А со? Со!

Доктор приоткрыл дверь и моргнул, увидев идущих по коридору Реброва и Штаубе. Мозгун небрежно подталкивал их оглоблей, загребая косолапыми ногами и натыкаясь на стены. Оля чуть слышно прошептала Сереже в заросшее мхом ухо :

- Ему удалили глазные яблоки.

Поправляя белый передник, делающий доктора схожим с кошмарной английской гувернанткой девятнадцатого столетия, Мозгун забормотал, размахивая руками, а Оля вновь шепнула Сереже :

- И язык ему тоже удалили.

Доктор хмуро кивнул, посторонившись, пропуская Реброва и отведя рукой шагнувшего было следом Штаубе. Мозгун пнул сапогом в неприметную дверцу и оттуда потянулись гуськом сизые люди. Голые. На лысых головах что - то возвышалось, синхронно покачиваясь в такт ровным и неспешным шагам сизых. Штаубе хмыкнул и прищурился. На лысинах у сизых людей росли грибы, причем грибницы были имплантированы под кожу, так как шляпки грибов, от оранжевого до синего, словно язвы усеивали головы идущих, что - то еле слышно гудящих усталыми голосами.

- Мы маляры, - прислушался Сережа, с ужасом осознавая, что понимает этот невнятный басовитый напев на самой грани слышимости, - и дух наш молот, куем мы мы ведьмам лбы и мозг, куем всегда и в зной, и в холод ...

- Хрен они придумают рифму, - махнул пренебрежительно Штаубе, приваливаясь к вспотевшей холодными каплями измороси стене, - говноеды.

Он отстегнул протез, неловко шатаясь, и подозвал Мозгуна.

- Видишь, ногу мне оторвало сваркой, - неторопливо начал Штаубе, незаметно подавая Оле знак, - еще на БАМе, куда мы с комсомольцами пригнали конвой груженых дресвой МАЗов.

Оля, как - то струисто перемещаясь по коридору, точными движениями тренированных пальцев накручивала глушитель на большой и тяжелый пистолет с удлиненной обоймой на сорок пять патронов. Сережа приник к двери, куда ушли Ребров и сизые, и обнаружил аккуратно просверленное коловоротом отверстие.

- Встретили нас на БАМе, - зудел усыпляющий голос Штаубе, мешая Сереже сосредоточиться на происходящем в комнате доктора, и так плохо видимом одним глазом, к тому же диаметр отверстия не позволял видеть картину в целом, оставляя львиную долю осмысливаемого домыслам и фантазиям обыкновенного подростка, кем Сережа и являлся, несмотря на эти необыкновенные полгода, что он действовал в группе Реброва, - как положено, замполит речь толкнул, хлеб - соль, каждому по бабе выделили, а бабы, Мозгун, на БАМе были все поголовно инфицированные триппером. По Указу, конечно, там с этим строго было. Издали Указ, чтобы не допускать аморальности в плохо еще налаженном быту строителей коммунизма, инфицировать баб триппером, а мужиков, соответственно, сифилисом.

В комнате доктора, меж тем, сизые выстроились в затылок друг к другу и подходили по очереди к врачу, сидящему на столе. Он был голым и несмотря на жару покрытым крупными каплями пота, Сережа даже судорожно сглотнул, снова поражаясь этому странному месту, где, казалось, привычные законы физики действовали как - то не так. Буквально с момента пересечения границы округа все пошло не так. Сначала кондуктор оказался Мозгуном, орудующим вместо компостера оглоблей, затем колея железной дороги, сосны по обочине, яркий плакат на воротах заброшенной воинской части, а сейчас эти сизые. Сидя на столе доктор срезал грибы с голов садовым секатором и оборачивался к привязанному к стулу Реброву, что - то ласково говоря. Брал Реброва за ладонь и отрезал один палец, обкладывал палец грибами, фиксируя получившуюся фигуру серой изолентой на тканевой основе и погружая ее в желтеющий раствор формальдегида, помещенный в плексигласовый бак на столе под левой рукой врача. Сережа беспомощно оглянулся к Оле, но та, по - прежнему обходя коридор, мало обращала внимания на россказни Штаубе и происходящее в комнате доктора, ища, по всей видимости, какой - то знак, о чем обрывочно успел сказать на допросе Нефедов, пока милосердный Штаубе не вышиб ему мозги молотком.

- Генрих Иваныч, - взмолился Сережа, вытирая выступившие против воли слезы рукавом, - там Реброва мучают.

- Измучались мы на БАМе, - будто и не слыша гудел Штаубе, вытягивая из прелой полости протеза узкий стилет, - в первую голову, конечно, от климата непривычного.

- Ык, - всхлипнул горлом Мозгун, уставясь на показавшееся из груди хищное жало стилета.

- Вот так, сука, - хохотнул Штаубе, вырывая стилет из тела охранника. - Оля ! Нашла ?

- Да подождите вы, Генрих Иваныч, - огрызнулась Оля, уже ползая вдоль стены, - они у них сплошняком знаками покрыты, а Нефедов лишь о круге успел сказать.

- Не круг, а сфера, - поправил ее Штаубе, вновь прилаживая, громко сопя, протез, - серебристая сфера.

- Нашла ! - вскрикнула Оля, вставая.

- Жми, - приказал Штаубе, подбирая оглоблю Мозгуна.

- А Ребров ? - спросил Сережа, подходя к ним и хватаясь за морщинистую ладонь старика.

- По растворении мы и Реброва вытащим, - ответил Штаубе, выпрямляясь перед серебряной сферой. - Жми, Оля, и айда Реброва выручать, пока не закрылось.

Оля нажала на знак серебряной сферы и еле заметное изменение, скорее, мерцание потолочных плафонов, нежели послышавшийся отдаленный отзвук сдвигаемых плит, в пространстве коридора прижало Сереже к стене, по которой шествовал вниз к плинтусу усатый жук.

- Какого хрена ? - прошептал Штаубе, тоже заметив жука.

Оля растворилась, а Сережа даже боялся представить, что получится на той стороне, так как жук также вступил в реакции, в то время, как Ребров неумолимо терял свои пальцы.