Колдовской эликсир 1, 5с

(или Глинтвейн, полная версия)

Двоих я заколол сразу, с третьим пришлось повозиться. Шпагой он владел неплохо, к тому же держал ее в левой руке. Удар, направленный мне в сердце, я сумел отразить, но его клинок серьезно зацепил мне левое плечо. И еще две глубокие раны я получил, прежде чем отправил этого мерзавца на тот свет. Конечно же, это были не простые разбойники, а наемники дона Педро де Борха, стремившегося передать наш Орден испанской короне. А у меня при себе было письмо к понтифику с прошением оставить Орден вольным Братством.

Они напали на меня в глухом лесу примерно в трех лигах* от Толедо. Разобравшись с последним противником, я сел на коня, но от потери крови с каждым пасо** мое восприятие мира отходило от меня все дальше. Дорога вышла из леса, впереди показался небольшой дом на краю селения. Тут силы окончательно меня покинули.

Первое, что я увидел, приходя в сознание, — лицо ангела. На меня смотрели серо-зеленые глаза, густые темные кудри свисали, закрывая плечи. Это было твое лицо. Я лежал на жестком узком топчане, укрытый лоскутными одеялами. В комнате стоял запах трав и свечей.

— Доброе утро! — еле слышно произнес я.

— Сейчас вечер.

— Вечер? Какого числа?

— Двадцать четвертого июля.

— Как? Я провалялся здесь двое суток?

— Радуйся, что лежишь здесь, а не в могиле. Ты был почти мертвый, когда я доволокла тебя сюда.

— Как тебя зовут?

— Вероника. На, пей!

Ты протянула мне кружку с горячим вином, приправленным специями, снадобьями и лимоном. Я сделал глоток, от которого тело сразу же наполнилось бодростью и теплом. Этот волшебный напиток, вкус которого до сих пор у меня во рту, а в ноздрях его колдовской аромат, показался мне эликсиром жизни.

— Это глинтвейн. У меня свой рецепт. К тому же, красное вино способствует кроветворению.

Силы постепенно возвращались ко мне. Тут я обнаружил, что под одеялами я лежу совершенно голый.

— Я постирала твою одежду, — словно прочитав мои мысли, пояснила ты. — Она, должно быть, уже высохла.

Вдруг холодок пробежал по моему телу. Я машинально приложил руку к груди, к тому месту, где под хубоном у меня был спрятан пакет.

— Не волнуйся, — ты снова угадала мои мысли. — Цело твое письмо. И я его не вскрывала.

Ты поднялась, подошла к столу, взяла оттуда конверт и протянула мне.

— Держи. Кстати, ты мое имя знаешь, а как зовут тебя?

— Дон Алваро Санчо Даниель Диего де ла…

— Достаточно. Я буду звать тебя Алваро, хорошо?

— Да. Даже если тебе удобно, можно просто Ал. Так меня называла матушка.

Вот так мы с тобой познакомились. Ты помнишь? Я этот день запомнил навсегда.

Я поднялся с постели, ты подала мне одежду. Я не знал, чем мне тебя отблагодарить. В Оканье братья по Ордену должны снабдить меня деньгами, а пока в моем кошельке погромыхивало всего несколько песо. Ты сказала, что ничего не надо, обняла меня и крепко поцеловала в губы.

— Этой награды достаточно.

Я поседлал коня, заботливо ухоженного тобой, сел на него и ускакал. Ты уговаривала меня остаться, и я бы очень хотел быть с тобой, однако дела не позволяли. Мне надо было спешить, я и так потерял два дня... Нам предстояла долгая разлука. Мой путь лежал через Барселону в Рим, и я не мог уехать оттуда, не дождавшись решения папы и не получив его буллы. Но после нашей встречи я постоянно думал о тебе. Я вспоминал твое лицо, твои глаза, твои волосы, тепло и запах твоих рук и запах трав в твоем доме. Ты была травницей, собирала целебные растения и готовила из них разные снадобья и эликсиры, которые спасли немало людей. И, конечно же, у тебя были недоброжелатели, обвинявшие тебя в колдовстве. Но это я выяснил позже, в конце ноября, когда вернулся из Рима.

Дон Хуан ди Кипрео, плут и негодяй. Он добивался тебя, но получив отказ, затаил злобу и решил отомстить. Он донес инквизиции, якобы ты посещала ночные оргии и вступала в связь с дьяволом, раскапывала могилы и занималась воскрешением мертвых. Он был недалек от истины, ведь ты действительно, образно говоря,   вытащила из могилы, как меня, так и многих других тяжелобольных. Однако по злому навету мерзавца ди Кипрео тебя заточили в темницу и собирались предать аутодафе как ведьму. Все это я узнал в том селении, на краю которого стоял твой дом. Дом оказался пуст, я расспрашивал о тебе окрестных жителей, и они поведали мне всё о тебе.

С Хуаном ди Кипрео я решил разобраться позже, поскольку прибыл в Толедо как раз в тот день, когда тебя вели на костер. Тебе остригли твои роскошные волосы. На тебе вместо платья был надет мешок с прорехами для рук и головы, на шее петля, а в связанные руки тебе вложили зеленую свечу — цвет инквизиции. На площади был уже сложен костер, оставалось только привязать тебя к столбу и поднести к поленьям огонь. Инквизиторы, священнослужители, местная знать и простой люд в нетерпении ожидали начало ритуала. Я был в отчаянии, я не знал, как тебе помочь. Я ехал верхом следом за процессией, стараясь не упускать тебя из виду, и ожидал чуда.

И чудо свершилось. В ясный полдень вдруг наступили сумерки, солнце закрыла черная тень. Это солнечное затмение было словно знаменье божье. Толпа заметалась в страхе, все начали креститься. На мне был черный плащ и черная шляпа, подо мной был вороной конь. Не теряя времени, я закрыл лицо черным платком, пришпорил коня и вмиг очутился подле тебя. Я разрубил шпагой веревку, за которую тебя вели стражники, словно какое-то животное на бойню. Стражники на миг оторопели, этого было достаточно, чтобы я подхватил тебя, положил поперек седла и, разметая толпу, поскакал прочь. Молва утверждала потом, что тебя похитил Дьявол, а на костре вместо тебя сожгли соломенное чучело под твоим именем.

Мы укрылись у моих друзей в замке Кастильо-де-Барсьенсе. И ты сказала мне:

— Вот мы и квиты. Я спасла твою жизнь, теперь ты спас мою. Какую ты хочешь награду?

А я страстно поцеловал тебя в губы и ответил:

— Этой награды достаточно!

Ту ночь мы провели вместе. Мы оба поведали друг другу о себе, и наши души соединялись все ближе и ближе, и под конец настолько стали едины, что нашим телам ничего не оставалось, как тоже вступить в единение. Ты жаждала моих ласк, и я с удовольствием отдавал их тебе как верный подданный своей королеве.

Наутро я решил, наконец, разобраться с негодяем Хуаном ди Кипрео. Я послал ему вызов, но тот не принял моего секунданта и в этот же день трусливо удрал из Толедо. Однако нам тоже следовало как можно скорее покинуть Кастильо-де-Барсьенсе, чтобы не подвергать опасности не только себя, но и моих друзей.

Помнишь, как мы с тобой пробирались из Толедо в Валенсию? Я подумал, что лучше всего тебе укрыться во Франции, где мои братья по Ордену могли позаботиться о тебе. Однако границу Кастилии нам бы с тобой просто не перейти — там тебя могли схватить слуги Святой Инквизиции. Я решил, что в Валенсии за два луидора можно договориться с капитаном какого-нибудь французского контрабандистского судна, и в его трюме добраться до Марселя.

Остриженные волосы делали тебя похожей на очаровательного мальчика. Я принес для тебя мужскую одежду, чтобы ты переоделась в юношу. Так тебя, во-первых, трудно было бы узнать, а во-вторых, нам предстояло ехать верхом: карета передвигалась бы слишком медленно, поскольку стоял конец ноября, дороги размыло дождями, а кое-где даже присыпало снегом. А скакать в мужском седле менее утомительно. И гораздо удобнее это делать в мужском костюме.

Мы скакали весь день до позднего вечера, лишь изредка давая лошадям небольшой отдых. Совсем стемнело, мы продрогли и вымокли насквозь, кони под нами еле плелись. Я уж подумал, что мы сбились с пути и заблудились, и что нам придется ночевать в лесу под дождем и снегом, как вдруг ты увидела вдали огонек. Почуяв человеческое жилье, лошади сами понесли нас туда. Это была придорожная таверна. Конюх принял наших коней и отвел в стойло, где натер сеном их потные спины, напоил и задал овса, а мы вошли в зал, освещенный свечами и факелами.

В очаге ярко пылал огонь, на вертеле жарился молодой барашек. Мы развесили сушиться мокрые плащи, от них тут же повалил пар, и сами устроились у огня. Получив четыре песо за ночлег и ужин, трактирщик подал нам в качестве аперитива по большой кружке подогретого вина с ломтиками лимона и дольками яблока. Там были и специи — гвоздика, имбирь, бадьян и мускатный орех. Конечно, этот глинтвейн не сравнить с тем, который готовила ты, но все равно он согрел наши души и разлился теплом по всему телу. И легкий хмель ударил нам в головы, и сразу стало так хорошо, словно не было ни трудной дороги, ни промозглого холода и нет никакой инквизиции.

Подавая нам ужин, трактирщик сделал мне комплимент:

— Какой у вас очаровательный сын! Он словно прекрасная девушка!

Я даже испугался, не заподозрил ли он что-то? Или у него склонность к мужеложству? Но я улыбнулся в ответ и попросил его натаскать в нашу комнату теплой воды, чтобы помыться с дороги.

— Это ничего, что в вашей комнате только одна кровать? Но она довольно большая. Просто остальные все комнаты заняты.

— Ничего, разберемся.

А дальше был сытный ужин и комната наверху, в которой стояла громадная бадья, наполненная теплой водой. Мы разделись и вместе залезли в нее, смывая с себя дорожную грязь. А после этого в нашем распоряжении было необъятное ложе под балдахином, в котором мы провели сказочную ночь…

Ты помнишь?

На другой день поздно вечером мы уже были Валенсии. В портовой таверне я договорился с капитаном французской каракки которая следовала из Лиссабона в Марсель. Он сказал, что снимется с якоря на рассвете, но нам лучше перебраться на борт корабля ночью. Капитан рассказал, где на якорной стоянке найти его судно. В гавани мы договорились с одним лодочником, чтоб тот отвез нас к кораблю. Над морем висел густой туман, ночь была темная и безлунная. Мы долго плутали в поисках корабля и, наконец, нашли его.

— Эй, на каракке! — крикнул лодочник. — Примите пассажиров! Приказ капитана!

С корабля нам сбросили трап, по которому мы поднялись на палубу. Однако матрос повел нас не в трюм, как я предполагал, а в каюту. Но это сильно нас не расстроило. Помнишь, как мы тут же заперли дверь и, не ощущая времени, отдавались взаимным ласкам? Вскоре в каюту стали доноситься крики боцмана, ругань матросов, скрип канатов и мачт, хлопанье парусов, корабль закачался на волнах, выходя в открытое море, под эту качку мы крепко заснули и проспали аж до полудня.

Выйдя на палубу, я осмотрелся, и в мыслях сразу возникли смутные подозрения. Я заметил, что на гюйсе полотнище флага не французское, а испанское. Я поднялся на шканцы, чтобы расспросить капитана, в котором часу у них бывает обед, поскольку мы со вчерашнего дня ничего не ели. А заодно узнать, когда ожидается прибытие в Марсель.

— Вы наш пассажир, сеньор? — обратился ко мне господин, стоявший рядом с рулевым.

— Да. Простите, а где капитан?

— Я капитан.

— Вы? Но я договаривался с Франсуа Митьеном.

— Вы ошиблись, сеньор, здесь нет такого.

— Но вы идете в Марсель?

— Нет, мы идем через океан, в Санта-Марту, Новая Гранада.

— Как?..

Да, прошлой ночью в тумане мы перепутали корабли и сели не на то судно. Помнишь, ты сначала очень огорчилась, узнав об этом, но потом сказала:

— Быть может, всё к лучшему: это судьба. Я обоснуюсь в Новом Свете, и там уж точно никакая инквизиция меня не найдет!

К сожалению, тогда я не смог отправиться вместе с тобой за океан. Дела Братства держали меня в Кастилии. Я отдал тебе все деньги, что были у меня при себе, а сам сошел на берег в Малаге. Возможно, напрасно. Ведь в прошлом году наш Орден примкнул к комунерос, а уже в апреле это движение было разгромлено королевскими силами, и Орден все-таки достался испанской короне. Теперь в Старом Свете меня ничто не удерживало.

В тот день, когда мы с тобой расставались, я дал обет, что приеду к тебе, а ты ответила, что будешь меня ждать. Ты помнишь?..

Я вышел на палубу, подставляя лицо свежему соленому ветру. Корабль шел на всех парусах, с ревом рассекая волны форштевнем.

— Скоро ли Санта-Марта? — спросил я капитана.

— Если ветер не сменится, прибудем через четыре дня, сеньор Алваро.

Через четыре дня я увижу тебя. Я подарю тебе букет ирисов — твои любимые цветы, — а ты приготовишь глинтвейн, такой же, как тогда, в день нашей первой встречи…

_____________

* Лига — испанская мера длины, равная 4км 180м.

** Пасо — испанская мера длины, равная двум шагам (1,393 метра).