Честь за гранью бесчестья, 2

…Кор и вправду не спал. Он резко распахнул дверцу, и Ева с Кором оказались лицом к лицу.

- Ну, - прошептала Ева, - пропусти же меня, увидят…

Кор отступил внутрь, и Ева влетела в крошечную убогую комнатку с матрасом и трехногим табуретом. На табурете стоял кувшин с водой.

- Зачем вы здесь? – спросил Кор тихо, так тихо, что сам себя не услышал.

- Как будто ты не знаешь… - еще тише ответила Ева и зачем-то спросила: - Кор, ты не спишь?

- Я не сплю… я думал об участи моей семьи. Многие из наших решили уходить на юг, и таких большинство. Но самые старые семьи не желают бросать обжитые места. Мы привыкли к зеленым холмам, пески пустыни не для нас. Там даже нет питьевой воды – они опресняют морскую, но та все равно солоновата на вкус. Знала бы ты, какие на нашей земле бьют родники! Один глоток такой воды дарит чистую энергию и силу. Только зачем тебе это знать, девочка?

- Кор, я хочу, чтобы ты ушел отсюда.

- Всему свое время, девочка.

- Не называй меня «девочка»! Многие из наших желали бы видеть меня своей невестой!

- Незавидная участь – быть невестой раба, – усмехнулся Кор.

- Кор, - проговорила Ева тонким голоском. – Обними меня… руками… пожалуйста!

- Госпожа, негоже вам приходить ко мне, агаю, ваш судья – человек мстительный, он не пощадит и вас тоже.

- Никто ничего не узнает, клянусь! Кор Галлимар, я приказываю тебе – поцелуй меня!

- Слушаюсь, госпожа, - опустил голову Кор, и Ева жарко и жадно прильнула к его губам. И Кор снова сдался. Оторвавшись от её губ, он задумчиво пробежал кончиками сильных пальцев по её нежной шее, по груди, прикрытой темной блузкой, легонько погладил плечи, провел ладонью по лопаткам. Ева, замирая и прикрыв глаза, ждала, что он стиснет её так, что она вскрикнет от боли, но Кор встал на колени и начал ласкать её ноги, скрытые плотной тканью длинной юбки. Она чувствовала сквозь материю его горячие губы и осторожные пальцы, губы поднимались всё выше и выше и, наконец, совсем легонько коснулись бедра – она скорее поняла это, чем ощутила. Ева судорожно вздохнула, колени её подогнулись, но Кор не дал ей упасть. Они стояли на коленях друг перед другом, Кор держал её нежно и бережно, точно хрупкий сосуд, и слегка улыбался.

- Ну, вот и все, госпожа, - тихо произнес он. – Опасное это дело – мои ноги в цепях, они заденут вашу нежную кожу, поранят, да и ложе мое не для графской дочери, а вода в кувшине пахнет тиной. Это жилище не для любви, оно для ненависти. Я не стану осквернять вас. Любовь – там, где родной дом, там и травы мягче постели, и небо надежней потолка. Простите меня, госпожа.

- Кор, послушай, в среду день рождения у Гровера, будет большой бал. Я снова буду здесь и увезу тебя к холмам. Ты сможешь избавиться от цепи?

Кор вздрогнул, глаза его вспыхнули и загорелись: - Мне понадобятся большие клещи и алмазная или термо-пилка – я попробую перепилить цепь.

- Успеешь к среде?

- Если не успею – дам знак. Лучше остаться без ноги, чем в цепях.

- Нет, Кор, нет, не пугай меня, ноги тебе еще понадобятся, когда мы будем в холмах. Хорошо, завтра же все будет. Ну, мне пора! Поцелуй меня еще раз, - попросила она совсем по-детски, и они вновь с трудом оторвались друг от друга.

На следующий день Ева передала садовнику инструменты, добытые у кузнецов, и Кор начал работу. Днем он прятал инструмент под тюфяком, а ночью пытался расплющить и перепилить прочнейший сплав скрученных литых звеньев. Термо-пилка оставляла на теле ожог, но это было наименьшее из зол. Ну, а обруч так плотно прилегал к ноге, что избавиться от него было невозможно. К среде всё было готово – собака накормлена бисквитами с сонной травой, и Ева мысленно попросила у неё прощения. Слуги судьи выпивали по случаю вечеринки у Гроверов и недолгой свободы в один вечер и одну ночь, а цепь, приковавшая Кора Галлимара, перепилена.

Бесшумной видением он выскользнул из будки, пронесся быстрее ветра по аллеям, перелез через ограду в условленном месте, забрался в машину, переоделся в заготовленную Кэти одежду и сапоги из гардероба брата. По счастью, костюм подошел, хоть и был маловат и даже треснул в плечах, а главное – плащ был с противосолнечным капюшоном, бросавшим тень на лицо и скрывшим длинные светлые волосы: графская дочка, вздорная и капризная, сбежала прогуляться с ухажером, только и всего.

Несколько золотых монет и обворожительная улыбка решили судьбу – машину выпустили сначала за одну Стену, а через несколько километров – за другую. Там Ева бросила машину на выложенной плоскими камнями площадке и приказала в конюшне оседлать двух лошадей. В каникулы самым любимым её занятием была прогулка до залива на любимом жеребце вместе с отцом и Кэти, но сейчас сумасбродство было снова оплачено звонкой монетой. Потянулись степи – тридцать километров до кромки теплого юго-западного залива у холодного северного моря…

Агай, как и грезилось Еве, был великолепен в седле, его осанке мог позавидовать любой аристократ, даже военный. Агаи разводили маленьких, неторопливых, но терпеливых и крепких местных лошадок, не слишком похожих на земных лошадей, зато привычных к грузам и бесконечным подъёмам-спускам.

В графских же конюшнях жили лошади, предки которых были клонированы из захваченных с собою в поход по Мирам эмбрионов, замороженных вместе с эмбрионами других животных и клетками земных растений, необходимых колонистам в первую очередь. Каждое графство было маленьким слепком с Земли, и лишь агаи приспособились полностью к местным ресурсам.

…Породистый жеребец, чувствуя силу и превосходство ездока, покорился ему сразу. Ева и Кор скакали по накатанной дороге под красной луной и огромными, ослепительными звездами, не останавливаясь, и лишь за два километра до берега свернули в холмы. Там спешились, привязали лошадей у дорожного столба и ступили на тропу.

Кор ждал, что здесь девушка распрощается с ним и даст уйти – скрытыми тропами, звериными лазами и тоннелями, высохшими руслами речушек и ручьев, ориентируясь по известным лишь ему приметам. К утру он был бы уже в самой глубине своей страны, куда никто не смеет соваться безнаказанно, а Ева успела бы вернуться домой до того, как его или её хватятся. Но она накинула рюкзачок, взяла в руки фонарь и решительно пошла следом за ним, не колеблясь ни минуты и не произнося лишних слов. Неужели она так уверена в своей вседозволенности?

…Ева никогда прежде не углублялась в холмы. Вокруг чёрными башнями громоздились огромные широколиственные деревья, напоминающие земные вязы, смыкались кронами над головой, образуя густой полог, и яркое ночное небо виднелось сквозь него редкими проблесками. Зато светящиеся ночные насекомые словно пытались восполнить пробел, расцветив непроглядную темноту, лишь едва подкрашенную ночным светилом. Воздух был упоительно свеж и влажен. Кор уверенно вел её за руку, словно мог видеть в темноте.

Наступил час больших ночных жуков, они со свистом проносились мимо – словно метеоры или изысканно ограненные изумруды, бросая странные блики на окружающий мир, привычный Кору, но не ей.

Один из жуков сел Еве на плечо, привлеченный светом фонарика, и оцарапал жесткими лапками, и она с изумлением и страхом разглядывала прозрачное фосфоресцирующее брюшко и длинные шевелящиеся усики – в графских клонированных садах никогда не было места жукам, да и вообще насекомым.

Они долго шли по тропе, Ева с непривычки быстро устала и еле передвигала ноги. Тогда Кор взял её на руки и, отыскав боковое ответвление, пошел вверх своим потайным путем. Они оказались на плоской вершине холма, резко обрывающегося с запада к морю; впереди чернела лощина, а сзади было старое кострище и стопка хвороста. Кор бережно опустил Еву на землю.

И тут Еву охватил панический страх. Что она наделала? Зачем увязалась за ним? И зачем он это позволил? Зачем она вообще все это затеяла? Что с ней теперь будет? А с ним? Что будет с ними? И потом, и сейчас… да… что сейчас с ней будет? Она так ждала этого момента – и так теперь боится.

Кор присел рядом на корточки, положил руку на колено, отчего Ева вздрогнула: - Я могу уйти сейчас и оставить тебя здесь, могу вывести назад, на тропу. Ты вернешься одна или дождёшься своих – это лучший выход. Ты можешь сказать им, что я вынудил тебя, взял в заложницы, чтобы спастись – это вызовет погоню и облаву, зато обелит тебя. Решай, девочка! Сейчас все в твоих руках: и жизнь, и смерть. Только я не собираюсь умирать.

- Как же так, ты уйдешь, просто так, и не прикоснешься ко мне больше, и я никогда тебя не увижу?

- Ты уверена, что хочешь этого?

Ева кивнула и крепко зажмурилась, потом открыла глаза: чтобы Ева Милорик отступилась? Такого не бывает!

- Да! Ты забыл еще об одном варианте: я могу уйти с тобой! Возьми меня – третьей женой, Кор!

- Этот путь слишком долог для тебя. Ты быстро устанешь и проголодаешься, здесь нет дорог – только звериные тропы, нет еды – только листья и ягоды, нет крыши над головой, зато есть ночные животные, и некоторые из них опасны. А чтобы стать женой, надо пройти священный обряд…

Но Ева потянулась к нему: - Я выдержу! Я стану твоей женой!

Кор покачал головой, расстелил свой плащ в нише и медленно-медленно стал развязывать пояс её плаща, затем стянул с неё сапожки, потом начал расстёгивать пуговицы белой кружевной блузы. Еве казалось, что время тянется издевательски медленно, и Кор нарочно не спешит, чтобы она успела испугаться и передумать, прохладный воздух остудил её, она покрылась мурашками и обхватила плечи руками.

А Кор вспомнил, как после свадьбы увел юную Геллу в шатер под ветвями Священного Брачного Дерева, и так же медленно раздевал её, дрожащую, под дробный стук редких капель теплого дождя…

…Он вздохнул, легонько поцеловал тугие соски, обежал губами маленькую округлую грудь, взял её в ладони, тихонько сжал – столько в его тяжелых руках было нежности, что Ева почувствовала, как напряжение отпускает, и страх исчезает. Затем он начал раздеваться сам. Ева видела, как свет звезд и красноватые блики луны ложатся на его широкие плечи, превращая в древнего Бога, как по-звериному светятся зеленые глаза. Вот он приблизился, склонился…

Всё было похоже на удивительный ритуал – да так оно и было на самом деле.

Кор долго ласкал её тело одними только губами, не касаясь даже кончиками пальцев. Ева замирала и таяла, ей было щекотно и странно, словно по ней ползает странное существо. Наконец он достиг самого потайного уголка, раздвинул бедра, коснулся языком один раз… потом еще раз… и еще, пока Ева не застонала от невероятно сладкого ощущения. И тогда он легко приподнял её и привлек к себе. Ева сидела у него на коленях, лицо к лицу, глаза в глаза, губы в губы, и чувствовала, что твердое горячее жало входит в неё медленно и неотвратимо, заполняет её всю без остатка.

Она откинулась назад, на широкие ладони Кора. Острая боль пронзила её нутро на мгновенье – только на мгновенье – и отпустила, оставив воспоминание о том, что детство безвозвратно утеряно, и никогда не вернется. Кор снова привлек её к себе для жадного поцелуя, проник языком так же глубоко и неотвратимо.

Ева уже не принадлежала себе, её просто не было, она вся была заполнена мужчиной, стала его вещью, не самой главной и не самой важной частью – всего лишь игрушкой, без имени и без названия… Она потерялась в нем. И это было самое прекрасное, что она когда-либо чувствовала и понимала. Этому не учили в школе, этого не рассказывала ей рано умершая мать, этого не суждено было узнать Кэти.

И Ева позволила ему владеть собой и распоряжаться по своему усмотрению, ибо слаще этой власти ничего не было. Мужчина знал, что нужно делать, чтобы она взлетала к вершинам холмов и падала вниз, к холодным волнам. Чтобы нарастающая истома заставляла её громко кричать его имя, чтобы она перестала видеть всё, кроме его гипнотизирующих глаз, и слышать что-либо, кроме его дыхания и непрерывного, магического бормотания на своем, древнем языке, похожем на песнь.

Падение и взлет, падение и взлет, вся жизнь – над землей, приземлится ли она на мягкую траву или разобьется об острые камни?

Кор чувствовал, что совершает еще одну непоправимую ошибку: он позволил себе потерять голову. Это было постыдно для агая. Он пожалел её и остановился слишком близко от края - и слишком далеко от безопасных троп. Он утратил счет времени, а это было серьезно. Он забыл, где находится, забыл, что на его ноге – браслет раба, а это было недопустимо. Страсть и неискушенность этой юной поселянки снова превратили его в раба, в её раба, и не было ничего более того, что она должна испытать с ним, а он – с ней. И самое главное еще впереди…

- Кор, ты мой первый мужчина, - шепнула Ева, когда все успокоилось.

- Я это понял, девочка, - усмехнулся Кор.

- Всё еще девочка? – лукаво осведомилась она, щекоча носом его шершавую щеку.

- Для меня ты всегда останешься девочкой.

- А понял ли ты теперь, почему я спасла тебя?

- А поняла ли ты, почему я остался с тобой?

- Кор, я хочу, чтобы ты всегда был со мной! Я выпрошу у отца разрешения на брак, ведь это возможно в других краях!

Кор нахмурился: - Девочка, теперь ты моя жена по всем нашим законам. Я готов защищать тебя от любых опасностей, от стада разъяренных вепродов, но не смогу защитить тебя от отца и законов Графства. Придется решать: либо уходить вместе, либо распрощаться. Третьего пути нет.

Ева порывисто схватила его голову ладонями и притянула к себе: - Знаешь, что я сейчас хочу больше всего на свете? Проснуться утром на этих зеленых холмах и увидеть небо в твоих глазах, увидеть твои губы совсем рядом, увидеть тебя всего – так близко, что можно потрогать. Ты такой красивый – и я хочу видеть тебя. А сейчас ночь, и я тебя не вижу…

- Но ты меня чувствуешь… да, девочка? – И Кор перевернулся, чтобы Ева оказалась наверху, легкая и хрупкая. И она снова нырнула с головой в его нежность, ушла на самое дно его любви, растворилась каплей на его губах и стала песчинкой в его руках…

...

- Я ничего не знаю! Клянусь, я ничего не знала! – рыдала Кэти Гровер.

Разъяренный Гровер-старший с красным лицом хлопнул дверью и вылетел из комнаты дочери в холл, где его с нетерпением ожидали судья, граф Милорик и два офицера.

- Я думаю, надо ехать к морю и искать в холмах, - сказал он, тяжело переводя дух. – Больше ему некуда деться. Он попытается использовать старые подземелья, а до них добираться почти сутки. С… - он запнулся. – Со спутницей продвижение осложнится и замедлится. Возьмите побольше народу, вертолет, если надо, сделаем набег на ближнее поселение, под ружьем они сломаются и все выложат. Ваша светлость, - обратился он к Милорику. – Одно ваше слово – и мы принесем вам его голову, а заодно и головы всей его дикарской семейки…

- А вы можете гарантировать, что ей не причинят боли? Нет! – Милорик сморщился, внезапно встал и заходил по комнате, сжимая и разжимая кулаки. – Нет! Доставьте его живым! И поселения не трогать. Никакой войны. Пока. Верните её любыми путями! Все поняли, что я сказал? Верните их обоих живыми и невредимыми! Идите на ложь, любые уловки! – закричал он, топая ногами и брызжа слюной. – А потом его – ко мне. Разумеется, в цепях, - добавил он, успокаиваясь. – И никому ни слова.

- Слушаюсь, - тихо склонил голову генерал Гровер, поспешно пятясь. Вспышки ярости у графа лучше было пережидать в безопасном месте, тем более, в такой исключительной ситуации. Вслед за ним к двери неслышно скользнули офицеры.

А граф, оставшись один, сразу сник. Он нерешительно подошел к двери, где всё еще рыдала Кэти, и негромко, но настойчиво постучал. Рыдания стихли. Милорик приоткрыл дверь и покашлял. Затем неловко протиснулся в проем. На него уставились круглые от ужаса серые глаза.

- Прости меня, девочка, - пробормотал граф, каждое слово давалось ему с трудом. – Но ответь мне только на один вопрос. Она… она сама… захотела?

Помедлив, Кэти с трудом перевела дух и еле слышно шепнула: - Да.

И граф, тяжело, со стоном выдохнув, совсем потерянный, вышел вон.

...

Кор разбудил Еву на рассвете. Она сладко потянулась и улыбнулась ему спросонок. Кор рядом! Это не снилось ей!

- Кор, - шепнула она, зарываясь лицом в его волосы. – Но почему так рано? Ещё темно… Я чуток замерзла, согрей меня!

- Ты очень скоро согреешься, милая девочка, жена моя. Потому что нам пора уходить. И делать это быстро.

- Уходить? – Голова прояснилась вмиг.

- Как только залив порозовеет, каждый миг будет на учете: при свете нас найдут куда быстрее.

Ева подскочила и принялась поспешно натягивать свою одежду. Они молча спустились вниз, и дошли до развилки.

- Теперь нам в разные стороны…

- Что? – вскинулась Ева. - Ты бросаешь меня? – голос её был по-детски жалобным и обиженным.

Кор поколебался: - Думаю, так будет лучше для тебя.

- Но ты говорил, что я жена тебе!

- Ты мне жена, перед лицом Великого Дерева и всех Друидских Богов. Но в это таинство никто не поверит, кроме нас с тобой. Я для них не существую.

Ева едва не затопала ногами: – Возьми меня с собой! Пожалуйста! Ты не смеешь отказаться! После всего… они захотят насильно выдать меня замуж!

- Если ты уйдёшь со мной, нам обоим может грозить смерть, поутру вместе нам не спастись. – Кор взял её лицо в ладони, легонько сжал: - Но если ты захочешь изменить положение, тебе лучше начать с собственной семьи и собственного Города. Я должен обезопасить свою семью и деревню. А потом дам о себе знать, и мы снова встретимся. Верь мне. Девочка, нам пора...

Они стояли, глядя друг на друга, затем Кор ободряюще улыбнулся, произнес распевно свою прощальную молитву и начертил в воздухе знаки. Потом обернулся и легко побежал вверх по пологому склону.

Ева заковыляла назад. Да, она должна изменить взгляды своего городка на мир агаев. Это её миссия. Она вернется, повинится перед отцом, встретится с Родилом, и они организуют группу сопротивления, она слышала о подобном в других графствах. Пора уже передовым идеям дойти и до них. Она не знала, как это будет происходить, но Родил наверняка знает, а она поможет своей энергией и деньгами. Первым делом, надо будет освободить всех рабов…

Рабов. Раб. Отчаяние хлестнуло её наотмашь. Ева развернулась и побежала назад, вверх по корявой, едва заметной тропке, перескакивая через камни, корни деревьев и травяные кочки, упрямо и одержимо. Кровь бросилась в лицо, она тяжело дышала и всхлипывала. Споткнулась. Упала и покатилась назад, к подножию. И тут её настиг знакомый высокий звук. Лежа на земле, она увидела сквозь листву серебристые проблески и мельтешение паутинных нитей, и закричала…