Игра с тенью. Глава 12. Двойные тени. Серия: Семейная инцест игра

Глава 12. Двойные тени

Следующая комната встретила меня тишиной. Она была пуста, залита лунным светом. Видно, за то время, пока я в Жиловке, дождь закончился и распогодилось.

Я и забыл, что сегодня Большое двоелуние, скоро пути розовой и голубой лун пересекутся, и мир покажется призрачным раем. Всё не так как всегда. Двуцветье. Двутенье.

А пока на полу пыльным голубым квадратом лежал свет Белоты, большей из лун.

Здесь не было мебели, только в углу валялся сломанный стул да рядом какая-то рухлядь. Я сделал шаг, и вдруг из-под ноги выкатился колокольчик. Издевательски позвякивая, укатился куда-то в тень, и мне послышался в его надтреснутом звуке старческий смешок. Банко?

Я оглянулся.

Но нет, комната была по-прежнему пустой. Здесь просто негде было прятаться. Пусто и мёртво.

Но не мог же Хорый в самом деле пропустить меня сюда так запросто. Телохранитель должен был предупредить хозяина и получить разрешение. Он этого не сделал. Странно.

Если только...

Если только старый знакомец не повёл свою собственную игру. Здесь, в паучьем гнезде, всё возможно...

Но полно, - одёрнул я себя, - нервы шалят. Не стоит усложнять: где-то в караулке Хорого спрятана верёвочка или потайное окошко для сообщения с главарём - вот и всё.

Я подождал, но никто не вышел ко мне и тогда я  осторожно шагнул к одной из дверей. Их было две. Я пошёл к ближней, отворил. На меня пахнуло холодом и сыростью, видно, где-то там, дальше, было открыто окно. Тоскливо и гулко капала вода, паркет скрипел под ногами. Ещё один пустой коридор, в конце - винтовая лестница, но я чуял, что мне туда не надо. Биение чужого сердца было где-то рядом, ближе.

Здесь? - Я приотворил рассохшуюся створку.

В полутьме я различил комнату, заставленную старой мебелью. Свет лун, усиливающийся с каждой минутой, пробивался через плотные занавески, еле-еле обрисовывая очертания стен и предметов. О старости и какой-то нездоровой ветхости говорил затхлый, больной запах. Пахло несвежим человеческим телом, каким-то лекарством с мятным привкусом, слежавшейся пылью.

У меня заранее уже щекотало нос, хотелось чихнуть, но я знакомым приёмом потёр переносицу. Достаточно нелепости с колокольчиком, ещё и чихать тут!

Разумеется, я ни секунды не сомневался, что крестильная рубашечка не заставила бы Хорого пропустить меня сюда. Будь он моим крёстным и впрямь, да будь он мне отцом родным, он не пропустил бы меня к Банко без его дозволения. А дозволение Банко означало только одно — его интерес. И вот тут я терялся — не мог представить себе, в чём этот интерес состоит? Что может быть нужно старому пауку? Статейка в газете? Сведения о каком-то особняке? О каком-то светском прощелыге? О бале? Рауте?

Так ничего не придумав, я толкнул дверь и вошёл в комнату. Запах сразу стал гуще, и наконец обрисовалась огромная фигура на диване. Он сидел, как бы расплывшись, чуть завалившись на бок, как спящий или неживой. Но он был жив, было слышно его дыхание; он дышал сипло и тяжело, с трудом втягивая воздух в лёгкие. Что-то там хрипело и булькало, и я с замиранием сердца ждал, что этот хрип вот-вот оборвётся.

Он оборвался.

— А-а-а-а… Добрался…

Голос Банко оказался на удивление тонким, не вяжущимся с его грузной фигурой. В нём проскальзывали какие-то капризные нотки, что-то вроде упрёка. Мне стало неловко. Я ждал схватки со львом, а он повёл себя как примадонна захудалого театра.

— Я хотел поговорить… вернее, спросить у вас кое-что…

Я намеренно запинался, комкал речь, тянул драгоценное время. Я хотел, чтобы он раскрылся, взорвался, разозлился. Пусть покажет себя хоть на секунду, только не эта немощная груда старого жира и дребезжащий голосок, от которого несёт ложью за версту.

Он молчал.

Я вдруг понял, что наша встреча может быть совсем другой, не такой, какой я её представлял. С другим смыслом и с другими последствиями.

Я шагнул к нему.

— Стой, где стоишь, — прошипел он.

Я замер.

Он снова долго ждал чего-то, но, не дождавшись, вдруг пошевелился, поменял позу, вытянув ногу на диван.

— Что нового на севере?

Он спросил так буднично, по-домашнему, как старый дядюшка.

Я откашлялся.

— Собственно, я не за новым ездил. Меня интересовала старина.

Маски были отброшены, я больше не мямлил, а он больше не играл в немощность. Я знал, что передо мной убийца.

И всё-таки он успел первым. Когда это грузное тело пришло в движение, я пропустил удар, я просто не понял, зачем он поднялся, и длинная спица выколола бы мне глаз, но… пыль… Я вскинул голову, чтобы чихнуть, и спица пропорола мне кожу на виске, по щеке потекло горячее… Чёрт, старый мерзавец!

Но убивать я его не мог! Столько тайн, столько… столько сокровищ! (Что греха таить, я подумал о сундуках с несметным богатством, награбленным за столько лет тайной власти, о своей бедной сестре-бесприданнице, о матушке. О себе. О том блеске, с каким я мог бы тратить неправедные капиталы, как мог бы выкупить и вернуть себе родовые земли, поместья, титул… О, деньги, деньги!) И вот проклятый мерзкий старик, наловчившийся убивать, чуть не отнял у меня всё это, то, что я уже считал своим по праву. Ну нет, ты у меня ещё…

Он прыгнул на меня, надеясь задавить, сбить с ног, свалить, а там, я не сомневался, найдётся ещё какая подлая штучка в его арсенале, и от меня мокрого места…

Он был невероятно сильный, жирный и вонючий. Мне пришлось бороться врукопашную, отдирая когтистые пальцы от своего горла, удерживая от себя это мерзкое тело, но в то же время не давая ему сбежать. Это было похоже на возню двух мальчишек. Мы катались по полу, сшибали какие-то вещи, натыкались на мебель… В один момент мы сорвали плотные, но прогнившие портьеры, и яркий лунный свет озарил всю комнату. Всё стало совершенно чудовищным, гротескным в свете двух лун — ярко-розовой и голубой. Тени метались, скрещивались, разлетались. Стоял какой-то странный приглушённый грохот. Я попытался оглушить его минской вазой, он едва не воткнул мне ножку стула в живот. Я поднялся, меня шатало, но я не дал ему выбраться из угла и, когда он снова кинулся на меня, бросился ему в ноги, сбил на пол и — слава тряпке! — успел запихать ему её в рот. Благо, он всё-таки был действительно простужен и через пару секунд уже начал задыхаться. Тряпья и шнуров в комнате хватало, и я довольно скоро упаковал эту тушу и усадил на пол.

Освободил от кляпа.

Кажется, какое-то время он был без сознания.

<предыдущая-глава-следующая>

глава 1