Сексуальная жизнь графини N - 2. Из сборника Сексуальные бабушки

(начало: )

*      *      *

- Стой! Жди здесь, на крыльце, – говорил камердинер заросшему бородою до самых глаз мужику в сером засаленном армяке и высокой кучерской шапке, критически его оглядывая. – Я пойду наверх, доложусь, а ты стой... Куда тебя в дом пускать?.. Чистый Пугачёв, прости господи... Разбойник с большой дороги.

Еромолай мрачно молчал, переминаясь с ноги на ногу и глядя на свои вымазанные в навозе сапоги. Потом спросил:

- Дык, что ж... Не возьму в толк... Дунька меня звала, али сам барин?

- Не всё ль тебе равно? – сердился камердинер. – Барин!.. Сказали, позвать!... Что Дунька, мол, тебя ждет, – Степан тут и сам задумался и почесал седую репу. - И вправду, чего это барин вдруг о Дуньке озаботился? Ждёт она этого дурака, или не ждёт...

- А ежели позовут, то пойдёшь по чёрной лестнице, понял? не здесь! В доме на коврах навозу ещё не хватало...

Степан не спеша поднялся по ковровой лестнице и направился в зелёную гостиную, доложиться барину, что Ермолай прибыл.

Из гостиной доносились какие-то звуки и всхлипы. «Дуньку всё ещё учит, дуру», - подумал камердинер, отводя зелёную штору на дверях - и ахнул...

Дунька стояла на коленях, а барин - в одной рубахе, без порток - грозно возвышался над нею  и, держа её за волосы, исступлённо долбил в рот; ошалелая девка давилась, по-поросячьи хрюкала, изо рта её текли слюни, из глаз слёзы...

Потрясённый Степан лишился дара речи.

- Ваше превосходительство... – осмелился он, наконец. – Еромалай туточки, пришедший!..

- Что-о-о?? – взревел барин и повернул к камердинеру безумное лицо с выпученными глазами. – К чор-рту!! Гони!!

- Слушаюсь! – воскликнул Степан, и пулей выскочил на лестницу. Такого сурового и грозного барина он никогда ещё не видывал!..

- Ну, брат, дела-а!.. – говорил он Ермолаю, выйдя на крыльцо. – Наш-то сердит нынче – страсть! Дуньке такую выволочку делает! Уж и не знаю, за что... Не дай бог на старости лет мне под такую попасть!.. Ступай, милый, от греха – не нужен ты больше. Не до тебя тут...

*     *    *

Юный Николенька бродил по комнате, заложив руки в карманы своих коротких брючек-гольф, и рассматривал лубочные картинки на стенах, изображавшие разных животных на лугах и целующихся молодых пейзан и пейзанок.

На ковре резвились малыши, раскачивали лошадку с хвостом из пакли и строили домик из кубиков.

Потом малыши просили гувернантку поиграть с ними в поезд, и Николенька с любопытством смотрел, как мадемуазель Люсьен тоже ползала с ними по ковру, подняв попу в шерстяной серой юбке, и возила паровозик с синими вагончиками.

«Attention! Attention! Le train part! »* - весело кричала она за начальника станции.

«Attention! Attention! » - вторили ей Машенька и Петруша, ползая следом.

Мальчик впервые сделал для себя открытие, что попа мадмуазель, это совсем не то, что маленькие попки у малышей: на неё хотелось смотреть и смотреть!

Хорошо было бы поднять эту юбку и поглядеть, что у неё там... Да, наверное, кружевные панталоны, что же ещё? И чулки, и подвязки, как у маменьки... У всех дам так. А вот если спустить и панталоны?.. О!

Николеньку даже в жар бросило от того, что он вообразил, но тут раздался громкий звонок в прихожей и голоса: кто-то пришёл.

Оказалось, что пришёл тот красивый офицер, которого третьего дня они с маменькой встретили в Пассаже. Николеньке он понравился: он здорово щёлкал каблуками, красиво закручивал усы, а также целовал маменьке руку и говорил какие-то взрослые «комплименты», которых Николенька не понимал.

И Николя тогда решил про себя, что тоже станет офицером, и даже «кавалергардом», а совсем не статским, как папенька.

Офицер, завидя Николеньку, поздоровался с ним как со старым знакомым, и даже козырнул, и хозяйка увела его в гостиную.

Николенька же опять отправился в детскую смотреть на красивую мадемуазель Люсьен.

Мадемуазель уже сидела в креслах с французской книгой в руках, а не возила на четвереньках паровозик, но смотреть на неё всё равно было приятно, поскольку на груди на платье у неё был вырез, в котором были видны две красивые выпуклости. Николенька подошёл сзади и заглядывал на них через её плечо, и даже склонился...

- Niky! Stop it! – сердито воскликнула мадемуазель, заметив этот неподдельный интерес. – Не можно так делать! Ты не есть гуд бой - вежливы малчик!

- Ой! – мальчик покраснел и отступил. – Я просто... смотрел, мадемуазель Люсьен.

- Не можно так близко смотрел!. Нужно спрашивать разрешений, Niky, - сказала она, углубляясь снова в книгу. – Если мадемуазел позволять, тогда... – она улыбнулась, украдкой поглядывая на мальчишку.

- Скажи мне, Ники, у тебя быть гувернантка? Дома...

- Нет, мадемуазель, у меня только учитель. Приходит два раза в неделю, и ведёт со мной урок.

- Учител?.. И как,   он тобой доволный?.. Ты есть хороший малчик?

- Да, доволен. Я всё уже могу прочесть. И из истории знаю крещение славян и князя Владимира.

- Ты есть молодец, Ники... А ты бы хотеть иметь дома гувернантка? Как мадемуазел Люсьен? Для ежедневный воспитателный процесс...

- Да! – воскликнул восхищённый Николенька, представив, как красивая мадемуазель живёт у них дома, и он может видеть её всякий час. – Хотел бы!

- Ты милый малчик, – мадемуазель с улыбкой привлекла его к себе, поближе, и заговорила доверительно:

– Если тебе хотеть гувернантка, нужно просить мамочка, что она взять меня в ваш дом. Я буду жить у вас, проводить воспитателный занятий, и... - она приблизила к нему своё чудное личико, глаза в глаза, и зашептала, -  и что-то Ники показать... Что он хотел смотреть, а?.. – она тихонько засмеялась и взъерошила ему волосы. – Ах, ты маленкий мужчин!.. Толко тс-ссс! – она приложила пальчик сначала к своим, а потом к его губам. – Никто не должен это знать!

*      *     *

Уланский поручик, мелодично звеня шпорами, вслед за хозяйкой вошёл в гостиную и смог, наконец, лицезреть свою прекрасную знакомую, которая три дня назад произвела на него такое волнующее впечатление. Он торжественно приблизился, поклонился и поцеловал ей руку.

- Поручик, это вы!.. – говорила графиня, грудь которой за большим декольте высоко вздымалась от волнения. – Наконец-то я вижу вас...

- Графиня! Я безмерно счастлив, что...

- Напротив!.. Я так рада... – и т. д.

Когда поток взаимных любезностей подошёл к концу, Розалия Львовна, переводя взор с графини на поручика и обратно, и не переставая улыбаться, сказала:

- Не желаете ли, мои дорогие гости, по чашечке кофию?.. Или предпочтёте побеседовать в тишине?

На что графиня промолчала, а поручик ответил: «Пожалуй... Если, конечно, графиня не против? » - и Розалия сопроводила их в отдельную комнату, так называемую "диванную", в которую был только один вход, из прихожей.

- Здесь вам никто не помешает, - говорила она, удаляясь. – Сейчас принесу кофий.

- Графиня! – поручик взял даму за руку, страстно заглядывая в глаза. – Я полюбил вас сразу, как только увидел...

- Ах, милый Мишель!.. – отвечала с улыбкой графия. – Вы ещё так молоды!.. Не доверяйте столь быстрым чувствам... Они могут вас обмануть...

- Екатерина Семёновна, я уже не столь молод... И чувства мои так горячи, что... Они сожгут меня дотла! Если только вы... не ответите мне взаимностью...

- Зовите меня Китти... Ведь мы будем друзьями, не так ли?.. А почему вы думаете, что не отвечу?. Вы плохо знаете женщин, поручик... Их сердца мягки, податливы...

- Ах, боже мой!.. Возможно ли это безумное счастье??

- Но поймите, Мишель, я старше вас!.. У меня уже двое детей, муж...

- Да в этом ли дело, дорогая Китти? – поручик уже гладил колено графини, одновременно целуя её запястье. – Ничто не может помешать мне любить вас...

и т. д.

... Страстный диалог постепенно двигался в нужном направлении, к финальному завершению, когда хозяйка внесла серебряный поднос с двумя чашечками и торжественно поставила их на столик перед гостями.

- А вот и кофий, друзья мои!.. Прошу вас – графиня, поручик... А я удаляюсь, и более не побеспокою. Прошу вас, чувствуйте себя как дома.

Розалия Львовна вышла от них в сильном возбуждении... Перед глазами стояли красавец-поручик и её милая подруга, графиня.

«Ах! – с досадой подумалось ей. – Ну, почему бы нам не предаться этому вместе, втроём?.. Прекрасно знаю я этих мужчин! И от меня он тоже бы не отказался - только намекни... Да заодно и от Люсьенки, ха-ха!.. Ах, зачем существуют все эти глупые условности и табу?? »

Ей представилось, как на широком её диване переплетаются три обнажённых тела - одно крепкое, мужское, и два нежных, женских - и её пронизал мгновенный жар желания: она явственно ощутила, что её влечёт к обоим...

*      *      *

Камердинер Степан, отправив Ермолая восвояси, топтался на высоком крыльце дома, не решаясь подняться в бельэтаж. В конце концов он решился зайти с чёрной лестницы, которая была для прислуги, и разведать обстановку.

На кухне он столкнулся с растрёпанной и красной как рак Дунькой, которая с испугу отшатнулась.

- Ну тебя, дядька Степан!.. Напужал.

- Это ты, девка?.. - сочувственно заговорил камердинер. – Ну, что? как оно? Строг барин-то? Вишь, какую выволочку устроил, а?

- Ну, устроил... – с досадой отвечала Дуня. - А тебе-то что, дядька?

- Да мне-то ничего... – почесал в затылке камердинер. – Я ведь, девка, к тебе с сочувствием...

- «Со-очувствием! » - передразнила она. - Старый леший. Тоже, небось, охота, а?

- Ни за ради бога, что ты, Дуня?.. Такие страсти!.. Я только не пойму, что ты натворила-то?

- Да письмо они мне давали отнести... А я возьми да позабудь! И куда ж я его сунула-то, господи?.. – она принялась перебирать рыночную кошёлку, и вдруг со дна её достала измятое и замасленное письмо.

– Вот оно!.. Да теперь-то что... Теперь без надобности, - она бросила письмо на стол и захихикала, утирая рукавом губы. – Накормил меня вот... Отвёл душу! Это, говорит, суфле, ешь... А потом чего придумал: «Тебя, говорит, нужно переодеть в горничную, чтоб ты с белой наколкой была в волосах, а то, говорит, ходишь, как анчута».

- Во как! Стало быть, была ты просто кухонная девка, а станешь горничная? – Степан поглядел на Дуню уважительно. - Это что же, это хорошо... А?

- Хорошо... А кто кухню будет мыть, да плиту, да кастрюли?..

- Дык что же... Ишшо из деревни девку возьмут. Мало ли!

- Девку?.. Так баринок-то наш и её накормит! Он такой... – засмеялась Дунька, но тут же засмурнела. – А меня в деревню тогда ушлют...

Тут из прихожей послышался голос барина: «Степан! » - и старик тут же кинулся на зов.

- Слушаю, ваше превосходительство! – не добежав ещё до своего места, доложился он.

- Ты вот что, Степан... – задумчиво говорил барин, принимая от него шляпу, трость и перчатки. – Как приедет Екатерина Семёновна, да станет расспрашивать... Ты не говори ей, братец, что я приезжал. Не нужно...

- Слушаюсь!

- А уж что ты в зелёной гостиной видел... про то вообще забудь! Совсем! Понял?!

- Как не понять, вашест-во! – Степан вытянулся во фрунт. – Понимаем-с! А острастка этой Дуньке нужна! Ох, нужна... Поучить её следует, как же!

Барин поглядел на него с усмешкой:

- Значит, одобряешь?.. Вот и славно. Но смотри же! не дай бог, барыня узнает...

(далее: )