Это вам не Тарантино!

(из цикла "Госпожа Журавлёва")

Вечер, лоджия, сизые тени внизу на асфальте. Роняя пепел в мировое пространство, курю и выглядываю Любовь Петровну. Супруга Леночка укатила в пиар-командировку и ближайшие полтора суток - в нашем с тёщей полном греховном распоряжении. Осталось дождаться её с работы, но Любовь Петровна запаздывает.

Половина шестого. В туфельный бутик она забрела, что ли? Или встретила старую подругу и присела с ней в пабе за кружечкой «Туборга»? Если я наберу Любовь Петровну – рискую нарваться на грубость. Госпожа Журавлёва не выносит, когда её торопят, а со мной вообще не церемонится. Ляпнет что-нибудь в духе: «Ага, бегу и падаю! Тебе припарковаться в меня не терпится? »

От скуки закуриваю вторую сигарету подряд, чего обычно не делаю. Посасывая горькую слюну, таращусь на входную арку – оттуда рано или поздно появится Любовь Петровна. Вот сейчас, сейчас… сперва из-за угла выдвинется купольный бюст в яркой кофточке, затем сверкнёт белоснежное пламя волос, а потом милая тёща выплывет целиком, послышится дробный цокот каблуков, из-под обреза платья выстрелят солнцеподобные колени, вызолоченные капроном…

Я обожаю её. Тридцать девять лет назад Любовь Петровна родилась богатыршей на четыре килограмма с лишним - обычно столько весят мальчики, и то не каждый - и с тех пор всю жизнь только прибавляет объёма и очарования. Обожаю высвобождать её крупную грудь из сладкого зефирного кружева, вдыхать аромат её подколенных сгибов, обтянутых лайкрой, впиваться зубами в яблочную белизну бёдер… Отлично понимаю её покойного мужа Стёпку, который ревновал мадам Журавлёву к каждой собаке!

Моя сдобная тёща того стоит. Словно маневровый локомотив, она ещё издали толкает перед собой незримую волну агрессивных гормонов и дерзких запахов. В походке тёщи, в колыхании царской груди, в круговом движении бёдер кричат брутальный магнетизм, тяжёлая стать и животная сексуальность.

Мы в близких отношениях уже несколько месяцев. Любовь Петровна – поразительная женщина, она увлекает меня и засасывает на дно грехопадения, сама того не желая. Почему она опаздывает именно сегодня, когда Леночка в отъезде? Всё понимаю и каюсь, но пустое ожидание безжалостно откусывает минуты от времени, которое мы могли бы провести вдвоём.

Внезапно мой сотовый разражается хулиганским рок-н-роллом, но это не тёща. Экран извещает: «Абонент неизвестен». Нажимаю кнопку приёма - на том конце женский голос. Томный, волнующе низкий и весьма развязный.

- Алло? Я тут просматриваю телефонную книжку Журавлёвой Любови Петровны, нашла ваш номер. Она вам кто? Родственница, знакомая?

Тычком вбиваю сигарету в пепельницу. Начало мне не нравится.

- Допустим, - настораживаюсь я. – А по какому праву вы, дамочка, лазите в её телефоне?

Женщина игриво хохочет.

- Я любопытна, милый юноша. Можете звать меня Ледана.

- Очень приятно. Редкое имя… если вы, конечно, не врёте.

- Конечно, вру, но всё равно спасибо. Короче, вы ей родственник, или я листаю справочник дальше? У Любови Петровны возникли определённые проблемы, поэтому у меня нет времени распинаться перед посторонней массовкой. А проблемы у неё даже очень серьёзные.

- Я её родственник, всё верно, - лихорадочно гадаю, во что опять вляпалась ненаглядная тёща. Искать приключений на свою титаническую сексуальную жопу – это она умеет. – В чём дело, где она?

Ледана, скрытая за антиопределителем, весело хмыкает.

- Суть такова. Любовь Петровна Журавлёва заняла у меня денег, крупную такую сумму. И уже полгода не возвращает! Мне категорически надоело ждать. Как вы смотрите, если я оторву ей уши?

Вздыхаю. Моя невезучая тёща Любовь Петровна притягивает к себе неприятности, как бродячая собака - репей. Либо к ней среди улицы пристают пьяные хулиганы, либо её забирают в милицию за вызывающее поведение, либо она в дым перепивается и скандалит в гостях, хозяева вяжут её по рукам и ногам, чтобы утихомирить. Когда Любовь Петровна сдавала на права, её едва не изнасиловали в учебной машине. Когда она пригласила на дом массажистку – к ней по ошибке ввалилась девица по вызову, надела Любови Петровне наручники, забила кляпом рот и отодрала плёткой.

Практически во всех ситуациях спасать госпожу Журавлёву приходится нам с Леночкой, а до нашего брака Ленка отдувалась одна. Прошлой осенью госпожа Журавлёва отчебучила невероятное. Напившись в зюзю, на спор с подружками она отправилась в кафе «Тенгиз» - после десяти вечера, в одиночку и в мини-юбке! Подружки засекли время и притаились за углом, а Любовь Петровна вошла внутрь этого притона, можете себе представить? Идти в кавказскую пивнуху вечером в короткой юбке и на каблуке-шпильке - чистый акт самоубийства, по-другому не назовёшь.

«Тенгиз» на Североморской - не то место, где может спокойно отдохнуть пьяная славянская женщина в мини. По большому счёту Любовь Петровна выиграла спор - она действительно вошла и пробыла в баре оговорённые пятнадцать минут, в течение которых осушила два или три мятных коктейля. «Кавказские братья» раскусили её не сразу. Они присматривались из-за столиков, перешёптывались и полагали, что за роскошной белокудрой дамой вот-вот явится крутой ухажёр, какой-нибудь чемпион смешанных единоборств, иначе с чего бы ей так нагло сверкать ляжками?

Затем пришло время расплаты. К пятнадцатой минуте бородатые завсегдатаи смекнули, что сногсшибательная полная блондинка находится в баре одна, без сопровождения, а её зад в облегающей мини-юбке сам напрашивается на «болшой чистый любов».

Едва тёща собралась улизнуть, бородачи преградили ей путь к дверям и внесли в досуг Любови Петровны свои коррективы. Возникла потасовка: компания пьяных горцев принялась выламывать Журавлёвой руки и лезть под юбку, приняв её за заблудшую проститутку.

По плану подружки с улицы должны были подстраховать Любовь Петровну по истечении контрольного времени. Однако вместо того, чтоб поднять на ноги полицию, глупые девки сами сунулись в «Тенгиз» - и завязли на крыльце в объятиях двух бородатых молодцев.

- Женшыны, сюда нельзя, мужской вэчэринка идёт! Дамам вход сэгодня запрэщён!... Какая блондынка? Куда входыла? Нэ было блондынка! Низам, ты выдел блондынка? И я нэ выдел. Она на такси давно уехала, а вы ей повэрили? Она обманщик-жэнщина!

Подруги зависли и растерялись. Тем временем визжащую госпожу Журавлёву оттеснили в подсобку с кальянами, повисли на плечах, забренчали наручниками, намереваясь завершить вечеринку соответствующим десертом. Спасла тёщу лишь недюжинная физическая сила, запасной телефон, спрятанный в бюстгальтере, и экстренный звонок другу, то бишь мне.

- Зять! Спаси меня, сижу в «Тенгизе»! То есть уже почти лежу! Меня хотят… а-а-а!... отвали, сволочь!

Североморская улица недалеко. На полуслове мы с Ленкой прыгнули в машину и помчались быстрее, чем пожарный расчёт на тушение нефтеперегонного завода. Пока Ленка вертела руль, я вместо вызова силовиков (когда они ещё объявятся?) спешно звонил по нужным адресам, кликал старых друзей. Успеем или нет?

Хорошо, что мой дружок Прапор оказался не на даче! Хорошо, что Веня-Рассол живёт близко и всегда скор на подъём! На экстренный сбор нам понадобилось меньше времени, чем я об этом рассказываю.

В «Тенгизе» мы застали человек десять. Они толкались у подсобки, гортанно выясняя, кто достоин раньше других припасть к телу великолепной гостьи. Нет худа без добра: склока между потенциальными насильниками дала тёще спасительную отсрочку.

Наше явление ознаменовалось жуткой вспышкой и оглушительным взрывом. За что я люблю Прапора – у него в кармане всегда найдётся полезный предмет типа светошумовой гранаты «Заря-2». Посеяв панику во вражеском стане, мы с Рассолом уработали всех контуженных, кто остался на ногах, а Прапор с Ленкой ворвались в подсобку «Тенгиза».

К этому моменту бородачи уже окончательно укротили Любовь Петровну, скрутили в бараний рог и сервировали перед торжественной подачей на мужской стол. Извиваясь на животе в наручниках, госпожа Журавлёва сдавленно мычала в кляп из мини-юбки, отнятый телефон валялся в углу, а два помятых типа брюнетистой наружности тащили с потной пленницы колготки, трусики и туфли.

Последним, что увидели шеф-повара в этот вечер, стал Прапор с бейсбольной битой.

Угадайте, какими стали первые слова тёщи, едва мы спасли её от поругания и вытащили кляп? Она отплевалась и мрачно сказала:

- Видали грачей охамевших? Все французские трусы - в клочья! Мать етти, где я теперь найду «Лайз шармэль» всего за тысячу шестьсот?  

Самоубийственный спор Любовь Петровна выиграла, получила заслуженную взбучку от Ленки, и вечернее приключение в «Тенгизе» закончилось достаточно оптимистично… не считая самочувствия брюнетистых клиентов. Теперь, не подумав, тёща влезла в какие-то финансовые долги к какой-то Ледане.

Ледана! Роскошное имечко… Подозреваю, это лишь псевдоним, зато остальной сюжет вполне в духе Любови Петровны.

- Уважаемая Ледана, Любовь Петровна рядом? Отдайте ей трубку.

- Она рядом, но говорить не может, - ласково отзывается собеседница. - Ей мешает кляп с апельсиновым вкусом.

Кляп? У меня чёткое ощущение дежа вю. Давняя история с заложницей повторяется.

- Чёрт побери, Ледана, вы вставили ей кляп?

- Сегодня я пригласила вашу жирную красавицу на решающий разговор, даже угостила коньяком. Кстати, выпить ваша дамочка не дура.

- Это уж точно, - с очевидным не спорят. - Согласен. Дальше?

- Дальше я поставила вопрос ребром: где мои деньги? А Любовь Петровна не отдаёт. В ходе финансовых разногласий между нами произошёл конфликт.

- В конфликте не сомневаюсь, потому что денег у неё наверняка нет. Но кляп-то зачем запихивать? И что теперь?

- Милейший, я огорчаюсь, когда меня пытаются кинуть. Я напялила вашей лапуле наручники. Скрутила ей пакли за спину – вот так, очень больно и жёстко!

- Вы сумасшедшая? Зачем вы заковали в наручники постороннюю женщину, это уголовная статья! Думаете, после этого у неё появятся деньги? Отпустите её!

Ледана снисходительно смеётся, я даже слышу, как похотливо она облизывает губы.

- Не так быстро, молодой человек. На вашу Любовь Петровну очень приятно надевать наручники. А когда она в наручниках, её приятно везде трогать, злить и раздражать. Она становится сексуальной и липкой… Признаюсь, я люблю жестокие интимные игры. В моём доме много необходимых атрибутов. Надев наручники, я попросила Любовь Петровну лечь в постель…

Меня потряхивает чувство, похожее на ревность. Формально я не имею на тёщу никаких имущественных прав, но покуда я в памяти и здравом уме, я не позволю Любови Петровне ложиться в постель ни с кем, кроме меня. От всей души надеюсь, что сексуальное насилие тёще пока не грозит. Нахальная Ледана явно блефует, думая запугать меня ради возвращения долга.  

- Так она и легла с вами в постель! – говорю в трубку с деланной ухмылкой. - В чём – в чём, а в лесбиянстве она не замечена.

- Совершенно верно, ложиться Любовь Петровна не хотела, - поддакивает стерва на том конце. - Но … как там говорил знаменитый Аль Капоне? Добрым словом и револьвером можно добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом. Перефразируя старого гангстера, наручниками и подзатыльником тоже можно добиться гораздо большего, чем уговорами. Желания Журавлёвой никто не спрашивал.

- Вы сексуальная маньячка, Ледана? Лесбиянка с садистской патологией?

- Я сексуальная, но не маньячка. Уложив вашу изумительно жирную и полуголую родственницу в постель, я вставила в её бесстыжий рот чудесную пластиковую скобу. Эта скобочка не позволяет сжимать зубы и кусаться, понимаете? Потом я, ха-ха, присела на лицо вашей Журавлёвой и заставила сделать мне удовольствие. О-о, язычок у неё что надо! Бархатный и натренированный. Мне ужасно понравилось, а ей некуда было деваться… Потом мы…

Описание эротических сцен меня не интересует. Дорогая и любимая тёща по собственной дурости угодила в западню – вот что главное.

- Хватит трепаться! – злюсь я. – Мне нет дела до ваших извращений, дорогая Ледана. Дайте трубку Любовь Петровне, и поживее.

- Не кричите на меня, мужчина, - строжает Ледана на том конце. – Между прочим, именно ваша жирная жадная шлюха должна мне деньги, а не наоборот. Ваша куколка надёжно сидит у меня под каблуком. Я могу просто-напросто потребовать с неё отработать весь долг в половом рабстве.

Час от часу не легче.

- В половом?!... Что вы мелете?

- Например, я бы не отказалась от послушной горничной, - развратный смешок. - Если на голую Любовь Петровну надеть белую наколку, кошачьи ушки, передник и латексные чулки, она превосходно впишется в интерьер моей квартиры. Сзади я приделаю ей чудесный меховой хвостик, рот запечатаю стальным трензелем, запертым на замок, чтоб не болтала попусту. На ручки и ножки вашей красавице тоже придётся повесить цепи. Как вы думаете, десяти килограммов отборной стали хватит, чтобы поумерить её прыть?

- Думаю, вам надо сходить на томографию, Ледана.

- Уговорили! – как ни в чём не бывало продолжает ведьма. – Надену ей цепи с утяжелителями, пятнадцать килограммов! Почти пуд, её суперские сиськи весят столько же. Мне кажется, из Любови Петровны получится крепкая и выносливая рабыня.

- Вы бредите?

- …с пятнадцатью килограммами железа на запястьях и лодыжках она вполне справится с домашним хозяйством, если будет двигаться плавно и неторопливо, зато затеять побег ей вряд ли удастся, цепи лишат её мобильности. И пусть обслуживает меня и моих гостей по высшему разряду, если хочет на волю.

- Ледана, это незаконное лишение свободы, сопряжённое с насилием!

- Если Любаша-пухляша угодит ко мне в горничные, вы её нескоро увидите, гарантирую. Сейчас Любовь Петровна отдыхает в моих апартаментах в висячем положении, зацепленная руками за перила, с кляпом во рту. Кляп крепко пристёгнут ремнями вокруг лица, чтобы не выплюнула. Я вытащу его на чуть-чуть и поднесу пленнице трубку. Вы лично убедитесь, насколько всё серьёзно.

- Ледана, да что происходит?... Ледана?

- Господин родственник, у вас в телефоне работает видеосвязь?

- Да. На этом же номере.

Возникает пауза, слышится злобное мычание моей тёщи, которое ни с чем нельзя спутать. Затем в отдалении Ледана приказывает:

- Ну-ка, солнышко, подробно расскажи в трубку, где ты и что с тобой делают.

В динамике раскатывается хриплый, сердитый голос Любови Петровны – это точно она!

- Отпусти меня, выдра! Отпусти, а то хуже будет!

- Не трать время попусту, у тебя всего две минуты, - обрывает Ледана. - На проводе твой родственник. Молись и кайся!

- Ой-ой, как неудобно висеть!... – тёща бормочет надсадно, словно согнута пополам и не вполне владеет грудной клеткой. - Кто там? Ты меня слышишь? Спаси меня! Эта прошмандовка сначала изнасиловала меня в наручниках в рот. Теперь согнула меня буквой «зю» и подвесила за наручники сзади к лестничным перилам. К наручникам привязала ремень, которым подцепила мне груди и просунула его между ног. Очень больно, везде всё режет! Я стою на носочке, на одной ноге, потому что вторая пристёгнута кверху. Юбка задралась, даже пошевелиться не могу. А теперь она грозит подцепить к наручникам крюк и воткнуть мне его в задницу прямо через колготки. И выпороть плёткой, и вообще по-разному мучить! Мне страшно! Спаси меня!...

- Хватит ныть, дура! – я невольно представляю себе эту возбуждающую картину. – Сколько ты должна своей стерве? Почему мы с Ленкой ничего не знали?

Тишина и мычание.

- Теперь ты убедился? Достаточно, я засунула кляп вашей красотке обратно, - в трубке снова довольная Ледана. - Пусть молча страдает и дёргается. Вы хотели узнать сумму? Любовь Петровна брала у меня пять штук баксов.

Тру лоб ладонью, затем догадываюсь закурить сигарету. Смотрю рассеянным взором на стены и балконы окружающих домов, но ничего не вижу.

- Уму непостижимо! – вырывается у меня.

- Ага, деньги немаленькие. Знаете, во сколько мне обошлась одна домашняя камера пыток?

- Камера пыток?

- Грешна, люблю пошалить в стиле садо-мазо, - Ледана ёрничает. - На заказ мне изготовили буковые ручные и ножные колодки, плётки и ремни из натуральной кожи, крючья с ошейниками. Мешок для мумифицирования пленников с вакуумным насосом тоже обошёлся в круглую сумму. Чуть не забыла упомянуть смирительную рубашку с зажимом между ног, латексные костюмы госпожи и раба, пояс верности... тоже штучная работа. Про тридцать метров хромированных цепей я даже не говорю, металл нынче жуть какой дорогой. Особенно вещи… ха-ха, интимного свойства.

- Ледана, вы маньячка! Послушайте…

- Не перебивай, условия диктую я! Когда мне ждать денег? Я-то подожду, а ваша лапушка вряд ли долго выдержит. У меня есть щипцы, смирительная рубашка, кнут, электромашинка для пыток током…

Снова тру вспотевший лоб. Пять тысяч долларов – довольно серьёзно. С деньгами у нас сейчас туго, мы только недавно прокатали сбережения в двухнедельном отпуске. Как всё не вовремя!

- На что эта толстая задница грохнула столько денег? – я бормочу про себя, но извращенка Ледана слышит реплику, обрадованно смеётся.

- М-м… хотите узнать из первых уст? А что, великолепная идея! Супер! Буквально пара минут - и Любаша-пухляша нам расскажет. Правда, сладкая негодница?

- Нет-нет, Ледана, постойте!...

- Она райской птичкой запоёт. Я ей устрою холокост и геноцид. Секунду, я приклею контакты электромашинки ей к соскам, наручникам и ещё одному важному чувствительному местечку под серединкой колготок…

- Нет, не надо! – чувствую себя полным идиотом. Хочется немедленно надрать задницы обеим ненормальным бабам – и рабыне, и госпоже.

Злость мешает мне сосредоточиться. В трубке по-змеиному хихикает Ледана, а висящая в наручниках Любовь Петровна наверняка уже обделалась с перепугу. Ах ты тёщенька, ах ты тварь гулящая!...

Взяв себя в руки и прикинув, у кого можно перехватить взаймы, я принимаю навязанные правила – а что остаётся делать?

- Ледана, сама понимаешь, всё это для меня внезапно. Тебя ведь интересует наличка?

- Только наличка, никаких банковских переводов, зайчик. Я давала ей в долг живыми и обратно хочу тоже настоящие деньги.

- Половину суммы я могу наскрести прямо сейчас. Ты отпускаешь Любовь Петровну. Затем решим остальное, под расписку или как…

- Половину так половину, пупсик, - фамильярно ухмыляется неведомая садистка. – Но Любовь Петровна дороже всяких расписок, поэтому будет гостить у меня до полного возмещения долга.

- Что-о?

- Так будет справедливо. Заметь, я даже проценты за полгода не потребую. Расписка – тьфу! Бумажка, верно? Ею можно лишь подтереться. На расписку нельзя надеть латексные сапоги, перчатки и маску. Расписке нельзя сунуть кляп из её собственных кожаных трусиков, которые носит Любовь Петровна. Расписку нельзя изнасиловать. У расписки нет таких сдобных грудей и ляжек, как у Любовь Петровны. Увы, бумажка не отвечает моим сексуальным запросам!

Я скриплю зубами.

- Впрочем, предлагаю вариант, родственничек, - веселится в трубке неугомонная ведьма. – Око за око. Слышу, ты мужчина молоденький, сочный. Допустим, я назначу место свидания. Ты едешь туда с деньгами – сколько есть. Один и без фокусов. Будь готов к тому, что я закую тебя в наручники и заклею скотчем глаза и рот.

- Ледана, тебе надо бы к психиатру.

- То к психиатру, то на томографию… Мальчик, ты часом не врач? До чего скучный, смени пластинку! Обезвредив тебя, я отвожу тебя в свою уютную квартиру с дыбой и колодками. Любовь Петровна выходит на свободу. Ты остаёшься вместо неё заложником, пока она ищет две с половиной штуки.

- Ещё чего не хватало!

- Не спеши отказываться, милый незнакомец. Я гостеприимная хозяйка, честное слово, и знаю толк в сексуальном обращении с мужчинами. Возможно, тебе понравится быть моим пленником. Если мы сойдёмся характерами, я даже прощу остаток долга. Буду вкусно кормить тебя, держать в наручниках, пытать, пороть, возбуждать, насиловать, а за примерное поведение изредка позволю тебе понюхать мои колготки и кончить. Оркестр, туш! За каждые сутки я стану списывать с долга баксов по пятьдесят, и через два месяца мы в расчёте, ха-ха!

- Такого не будет никогда.

- Вообрази, как мы развлечёмся, котёнок! – не на шутку расходится Ледана. – В моём алькове стоит почти что царский трон. Привинчен к полу и сверху донизу оборудован кожаными кольцами. Я усажу тебя на него, совершенно голого, пристегну за раздвинутые ножки, выверну за спину и больно-пребольно зафиксирую ручонки, чтоб ты даже вздрогнуть не мог… Запру все ремни на прочные замки. Ты будешь восседать на троне неподвижным как сфинкс. В рот я тебе натолкаю много-много своих ношенных трусиков. Я не стираю их две по недели именно на такие случаи.

- Вот себе и толкай, чистоплотная наша.

- До чего они вкусные, м-м-м!... Кайф. Потом я до самых плеч натяну тебе на голову чёрные и ужасно пахучие колготки, чтоб ты не мог выплюнуть трусики, а заодно вдоволь надышался колготками настоящей сексуальной леди. Круто, да?

Ледана сладко чмокает.

- Теперь подумаем, как поступить с самой главной мужской принадлежностью? Придумала, солнышко. Твой маршальский жезл к тому времени будет торчать под самый потолок, не сомневайся, я помогу. В моих руках даже безнадёжный импотент за короткий срок становится быком-производителем. Значит, на него мы тоже плотно надеваем колготки, ими обматываем тебе бубенчики, и пропускаем под задницей, через самый эрогенный центр. Там вздёргиваем и приматываем к скованным рукам. Йес-йес! Представь свои ощущения, когда все твои причиндалы стянуты колготками, и чем сильнее напрягается твоё достоинство - тем больнее всему остальному? Ты просто лопнешь и рассыплешься от восторга сию минуту, дорогой! Впрочем, своим рабам я такой роскоши не позволяю.

- Достаточно Ледана, своей больной фантазией ты можешь воображать что угодно, но я не собираюсь выслушивать бредни. А морда у тебя не треснет?

- Вот как? – Ледана мгновенно свирепеет. - Морда? Посмотрим, у кого она вперёд треснет. Сейчас я немножко тебя огорчу.

Ледана скидывает вызов, но тут же перезванивает по видео – через вайбер. Нажимаю «ответить». Пока электроника устанавливает и отлаживает изображение, слышны треск, возня и снова ехидный голосок.

- Чтобы не быть голословной, демонстрирую онлайн, смотри!

Вижу на экране опущенное лицо тёщи. Рот в кричащей морковной помаде окровавлен, губа расквашена, густо накрашенный глаз подбит. Похоже, конфликт с кредиторшей не ограничился простым подзатыльником. Любовь Петровна кричит прямо в камеру:

- Ненавижу тебя, сучка! Убила бы тебя!

- А деньги? – насмешливо отвечает Ледана.

- А-ы-ы!... Развяжи меня, сучка! Убила бы и всё! Пусти! Руки больно!

- А больше нигде не больно?

- А-ы-ы!... Везде больно! Пусти!... Ненавижу тебя, дрянь.

- Твой родственник не хочет идти ко мне в заложники. Он плохой мальчик. Покажись ему во всей красе.  

Камера отходит назад, я вижу тёщу в полный рост. Толстая Любовь Петровна в коротком чёрном платье стоит в неизвестном доме у лестницы на второй этаж, слегка нагнувшись вперёд. Невидимая Ледана добросовестно подходит со стороны лестницы и показывает, что руки Любови Петровны продеты через перила сзади и скованы наручниками за спину, неловко, больно приподняты кверху, уложены на кромку шестой по счёту ступеньки.

Кулаки бессильно стучат о ковровое покрытие, женщина сучит пальцами с оранжевыми ногтями, её запястья в браслетах похожи на пережатые капканом пончики. Чтобы ослабить нагрузку на локти, Любовь Петровна вынуждена стоять наклонно, разбухшая грудь вываливается из платья. Левая её нога отведена вбок и прихвачена верёвкой к перилам у второй ступеньки. Из-за этого поза пышной госпожи Журавлёвой напоминает балерину, выполняющую фигуру «аттитюд». Она неуклюжая, жалкая, скособоченная.

- Ненавижу тебя, - говорит за кадром Ледана. – Мерзавка. Заткни пасть и не скули, пока снова не получила кляп.

- Буду скулить! – назло говорит Любовь Петровна и сплёвывает кровь на пол. – О-ох, как затекло!... Сними с меня наручники, сучка!

- Отдашь мне денежки, лапочка?

- Нету!

- Тогда виси, солнышко моё, как кусок г@вна! Приятного тебе дня!

Ледана ходит с камерой вокруг, приседает, поочерёдно наводит объектив на полуобнажённые спелые прелести пленницы – груди, ляжки, выступающие сквозь платье соски. Ноги у Любови Петровны раздвинуты, одна стоит на полу, вторая висит привязанной. Подол треснул и порвался. На тёще блестящие жемчужно-серые колготки, под подолом платья в развале крупных ляжек тёмным дефисом горят лайкровые трусики.

Бёдра у моей Любови Петровны просто культовые - круглые, упругие, звонкие бёдра здоровой сельской женщины и плодоносной матери. Крепко облегающий капрон придаёт им идеальную гладкость – это два космических модуля, состыкованных в невесомости. Поневоле ловлю носом сухой балконный воздух: чудится, что прямо из телефона на меня напахивает взмокшими колготками, сопревшим дамским лоном, морскими ракушками, острым ароматом норковой зверофермы.

Камера отодвигается от бёдер пленницы, снова берёт общий план. Левая щиколотка Любови Петровны привязана к балясине, остаток верёвки лежит на полу, словно змеиный хвост. Лицо тёщи побагровело от неудобства и боли. Сквозь платье видно, как туго трусики облепили ягодицы, врезались в жирное мясо. На шее у госпожи Журавлёвой звякает ожерелье, в ушах болтаются серёжки. Одна из них запуталась в белоснежных тонированных волосах, цепляется и тянет мочку уха, но освободить её женщина не может. Запястья в наручниках удерживают её подвешенной.

Видно, что Любовь Петровна подвыпившая, она вспотела и устала. Ледана жёстко приковала её к перилам, но пленная тёща не теряет надежды как-нибудь изловчиться и вырваться. Она мотает взъерошенной головой с полураспущенной причёской, трясёт грудями, перила за ней шатаются и скрипят, складки плоти поплывшим тестом выделяются на теле, облитом капроном и шёлком.

- Знаешь, Люба, кто ты? – с удовольствием спрашивает Ледана. – Ты маленькая, жирная, гадкая г@внючка!

- Не смей обзывать меня г@внючкой.

- А что ты мне сделаешь? Что, открой тайну?

- Убью тебя!

- Почему же не убиваешь?

- Отцепи меня от перил! Мне больно!

- Когда отдашь деньги?

- Отдам как смогу! А-ы-ы… Все руки передавило!

- Виси, пока я не увижу денежек! Конец связи. А вот и твой кляп!

- Не на… ахгу… ы-ы... ммгх… - в распухший и размазанный рот Любови Петровны втыкается кляп, изображение на экране пропадает – Ледана скинула соединение, но тут же перезванивает в обычном режиме.

- Слышишь меня, зайчик плюшевый?

- Что тебе надо?

- А ты ещё не понял? Мне надо пять тысяч долларов. По курсу в рублях, так и быть, тоже возьму, но это - единственная уступка. Твой ответ?

- Я найду деньги, - что я могу ещё сказать, видя несчастную Любовь Петровну в плену неведомой садомазохистки с психическими отклонениями? – Куда мне перезвонить, Ледана?

- Через полчаса перезвоню тебе сама. Расскажу, чем занимаюсь с Любовью Петровной, а ты расскажешь, на какой стадии наши финансовые дела, и получишь следующие указания. Пока, мой мальчик!

Ледана секунду думает. На заднем фоне бурчит и бубнит моя тёща, истекающая слюной и половыми соками.

- Надеюсь, ты понимаешь, что ментов сюда впутывать не надо? – мягко говорит ведьма. – Приедешь один и с денежками, иначе разговор не состоится. Или тебя должна об этом попросить наша Любовь Петровна? Она попросит прямо сейчас… если я суну ей в трусы электрический провод, ха-ха-ха!

- Обойдёмся без проводов, - быстро отвечаю я. - Понимаю. Ментов не будет.

– Не забывай, я всего лишь хочу получить назад свои бабки и мои связи в полиции получше твоих! Жди звонка, котик.

***

Вечер откровенно не удался. Вместо того чтобы безобразничать с тёщей в постели, я в самом дурном настроении еду в сторону дачного посёлка Форпачево, указанного Леданой. На пассажирском сиденье белеет свёрток с деньгами. Бесполезно гадать, зачем Любовь Петровна занимала пять кусков у какой-то спятившей нимфоманки. Вероятнее всего, полгода назад тёща где-то сильно накосячила или влезла в очередной пьяный спор - похлеще чем в кафе «Тенгиз».    

Мобильник я держу наготове в ожидании дальнейших инструкций. Полиция – это место, куда я стану звонить в последнюю очередь. Мелькала мыслишка снова свистнуть на помощь Прапора или Рассола, они умеют улаживать нестандартные ситуации. Рассол служил со мной в одной роте, с Прапором мы сдружились чуть позже, но сейчас я решаю не дёргать ребят попусту. Сдаётся мне, барышня Ледана ведёт авантюру в одиночку, а осадить одну психопатку всё-таки проще, чем десятерых злобных абреков из «Тенгиза», даже если она умная и наглая.

Помимо денег я везу под пиджаком наручники и травматический «Хорхе». У меня есть лицензия на то и на другое, надеюсь, Ледана об этом не пронюхала.

Негодяйка Ледана оказывается хитрее, чем я предполагал. На полдороге к Форпачево она снова звонит и приказывает резко сменить направление – взять в сторону Калиновского шоссе. Понятно, почему она темнит. Выжидает и путает следы, медлит назвать точное место, чтобы я или мои напарники не устроили засаду раньше времени.

Приходится сделать крюк, перестроиться в правый ряд и уйти по односторонке мимо сквера имени Горького. Доехать до Калиновского шоссе я тоже не успеваю – телефон рок-н-роллит, беру трубку, уже не спрашивая, кто на проводе.

- Зайчик, ты ещё не устал носиться? Ха-ха, что поделать, я непредсказуемая женщина.

- Что на этот раз, Ледана?

- Извини, план откорректирован. Сворачивай на улицу Чудильского, да побыстрее! Я жду!

На улице Чудильского Ледана приказывает подъехать к дому номер сто два – это дороговатая, но неряшливая девятиэтажка в форме бабочки. Следует указание подъехать к левому «крылу» и оставить тачку.

- С приездом, мальчик! Я тебя вижу, но ты смотришь не туда, ха-ха-ха. Искать меня в доме бесполезно, я выбрала его наугад. Придётся немного размяться пешком. Подъезд на домофоне, но он тебе не нужен. Тебе нужен технический вход за углом, который вечно не заперт, просто привален кирпичиком.

- И этим же кирпичом мне дадут по башке?

- Зая, не будь таким трусом, кому нужна твоя голова? Служебный коридор - сквозной. Выйди с другой стороны дома и пройди триста метров до трансформаторной будки за деревьями. Будка открыта, не попади под напряжение, дурачок! Незаметно оставь деньги внутри под картонной коробкой и бегом возвращайся в машину. Через десять минут ты увидишь свою Любовь Петровну живой и здоровой – уже без наручников. Ясно? Давай без фокусов!  

Конечно, я сам виноват: запутанный маршрут и обещанные «триста метров до будки» слегка притупляют мою бдительность. Уверенный, что до конечной цели ещё далеко, я отодвигаю кирпич, просачиваюсь в технические двери, почти не скрываясь иду по коридору. Затем краем уха слышу возню за грудой ящиков, ловлю странный укол в шею – и через пару шагов мои ноги подгибаются сами собой.

Последнее, что я вижу – ко мне быстро приближается бетонный пол в гнёздах застарелых трещин. Бумс!

***

Когда я продираю глаза, моя голова трещит как с похмелья: побочный эффект быстродействующего транквилизатора. Мне наверняка всадили двойную лошадиную дозу из шприца-пистолета. Я лежу на спине в кромешной темноте и не могу пошевелиться: руки-ноги существуют отдельно, в ином измерении.

Звон в ушах стихает, мой слух постепенно проясняется. Где-то неподалёку кого-то отчитывает смутно знакомый томный и наглый голос:

- Любаша-пухляша, твой хвалёный родственник – козёл и кидала! Он подписал вам обоим смертный приговор. Это надо же так накосипорить! На что он надеялся? Привезти мне полконверта резаной бумаги и думать, что я не замечу? Короче, теперь вам крышка!

Повозившись, я понимаю, что раскинут навзничь с растянутыми и прикованными к стене руками, ноги мои тоже широко растянуты и привязаны. Я совершенно гол, как Адам, низвергнутый из райского сада. Глаза туго завязаны чёрной эластичной тканью – подозреваю, это женские лосины не первой свежести. Мой рот доверху забит тряпками и напоминает бельевой склад, а сверху толсто заклеен скотчем. От кляпа исходит стойкий вкус чего-то кислого, солёного и пряного. По-моему, в глотку мне щедро напихано шёлковое женское бельё, причём совсем недавно его кто-то носил.

Тот факт, что я прикован нагишом в виде распятия, ещё полбеды, гораздо хуже обстоит в паху. Мои мужские органы замотаны каким-то невероятным бантиком, всё сдавлено, стянуто, сшито, изнемогающий член застыл в вечной эрекции. Слепой и беспомощный, с плотно заткнутым ртом, я могу только замычать от сосущей боли в гениталиях, что и делаю.

– Висишь, Любаша-пухляша? - ласково издевается где-то за стенкой голос Леданы. - Вот и виси. Твой жадный и отважный родственник не сумел тебе помочь. Он обезврежен, лежит в соседней комнате, в ошейнике, прикованный наручниками к батарее. Во рту у него затычка из моих трусиков, которые я носила вчера. Лицо обмотано моими нестиранными, восхитительно пахнущими лосинами. Он надышаться не может!

- Бллввврыпшшшфр! – отвечает тёща сквозь кляп. В её исчерпывающей реплике - масса злобных эмоций, но сюжета не больше, чем в песнях Ильи Лагутенко. Интересно, она там до сих пор висит в балетной позиции «аттитюд», капая на пол нектаром из чёрных трусиков?

- Скоро он будет на седьмом небе, милочка, - продолжает Ледана. - Его мужская гордость крепко обвязана чулками и напряжена как ракета. Сейчас он очнулся и страстно мечтает, чтобы я наступила на него каблуком - тогда он взорвётся от удовольствия.

Пленная Любовь Петровна что-то ворчит, я слабо извиваюсь с завязанными глазами. Я прикован не к батарее, а к каким-то крючьям, но представляю отвисшую челюсть тёщи, слушающую откровения этой гнусной мегеры. Во рту у меня действительно ком из дамских трусов, а возбуждённый член стянут чулками или колготками, словно пластырем.

- Пойду угнетать и порабощать твоего соплеменника, Люба, - мурлычет Ледана. – По-моему, он пришёл в себя и жаждет женского общества. Может, смилуюсь и придавлю ему промежность каблуком, он наверняка не против!

Отворяется дверь, в мою комнату кто-то входит. Судя по внушительной и мягкой поступи, вошедшая не обижена комплекцией. Я снова хрипло мычу. Вся слюна впиталась в хлопково-атласный кляп, во рту сухо как в пустыне. Конечности болят от растяжек, перевозбуждённый член вибрирует и ноет в капроновой петле, вот-вот лопнет!

Моя жена Ленка ярая фанатка садо-мазо и в нашей домашней спальне полным-полно всяких пыточных штучек. В сексе Ленка предпочитает доминировать, поэтому ей достаются перчатки и плётка, а мне - наручники и намордник. Чего не сделаешь ради любимой супруги! Зато в интимных играх с тёщей… о, здесь безоговорочно командую я. В силу своей флегматичности, женственной полноты и некоторой природной лени Любовь Петровна великодушно позволяет себя пытать и мучить в постели, лишь бы самой шевелиться поменьше.

По ночам Ленка любит выдумывать сложные словечки. Наверное, сейчас бы она назвала меня «кляпозаткнутым», «рукосвязанным», «ногораздвинутым», «наручниконосным» и «лосиножующим» подопытным. Из любопытства я пытаюсь наощупь определить, какая марка браслетов на меня напялена. Выясняется, что на обоих моих запястьях – примитивные, но прочные БК. Будь мои руки скованы вместе, я бы нашёл способ взломать замок, но я разложен и растянут, словно холст на мольберте сумасшедшего художника. Нужна хотя бы спичка или щепочка, да где её взять?

Женщина приближается. То, что это женщина, я чую сразу. Лишившись зрения, мой организм обострил чутьё и обоняние. От вошедшей пахнет лёгким вином, мокрым кружевом, элитной парфюмерией. Готов биться об заклад, что она ухмыляется во весь рот и разглядывает меня с тем же вниманием, с каким пятиклассница разглядывает спойлер порнографического фильма. Мне не понять, что интересного можно найти в тридцатилетнем мужике, распятом в наручниках, но женщинам виднее.

Без единого звука хозяйка встаёт надо мной на четвереньки. Её полные бёдра обтянуты журчащим капроном – это я чувствую сразу. Колготки поскрипывают, словно усыпанные вафельной крошкой, и гудят как гитарный гриф. Скольжение капрона по моим ногам вызывает прилив колючих мурашек, будто я привязан к лесному муравейнику. Свесив грудь, повелительница касается моих рёбер обнажёнными сосками…

Я не знал, до чего чувствительны мои рёбра, похоже, они состоят из сплошной нейронной сетки. Шелковистое путешествие сосков и трение лайкры о мою промежность заставляют меня пучить завязанные глаза и корчить страшные рожи. Мурашки захватили меня от колен и выше, табунами несутся по животу, плечам и затылку. Скотч на моих скулах предупредительно потрескивает.

…госпожа целует меня в ушные раковины…

её мокрый язык похож на летучую рыбку…

по моей шее бежит несколько судорог подряд…

женщина лижет мне подмышку… о-о-о нет!

госпожа сползает ниже, наклоняет голову…

её волосы скользят вокруг моего пупка…

нельзя так издеваться, чёрт побери!

от немого крика у меня ноет лоб…

в эту секунду между ног мне вставляют толстое капроновое колено…

нет! ещё раз нет!

горячие колготки напитаны электричеством…

наручники хрустят на моих руках – я дёргаюсь как в припадке

толчок - она прижимает колено плотнее…

От запаха духов и пота у меня внезапно чешется в носу. Чешется так страшно, что даже возбуждение отступает на второй план. Я прыгаю на спине, наручники врезаются в лодыжки и запястья. Повелительница снова жмёт коленом на мои гениталии - мошонка белкой взвивается куда-то под ключицы и застревает в гортани. Кошмар, я сейчас заплачу – не от боли, а от невозможности выпустить на волю свои репродуктивные способности и демографические желания.

Но главное: почесать нос! Полжизни отдам за возможность почесать нос!... да хрен с ним, берите её всю полностью, не жалко!

Женские руки перебирают моё тело по частице, по капле, по кирпичику… пропускают меня сквозь пальцы как песок… и вдруг она резко впивается зубами в сосок правой груди! Так нечестно! Терзая меня зубами и натирая коленом, негодяйка ногтями рвёт курчавые волоски на моей груди. Я вою и кашляю в кляп из разбухших трусов. Госпожа сгребает меня ниже пояса, крутит мои гениталии как кубик Рубика. Поворот, поворот, нажатие… поворот, нажатие. О-о-о-о! А-а-а! В мозгу у меня рождаются ослепительные вспышки, вся Вселенная сконцентрирована на самом кончике… ну вы поняли.

Я раскалён до звёздной температуры, когда женщина отрывает от меня руки, колени и рот. Она поднимается и выходит из комнаты, беспощадно оставив меня биться меня в миллиметре от оргазма.

- Висишь, Любаша-пухляша? - слышен голос за стенкой. – Что-то в горлышке пересохло, пить хочется… Хочешь пить?

- Мммлврввллы!

- Я знала, что откажешься, просто предложила из вежливости. Поздравь меня: провела первую сессию с твоим красавцем-родственником. Это блеск и крышеснос! Не теряй, ухожу за второй серией!

Мучительница возвращается ко мне, присаживается на корточки. От её колен пахнет сырыми колготками и моим измученным пахом. На пальцах у женщины надеты колпачки с пушистыми кисточками – такими штучками рисуют уличные арт-художники. Десять тонких мягких кисточек очерчивают мне мышцы брюшного пресса, взмывают к шее, обводят нижнюю челюсть, залепленную скотчем. Мычу, страдаю, извиваюсь – а что ещё остаётся делать несчастному рукосвязанному и кляпозаткнутому наручниконосцу в плену у сумасшедшей бабы?

Меня порют ремнём по голым пяткам. При каждом ударе я вздрагиваю и подскакиваю. Между ног всё сварилось вкрутую, моя кровеносная система сошла с ума, она гонит по моим жилам закись азота и серную кислоту. Супруга Ленка тоже великий спец по мужским пыткам, но сегодня я угодил к её достойной конкурентке. Ещё немного – и меня придётся соскребать со стен Ледановской берлоги.

Похоже, злобной и умелой госпоже тоже захотелось сладкого. Ей наскучило тереться об меня через колготки и влажные трусы, она хочет живых ощущений. Отбросив ремень, взмыленная и ароматная женщина садится к моему лицу, отдирает скотч со щёк. Ага, меня избавляют от кляпа, от всей этой липкой интимно-тряпичной массы? Видимо, мой рот понадобился сучке для каких-то других низменных целей и я даже догадываюсь, для каких именно.

Чпок! Первое, что я бормочу, когда из моей глотки вынимают кляп:

- Любовь Петровна, кто в вашем сладком дуэте играет роль Леданы?

***

Повисает молчание. За стеной вдруг слышен сдавленный смешок, хлопает дверь. С моей головы со вздохом стаскивают тугую повязку, я жмурюсь от хлынувшего света. Надо мной склонилась чуть смущённая Любовь Петровна – абсолютно свободная, в чёрном платье, жемчужных колготках и без малейших побоев на лице.

- Это одна моя подруга, Катька, - мрачно говорит она. – Как ты догадался, прохвост?

По непонятной причине мой голос сел. Можно ли сорвать голос, лёжа с кляпом целый час? Я откашливаюсь.

- Люба, - проникновенно говорю я снизу. - Во-первых, вкус твоего нижнего белья ни с чем спутать невозможно. Во-вторых, характер интимных ласк у каждой женщины так же индивидуален, как и отпечатки пальцев. Про уникальные запахи твоих духов и пота я даже говорить не стану...

- Врёшь ты всё, гад! – ворчливо говорит Любовь Петровна. – Вместо денег ты принёс на выкуп нарезанную бумагу. Кого хотел надуть? А если бы меня убили? Пять штук баксов для спасения тёщи найти поленился? Или с самого начала не поверил, что меня похитили?

- Ах да! – спохватываюсь я. – Прикинь, меня осенило в последний момент! Твоя Катька-Ледана классно разыграла речь шантажистки по телефону, но допустила ма-а-ахонький прокол...

Брови Любови Петровны трепещут от любопытства. Несмотря на исконную сельскую хитрость, в душе она очень простая женщина.

- Катька во дворце культуры работала, режиссёр-постановщик, спец по спектаклям. Головастая баба, круче Тарантино! Где она прокололась? В чём? Говори скорей, пока туфлей на яйца не наступила!

- Скажу-скажу, только не топчи меня, Любочка! Понимаешь, если бы Ледана действительно шарилась в твоём телефоне, она бы увидела, что я там записан… кем я у тебя записан?

- «Мой зять».

- Вот именно! Но во время звонка Ледана слегка плавала. Называла меня то родственником, то знакомым. Значит, в твоём телефоне она не рылась? Ты сама продиктовала ей мой номер.

- Смотри-ка, прямо Шерлок Холмс! – уважительно басит Любовь Петровна. Пожимает белоснежными сугробами плеч. – Ну и ладно! Догадался – так догадался.

Она всё-таки ставит на меня босую ногу – пяткой почти на лобковую кость.

- Считай, зять, это была месть за тот прошлый розыгрыш с поляком Яне Мансилзеном.

- А раздевала и приковывала меня тоже твоя Катька?

- Да щассс! – Любовь Петровна опускается на колени рядом со мной, отрицательно трясёт пенной гривой. – Привязывала, раздевала и входила к тебе одна я. Катьке тут смотреть нечего - не её добро! Она только за стенкой кукарекала и помогла затащить тебя из подъезда. Соседи думали, мы пьяного волочём. Всё равно согласись, мы классно тебя надули?

- Очень классно! – киваю я. – Сегодняшний вечер переполнен чудесами! Но теперь, когда маски сорваны, может, сделаешь со мной что-нибудь ещё, Люба? Или хотя бы развяжешь?

Выпрямившись, Любовь Петровна стаскивает со своих культовых бёдер упрямые, сочные, плещущие зайчиками колготки. Приподнимает подол платья, садится на меня верхом – основательно и плотно, будто занимает место в пассажирском кресле, собираясь в дальнюю поездку. Могучие ляжки обжигают мне кожу, мои бока стиснуты валунами женских колен… неужели это свершится? Я заранее счастлив.

- Люба… последний вопрос: как ты меня представила Катьке? – вкрадчиво шепчу я. - Что ты ей сказала – кем мы приходимся друг другу?

Тёща замирает и как будто думает. Её великолепное лицо сурово и прекрасно.

- Я сказала ей правду, - наконец бурчит она. – Хватит лопотать, пока снова кляп не засунула! Катька уже ушла, уступила нам свой пентхаус до утра.

- Пентхаус… кучеряво живут режиссёры от культуры.

- Сама бы она столько в жизнь не заработала. Эту хату ей бывший любовник купил, какой-то большой перец. Но про камеру пыток и цепи Катька тебе наврала – нет у неё ничего, только наручники.

- Ты резанула подруге про нас всю правду-матку? – я снова откашливаюсь, как курильщик с полувековым стажем. – Люба, ты честно сказала, что я – муж твоей дочери и твой тайный любовник?

Тёща несильно хлещет меня своим бельём по лицу. Она страшно не любит всуе распространяться о своих чувствах – для неё это нож в сердце.

- Нет! – коротко рычит она. – Я сказала ей… другую правду.

Я умиротворённо застываю. Воздушное и тяжёлое тело готовится опуститься на меня во всю мощь своей женской красоты и силы. Как давно я этого жду!

- Я сказала ей правду, - цедит Любовь Петровна сквозь зубы. – Что ты - мой любимый мужчина... А теперь заткнись, ради Бога!

И мы соединяемся в призрачно мерцающем «нигде» среди разбросанных колготок и ремней.