приучили париться. Она только прикрывала самые нежные части тела руками – соски и промежность. Мы хлестали её в четыре веника, а она только постанывала. Вымыв её после этого, отправляли домой. И только чуть остыв в предбаннике, заходили париться сами. К этому времени дети вылезали из одеял, одевали пижамы. Пришедшая из бани Паша, поила их морсом из бесчисленного количества варений.

С Лёшкой мы почти столкнулись в дверях.

-- Я за Русланом.

-- Там сестра Паши.

-- Я знаю.

В комнате я положил девочку на кровать и поцеловал пухлую щёчку.

Девочка защебетала про приехавшую тётю Фаину, которая привезла ей красивую шубку. Пришёл Лёшка с Русланом и не дал мне дослушать. Теперь до меня дошло, почему стоят наши койки.

Едва пришли женщины, как пошли в баню мы с Лёшкой. Я был в трансе. Кажется, и Лёшка не торопился из бани. Приехавшая сестра портила наши наладившиеся отношения с нашей женщиной. Израсходовав всю воду, мы вернулись домой. Ни я, ни Лёшка не знаем, что делать, как поступать.

Кое-как дотянув до отбоя, ложимся спать. Фаина устраивается где-то в детской комнате. Кажется, на раскладушке. Не спится. Я прокрадываюсь к Паше. Она не пускает, но я забираюсь к ней. Несколько поцелуев и объятия. Она сдаётся. Мы воровски совершаем близость. Одновременно кончая оба. Паша молча выпроваживает меня из своей постели. Меня немедленно сменяет Лёшка. Слышу шорох их близости. Кажется, кончили. Едва Лешка успевает забраться в свою койку, как Фаина идёт в туалет. Будто ждала их расставание.

Утром обе сестры готовят завтрак. Я исподтишка рассматриваю Фаину. Она очень похожа на Пашу. Но при этом у них очень разные черты. У Паши чуть более узкие губы, чуть меньше глаза, чуть круглее лицо, чуть острее подбородок. У Фаины глаже лоб и висячие мочки ушей. В остальном обе женщины настолько похожи, что на первый взгляд может показаться, что они близнецы. Они похожи и фигурами. Пожалуй, отличие виделось только, когда обе были рядом. У них был абсолютно одинаковый рост, ширина таза. У Паши были чуть более отвисшие, чуть более пышные груди, которые покачивались при ходьбе, чуть более широкий таз и едва заметно более толстые ноги, чуть больше заметный животик. У Фаины груди были по-девичьи круглее и только вздрагивали при резких движениях. Не смотря на то, что Фаина была на два года старше, она выглядела даже моложе. Чувствовалось, что она как-то связана с медициной. У медиков своеобразно выглядит кожа. И в то же время они выглядели как близнецы.

Хотя мы даже пользовались телом Паши, Фаина подсознательно как-то больше понравилась мне. Какой-то аристократичностью вида с одновременно пробивающейся через серьёзность поведения добротой. Да же в бане, когда я увидел их голыми, мой взгляд больше притянула она. А ведь тогда я успел заметить разницу только в цвете волос на голове. Наверно, подсознательно мне хотелось видеть Пашу именно такой, как Фаина: чуть более утончённой, чуть более сердечной, с чуть более девственной фигурой.

Однако, с первых минут общения Фаина относилась к нам с какой-то, не то надменностью, не то презрением. Скорее всего, она, или знала о нашей совсем не святой связи с Пашей, либо догадывалась. Восхищаясь изменениями в доме сестры, в её отношении к Паше чувствовалась укоризна. С одной стороны ей нравилось всё, что мы сумели сделать для Паши, но она как бы осуждала её за излишне высокую степень оплаты.

Страшась откровенного разговора с Фаиной, я ещё утром попросился в наряд. Вечером я уже заступал дежурным по роте. В училище меня считали любимчиком командования, хотя я совсем не пользовался никакими привилегиями. В наряд меня назначали теперь строго по графику. Этого я долго добивался, чтобы планировать работу с печками. Ротного очень удивило моё желание вне очереди заступить в наряд. Я же объяснил приближением весны и возможной необходимостью заниматься печами. В обед я предупредил о наряде Пашу.

На следующий день мы виделись, когда я приходил в столовую. Её улыбка подтвердила, что женщина по-прежнему очень хорошо относится ко мне. Страшась встречи с Фаиной, после наряда остался ночевать в казарме. А на следующий день снова заступал в наряд, но уже согласно графика. Паша попросила появиться дома хотя бы раз.

Только после этого наряда я пришёл домой. Мне показалось, что Фаина более сердечно отнеслась ко мне, чем Паша, хотя в её поведении чувствовалось осуждение за близость с её сестрой. По словам Паши в эти сутки в наряде был и Лёшка.

Ночь была лунной, поэтому Паша довольно плотно завесила окно. Воспользовавшись этим, я создал на своей койке подобие того, что я там сплю, а сам прокрался к Паше. Не смотря на позднее время, она ждала меня и страстно обняла, когда я оказался под её одеялом.

Мы были на грани оргазма, когда скрипнула дверь детской комнаты и вышла Фаина. Я надеялся, что в столь кромешной темноте она не заметит моего присутствия в постели Паши. Выключатель со светлячком показывал ей направление к туалету. Лишь свет из туалетной комнаты мог помочь ей увидеть нас. Мы с Пашей не разделились, а лишь опрокинулись на бок. Короткая вспышка света, когда открывалась дверь и рука дотягивается до выключателя. Если Фаина смотрела на постель Паши, меня могли выдать более широкие плечи.

Так же тихонько она прошла обратно в детскую. Паша, вздрагивая от сдерживаемого смеха, обняла меня и поцеловала.

-- Испугался?

-- За тебя. Тебе попадёт, если она увидит меня с тобой?

-- Может. Продолжим?

Проскользнувшая опасность разоблачения стимулировала её. Она едва успевала выходить из оргазмов, зато что-то изменила во мне. Я не потерял напряжения, зато никак не мог поймать оргазм, который, казалось, крутился в последнем моменте. Лишь усилием воли заставил себя кончить. Даже поцелуй не мог удержать партнёршу от очень сдержанного, но пробившегося наружу короткого сдавленного звука. Мы несколько минут не могли успокоить дыхание и желание продолжить близость.

-- Хватит, Саша! Она уедет в воскресение. Тогда восполним упущенное.

Я впервые без сожаления разделялся с ней после единственной близости. Такое бывало после нескольких месяцев регулярного секса. После аборта что-то изменилось в теле Паши. Было впечатление, что её влагалище стало немного шире. Хотя она не уменьшила страсти, мне добиться моего оргазма стало труднее. Я имел представление о человеческом теле лишь в пределах школьного предмета «Анатомия и физиология человека». Возможно, поэтому не представлял связи между влагалищем, маткой и абортом. Но говорить о новых ощущения Паше постеснялся. Ведь в какой-то степени в этой операции были виновны и мы.

Не полная разгрузка долго не давала мне расслабиться. Иногда, даже не думая о женщинах, чувствовал напряжение в брюках. Чтобы не искушать себя и Пашу, опять попросился в наряд. Он кончался в субботу вечером. Вернувшись домой, я занялся баней. Позднее возвращение привело и к поздней бане. Дети, едва помывшись, уснули на моих руках ещё по пути из бани. В этот раз детей мне передавала Паша, завёрнутая в огромное полотенце. Ей пришлось так делать для Фаины. Без неё она не смущалась перед нами своей очаровательной наготы.

Когда пришли женщины, в баню пошёл я. Раздевшись, оглядел себя. Хотя я привык к своему телу, в этот раз даже меня удивили размеры полунапряжённого члена. В таком раздувшемся, но не стоящем виде, он висел между ног. Вдруг открылась дверь, и вошла Паша.

-- Извини! Фаина потеряла серёжку. Вот она.

Паша опустилась на колени передо мной и вытащила из щели между досками потерянную бижутерию. Она совсем не обращала на меня внимания и сразу же вышла. В предбаннике не было света, но по донёсшемуся разговору я понял, что там Пашу ждала Фаина. Даже не знаю, на кого была реакция, но пошло напряжение. Париться я не стал. А чтобы не смущаться неприличного вида, после споласкивания вылил пару ковшей холодной воды на непослушную часть тела. Всё равно, оставшуюся воду надо выливать.

Попив чаю, мы разошлись по койкам. Я не мог справиться с неподчиняющимся хозяйством.

-- Нельзя тебе так долго воздерживаться – вон раз его раздуло!

Едва соединившись, я даже для себя очень долго разряжался. Это заметила и Паша, всячески помогая мне освободиться от избытка спермы. Мне показалось, так не было даже после месячного воздержания. Нацеловавшись, мы отдались грешной страсти. И опять Паша мучилась в оргазмах, а я никак не мог добиться своего. Её уже трясло от переизбытка возбуждения, когда я ещё раз излил не меньше спермы, чем в первый раз. Мне показалось, что женщина так устала от секса, что приняла всё с облегчением и радостью. Паша ещё минут десять-пятнадцать не гнала меня с себя и столько же времени не отпускала из объятий.

-- Тебе нельзя так долго воздерживаться – чуть не замучил!

-- Тебе было плохо?

-- Если бы! Так хорошо почти не бывало. Но и от сладости устаётся.

-- Но мы с Лёшкой и дольше тебя мучили.

-- То совсем не то. Ты сегодня необычно сладостный!

Подъём (обычное время) я проспал. Меня поцелуем разбудила Паша.

-- Саша! Фаина скоро уедет. Вставай провожать.

Я привлёк её к себе и ответил поцелуем.

-- Хулиган! Вдруг она зайдёт! Неловко будет.

После утренних процедур меня накормили отличным завтраком. Вместе они готовили невероятно вкусно. Я стыдился поднять глаза, хоть на ту, хоть на другую. Даже не знаю, что вызывало такое смущение.

Фаина отказалась от всех подарков, которыми пыталась нагрузить её Паша. Она ссылалась на то, что поедет к друзьям, а не домой.

-- Саша! Тогда останься с детьми, а я провожу её до вокзала.

Оставалось только одеться и выйти. Фаина подошла ко мне и обняла, как родного.

-- Спасибо, что вы так опекаете мою несчастную сестру. Спасибо тебе за всё, что ты для неё сделал! Очень сожалею, что ты немного молод для того, чтобы стать родственником. Лучшей пары ей я бы не пожелала. Спасибо за всё!

Сказав, она неожиданно поцеловала прямо в губы. Обнимая, она прижалась ко мне своим стройным телом. Не знаю, специально или нет, но её нога коснулась расслабленного, но не уменьшившегося члена. Это касание вызвало нарастающее напряжение. Я уже не столько слушал, сколько ждал окончания её слов и пытки возбуждением. Во время поцелуя напрягшееся чудовище скользнуло по её ноге, прижавшись к её бедру сбоку. Вряд ли она не почувствовала это.

Паша сняла с вешалки свою шубку, я бросился к ней, чтобы помочь ей одеть. К Фаине подбежали для прощания дети и отвлекли её, а я присел, чтобы застегнуть замки на сапожках Паши. Мы с Лёшкой долго приучали к нашим ухаживаниям Пашу. Теперь она в нашем присутствии никогда не застёгивала замки сама, а, выставив ножку, ждала, когда это сделаем мы. Обнимая и целуя детей, мои действия и поведение Паши видела и Фаина.

Закончив с Пашей, я снял с вешалки и шубку Фаины. Она же наклонилась к своим сапожкам. Я почти кинул шубку на вешалку и присел, чтобы застегнуть молнии на обуви. Наши руки столкнулись.

-- Настоящими морскими офицерами будут. Ваше училище этим славится.

Сапожки Фаины были поношены сильнее, поэтому подкладка замка загибалась. Поправляя её, я невольно касался её ноги. Хотя на ноге было несколько слоёв одежды, волнение ещё больше усилилось. В прихожей было тесно от одетой Паши, нас и детей. В этой суете я легко скрывал всё более выпирающий бугор трико. А подавая шубку даже прикрылся ею. Приняв её на плечи, Фаина качнула задом. Так всегда делают женщины, облегчая возможность поправить одежды спереди, чтобы не мешали застегнуться. Возбуждённое хозяйство опять, будто специально, ткнуло её в попу и чуть скользнуло по ягодице. Я едва не потерял дар речи, не представляя, как себя вести в такой ситуации.

Женщины выпорхнули за дверь. Показать своё неловкое состояние было стыдно и при детях. Я присел и стал поправлять потревоженную обувь. Дети убежали к себе играть. Я подошёл к окну на кухне и посмотрел в проталинку. Женщины, видимо, чуть задержались на крыльце или во дворе и только выходили из калитки. Глядя им в спины, я не мог определить, кто из них Паша. Издали вся одежда на них казалась одинаковой. Они подхватили друг друга под руку, у одной в руке был чемоданчик, у другой на плече висела дамская сумочка. А у меня всё сильнее разгоралась похоть. Я уже не знал, как её унять.