Ловец заблудших душ. Часть седьмая

Пена на волнах была не белой, а серо-сизой, и поэтому казалось, что Балтийское море насквозь пропахло котовником - растением с мягкими листьями, на ощупь напоминающими шубку дымчатой кошки. Терпкий запах смешивался с солнечностью сосен, вознёсших чешуйчатые стволы из песка, и освежал мысли горожан, привыкших к разновидности погоды, именуемой питерским "бабьим летом". Алекс и Литта сидели на здоровенном валуне, похожем на небольшую крепость, и пускали по воде "блинчики". Плоская галька, звонко шлёпая, ныряла под очередную волну, а ей вслед уже скакал следующий претендент на звание "лучшего".

- О, у меня семь раз прохлопало! - со смешной горделивостью сказала Фелитта и задрала вверх нос.

- Куда уж мне до Ваших достижений? - поддакнул Алекс, запуская в мировые просторы "блинчик". - Ага, девять!!! Кто чемпион? Я - чемпион!!!

- Хвастунишка! - засмеялась Литта и поцеловала его в щёку.

Прошло уже три дня, как они, приехав в Литву, не озадачили своим присутствием площади, мостовые и храмы, а рванули на побережье, где их ожидал арендованный дом. Хозяйка, голубоглазая Вилма, вручила им простецкий ключ от рая, включающий в себя два этажа, огромные окна и длинную террасу с плетёными креслами, уселась в серый "Фольксваген" и укатила в Вильнюс.

- Ты заметил, как она ПОНИМАЮЩЕ на нас смотрела? - спросила Литта.

- По-моему, только слепой не разглядел бы в нас любовников, - ответил Алекс, слезая с валуна. - От нас так и прёт желание: испытанное, нарождающееся и грядущее.

Зеленоглазая покачала головой:

- Не только это. В её взгляде сквозило одобрение, которое может подарить одна ведьма другой.

- Да пусть все местные тётки окажутся викканками, мы же сюда забрались не для шабашей. По крайнем мере, в нашем мини-шабаше будут участвовать всего двое - ты и я.

Он сграбастал Литту в охапку и поволок домой. Решили не утруждать себя солидной готовкой и посему нарезали в стеклянную миску пекинской капусты и рукколы, натёрли сельдерея, добавили сладкого перца и кукурузы, сбрызнули лимонным соком и маслом, чуток выждали и быстро смели, заедая зерновым хлебушком. Перед сном вышли на берег, поцеловали Луну, решившую заполонить мир своей оранжевой сочностью, вдохнули подсолённый ветер и - счастливые - отправились на второй этаж, чтобы мирить свои возможности с устойчивостью кровати. А их прошлая, третья жизнь, уже продиралась сквозь тернии запретов, не позволяющие людям вернуться к самим себе.

- Закрой дверь, Янис! - прикрикнула мать, жарившая рыбу. - Нанесёт с ветром хворей, кто тогда в море будет выходить? Соседка сказывала, что у Анны, той, что вышивает знатно, муж проболел пять дней и помер. А такой был силач - зубами мешок с мукой поднимал с земли.

- Хорошие зубы, однако! - поддакнул белобрысый Янис, копия своего покойного отца.

- Что? - не расслышала мать.

- Говорю, как теперь вдова-то жить станет? - ответил сын, нарезая от груди каравай. - Она ж ещё молодая и детей нет.

- А тебя, что, на вдовиц потянуло? - сурово сказала Ирма, раскладывая рыбу по тарелкам. - Ежели просто погулять с ней, то весь сеновал ваш. А жениться на ней не смей! Девушку тебе найдём - смирную, работящую, чтобы честь мужнину блюла. А за вдовами смерть по пятам ходит.

- Кто бы говорил? - подумал Янис. - Сама в двадцать пять годков овдовела и меня одна вырастила. И в шторм я попадал, и в штиль, всё одно - домой возвращался.

- Зачем ты пришла? - холодно взглянула Лалия на вошедшую. - Здоровье поправлять нет нужды, жизнь у тебя будет долгая. А покойников я не оживляю!

Анна присела на лавку возле двери, поставила у ног корзинку с дарами и умоляюще уставилась на ведунью.

- Сестрица, прошу тебя! Невмоготу мне одной век куковать. Хозяйство ладное, да без мужской руки порушится через год-другой. И постель холодна, как могила. Приворожи ко мне парня, а я тебе за это скатерть праздничную вышью, чтобы всяк смотрел да завидовал.

- Уж не на Яниса ли, сына старой Ирмы, засмотрелась?

- На него, сестрица! - вздохнула Анна. - Может, и детишек народим.

- Детишек, говоришь? Ну-ка, оставь в покое корзинку, возьми ведро и принеси воды из колодца.

Вскоре вода, ледяная, как поцелуй упыря, была налита в чашу всклянь. Лалия разбросала по столу зёрна ячменя и пшеницы, сохлые рыбьи скелеты, кусочки янтаря и васильки.

- Смотри! - велела она. - Думай о рыбаке.

Анна со страхом воззрилась на воду. Руки её подрагивали, сотрясая стол

- А, ну, тихо! - прикрикнула ведунья.

Она сняла кольцо с агатом и бросила его в миску. Свет вспыхнул, померцал и потух, сменившись густой чернотой на дне.

- Мастерица ты знатная, - скривила Лалия губы, - а душа у тебя завистливая. От жадности твоей Валдис на погост раньше времени отправился. И бесплодна, как сеть рыбачья, что на берегу сохнет. Сколько не закидывай её в пучину, улова не дождёшься. Не буду я никого привораживать! Честно говоря, я людей насильно друг к другу не привязываю. Дурно это!!! Ступай!

Анна вскочила, и гнев перекосил её красивое лицо:

- Врёшь ты всё!!! По округе давно слухи ходят, что к себе мужиков привораживаешь! Барон-немчин за тобой целый год таскался, и другие, кто попроще, тоже кобелями у твоего порога крутятся.

- Дура ты, - улыбнулась Лалия. - Мне и колдовать для этого не надобно. Мужчина сам чует, с кем ему прибыток будет, а кто станет для него вечной прорехой.. Прощай!

- Знаю я, знаю, - завопила кружевница. - Ты на МОЕГО Яниса сама глаз положила! Разлучница! Ведьма!!! Пускай преисподняя под тобой раскроется!

- Вон! - и Анна не заметила, как оказалась на дороге, ведущей к рыбачьему посёлку.

- Горькую весть я тебе принесла, матушка, - прикрыв глаза ладонью, сказала Анна.

- Горькую? - подхватила Ирма. - Неужто поросёнок у меня в сараюшке околел, а я и не заметила? Или всем поутру манну небесную раздавали, а мне, нерасторопной, не досталось? Или совсем великое лихо - староста приказал бабам старше пятидесяти лет цыплят высиживать по ночам - несушек подменять?

- Нет, - разрыдавшись, ответила кружевница. - Яниса, твоего Яниса...

- Да говори же! Не тяни из меня жилы! Янис к завтрому должен с путины вернуться. Море спокойное. И кот, растянувшись, спит, значит с сыном всё в порядке.

- Яниса околдовала Лалия. Правда, правда! Ольгерка и Марта слышали, как она хвалилась, что приворожила твоего сына. К себе, ненасытной! Да сказывала, что приворот тот до смерти. А уж до чьей смертыньки и ужу понятно.

Ирма тяжело опустилась на лавку.

- Как же это? Единственное дитя, ведь.

- А ей, стерве окаянной, того и хочется - чужими бедами грех свой полакомить. Может, и моего Валдиса зубами волчицы-лихорадки загрызла? С неё станется!

Выйдя на улицу, Анна быстро сбросила плаксивую "маску" и усмехнулась:

- Посмотрим теперь, кому Янис достанется: тебе, кровопийце, или мне, смиреннице?

- Ох, сынок, живой!!! - кинулась к Янису Ирма.

- С чего мне мёртвым-то быть? - удивился сын. - Рыбы нынче столько взяли, что чуть лодки ко дну не пошли. Старый Денкас говорит, что такого и не упомнит, а он пожил немало. Хватит на продажу и себе - на засолку. Радуйся, мать!

- Это она творит...

- Кто она? Лайма, богиня судьбы и удачи, которой наши предки поклонялись, или богоматерь христианская? Неужто рыбачьим потом прельстились?

- Лалия, ведьма с Рябинового хутора.

- Глупости!

- Бабам известно стало, что она тебя облюбовала, чарами окрутила, на цепь чёрную посадила. А чтобы завлечь к себе, подкупила уловом великим. Пусть подавится хвостом рыбьим, негодница,! Нам ничего чужого не надо. Свали рыбу в овраг, может, так от смертной тени избавимся.

- Не для того я в море жизнью рисковал, чтобы меня бабьими сказками пугали, - взорвался Янис. - Сам к ней пойду. Она хоть и ведьма, а дурного я про неё не слышал. И мне правду скажет.

Он оседлал гнедого жеребчика, укрощённого настолько, чтобы хозяин не мечтал о "конской колбасе", и в равной степени - свободолюбивого, чтобы восхищать мир своей резвостью.. Тутуй стучал копытами по дороге, ведущей в лес, а Янис любовался ярко-окрашенными клёнами, оранжевыми "корзинками" рябин, уверенностью вязов и дубов. Вскоре они добрались до луга, заросшего клевером. На дальнем конце его стоял просторный дом с пристройками. Молодой рыбак, чувствуя, что краснеет, пригладил непослушные вихры и повторил про себя заготовленную речь:

- До меня слухи дошли, что ты на меня колдовское ярмо напялила. А я тебе, Лалия, по возрасту в сыновья гожусь!

Пока он раздумывал о том, что за этим последует, дверь скрипнула и хозяйка появилась на пороге.

- Да она совсем, как моя ровесница, - удивился Янис. - Ни седого волоска, ни морщинки. Вот и верь людской болтовне!

- Отпусти коня, пусть травы сочной пощиплет. А сам пожалуй в дом, я ждала тебя.

- Всё-таки, околдовала, раз ждала, - лихорадочно подумал рыбак.

- Садись, поешь с дороги, - пригласила Лалия за стол. - Ирма своими страхами тебя накормила, а от них сытости не дождёшься

- Не буду есть, - заупрямился Янис.,- пока не пойму, что за чертовщина вокруг меня творится.

- Ты похож на Тутуя, когда ему одновременно хочется лететь по полю и жевать овёс из торбы, - улыбнулась ведунья. - Не буду тебя дразнить ожиданием. Я на тебя привороты не ставила. Можешь жить спокойно ещё восемь лет.

- А потом помру? - нахмурился рыбак.

- Нет. В шторм попадёшь, который унесёт тебя далеко от дома и назад ты уже не вернёшься. Станешь своим среди другого народа, а воду будешь видеть только в колодце, озере да дождями-снегами.

- Значит, кровь наша исчезнет с побережья? Или...

- А посмотрим! - отозвалась Лалия. - Приходи в ближайшее полнолуние на поляну, мимо которой сегодня проезжал. Она внутри, будто миска, пустая, а по краям ивняки густые растут. Не побоишься, узнаешь о себе больше. А ежели труса спразднуешь, то достанешься Анне. Она как-раз и упрашивала приворожить тебя, чтобы ты был как заяц лесной, которого с крольчихой свести хотят.

- Я приду, - набычился Янис и пододвинул к себе тарель с сельдью.