Не ешь меня, Серый Волк! (Как меня ебали)

Отрывок.

Пролог. Его инстинкты

Его гнал вперёд основной инстинкт. Лёгкий, едва уловимый запах пробудил вожделение и уже не отпускал. О, этот умопомрачительный аромат его истинной! Волны возбуждения накатывали, отзываясь в паху сладкой пульсацией и нарастающим желанием обладать. Древний, как само время, клич рвался из горла, но он сдерживал его, почему-то опасаясь спугнуть свою удачу. Инстинкты предупреждали, шептали, внушая невнятное беспокойство, которое не объяснялось разумом. Что они ему шептали? О чём предупреждали?

Это двойственное чувство создавало взрывной коктейль, где переплелись дикая, необузданная похоть и невнятное ощущение странного предчувствия какой-то незавершённости. Плоть звала его вперёд, разум же пытался анализировать странные сигналы подсознания.

Серый волк, такой крупный, что казался совершенно нереальным, стелющейся рысью двигался по лесу, опустив свою лобастую голову вниз и вдыхая тонкий, едва уловимый запах, оставленный на прогретой солнцем тропе. Истинная прошла здесь давно, поэтому запах успел выветриться, но оборотень неутомимо бежал вперёд – сильный и упорный. Его охота продлится столько, сколько будет необходимо, чтобы вожделенная добыча стала его по праву.

Волк, втягивая воздух, чётко определил, что она находится в человеческой ипостаси, но почему-то пребывал в уверенности, что спящая сейчас волчица, почуяв его, возобладает над человеческой сутью девушки. Тогда они продолжат свой бег уже в паре, резвясь, игриво покусывая друг друга, чтобы потом слиться в упоительном движении, когда душа и тело подчиняются лишь одному, самому правильному и самому сильному инстинкту – инстинкту продолжения рода.

Потом они не единожды проделают то же самое, приняв иную форму. Волчья суть оборотня признавала, что в человеческом облике любовная игра и соединение тел намного разнообразнее и приятнее, но именно этот, самый первый раз он хотел совершить в звериной ипостаси.

Жаркие картины предстоящего действа калейдоскопом мелькали в распалённом разуме человека-волка, разворачиваясь в бесконечную череду фантазий, не ограниченных какими-либо правилами или глупыми человеческими законами. От этого возбуждение вспыхивало с новой силой. Сейчас он разорвал бы глотку любому, кто даже случайно окажется на его пути.

Впереди мелькнул просвет. Деревья редели, уступая дорогу кустарнику. Тропинка нырнула и затерялась в разнотравье луга, усеянного цветами. Волк, словно налетев на невидимую преграду, резко остановился.

По лугу шла маленькая девочка и собирала цветы. На сгибе её левой руки висела небольшая корзинка. Золотистые локоны выбивались из-под чепчика неожиданно красного цвета. Девочка напевала простенькую песенку и пританцовывала, кружась от избытка радости, которую испытывала в настоящий момент. Ей было весело просто потому, что ярко светило солнышко, а пёстрые бабочки перелетали с цветка на цветок, напоминая собой яркие цветочные лепестки.

Оборотень втянул воздух носом, ожидая почувствовать лишь соблазнительный запах такого желанного, но недоступного для него обеда – людоедство противно его принципам, но в ноздри ударил другой, совершенно неожиданный и сильный аромат, принесённый лёгким ветерком. Истинная! Его истинная всего лишь маленькая девочка! Вот причина того странного чувства незавершённости, вот о чём ему шептали инстинкты, вот почему запах такой слабый – она ещё не готова.

Волк глухо застонал, проклиная злую судьбу, подарившую встречу с его парой, но не позволившую завершить её так, как рисовало ему воображение.

Ноздри оборотня нервно дрогнули, последний раз вдыхая пьянящий запах, исходивший от удалявшейся в сторону села девочки. Зверь бесшумно отступил назад, в лесную чащу, чтобы боль превращения хоть немного приглушила безумство вожделения.

Он подождёт. Всего несколько лет – и девочка превратится в девушку, а с ним пускай пока все эти годы живёт воспоминание о первой встрече с милым златовласым чудом в красном чепчике и букетом полевых цветов в руках.

Глава 1. Мари

Мари была «не от мира сего». Ей так мама всегда говорила. Не было в девочке страха перед чужими людьми: она могла спокойно заговорить с любым незнакомцем, который встречался у неё на пути. Мари вместе с матушкой жила в большом селе. В нём часто проходились ярмарки, куда приезжали люди из окрестных деревень и менее крупных сёл. Оно славилось самыми искусными мастерами по изготовлению ивовых корзин. Люди милостивого барона, чей замок располагался по другую сторону леса, тоже покупали эти корзины и большие короба.

Девочка не знала своего отца. Мама ей ничего о нём не рассказывала, но люди говорили, что Мари родилась от какого-то заезжего молодца, поэтому называли незаконнорожденной, а многие не разрешали своим детям с ней играть. Дети же, видя такое отношение своих родителей, всячески дразнили несчастную и прогоняли, когда она близко к ним подходила. Особенно донимали девочку братья Лефевр – Жан и Клод. Мальчишки давали ей обидные прозвища и кидались камнями. Мари старалась обходить своих обидчиков стороной.

Поэтому ярмарки, которые проходили в селе несколько раз в год, позволяли ей почувствовать себя нормальным ребёнком, а не отверженной, как обычно. Незнакомые люди не знали, что милая и непосредственная златовласка с огромными голубыми глазами – незаконнорожденная, и не прогоняли. Девочка могла поиграть с теми детьми, которых родители взяли на ярмарку, и даже получить какой-нибудь гостинец в виде петушка на палочке или медового пряника от подвыпивших ремесленников, которых забавляло её неуёмное любопытство и отсутствие страха перед незнакомцами, как у других детей.

А ещё этим добрым людям очень нравилась красная шапочка, по которой малышку было видно издалека. Ни у кого такой не было. Девочки и девушки предпочитали белоснежные чепцы, будучи уверенными, что эта белоснежность – показатель их невинности и аккуратности, о чём каждый раз говорили при встрече с ней или сплетничая за её спиной, хотя в глубине души завидовали такому необычно яркому внешнему виду. Но Мари гордо задирала свой аккуратный носик, называя их глупыми гусынями, и объясняла в очередной раз, что эту шапочку ей подарила на день рождения бабушка, предлагая юным злопыхательницам своё мнение держать при себе.

Девочка, правда, держала в тайне основную причину – ведь её бабушка специально такую яркую сшила, чтобы маме было легче найти свою непутёвую дочь. Мари часто могла увлечься и пойти совсем не туда, куда родительница засылала её с каким-нибудь поручением. Сначала мама очень переживала и даже ругала девочку, но затем смирилась. Пускай не короткой дорогой, но малышка всегда доходила до нужного места и хотя не сразу, но выполняла всё, что она просила её сделать.

Бабушка жила на краю лесной чащи в избушке. Её супруг был когда-то одним из лесничих местного барона. После смерти мужа бабуле было позволено оставить домик за собой, да и она сама не захотела покидать его. Мари вместе с мамой раз в неделю навещали старушку, чтобы помочь прибраться и порадовать вкусными пирожками, которые матушка девочки очень хорошо умела готовить.

Когда Мари стала постарше, мама иногда позволяла ей навестить бабушку самостоятельно, строго наказывая при этом не сходить с тропинки, чтобы не заблудиться и не попасть в зубы Серому Волку. Конечно, дочь ей всегда это обещала, но не всегда у девочки получалось выполнить этот наказ. Вот как не сойти с тропинки, если в лесу так интересно? То яркая бабочка привлечёт её внимание, то земляника поманит своим спелым бочком. А где одна ягодка, там и две, и три, а чуть дальше – ещё одна виднеется! Разве можно устоять перед таким соблазном? Да и матушкины страшилки пугали Мари лишь поначалу. Волки в том лесу точно не водились, их никто уже много лет не видел. Наверное, они были давно уничтожены ещё ныне покойным отцом милостивого господина.

Молодой барон часто устраивал охоту. Тогда в лесу раздавались переливчатые звуки рога, лай собак и крики егерей. Девочка несколько раз издалека видела красиво одетых всадников на горячих конях, но близко самого господина ей увидеть так и не удалось. Мари всегда, почти не дыша, тихонечко стояла, спрятавшись в кустах, чтобы её не увидели собаки, боясь, что эти яростно лающие звери примут девочку за дичь и разорвут на мелкие кусочки.

Шло время, Мари стала взрослой. Детство закончилось, и она часто с грустью вспоминала те дни, когда была маленькой и верила сказкам о Сером Волке, который очень любит кушать глупых и непослушных девочек. Уже больше года прошло, как они с мамой схоронили бабушку.

Девушке её сейчас очень не хватало. Бабуля всегда находила слова утешения, когда Мари рассказывала о том, как её обижают другие дети, и как они не хотят с ней играть. Девушка продолжала каждую неделю приходить в лесной домик, чтобы вытереть пыль и хоть на некоторое время погрузиться в свои воспоминания. Затем она шла обратно по знакомой тропинке, но уже не сворачивала с неё, чтобы погнаться за бабочкой или сорвать созревшую ягодку. Теперь Мари ходила короткой дорогой и не петляла, как раньше. По пути на лугу собирала цветы, чтобы положить букеты на могилы дедушки и бабушки.

Вот и сегодня она пересекла границу леса и только собралась нарвать ромашек с колокольчиками, как вдруг кусты затрещали и оттуда появились её заклятые враги – братья Жан и Клод Лефевры. Жан был старше Мари на год, а Клод – ровесник, но девушка, в сравнении с ними, выглядела мелкой шавкой на фоне двух огромных волкодавов. За последний год они оба вытянулись и стали выше её, особенно старший, а про общую комплекцию и говорить не стоило. Их матушка души в своих сыновьях не чаяла и баловала всякими вкусностями, вот они и раздобрели, подошли, словно кислое тесто в тепле.

– Попалась, незаконнорожденная! – растянул в ухмылке пухлые губы Жан.

– Отстаньте. Надоели, – буркнула Мари, стараясь обойти их сбоку, но тут Клод проворно схватил её за руку и дёрнул, развернув спиной к себе.

Он обхватил девушку поперёк туловища и прижал одной своей рукой обе её руки, сковав движение, а другой начал грубо лапать грудь, больно сжав несколько раз.

– Ого, да тут такое богатство, даром, что заморыш заморышем, – прохрипел он ей в ухо и двинул бёдрами, прильнув ещё сильнее.

От младшего Лефевра несло по; том и чесноком, но не это было самое страшное. Когда он прижался к Мари, девушка вдруг почувствовала, что он упирается в неё чем-то твёрдым, елозя этой выпуклостью и покряхтывая. Мари дёрнулась, но безуспешно.

– Отпусти, а не то всё твоей матушке расскажу, и она тебя выдерет хворостиной, – сердито крикнула девушка, не оставляя попыток вырваться.

Тем временем старший из братьев подошёл вплотную, всё так же криво усмехаясь, и прижался к ней своими бёдрами спереди, схватив обеими ладонями за мягкое место, по которому сзади тёрся его брат, и дёрнул на себя. У него тоже в штанах выпирало. Девушка почувствовала себя маленьким мышонком, зажатым между двумя жирными котами. Вот так попала! Они же намного сильнее неё!

– Как ты думаешь, кому матушка поверит: какой-то незаконнорожденной или нам? Это мы тебя сейчас отдерём, только не хворостинами, а кое-чем поинтереснее, – Жан навис над Мари и резко приблизил своё лицо к её лицу.

От неожиданности девушка дёрнулась и врезалась затылком в Клода. Он взвыл и отпустил свою жертву.

– Она мне зуб выбила!

Пользуясь моментом, Мари сделала попытку вырваться от отвлёкшегося на брата Жана, но тот лишь крепче сжал её своими ручищами, а затем швырнул на траву.

– Незаконнорожденная потаскушка! Ты моего брата покалечила! Теперь заплатишь за это сполна. Хватит скулить, малыш Клод. Не будь размазнёй и покажи, что ты мужчина. Уступаю тебе очередь, отымей её первым, да так, чтобы маленькая паршивка хорошенько запомнила этот урок.

С этими словами Жан опустился рядом с девушкой и вдавил её плечи в землю, сжав руки таким образом, что Мари не могла ими пошевелить. Она начала извиваться, чтобы высвободиться, расширенными от ужаса глазами наблюдая, как Клод поспешно развязывает шоссы и высвобождает свой мужской орган. Мари чуть не стошнило от этого вида.

– Что, любуешься? – самодовольно проговорил парень, немного кривясь от боли из-за разбитой нижней губы. – Признайся, моя дубина намного больше, чем у других, кто брал тебя.

– Меня ещё никто не брал. Я девственница. Пожалуйста, не надо, отпустите меня! – слёзы, которые девушка старалась до того момента сдерживать, хлынули из глаз, но они совершенно не тронули её мучителей.

– Да какая ты девственница, если тебя уже перепробовала половина села! Даже хромой Жильбер хвалился, что ты стонала под ним от страсти.

– Они врут! Пожалуйста, не надо!

Но жалобные крики не остановили Клода, особенно когда старший брат рявкнул на младшего, предложив меньше болтать, а больше делать, иначе он передумает и сам станет первым.

Клод сразу заткнулся и неловко свалился на Мари, судорожно провёл рукой по бедру, задирая юбку и пытаясь прижать её брыкающиеся ноги к земле одной рукой, а другой помогая себе пристроить своё восставшее естество, бестолково толкаясь и никак не попадая туда, куда надо.

Девушка задыхалась под тяжестью двух парней, рыдая в голос и умоляя пожалеть её и не прекращая при этом попыток сопротивления, но силы уже были на исходе. Мари оставалось только смириться и просить Пресвятую Деву Марию, свою покровительницу, о помощи. Она вознесла сумбурную, горячую молитву, уповая лишь на высшую справедливость.

Но когда она уже решила, что ей осталось только покориться своей судьбе, вдруг послышалось яростное утробное рычание. Клод поднял голову и уставился совершенно безумным взглядом вперёд, прекратив попытки войти в такое желанное девичье тело. Он испуганно отпрянул, вскочил на ноги и застыл, открыв рот в немом крике. Его достоинство жалко повисло сморщенной колбаской, а по одной ноге стало расползаться мокрое пятно.

Жан ослабил хватку, вскочил и рванул прочь, дёрнув застывшего брата за собой. Тот, придерживая развязанные части одежды одной рукой, чтобы они не растерялись по дороге, бросился улепётывать во все лопатки. Мари обернулась посмотреть на то, что их испугало, и завизжала, ибо к ней, приминая траву мощными лапами, нёсся Серый Волк – такой, каким пугала её в детстве матушка. Мир вокруг девушки завертелся, сознание, не выдержав этого испытания, погасло, и она провалилась во тьму.

Глава 2. Серый волк

Огромный серый волк остановился рядом с добычей, оставленной парнями, которые напугались появления зверя до нервной икоты. Он проводил тяжёлым взглядом то и дело спотыкающихся на бегу насильников, нелепо размахивавших руками и вопящих от дикого ужаса. Оборотень едва подавил в себе желание броситься вслед за ними и разорвать в мелкие клочья тех, кто посмел прикоснуться к его девочке. Он их ещё накажет, но немного позже. Древние инстинкты будоражили кровь и требовали немедленной мести, но человеческая суть и разум всегда преобладали над ними. Не будь этого – его стаю, место вожака которой он завоевал в честном бою после смерти отца, давно бы постигла участь других оборотней.

Горло ещё вибрировало от утробного рыка, который зверь пытался сдержать, чтобы ещё больше не испугать лежавшую перед ним на траве Мари. Её светлые волосы, собранные в косу, растрепались во время неравной борьбы с теми двумя недорослями, а выбившиеся пряди ласково перебирал своими шаловливыми пальчиками тёплый ветерок. Завидуя ему, волк, мягко ступая, потянулся к лицу девушки и уткнулся носом в золотистые локоны, вдыхая запахи солнца, хлебного духа и полевых цветов, которые они источали.

Мари не отреагировала на это, находясь в глубоком забытьи. Длинные ресницы, такого же оттенка, как и тонкие каштановые брови, мягкими тенями обрамляли скрытые под веками голубые озёра. Розовые губки, не познавшие даже ещё скромного, украдкой сорванного, поцелуя, манили своей невинностью, скрывая за собой речной жемчуг зубов. Лицо, несмотря на лёгкий загар, поражало тонкими аристократическими чертами.

Взгляд оборотня скользнул дальше и залип на двух холмиках, едва заметно поднимающихся и опускающихся при дыхании. Грубая ткань платья из домотканой материи скрывала богатство, которое те мужланы облапали, причиняя девушки боль. Манящие формы были созданы для изысканных ласк, дарящих наслаждение. К ним имеет право прикасаться только он, его язык, его руки. Волк снова глухо зарычал, с трудом удерживая себя от желания догнать и разорвать.

Тонкая талия Мари, стянутая шнуровкой простенького корсета, была не характерна для большинства крестьянских девушек, которые обладали более пышными формами и широкой костью. Задранная насильником юбка открывала взору не тронутые лучами солнца стройные ноги, обутые в грубые деревянные башмаки и полосатые чулки. А ещё лоно, внутрь которого пытался проникнуть деревенский остолоп, снедаемый лишь примитивной похотью и не имеющий представления о том, как доставить ответное удовольствие.

Волка неудержимо потянуло туда, где в завитках золотого руна скрывались розовые лепестки, совсем недавно грубо сминаемые мерзкой «дубиной» парня, который пытался получить то, что не принадлежало и никогда не будет ему принадлежать. Вонь другого самца, покусившегося на его истинную пару, шибанула в нос, заставив непроизвольно обнажить мощные и острые клыки. В горле снова завибрировало.

Оборотень, стремясь ощутить неповторимый аромат своей истиной, который сейчас перебивался чужим запахом, несколько раз осторожно дотронулся горячим языком до нежной плоти, раздвигая, проникая глубже, чтобы убедиться, что непоправимое не случилось. К его радости язык внутри наткнулся на преграду. Целостность его девочки, к счастью, тот мужлан не успел нарушить.

Волк снова лизнул по верху, стремясь поскорее уничтожить все следы запаха насильника, от которого его выворачивало. Он нежно потёрся мордой о мягкие кудряшки, чтобы оставить на них свой, пометив её тело печатью собственника, а затем начал вылизывать каждую складочку, задевая чувствительную горошинку внутри нежного бутона и надеясь, что волчица, спавшая в этом теле, пробудится, пока девушка пребывает в бессознательном состоянии.

Но волчица молчала, зато тело Мари начало откликаться на его ласки, увлажняясь не только от бесстыжего языка оборотня, но и от собственных соков, источавших особый, выносивший сознание аромат. Зверь заскулил, вдохнув его, ибо вкус и запах истинной полоснули ярким, нестерпимо-острым возбуждением, прокатившимся по всему мощному телу и сладко отозвавшимся в паху. Волк с упоением слизывал доказательство своих умелых действий, сдерживаясь из последних сил, чтобы не овладеть этим прекрасным телом, которое лежало перед ним так открыто и доступно.

Молчание волчицы могло означать лишь то, что полукровка, которой оказалась его истинная, вообще не имела второй ипостаси, либо она была так слаба, что не могла проснуться без специального ритуала. Поэтому человек сдерживал своего зверя. Надо сначала посоветоваться с матерью.

Но тут все мысли моментально вылетели из его головы, когда оборотень услышал лёгкий стон, сорвавшийся с губ девушки. Видимо, сознание начало возвращаться к ней, разбуженное незнакомыми ощущениями, которые дарил ей неутомимый язык волка. Он сильнее нажал на самое чувствительное место её истекающей любовными соками розы. Движения языка стали более грубыми, быстрыми и резкими.

Мари пошевелилась, неосознанно подавшись бёдрами вперёд, ближе к источнику непонятного удовольствия, сопровождавшего возвращение сознания. Оборотень чувствовал её состояние, и от этого его возбуждение лишь увеличивалось, накатывая волнами нарастающей пульсации. Девушка протяжно застонала, а волк, последний раз лизнул и чуть прикусил бусинку, ловя своим языком едва ощутимые отголоски мягких судорог самого первого в жизни Мари блаженства, охватившего её. Эти спазмы стали последней каплей, которая спровоцировала ответную реакцию его напряжённого мужского естества, растворяя тело оборотня в наслаждении и даруя долгожданное облегчение.

Он лежал, опустошённый, не желая выходить из того расслабленного состояния, которое окутало его после произошедшего. Волк, положив на передние лапы отяжелевшую голову, вдыхал сладостный аромат своей истинной, смешанный с резким запахом потревоженной травы, прогретой солнцем земли и своего семени, пролитого на эту землю. Девушка впала в полудремотное состояние, так и не открыв глаза и улыбаясь во сне. Видимо, ей снилось что-то очень хорошее. Оборотню хотелось перекинуться и подмять под себя податливое тело девушки, чтобы уже в облике человека провести её по дороге чувственного удовольствия, сделать полностью своей, проникнув в горячую глубину и став для неё первым и единственным мужчиной. Но он лишь тяжело вздохнул и в последний раз благодарно провёл языком по нежным складочкам.

Мари вздрогнула от этого прикосновения и очнулась от обволакивающей неги, охватившей её после тех восхитительных ощущений, которые она испытала на границе забытья и пробуждения. Девушка машинально одёрнула задранную юбку и подтянула ноги, приподнявшись и опершись на локоть. То, что она увидела, заставило Мари сделать судорожную попытку вскочить и убежать отсюда без оглядки, но этого ей сделать не удалось, ибо силы почему-то покинул её. Своими широко распахнутыми глазами она испуганно смотрела на две жёлтовато-зелёные луны, не отрывающие от неё своего странного, голодного взгляда.

Инстинктивно она попыталась хотя бы отползти подальше, но тут зверь встал, и девушка застыла от ужаса, увидев, какой он невероятно огромный. Мари зажмурилась и сжалась ещё сильнее.

– Не ешь меня, Серый Волк, – жалобным, дрожащим голосом произнесла она, не веря, что зверь поймёт и, тем более, пощадит.

Мари начала молиться Пресвятой Деве Марии и всем святым, которых ей удалось вспомнить, чтобы этот страшный волк ушёл и не разорвал её. Девушка знала, что хищник подошёл совсем близко. Её обострившееся вдруг обоняние почувствовало запах, шедший от животного. Холодный, мокрый нос ткнулся ей в ухо, Мари услышала тяжёлый вздох, а затем морда волка попыталась подлезть под её безвольно лежащую на коленях руку, словно этот страшный хищник хотел, чтобы она его погладила. Но ужас, сковавший тело, не позволял поверить в такое странное предположение.

Волк, не дождавшись ласки, снова вздохнул и, лизнув её руку, мягкой стелющейся рысью возвратился в лес, скрывшись за деревьями и оставив девушку в одиночестве.

Мари некоторое время сидела, сжавшись и боясь открыть глаза, но потом потихоньку приоткрыла сначала один, а затем другой, и увидела, что Пресвятая вняла её молитве. Вскочив на ноги, девушка подхватила с травы свалившуюся с её головы красную шапочку и, скинув с ног деревянные башмачки, испуганной ланью припустила по лугу в сторону родного села, не догадываясь, что огромный серый волк с тоской смотрит ей вслед сквозь ветки кустарника.

Когда девушка скрылась с глаз, оборотень вылизал свою шерсть, уничтожив следы, оставшиеся после такой неожиданной для него разрядки, а затем двинулся вглубь чащи, посылая мысленный зов стражам. Через некоторое время два почти таких же крупных волка выскочили ему навстречу и, припав животами к траве, поскуливая, поползли к остановившемуся вожаку, горло которого уже вибрировало от яростного, гневного рыка. Не смея даже поднять глаза, эти двое мели своими хвостами землю, прося помилования.

Волки подползли совсем близко, хотя знали, что за свою провинность глава клана может лишить их жизни и будет в своём праве. Вожак, утробно рыча, мощной лапой двинул по одному из волков, перевернув того на бок, и вцепился своими страшенными клыками в шею, наступив на распростёртое тело. Тот, скуля ещё жалобнее, приготовился к смерти, всем видом показывая полное смирение со своей участью.

Почти придушив его, оборотень разжал челюсти и повернулся к другому волку, который уже покорно лежал на спине, подставив своё горло для расправы. Но первый, самый страшный порыв гнева вожака уже утих. Довольно жестоко покарав старшего из стражей, он лишь ненадолго сжал мохнатую шею второго волка, а затем, напоследок грозно рыкнув, отпустил наказанного и снова размашистой рысью заскользил по траве, более не обращая на подчинённых внимание. Те же, очухавшись от трёпки, поспешили присоединиться к вожаку, словно тени следуя по пятам.

Через некоторое время три волка выскользнули из леса и нырнули в густой кустарник, где в самом его центре находился хорошо замаскированный лаз.

Обложка от Татьяны Михаль