For a breath I tarry - 13

Не я отметил, что с кем спать, всегда найти можно, вот просыпаться не с кем! У нас этой проблемы не существовало. С первых мгновений, еще не до конца прояснившееся сознание попадает в ласковые объятия. Привалившись ко мне боком, спала Мила. Я ее обнял поверх одеяла и продолжил дремать, набирая ясности. Совсем проснувшийся смотрел на Милу. Милое, спокойное лицо, приоткрытые губы. Она начала всхрапывать, качнул ее за плечо – и она проснулась. Улыбнулась. Я тут же вытянулся на спине, откинув руку, Мила на нее улеглась, и мы лежали в тишине, наслаждаясь утром и беззаботностью. Позднее городское утро негромко шумело за стеклами, но нам ничем не грозило. Время позволяло: всегда предпочитаю потратить его на сон или поваляться, чем на ненужный завтрак. Зачем завтракать, ведь только вчера ел!? Да и в офисе это можно сделать, а дома лучше поспать. Чтобы взбодриться, мы сбросили одеяло и лежали в прохладе подостывшей за ночь квартиры. Мила увидела вставший в утренней эрекции струй, перевернулась на живот и, прогнув спинку, приподняв попку, потянулась. Я вспыхнул, вскочил и попробовал всадить струй. Но звёздочка снаружи была без смазки, очень сильно тянуло. Пришлось широко развести малые губки и поболтать струем в глубоком предвходии, смазывая головку. Сначала, конечно, просто полюбовался девичьей звёздочкой. Алое, глубокое предвходие, толстенькие малые губки, рифленые по верху и гладкие в глубине. Узенький и сомкнутый девичий входик в блаженное лоно! Головка зашла в пещерку, а собранная за ней сухая кожа прилипала к губкам и тянуло тоже. Вставил и вынул несколько раз головку и разнес смазку по всему предвходию. И только тогда струй вошел до корня без задержек. Эти технические процедуры отвлекли, и он опал. Поджимая его у корня, кое-как протолкнул через тугой входик в пещерку. В сонной, вязкой звёздочке от приникающей осторожной ласки струй быстро окреп. Пару минут послиялись, затем я приник к Миле, прижал, обнял, и мы просто стояли, соединенные и дающие нежность друг другу. Какое же восхитительное ощущение от утреннего нежного посошка с выслиянной ввечеру девушкой! Не только чувственное, но и душевное!

Уже не одевались и ходили по квартире голышом. Впервые видел Милу обнаженной при ярком свете и со всех сторон. Все у нее было прекрасным и соблазнительным, притягивающим мой взор и вызывающим желание. Очень нравилась. Ее бы обнять и полапать вот так, голенькую. Что-то было в Миле особенное, легкость в движениях, задористая улыбка, открытые глаза! Приятно чувствовать ее в своих руках. Видимо, ее саму восхищала возможность такой открытости. Но время поджимало, шустро собрался и ушел, договорившись с Милой, где и во сколько увидимся.

Вечером встретились с нею у метро и поехали трамваем в кафе на берегу. Это не набережная. Дикий берег, вправо полого, влево за скалистым мыском лес мачт: там какой-то яхт-клуб. У воды легкий обширный барак – кухня и прочие служебные части, а на мелкой гальке поставлен широкий помост-веранда с крышей на редких столбах. Когда тянет ветерок, с соответствующей стороны разматывают и натягивают на столбах прозрачную пленку. Стоял полный штиль, пленка не требовалась. В сверкающе-зеленеющее море катилось по зеленоватому небу алое солнце. Посетителей было много, но нам повезло, как раз освободился столик в первом ряду: за решетчатой невысокой оградой в десятке метров поплескивало штилевое море с чисто прудовыми волнами. Мы расположились лицом к морю и спиной к залу, сели вместе на одну скамью, касаясь бедрами. Заказ приняли, но предупредили, что придется ждать. Как свободная в английском, с официантом вела разговор Мила, а я только ей на русском подсказывал, что нужно. Кофе и кувшин домашнего розового вина принесли сразу. Кофе я выпил как микстуру, оно для этого и нужно было: чтобы не спать всю ночь. Домашнее вино не потеряло качество со времени прежних визитов, оказалось превосходным: сухое, но не кислое, ароматное, малость терпкое и густое.

Обняв Милу, изредка прихлебывал небольшими глотками вино, смотрел закат и наслаждался. Шепнул Миле:

- Еще лучше было бы держать тебя в тесных объятиях и обнаженными. Я бы поглядывал на твою звёздочку. Весь день вспоминал ее. Ведь только этим утром увидел ее! Очень хочу еще и еще видеть ее. Ласкать хочу, целовать.

- Милый, я тоже сегодня чувствую особенно. Спасибо, что не торопил меня. Я бы подчинилась тебе, могла бы с первого вечера так вести себя. Но было бы не так, напрягалась бы. Умом понимаю, но привычки сразу не проходят. Ты мой, но еще не привыкла к этому. Сегодня мне самой захотелось показать себя. Смотри, трогай, любуйся, целуй, бери. Сама этого захотела, мне радостно, поет все. И в первый вечер не запретила бы тебе рассматривать мою, но напрягалась. А сегодня утром я как другая. Раскрыл ее всю, мне только радостно: ты любуешься!

- Видимо, я чувствовал твое напряжение и сверх необходимого не навязывал свои привычки.

Мила довольно быстро выпила целый бокал, прикладываясь часто, потом уменьшила скорость. Смотрели гаснущий закат, слушали тихо шелестящее море и просто радовались минутам. Человек создан для радости и блаженства. Вот мы и наслаждались простым вечером вдвоем на берегу моря за ужином. Начали приносить частями заказанное, мы немного раздвинулись и принялись за еду. Себе я выбрал огромный пласт мяса с ребрышком, жаренным на решетке, и простой салат, Мила заказала какую-то рыбу и мудреный салат. Вспомнив первый день, предложил ей ломтик мяса, Мила взяла. Прикармливал ее кусочками сочного мяса, волновался от ее нежной ручки, которой она брала мои пальцы с вилкой. Кормление же меня с вилки не поддержал, объяснив, что я брутальный, привык сам добывать и держать, а такое мне напоминает больницу.

Темнело быстро. С приходом ночи включили светильники и, главное, танцевальную музыку. Вечер превращался из томного в шумный. Предложил заказать еще кувшинчик вина, сразу попросив его на вынос, и трогаться домой. Так мы и сделали.

Вино, легшее на полный мяса желудок, не дало мне никакого эффекта, а Мила захмелела. Стала задумчивой, грустной и немного замедленной. Чтобы не протрезветь и не растрястись долгой дорогой – идти с километр от метро до дома, – взяли такси. В машине Мила держала меня за руку и раз потянулась поцеловать. Коснулась губ слегка и выдохнула: мой милый.

Дома отправил Милу в душ, сам же сделал ей и себе галимое кофе, а в комнату на подносике отнес вино и бокалы. Выйдя из душа, она быстро обсохла, скинула полотенце и осталась голенькой. Очень нравилось смотреть на нее, струй привставал и жужжал всякий раз, как я на Милу посматривал. Быстро сполоснулся и я. Мила пожелала смотреть, как моюсь. Вообще, дома она льнула ко мне, была около меня неотлучно. Я понимал причину: трезвая Мила сдерживала свои порывы нежности, не желая надоесть, опасаясь моей усмешки. Захмелевшая Мила этот страх оставила. Чистые, сытые, утомленные и чуть хмельные мы забрались в постель. Оставили свет в прихожей, чтобы не стоял густой мрак. Я только пригубил вино, Мила сделала несколько глотков. Отметила:

- Вино действительно хорошее, вкусное, – поставила бокал, легла ко мне под бок, положила голову на плечо, рукой обхватила, крепко прижала и отпустила. Подвигала головой, отыскивая удобное положение, и объяснила: – Хорошо было. Приятный вечер. Поздно приехали. Ночью там просто кафе, а когда видно море – классно! – она потянулась, а я к ней повернулся, и поцеловала нежно в губы. Продолжила: – У меня, как ты говоришь, полная слабость в членах, а у тебя встает. Слияй, когда захочешь. Даже если задремлю.

- Посмотрим, – ответил я несколько холодно, но это не относилось к ее предложению.

- Нет, точно! Не смотри, что вялая. Огнем тебе не отвечу, а в душе буду тебе отдавать себя, наслаждать. Ты научил меня этому, возвращаю. Если сможешь, выслияй, ладно? Мне кажется, мне будет здорово; думаю об этом, и мне хорошо становится.

- Ладно, Мила. Если стоять будет.

- Ты заметил, как я хожу по квартире?

- Конечно! Именно от этого у меня вставал утром и сейчас; действительно может получиться выслиять тебя. Для меня ты в немалой степени незнакомка. Слиялись вечерами в полумраке, образ твой только в мыслях, создан мной. Получается, незнакомая девушка обнаженной ходит по квартире, мимо меня, обдавая девичьем ароматом. Очень возбуждающе! Неспроста она так ходит: ее можно послиять, если так ходит! Звёздочка у нее восхитительная, пышная, в самый раз выслиять!

- Совершенно верно: выслиять ее надо! Она для этого и ходит! Намекает! Вчера выслиял, раньше слиялись. Утром посошок делал. Позапрошлый был наспех, ты в одежде. Не то. Этот мне понравился тем, что не возбуждена, а ты слияешь меня. Ощущения в звезде мягкие. Подумала, что стоит послияться такой: я тебе отдаюсь и слушаю себя. Поэтому встанет, захочешь – слияй меня сам. Какая набитая дура была. Ну по письмам не все в человеке поймешь, а тут! Целый день перед тобой выкаблучивалась. А если бы у тебя терпение кончилось?! Вот этого ничего не было бы!! Благодарна тебе и за терпение меня!

- За это стоит выпить! А еще за девушку, впервые слияющуюся! – потянулся к бокалу. Мы тихо чокнулись. Я сделал один глоток, Мила – несколько.

- Осталась бы самоуверенной никомуненуженкой. Невыслиянной. Не обижайся на меня. Дура, но не злобная. От страха дура. Как сказать, чтобы не сказать этого; как показать, что хочу, но не показать этого.

- Я понимал это, Мила. Пока ты не кончишь в моих объятиях, это будет продолжаться. А как тебе кончить, если ты в руки не даешься?

- Страхи. Все понимала, летела – о тебе думала и мечтала.

- О чем-то конкретно мечтала?

- Не. Хорошо бы с тобой вышло так, чтобы было хорошо, и тогда мне станет так хорошо, что мне совсем хорошо станет! Тот меня трахал... ты тоже начнешь трахать, мои мечты так влажными и останутся. Так что всего боялась. Что не встретишь, что полезешь, а как тебе отвечать? Не отказать, но и не дать сразу, ведь трахнешь и отвернешься. И опасения, что у тебя пенис, как у того. Бр-р-р-р! Я тебе сказала: жила нелапанная, и было хорошо... неверно это, конечно, – вернулась Мила к давней важной теме. – Что я здесь учусь, что достигла – это все заслуга моей мамы. Мы жили скромно. Я и мама. Чтобы я училась хорошо, она вся выкладывалась. В университет поступить я могла только "на бюджет", оплатить за обучение не в состоянии. Поэтому нужно было учиться отлично. Репетиторы много стоили, мама старалась. Я не могла ее подводить, не могла учиться не отлично и не могла не поступить. Поэтому никаких вечеринок, танцев, мальчиков. Может, внешность банальная, может, что зубрилкой называли, а может, оттого, что я всех резко отшивала – не было у меня поклонников, поцелуев, прогулок, троганий за руку. Ничего. Даже вот этих лапаний мимолетных.

- Еще бы! В классе на переменке не лапают. А на вечеринки и дискотеки не ходила, где же тебя лапать!?

Мила подумала, потом призналась:

- Знаешь, мне это не пришло в голову. Считала, совсем не гожусь, даже полапать меня.

- А хотелось?

- Знаешь... да. Представляла: его рука там трогает, сжимает. Что-то во мне немного волновалось. Было приятно думать об этом. Противно, но приятно.

- Почему противно, если приятно?

- Противно потому, что только это интересует, будто другого нет ничего во мне.

Я заскользил рукой по животику до лобка, накрыл его и нежно мял. Мила раздвинула бедра шире. Похлопывал, стискивал, толкал, впивался нежно всеми пальцами по краям и легонько будто отрывал, еще и покручивая из стороны в сторону. В основном же я толкался в ее звёздочку ладонью, как мой лобок при слиянии. Мила прислушалась к своим ощущениям и продолжила:

- Приятно, что мной интересуются. Противно, что только этим местом. Но приятно: есть хоть что-то, что привлекает. Приятно представлять, как схватят за нее... за звезду. Не, ее никак не называла, хотя все равно где-то на глубине все равно звездой подразумевала. Просто потому, что тогда другого слова и не знала. А представление было наивное, что если полапает, залезет в трусы и трахнет, то я его насовсем и уже между нами стыда нет. Мы же близкими стали! Представляешь, что могло случиться!? Наверное, правильно, что мама не давала мне на это время, не пускала. Полная наивность и доверчивость.

- Вот отчего ты так свободно себя вела сегодня. Первый раз обнаженная и днем перед своим мужчиной, а так спокойно, вольно ведешь себя.

- Заметил?

- Конечно. Первый раз днем обнаженная девушка занервничает, хоть месяц до этого слиялись. А ты спокойна, как я. Думал, от меня взяла.

- От тебя тоже. Пример показал. Но это так же и мое понимание близости. Близкие: нет никаких преград, стыдов. С тобой, слияющим меня улетно, тем более! Как моя звезда? Не уродливая?

- Мила! Звёздочка не может быть уродливой для меня. Твою пока не видел путем, а лобок, с которого звёздочка начинается, прекрасный и такой, каким я его ощупью узнал: пышный, обособленный, упругий. Берешь его в руку – даже пальцы встают! Полная ладонь теплой, живой, податливой звёздочки. Один палец проваливается между тверденьких губок во влажную нежную глубину. Откуда в тебе эта открытость перед своим мужчиной?

- Из любовных романов и фильмов. Там же как: упала в обморок ему на руки – его навеки и вся! Читать это было интересно, представлять очень приятно: его руки держат меня, обнимая, его тело рядом, совсем рядом и что-то будет дальше... он поцелует непременно...

- А мама не объясняла?

- Нет. Может, она пыталась, да я замыкалась. Я училась и училась. Мама утешала меня: рано об этом думать, это все так, отвлекающее. Она права, сильных чувств у парней не могло быть, а потрахаться – не школьное это дело. Но ведь можно было немного и отвлечься... а так я себя никакой чувствовала. У всех шу-шу, кто кого лапал или любил, кто с кем в отношениях, а со мной не шу-шу – я же не участвовала в их жизни. Меня не третировали, но... парни как не видели. Даже списать – очень редко. У других постоянно: дай списать! Потом университет. И тоже у всех обнимашки, те же лапания, но уже по взаимному согласию в уголке или в кустах. А я учусь. Я абсолютно все посещала, даже если болела. Тогда мне ставили "автомат", а иначе надо давать преподу подарок. Тоже мама ради меня выкладывалась... Окончила, нашла работу – такой гадюшник. Надо ехать в европы. Участвовала в конкурсах, писала резюме, побеждала, но без результата... Однажды получилось! Поехала на полгода. Чтобы меня отправить, маме пришлось жилы рвать. С грошами – как теперь знаю, а тогда считала, что у меня хороший старт – приехала. Это был шанс... тут на месте самой ходить, подавать, сдавать. Билась изо всех сил. Ведь мама все отдала, в долги залезла, чтобы отправить меня. Я подрабатывала нянечкой у дауна, учила местный язык как можно быстрее. Удалось поступить... сложно, но зацепилась, стараюсь показать себя, проявить. Но я все равно второй сорт. Сталкиваюсь с этим постоянно. Местным больше снисхождения, а мне – ни капли. Три года уже тут. Чувствую, реально здоровье садится. Если так и дальше будет, к обозначенному возрасту старухой стану. Что делать? Назад не вернуться: мама мной гордится, все знают, где я, что у меня огромные успехи. Нужно тут оставаться и дальше бороться. Перспектив больше. Жизнь комфортнее. Но я на самом минимуме, на нулевом уровне. Мама, пока осторожно, намекает, что пора начать думать о личной жизни. Не знаю, что ей отвечать. Она не представляет всех условий. Какая личная жизнь! Какая семья! Мне бы выспаться, да хоть раз иметь свободную сотню! Да выходной сделать себе. Вот согласилась с местным, сам знаешь, как вышло. Теперь думаю: они все такие или мне попался уникум? Как быть?! Что делать? Это тебе заявила, что десять лет мне достаточно, чтобы карьеру сделать. На самом деле к тому сроку я только на первой ступеньке уверенно встану. Самой низкой. Сомнительной. Чуть что, с ней первыми сбрасывают.

- Не знаю, Мила. Не жил здесь, не знаю. В целом понимаю: сколько бы ты ни жила тут, будешь чужой и второсортной. Соответственно, будут обделять при дележе. Только твои дети или внуки могут стать своими. Ты – никогда. Я б хотел помочь тебе, но...

- Ты мне помог. Этими каникулами на море и самим собой. Уверенность даешь. Причем, огромную! Еще... дал залезть на ветку высоко-высоко, от восторга голова кружится. Возможно, это окажется единственный раз. Далее работа – до самой лавочки под этим деревом. Никакому коучеру я бы это не открыла. Не в том, что стыдно. Маме такое нельзя говорить. Одной себе страшно и больно сказать. А постороннему скажу или не скажу, безразлично; с тобой можно и подумать об этом, и сказать: ты поймешь; не ужаснешься глупым мыслям, не станешь нудно убеждать, что карьера и место – главное в жизни. Вообще ничего не будешь, просто послушаешь да в ответ свое понимание выскажешь. Принимаешь меня, какая есть, не наставляешь, не ждешь должных поступков... а потом прижмешь, обнимешь и сладко возьмешь звезду в ладошку. Выслияешь. Это очень важно, неправильно, что пренебрегала. С тобой легко оттого, что мы вместе были в блаженстве. Ты мой, и я твоя, – она поправилась, чтобы я не подумал чего. – Не претендую и не забираю. Только здесь.

Мила замолчала, потрогала струй, сжала его. Вздохнула и продолжила:

- Неужели правда: отсюда и до самой лавочки больше ничего, только работа и напряжение, чтобы удержаться! От тебя прозвучало странное слово климакс в мой адрес. А ведь придет!! Буду страшной теткой, как те, что лежали на пляже, на которых молодой мужчина, проходя, даже не взглянул...

- Какой молодой мужчина? Не помню там таких. В основном тетки лежали. Ну и деды шестидесятилетние.

- Да ты! Тебя имела в виду. На них и глазом не повел.

- Меня?! Столько раз назвала старым климакси... климакте... да ну его, невыговоримое слово! климатическим самцом, что я поник и смирился.

- Что ты! Молодой ты у меня! Истинная правда! Никакой ты не климатический самец! Я не заглаживаю лестью, поверь. Ты зажигаешь. Идеи генеришь, таскаешь меня, придумываешь. Слияешь меня!! Без тебя я тут, среди весны и моря, подобной теткой бродила бы – в мои годы! Тот был всего на десять лет старше меня, а у нас все было по-старчески: точно назначенный час секса, чинно разденется и ляжет, заберется на меня, попыхтит, отвалится и лежит без всякого интереса. А ты потом полночи со мной разговариваешь, ласкаешь. Спим, обнимаясь, значит, я тебе приятна постоянно. И слияешь каждый день, загораешься то и дело. Своим желанием зажигаешь и меня. Ты центр всего движения.

- Я в звание молодого не прошусь. Просто не думаю о возрасте; все равно, сколько мне; делаю, что хочет душа.

- Вот поэтому ты моложе меня в душе! У тебя нет навязанной цели.

- Ну и ты откажись от навязанной цели.

- Не могу. Я должна. От меня ждут успехов.

- И поэтому ты живешь жизнью, составленной для тебя другими. Почему, Мила, со мной можно говорить и думать, о чем страшно самой?

- Потому что слияешь меня. Наслаждение даешь, блаженство, и такой силы, что все мелкое вытесняется. Вернусь – может, снова одолеют они. А с тобой только радость. Радость и счастье вытеснили негатив и заботы. Поэтому о проблемах говорить легко.

Мила потянулась к бокалу, я взял свой. Вспомнила и предложила:

- Чего мы! Давай из одного.

В самом деле! Так же приятнее. Мы отпили свои порции по очереди. Мила продолжила:

- Мама очень много в меня вложилась. Не в том смысле, чтобы я потом ей вернула с процентами. Вложилась – обеспечила всем, чем могла, пока я сама не могла. Теперь все бросить только потому, что мне трудно? А маме не было трудно?! Не жалуюсь и не говорю, что пленница чужих целей. Это долг. У всех он есть, и у тебя тоже. Может, я его слишком добросовестно исполняю. Мне поначалу казалось, как тут хорошо. Люди все культурные, улыбчивые, предупредительные. А на самом деле белозубо-убийственное безразличие. Мой руководитель белозубо улыбается и палец о палец не ударяет хотя бы объяснить мне в целом направление моей работы: вы это сами можете, работайте. Тяжело. Ребята с востока приятнее: поляк из Кракова, другой из Минска. Они живые, с ними поболтать можно, книжку на пару дней попросить, – она надолго замолчала, хлебнула вина, не предложив мне. Продолжила: – Мне лететь сюда, а у меня нет ничего. Даже доехать в аэропорт.

- Как же ты живешь?

- Как получаю стипендию, всю расписываю и трачу сразу. Иначе утекают неизвестно куда. Оплачиваю комнату, закупаю продуктов на все время, карточку городскую, мелочи нужные разные – ну и все. К тебе ехать – позарез нужны деньги, чтобы добраться в аэропорт: из моего пригорода через мегаполис далеко на ту сторону. Занять не у кого. Хозяйка задерганная изменами мужа, детьми. Постоянно недовольна – как у нее просить?! Скажет известное: живи по средствам! мы вот живем и на юга не мотаемся.

- Зачем было ей сообщать?

- Меня больше недели не будет. Меньше возьмут за квартиру, точнее, за коммуналку. Конечно, что еду на встречу с мужчиной, не говорила. Если я у кого из коллег спрошу – стану ниже их. Мне уже не занять место среди них. Просто не знала, что делать. Подработки никакой.

- И как же ты?

- Выручил парень из Минска. Сложные с ними отношения, но я не стану ниже плинтуса для него из-за долга. Возвращала книгу, спросила – вдруг есть у него. Он мне сотню одолжил...

- Видишь, Мила, даже в этом Судьба тебе помогла. Не дала сорваться поездке, – не удержавшись, прервал я ее.

- Да. У него тоже не густо, но я поклялась, что к концу месяца, как получу, ему отдаю вперед всех оплат. Он мне поверил, я его никогда не подводила; скажу, что верну учебник через день – возвращаю. Это мне в аэропорт и обратно.

- А здесь?

- Здесь только на тебя надеялась. Не встретил бы – я не знаю, что бы было...

Я пораженно молчал, представляя весь страх и отчаяние девушки. Встреча со мной ей очень нужна, она сама к ней стремится, чувствует, что это очень важное в ее жизни, будет какое-то необычное общение, встреча даст или откроет многое – и столько преград. Мелких – но она одна совсем. Сотню нашла, рада – ехать можно. А если там?... а если он?.. а если... Не испугалась, поехала. Твердая девушка! Боялась и надеялась.

- Мила, спасибо! – растроганный буквально до слез – у меня потяжелели веки – я ее крепко обнял, зарывшись целиком в ее пахнущие просто девушкой волосы. Стиснул и молчал, ощущая эту сладкую, желанную, нежную – и такую твердую девушку.

- За что, милый? Тебе спасибо за это вот все.

- За доверие, Мила! За бесконечное доверие. Ругала меня, поучала, обрывала, ставила последние предупреждения – и так безоглядно доверяла! Глупо вела себя и смешно, но доверие все перевешивает.

- Да, милый. Тревожилась, но верила. Нет, знала! Ты весь открытый, добрый. Не пошло-добрый: помогу, конечно, но и мне нужно что-то взамен иметь... ясно, чего. Помнишь, написала: невозможно в тебя не влюбиться. Так оно и было.

- Сказала бы, Мила. Помог.

- Ага, дай мне денег, а то не приеду. Молчала, а перед самым отлетом вдруг такая заява – чистая манипуляция. Сразу бы понял, что обычная б***, хочу за твой счет съездить на море.

- Неважно, что подумаю, встретимся, объяснишь. Да я и сам увижу.

- Какое встретимся!? Сам писал: банальный секс с банальной б*** тебе не нужен. Откажешься просто. Я этого больше всего боялась. Что придет короткое письмо: с молодой б*** на море не поеду, не нужна такая мне.

- Вот почему ты так настойчиво повторяла мне: я не проститутка, не покупаюсь, ищи в другом месте.

- Ага. Чтобы не подумал. Не "не смей думать так обо мне", а "не дай бог подумаешь так обо мне!"

- А я опасался, что придет подобное письмо от тебя, Мила. Такие сложные письма приходили: это мое последнее предупреждение, больше не будет!

- Чудила. Я не всегда понимала, что пишешь. Вот эти разговоры в обнимку после слияния. Психологи говорят хором, что мужчину после секса грузить не нужно. Он этого не любил: после секса никаких разговоров. Или спать, или его монологи с моим поддакиванием. Злился, если что-то говорила больше. А с тобой... да, после блаженства говорить лучше всего. Не, можно и не говорить. Молчать, погруженными в блаженство, тоже хорошо. Есть мысли – их можно высказать тебе совершенно просто.  

- Мы не сексом занимаемся, а общением. В нем первая фаза – совместное наслаждение, создающая доверительную и близкую атмосферу. А далее, сколько сил хватит, общение. Всё целиком – это наше слияние.

- Знаешь, ты нового не открыл, – поспешила Мила показать, что все понимает сама. – Как большинство общений происходит? Встретились, тут же направились в кафе или домой, или в гараж, или на природу для чего? Начать совместную трапезу; неважно, это может быть лишь чашка кофе. Еда – одно из базовых удовольствий. Музыку слушать или фильм смотреть – это еще вкусы должны быть общие. А еда, да при массовом увлечением фастфудом, почти однообразна. Личные предпочтения сглаживает меню. Сидят общающиеся и совместно получают удовольствие. У каждого свое – но вместе! А потом начинаются разговоры, беседы, треп и прочее. Так что всякое общение начинается с совместного удовольствия. Пусть небольшого, скромного. У нас так же.

- Наслаждение у нас сильнее и глубже, переходит в блаженство, – подтвердил я идею Милы, – так что и общение получается несравнимо откровенное. Только вот не надо принижать мое открытие, Мила, – возразил я. – Твой первый опыт трахания, прочие кругом трахаются, а общения как-то не происходит! Что-то еще нужно. Понимаешь?

- Да, – согласилась она, – для откровенного общения нужно разделение наслаждения, ну, не деление его, а что оно совместное. Мы вместе его создаем. Совместное дело сближает, а совместное блаженство все преграды снимает...

- Согласен, – подтвердил я.

- Когда уже налажен путь, кажется простым. А пока не пережила это, не верила, не понимала и просто отмахивалась. Пудришь мозги. Такого не бывает.

- Встретились, в глаза посмотрели друг другу, поняли. А ты финты выделывала уже тут. Зачем?

- Не знаю. Все, что хотела, получила. На полном твоем обеспечении. Значит, будешь помыкать, ставить меня на место, свысока смотреть. По-другому не бывает. От страха, от стресса, от накрученных мыслей. Хотя, по правде, я на все была согласна. Трахай, занимайся своим делом и не обращай на меня внимания – согласна. Все равно около тебя хорошо. Тепло. Ты солнышко. Откуда ты взялся?

- Сама нашла, подошла. Я о тебе знать не знал.

- Да, сама. Я бы не пошла. Совсем не мое направление. Руководитель вскользь бросил: сходите, послушайте, он русский, они одновременно всем сразу занимаются... одно слово, русские! Ты поразил меня. Голос... облик... все в тебе создавало во мне прилив. Без всякой идеи, как начать разговор, подошла.

- И сделала – лучше не придумать! Глазки не строила, призывных поз не показывала. Но заинтересовала одной фразой, Мила! Талант соблазнения.

- Само появилось на языке.

- Я считаю, Судьба. Тебе нужна передышка, поддержка. Нужна новая энергия. Новый опыт, открывающий тебе новые стороны жизни. И вот мы вместе. Люби, пользуйся, бери. – Я вспомнил некоторые фразы Милы и, пользуясь моментом, несколько шутливо спросил: – То ты называешь любимым и признаешься, что влюблена, то огорчаешься, что, видимо, влюбляешься, то заявляешь, что я совсем не твой мужчина и губу мне раскатывать на тебя не стоит.

- А ты что думаешь по этому делу?

- Влюблена – и полностью.

- Совершенно точно! Одна надежда, что расстанемся, и это пройдет. Как в тебя не влюбиться, солнышко! Когда ты рядом, от нежности я не сама. Послияй меня сегодня, обязательно послияй! Не будет сил, посошком хотя бы. Не страсть к тебе, а нежность. Когда ты во мне, могу ее передавать тебе, – Мила прижалась ко мне, поцеловала в щечку, повторила. – Полная нежности к тебе, милый, тискать бы тебя, трепать за гриву, ластиться и подставлять звезду: слияй, милый, наслаждайся! Что тебе хочется со мной больше всего? Мечта какая у тебя со мной? Хочу быть тебе...

- Мне бы слияться с тобой без конца. Без остановки! Смотреть в твои удивительные глаза, Мила, и слияться! Видеть твое блаженство и тонуть в твоих дарующих глазах! Глаза и ум хотят тебя. Вот хоть сейчас. Нежное твое тело льнет ко мне: Мила рядом, доступна, возможна! – а в струе нет сил. Чувствую твой запах, голос, твое дыхание щекочет мне щеку: я хочу тебя, Мила! – а струй не способен. Вспоминаю ощущение в ладони от твоей звёздочки: упругая, горячая, податливая – и обещающая наслаждение! Струй даже чуть шевелится, но без сил снова опадает...

- Так серьезно? – не поняла меня до конца Мила и обеспокоилась.

- Серьезно в том смысле, что хочется блаженствовать с тобой без конца. От тебя исходят флюиды: скромная, стеснительная девушка хочет дать мне блаженство. Я немедленно откликаюсь: хочу ее чарующей услады, хочу. И отдать ей свое, чтобы почувствовать ее наслаждение!! Но главный орган не способен. Остается лежать рядом, дышать тобой, гладить.

- Мне проще. Шквал прошел, теперь долгое теплое кружение. Ты рядом, ты светишь мне, слушаешь, говоришь, ты мой, я в твоих защищающих руках – что еще!? Это и есть блаженство! Несильное, зато постоянное.

- Мила, это я ощущаю тоже. А хочется сильного и бесконечного!

- Ну-у-у, тут я могу сказать твоими словами: не гонись сразу и за всем. Есть малое блаженство – его принимай. Вот так тебе, ага! – она подумала и добавила. – Но вообще-то ты прав, слияния хочется постоянно. Держать твой милый струй в ладошке, обнимать тебя, запах твой слышать. А лучшее – это ты во мне! Чушь или не чушь, но от тебя идет энергия; даешь мне бодрость; и сильнее всего это чувствуется, когда струй во мне. Поток новой силы.

- А тебе что, Мила, больше всего хотелось бы?

Она потянулась к бокалу, отпила, протянула мне, помолчала.

- Банально и тривиально, мне самой удивительно: быть с тобой. Вечером готовить тебе ужин, смотреть, как ты кушаешь мое, и радоваться, вот так ночью лежать и болтать обо всем. Спать обнявшись, как мы спим. Хорошо бы жить в красивом месте, как здесь, но это не так важно. Главное, где ты.

- Мила, ты влюбилась больше, чем совсем.

- Ну а как в тебя не влюбиться, мой милый! Мне хорошо и страшно: как без тебя жить буду? Может, пройдет со временем?

- Не хотел бы тебе страданий приносить, Мила. Утихнет, пройдет. У тебя еще столько впереди! Как я говорю: заилится это все, ляжет сверху новое. Будет у тебя еще много всего в жизни.

- Говоришь, как моя мама. Успокаивает и бережет. А сама, чтобы дать мне доучиться, а потом вот собрать меня сюда, просила денег у своего друга. Дядька он странный, отношения у них сложные, то прекращаются, то возобновляются. Он ее ревнует – ну и глупость!! Просить у него денег унизительно. Мама бы не стала ни за что в жизни, вот только ради меня.

- Ты их отношений не знаешь. Может, они очень близки, а конфликтуют – меряются, кто главнее у них.

- Ревность – это недоверие. На себе почувствовала. Какая тогда может быть близость! С тобой я ощутила, что значит доверять и быть самой в доверии. Это счастье. Безопасность. Могу без всяких фильтров рассказать, как и о чем поболтала с парнем, который мне симпатичен. Видимо, я ему нравлюсь немного. Сыпал шутками, развлекал меня, было весело.

- Когда это было, Мила? Мы же вроде вместе гуляем, – удивился я.

- Это с тем было. Кто-то ему доложил, и он сразу: кто? почему? что говорила? Неужели такой меня считаешь подлой и распутной! Если слушаю и смеюсь с другим – уже готова ему отдаться?! Если говорю ему что-то – уже злорадно насмехаюсь над тобой!? Козел!

- Согласен, Мила. Ревность – первая ступень предательства.

- С чего она начинается? Почему? Я остаюсь неудовлетворенная, чувствую, что отношения у нас какие-то кривые, но все равно он близкий на тот момент, он мой мужчина. Ничего я о нем не стану другим говорить плохого. А он считает, если смеюсь с другим – то это над ним! Как это можно думать!?

- Часто мы другим приписываем то, что сделали бы сами. Ты сама такая в первый день была. Может, он направо и налево хвастается, как пользуется русской дурочкой, и какая она тупая и деревянная. Вот и думает, что ты тоже о нем злословишь среди своих. Ведь всякий – ты в том числе, хоть и умная, – представляет тот мотив действий другого, который понятен ему самому. Я тебе о своих мотивах сколько говорил, не верила – потому что не могла представить. Как это: помочь красивой синичке и просто отпустить! Не может такого быть! Вот и он с себя берет: он смеется только когда злословит о ком-то.

- А ты бы меня заревновал?

- За разговор с парнем? За прогулку? У тебя свои друзья и свой круг общения. Почему это все должно быть оборвано ради меня?

- А что серьезней? Вообще, что в тебе зародило бы ревность?

- Ничто. Если ты завтра встретишь свою любовь и решительно расстанешься со мной прямо здесь, я тебе пожелаю счастья. Правда, Мила!

- Но ведь тяжело будет?

- Еще бы! И по самолюбию удар, и по чувствам. Очень тяжело было бы. Но переживу.

- Что тебе дает силу так спокойно принять это?

- Главное: завтрашний уход твой не отменяет прошлое. Сейчас и вчера ты была со мной, улетала от наслаждения, и просто уносилась со мной в блаженство вдвоем. Это было и есть. Что-то изменилось, и это стало неважно тебе. Но ты счастлива была со мной. Настоящим счастьем. Факт уже есть, его не отменить; ты подлинно счастлива со мной, и это останется навсегда.

- Ну да, очень разумно!

- Нынешняя ты счастлива со мной. Новый день приносит новое, в нем ты уже другая. Не только я выбираю кого-то, но и меня выбирают... ты выбрала. Потом изменилась и выбрала другого. За что ненавидеть тебя?!

- Понимаю тебя, но поражена. Спокойно меня отпустить!.. – я собрался перебить Милу своим замечанием, но она продолжила сама мою мысль. – Ну да, можешь не отпустить, но ведь счастья уже у нас не будет. Зачем держать? Только из мести? Очень поняла тебя. Тяжелое, но верное решение. Кстати, здесь уже два раза со мной заговорили молодые парни, когда я ехала к тебе. Ну просто поболтать. Это столько, сколько за четыре года там. Люди здесь другие или что?

- Или что!

- Как это?

- Южные люди более общительны, известно. Вспомни итальянцев. Но у тебя другая причина. Ты слияешься. Выглядишь девушкой, которая счастливо слияется день и ночь.

- Не может быть! Я такая же сдержанная, как всегда.

- Мне о тебе судить трудно, со стороны тебя не вижу. При мне сияешь от счастья и желания, это понятно; а без меня какая? Однако, знаю по опыту, что счастливо и впервые слияющаяся девушка излучает такое удовлетворенное сияние, что опытный глаз слепнет от желания, а всякие юнцы, не понимая природы, просто привлекаются эротической частью сверкания девушки. Люди общительные тут, но не до такой степени, чтобы заговаривать с каждой иностранкой. Тем более, этих иностранцев полгорода шатается.

- Это все по мне видно?

- Ага. Счастливо слияющаяся целочка! Счастливо слияющаяся – значит, не трахают, не порознь, а как ты: узнала совместное счастье. Мне встречались такие девушки. У нее из ушей льется счастье. Заметь, Мила, не возбуждение или ожидание очередного слияния, а блаженство. Сияет, светится. Походка и голос другие. Идет по улице, а сама чувствами там, с ним... в объятиях с ним и со струем в звёздочке. Опытный глаз видит четко.

- Да ну тебя, только она на уме у тебя!

- А у тебя? Предлагаешь выслиять тебя без взаимности, без твоего возбуждения.

- У меня она еще первее на уме. Ты так сладко слияешь! Блаженство даешь. Теряю голову.