Игра с тенью. Дуэль Тениша. Глава 20 aka Семейная инцест игра

Глава 20. Лабиринт

Вторая половина нашего плавания была ещё менее богата событиями, чем первая. Ненастных дней выдалось немного, и были они скорее скучны, чем опасны — туман да морось, без шквальных порывов и грозных волн. Промозглая серая пелена, в прорехах которой всё то же свинцовое море, мокрое дерево, звякание корабельного колокола...

Это однообразие, замкнутый уют и скука произвели во мне удивительное действие. Впервые за долгое время у меня появился досуг. Чтение нескольких книг, имевшихся на "Бонвиле", меня не привлекало, главным образом потому, что книги эти были давно уже читаны. Пьянствовать — один я не имел к этому склонности, а в компании офицеров оно могло бы стать поводом к ненужному сближению. К тому были позывы и взгляды, но главное — тот особый ток, который невозможно определить, но и не почувствовать тоже невозможно. И всё же такая связь меня бы отяготила — я не хотел никаких, даже мимолётных и пустых отношений. Сердце моё чем далее, тем более и более заполнял образ Дагне, пусть и далёкого от меня, но я всё чаще ловил себя на воспоминаниях — невольных, но волнующих.

Конечно, полагая себя опытным в делах интима, я укорял себя за мальчишество, за внезапную влюблённость, но я сам себе возражал, что более достойного объекта любви мне в жизни не сыскать. На том спор с самим собой заканчивался и Дагне побеждал.

Итак, я оставался один.

Скука ли тому причиной, страшный ли обрыв дневника Кле-Кле, но я думал над историей падения нашего дома, анализировал её записки и свои детские воспоминания.

Услышав на балу в Кассадо дифирамбы несравненной мадам Демарро, ранее приятно щекотнувшие бы моё самолюбие, теперь обернулись пристальным и сложным раздумьем о ней.

Я подолгу вертел в руках сохранённую обложку дневника сестры, как будто тонкая велень могла дать мне некую подсказку, открыть подоплёку давнего дела. И вот однажды такое сидение увенчалось открывшимся мне вопросом: почему красавица Оливина — эта притча во языцех всего Нима — была десять лет назад так безбожно некрасива? Ведь ей было за двадцать, как пишет Кле-Кле, а это расцвет женской прелести. Бесприданница, она напротив, должна была бы выставить свою красоту напоказ, так нет, напротив...

Что было тогда с мадемуазель д`Иту? Болезнь? Временное уродство? Или… маскировка?

Но маскируют недостатки, а зачем маскировать достоинства? Ответ был очевиден — для безопасности. Я знаю, как пытаются уродовать себя бедные девушки, желающие избежать назойливых приставал на улицах, где такое внимание чревато похищением, насилием, а то и рабством. Но здесь? Глухие платья, редкие волосы, отсутствие ресниц… Кого так опасалась Оливина, что прятала свою красоту? Брата? Но его пристрастия известны. Возможно были другие мужчины, преследовавшие её? Но Клементина о таких ни разу не упомянула, не может быть, чтобы Оливина не поделилась такой бедой с подругой, родственницей, которая могла бы помочь.

Напротив, Кле-Кле подчёркивает, что бедняжка никому не нужна, одинока и почитает за счастье быть допущенной в дом. Кле-Кле с удовольствием подчёркивает это. С удовольствием.

Была бы она так довольна, явись Оливина в блеске своей красы? С царственными манерами. С холодным ярким взглядом. С формами, смело открытыми декольте…

Ответ ясен: нет. Никакая женщина не была бы довольна таким соседством.

Вывод: Оливина маскировалась для того, чтобы не раздражать знатных родственниц и быть принятой. Пусть на правах приживалки, но принятой.

Зачем?

Зачем гордой (а она горда!) и красивой девушке втираться в семейство, которое её едва терпит?

По глупости? Несколько мне известно, мадам Демарро не страдает этим обычным женским недостатком.

Зачем же?

Я напоминал себе охотничьего пса, взявшего след. Некая добыча, некая разгадка маячила передо мной, но пока ускользала в повседневной суете. Иногда я откладывал свои размышления, иногда возвращался к ним, делая предположения одно другого фантастичнее, пока не изменил подход и не задался другим вопросом.

А что делала дурнушка д`Иту в доме Бон-Бовале?

Да, вот буквально: что она там делала? Какие действия она совершала? Возила ноты, разучивала с Кле-Кле модные романсы, сидела с нею на балах, очевидно, в качестве дуэньи. Болтала что-то о своём братце. Болтала с Кле-Кле об её идиотской «синеглазой тайне». Передавала записки. Сопровождала к месту свиданий… Ах ты дрянь!

Я вспыхнул при мысли об этой охоте. Загонщики! Эта тварь загоняла жертву в сети, мою сестру — к своему братцу!

Но дальше всё обрывалось. Всё разбивалось об отказ Алессандье принять прибежавшую к нему Клементину. Зачем загонять дичь, коли не собираешься ею воспользоваться? Он мог втайне жениться на ней, мог объявить ультиматум моему отцу, мог просто затащить её в постель, ведь она была полностью в его власти и даже не понимала этого.

Испугался гнева отца? Немудрено. Тот мог стереть мерзавца в мелкий порошок.

Но почему тогда не доставить беглянку обратно, к родителям — тихо и благопристойно, с подобающим уважением? И можно было бы рассчитывать если не на благодарность, то уж на снисхождение — точно. А тут — просто пинок: «пошла вон». «Велю не пускать». Не просто отказ, а унизительнейшее оскорбление!

Эта сцена всё стояла у меня перед глазами: растерянная, оскорблённая до полного изумления Кле-Кле, дядюшка, не обронивший ни одного лишнего слова, спокойно уходящий в дом, дверь запирают, и слуга (!) выводит Клементину на улицу, как последнюю попрошайку, нищенку... Невероятно!

Среди всех пороков Алессандье я не видел вспыльчивости. Иногда он не  мог противостоять своей страсти, но всегда удовлетворял её, только будучи уверен в своей полной безопасности. В остальном он всегда был выдержан, осторожен и взвешивал каждый свой шаг. А тут такой взрыв! Холодный взрыв, какое-то радостное пренебрежение существом, которое ему не сделало ему ничего плохого!

Что-то не так.

Не в характере дядюшки такие эскапады.

Либо хитрец Алессандье поступает вдруг глупо, нелогично, либо… либо он поступает логично и разумно в этой ситуации, но ситуация не такова, какой мне кажется.

Я должен что-то изменить в своём взгляде. Но что?

Я обнаружил, что почти ничего не знаю о причинах опалы отца. Если это была измена, то почему его не казнили или хотя бы не отправили в заточение? Почему опала, лишение титулов и имений? Кстати, почти все они (большая часть) перешли к д`Иту? Не было других родственников? Кажется были, но более дальние...

Ах, как мало я знаю!

Передо мной вставали полузабытые картины отчего дома: блеск приёмов, весёлая суета праздников, матушка, сидящая в кресле, отец…

Что-то происходило на моих глазах, чего я не понимал в силу малолетства.

И всё же, мне казалось, что эти картинки второстепенны, что ключ запрятан среди сожжённых строк.

< предыдущая – глава – следующая >