Побродяга. Стрёмная любовь 5 байопик. Из книги Истории про любовь

(Окончание. Начало)

1.

2.

3.

4.

Унизительной, дискриминационной мерой наказания был советский бракоразводный процесс. Это как в котле с горячей водой стыда голому искупаться и вылезти на берег перед толпой.

Ни эротики, ни порнографии - скучно!

В атеистическом государстве супружеские пары  тогда разводили через суд, а не через ЗАГС, в котором регистрировал и брак и детей. Хоть с «сиповкой», хоть  с «коренной», хоть с «милкой». А перед публичной экзекуцией гражданин был обязан дать платное объявление в местной газете. Плата вздёрнута. Как нынче в разделе «Здоровье» или «Знакомства»... Два-три тарифа.

Не то как при нынешней власти Президента-христианина и похоже фанатика веры.

Существовал также регламент для «разводных» объявлений. Не меньше 10 газетных строк. Стоимость – 200 рублей. Можете представить как это было разорительно мне при штатном окладе в 150, если нет накоплений! А я так и жил «с колеса». Даже при высоких по тем временам моих гонорарах.

И главное, мне-то, заведующему отделом культуры и писем, которого за два года знал весь район, нужно было оповещать всех о моём семейной беде, о горе человеческом.

А судьи?!

Что у нас есть из литературных источников о них? Библейская «Книга судей», «Житие» неистового протопопа Аввакума да «Плач Даниила Заточника» из древнерусской письменности.   Кроме того в русском народе издавна бытует пусть и одна, но яростная частушечная колодка:

«За столом сидит судья. Он – чистейшая свинья,

А направо – прокурор. Он глазами чистый вор.

А налево заседатель-из кармана выгребатель... »

Моим аргументом стала позорящая меня та самая состряпанная публикация в областной газете.

На предварительном собеседовании, опросе-допросе с местным судьёй-женщиной я сказал:

-Неправедные люди и мои литературные противники, воспользовавшись имеющимися у них возможностями, опозорили меня будто я пишу гротескные рассказы на советскую власть, занимаю деньги и не отдаю. И  что я, вообще, «идеологический диверсант».

-Я не могу допустить, чтобы грязное пятно клеветы легло также на мою жену и на моего ребёнка. – заключил я.

И вот понеслось!

Народу в крохотном судебном зале с низким подвальным потолком ни протолкнуться, ни продохнуть. Интересно же! Пришли как в клуб на колхозное собрание – все, кому не лень. Как будто заезжие артисты приехали. А потом будут танцы.

-Ну вот, Владимир Иванович, встаньте и расскажите, как вы докатились до жизни такой? – приступила к выполнению своих служебных обязанностей строгая судья Насруллаева в очёчках, как очковая змея. Она решила, видимо, устроить показательное судилище.

-Я вам уже рассказывал, - рассердился я.

-Нет, вы скажите народу! Все видели внешне крепкую вашу супружескую пару. Летом, значит, вы катались на велосипедах по нашим пыльным улицам. А зимой весело бегали на лыжах, сметая снег с наших горок. И вдруг всё кончилось... Расскажите, расскажите людям... когда и как у вас появилась борода, пёстрый галстук, пиджак в клеточку, шузы на микропоре.   Или как вы их там называете...

Тут, прямо как в анекдоте, встаёт из задних рядов здоровенный мужичина похожий на бывшего зэка и рявкает:

-Да отпустите вы ребятишек с Богом! Что душу-то мотать! А насчёт бороды... Я, когда в партизанах был, мы все бороды носили. Не потому что «идеологические диверсанты», а чтоб не замёрзнуть!..

Народ дружно рассмеялся, поддержав горячего оратора.

-Вы лучше расскажите, как сами разводились со своим старшим оперуполномоченным из райотдела милиции? – вопросил вконец полысевший гигант...

Но не пройти эту унизительную, рвущую душу процедуру было нельзя. Я ведь нацелился на большое человечекое поселение под мировой кликухой Северная Пальмира. Как бальзаковский Эжен деРастиньяк на Париж.

Лет семь спустя, кстати,   довелось мне вновь встретиться с Насруллаевой в Ленинграде. Тогда, мой младший братан Александр, постовой мент-лимитчик и заочник юридического факультета проходил производственную практику в суде.

Тему подсказал ему я. Как журналист. Бесшабашный братишка мой, бравй морской десантник, начавший гражданскую карьеру со свистка  вызвался защищать бригаду упаковщиков мебели, раскупаемой в Ленинграде  жителями Кавказа и Средней Азии. Земляки уярили свои приобретения в свои отдалённые места...

Упаковщики судились с администрацией, выставив в своё оправдание иск о нехватке упаковочных материалов. Жаловались, в частности, на нехватку водонепроницаемой обёрточной бумаги и сырых досок: в горные аулы, в юрты и кишлаки.

Семьи всех 12 упаковщиков заполнили зал заседаний. Плюс городские завсегдатаи – любители слушания всяких скабрезных дел.

Яркая Насруллаева с начёсом – в центре, справа — краснорожий прокурор, слева – невзрачный народный заседатель, будто отбывающий наказание.

Братишка мой, защитник, так сказать, будучи русским, сразу традиционно сник: язык деревянный, запинается, путается в статьях, инкриминирует их не по делу. Даже побледнел как в драке. И  традиционно ерошит волосы на затылке.

Прокурор помогал ему, издеваясь, словно профессор на экзаменах.

-А вы случайно не брат ли Владимира Ивановича? – вдруг спрашивает Насруллаева братана.

-Да, да! Я здесь, к вашим услугам, товарищ судья. – удовлетворил я её любопытство из первого ряда сидящих в зале.- Пользуясь случаем, можно бы и переговорить о том, о сём. Земляки всё-таки!

Упаковщиков с администрацией почему-то рассудили 50 на 50. То есть, оцененная сумма брака в 200 рэ делилась пополам.

-Рутина! – мягко улыбаясь сообщила мне Насруллаева.

-Так упакощики ведь даже бракованную доску демонстрировали как вещественное доказательство!

-Не обращайте внимания. Это сложившаяся судебная практика в таких делах. Пятьдесят на пятьдесят. Брат ваш всё равно получит зачёт. Но вы-то как?! Не зарегистрировались снова?

На мои встречные вопросы чересчур строгая плосколицая судья пояснила:

-Да что я? Вы же знаете, что в Сонково я была не местная, по распределению. А муж сейчас трудится в городской управе юрист-консультантом и даже преподаёт в университете... Вы-то сами как?

-Да всё также, в газете. Но всё чаще и чаще обращаюсь к древним заповедям: Не суди, а-то разуют, разденут. И да не судим будешь!

На том-то мы и расстались.

Благодарю Господа, раз и навсегда!

*****