101. Озверение

Утром мы поднялись, как обычно. Маму давно, ещё с первого училища удивляла моя привычка делать зарядку и обливаться холодной водой. Была суббота. Семья дяди Пети, мы и Надя вышли сажать картошку. В давние времена, когда держали скотину, это было долгое занятие. Сейчас участки были настолько мелкими, что до обеда вся работа была закончена даже у Нади. После обеда всей бригадой посадили рассаду на всех вскопанных грядках. В застолье после завершения огородных работ Надя участие не принимала, хотя помогала готовить закуску. Фаина ушла к ней, поговорила и вскоре вернулась.

-- Не надо её беспокоить. Она сама понимает, что потом не удержится. Это болезнь. У женщин она неизлечимая.

Перемыли ей косточки, посудачили о сельчанах. Вспомнили и Тоню. Вспомнили, как сплетники озадачились, что не смогли подогнать время под моё с ней свидание. Но стоило вспомнить, как я хотел жениться на Наде, за неё горой заступилась Фаина. Мне очень неинтересны были эти пустые разговоры, и я ушёл на сеновал. Уже стемнело, когда залезла Фаина.

-- Пошли.

-- Куда?

-- К Наде.

-- Я не хочу!

-- Она так ждёт тебя! Саша! Пошли! Я очень тебя прошу! Ради этого она сумела устоять перед соблазном. Пошли!

-- Ты же понимаешь, что я не остановлюсь…

-- Да понимаю! Не дай ей потерять интерес к жизни. От тебя сейчас очень многое зависит.

Всё повторилось, как вчера. Алкоголь снял меня с тормозов, поэтому Надя плавилась от моих атак, я доводил её до потери сознания и уже сам сомневался, люблю ли я Фаину. Когда в очередной раз взгромоздился на женщину, понял, что это Фаина. Алкоголь настолько перемешал в голове реальность и фантазии, что не сразу ориентировался в происходящем.

Проснулся на Надином сеновале, обнимающим спящую Фаину. Ещё не до конца протрезвев, почувствовал, что спал, оставив свой отросток в утробе женщины. Она проснулась, вероятно, от моих движений похоти. Стараясь не причинять ей боли, я толчками долбил её зад, пытаясь достичь желаемого в тот момент наслаждения. Фаина заворчала, попыталась вырваться но на меня нашло какое-то озверение. В тот момент мне было совершенно всё равно, кто передо мной, Фаина или Надя, или вообще кто-то другой. Непонятный психоз сводил с ума и не давал прислушаться ни к словам и мольбам партнёрши, ни к собственному разуму. Когда почувствовал возможность партнёрши полноценно принимать меня, довольно грубо, за что сам долго корил себя, встал с ней на колени и с предельным размахом, не взирая на её возгласы и протесты, оттрахал. Её коробило и кидало в мучениях оргазма, она билась и вырывалась, шёпотом вопя, то ли от боли, то ли от наслаждения. Я не слышал слов или, возможно, не понимал их. И, наконец, пришла разрядка мощная и оглушающая, отключившая все чувства и сознание. Я осознавал только пронзающие насквозь импульсы какой-то разрядки и освобождения. Упав на спину подруги, я тискал её груди, локтями сжимал её талию, впивался поцелуями в её плечи и шею. Стекшее с меня наваждение оставило меня без сил. Не отпуская Фаину из рук, я упал на бок.

-- Прости меня, милая! Я не знаю, что на меня нашло. Я безумно, зверски и отчаянно люблю тебя. Я пытаюсь во всём слушать тебя, но ты всё время отталкиваешь меня. У меня уже нет сил бороться. Прости меня, милая!

Наступило какое-то отупение и отключение от реальности. Последнее, что осталось в памяти – быстрые жгучие поцелуи по лицу, шее и плечам.

Проснувшись утром, не сразу понял, что нахожусь на чужом сеновале. Единственное, что радовало: в моих объятиях была Фаина, свернувшаяся калачиком. Попытался накрыть её простыней. Почувствовав мои шевеления, она открыла испуганные глаза.

-- Как себя чувствуешь?

-- Погано. А ты?

-- Ты хоть что-то помнишь вчерашнего?

-- Помню. Мне ужасно стыдно. Прости меня! Тебе было больно?

Вместо ответа, она выпрямилась и доверчиво прижалась ко мне, нежно поцеловала в губы.

-- Больше так не делай.

-- Пошли отсюда!

Мы спустились с Надиного сеновала. Родителей уже не было. Я стал собирать вещи. Фаина опять испуганно посмотрела на меня.

-- Ты куда?

-- Поехали отсюда. Не могу я здесь больше!

-- Куда?

-- Домой, в Питер, к Паше, в Хабаровск. Да хоть куда! Поехали отсюда!

-- Надо с родителями попрощаться.

-- Зайдём к ним в магазин.

Умывался между сборами. Фаина послушно собирала свои вещи. Было непривычно воспринимать это, как послушание.

Приведя себя в порядок, с чемоданом в правой руке, что являлось помехой при отдании чести, я заложил руку Фаины себе под локоть и почти потащил её к магазину родителей. Она непривычно семенила рядом.

-- Очень я вчера тебя?

-- Очень.

-- Я искуплю, чем хочешь. Прости!

Резко становился, от чего её закрутило и бросили на мою грудь. Отпустив чемодан, обнял её и поцеловал длинным поцелуем. Она слегка вырывалась и вращала глазами, не видит ли нас кто. Когда освободил из объятия, она повертела головой и пристроилась рядом. Подняв чемодан, пошёл уже спокойнее.

-- Фая! Может, тебя на руки взять? Тебе плохо шагать?

-- Глупый какой! Мне очень хорошо! Очень! Ты же не дал в туалет сходить.

-- У магазина есть туалет. Там сходишь.

Родители были в шоке. Мама даже подумала, что так захотела Фаина. Я слегка защитил её, сказав, что мне нужно в училище. Папа ничего не сказал, только обнял и прослезился. Расписание поездов изменили, поэтому надо ехать не на предпоследнем, а на автобусе перед ним, чтобы попасть на удобный поезд.