Все трое пискнули в штаны. Тематика: Жену имели трое

Выборы, как ветер, суховей в Сахаре… Горемиха,   Волар в  песочном  божьем храме . Как председатель избиркома, как воин на часах, а мысли в полюсах -кто победит?   Желающих здесь в списках трое.  

С думкой о любви, грехе, как ежик, средь тумана, среди отбросов лжи… отечества дурмана… почесывала прыщ через штаны, с комиссией считала бюллетени, и в птичьи голоса вникая, смотрела не туда, а в суть вещей,- она еще такая.     Пальцы веером их вверх тыкая, смотрела не туда, судьба видать кривая.    «Когда помрет кощей, тогда и особь злая начнет мутить в котле, кусочки извлекая». Все проговаривала вслух,   утратив нюх, размножив бабий круг.

Пятровна ущипнула подругу за пир- дух. «Эй подруга! Ты чай того, еще не протрезвела? А может старые грехи несут тебя в лот скверны без причин, от не удела? Или обидел кто? Не отплатил за взятку, всмятку кизяком? Или какой-то самодур, без согласия тебя, вошел в винтаж, меж урн, не дурно вдул? А ты теперь ревешь «Ну, погоди! »

-Не бери в голову. Считай вон бюллетни, непарся, даль уже вблизи.

Пятровна  в чих её, на ушко ей шепнула:

-Слушай, как так получается, у нас в селе живых двенадцать человек, если приплюсовать козу, корову. А бюллетней хоть жопой ешь.   Я видимо в думу не пройду. Смотри, уж триста три… все голосуют за Мамона. Двадцать за Андрей Иваныча, дай ему бог здоровья…хорошо на его денежки намедни погуляли. А за меня двенадцать голосов.   А бюллетеней мы просмотрели треть… только треть… вот сукин сын, он всех перещеголяет. В думу попадет, зазнается небось.

-Нет! он не такой, все годы на пропой, шанс свой он не упустит. Все деньги в омут спустит. И нам достанется чуток его гомна и кипятка горшок… Такие времена.

- Ладно, не мельтеши и каверз здесь в глуши, как голый гость в под слушке не ищи. Как думаешь, мне кажется мы заживет зажиточно не скоро.

-Не скоро. У нас не выборы… яичница с кагором. ****ей не счесть, в сметане бродят мухи. Ты им нужна… и власть к тебе не зла… а выборы пройдут...- кто ты? Язычница, смутьянка. Как смела ты высказывать расхожее властям. Настрой глаза и уши к новостям. У нас не чернозем в мозгу, а камень, худшее,- дресва.   Над нами кружит ворон… с ним и сатана.   Немые мы, редки наши рядки … на камне редко прорастает -клевер. Вот мы его который год жуем…и верим: что счастье под дождем. Обычно пред дождем, как волки строем воем…

- Горемиха прости, меня до ветру понесло, я побегу не шибко, трилистник может где найду, и ссыкану взаправду с искоркой в приволье.

- Не здесь, а за углом… пора и всем нам ссыкануть… до ветру, мы скоры на подъем в желании  конкретно.                

Все кандидаты в депутаты здесь, в забытом богом рае, в селе… где к выборам в разгуле волчья стая, где каждый без причины пьет «Абсент» и ищет то, чего в помине нет. От ядерной угарной доминанты пошаливал и ливерный народ. Как куры на насесте в нос кудахча. Снесли яйцо Мамоны на погост.   Летая в облаках, из ада возвращаясь…почувствовали тяжесть на крыле. Спустились в низ и прилегли в сарае.   крыла подсунули под зад… сопя и скверно рассуждая …при этом поминая разгул до них не признанных в селе.    Припомнили и горе    депутата, утопшего, как водится, в «бедэ». А Санчик дед весною выгребая яму, нашел скелет добротный, но в гомне. Народ в селе, как ручеек прозрачен. И холоден, в истории не значим. И обмануть их каждый норовит, а виноваты кто?   Масоны, США и жид.

Московский гость заводит под корягу. В народе шепот,-  скреп дал видно маху. Пора любви - вода на киселе. Народ еще живой, звездиться и пердит, от счастья пьет свой самогон, а в шалость поглощает брагу. Весь род селян, всегда навеселе. И извращен, вникая в суть проблемы… мешает калий жидкий в голове, вкушая чьи-то немы. Ступая в лево, полною стопой, ступил и на припой. Печатая свой нервный шаг…народ - босяк очухался немного. Смекалка его здесь не подвела. Дивные в селе бывают вечера, когда поймают между грядок вора. Молотят бедного до синего упора. Соборно вымещая на своих, не трогая воров больших.

Мамон и Андрей Иванович Селюков, два кандидата в депутаты, бездельничали пьяными в сарае. Вели оседлый образ жизни, писали в штаны. Несчетное количество людей прошло с тех дней… а кесарь помнит. Лежали пьяные в сарае скромно, выглядели неприглядно бодро. Окромя приблудного незвано, он вроде холодца.   Без имени, и выглядит неважно. На что похож? - На вмятого в навоз жука. Шальную бабу не лицом,-обратно. Мамон сжалился над ним, и как избранник похлопав вяло по плечу, с легкой руки присвоил ему имя «Кесарь! ». Мамон по пьяни дарит всем «друзьям» своим, историй погоняло.

«Кесарь» часто поминал вне памяти двух братьев от Матфея, благословляя их, читал в уме законные статьи, ехидные стихи. Воздав им процессуально оды, плевался на Гаи, свободе вопреки. Лежал в пол оборота к Гименею. Понятно, коль эти битюги, содрали все с него,- спасибо Квиту. Он удружил, рубашку подарил… благодарю судьбу. А этой сволочи, я отомщу.   В задницу   воткну горячие софиты.

-За что? голос прозвучал, как будто с крыши… выше, с небесной высоты.

-За то, что я сейчас лежу в дерме, в среде, средь братии, закону вопреки.

- Но здесь Вы ведь свободны.    И вне борьбы. На что еще вы годны? На вас надеть бы парики… Вы клоун, в пасти монстра.

- Я не немой. Послать хочу туда- сюда вершителя всех судеб…  плевать хотел на все, по счету раз, два три. /Но помешало что? -  икота - рвота /

- Не роды ли пошли? Иль воды отошли? - смеется в стойле за стеной корова «Пенелопа»

В сарае пахло псиной. Боже мой! Но это не беда, сегодня выходной.   А у Мамоновой жены такие титьки…кесарю пощупать не в терпёж… пред этим надо выпить, чтобы смочь.   Он осветил глазищами пространство, и понял, посуды пустой много, бутылок, подходящих с напитком  в градус,- нет. Без выпивки он неразумен вдвое. По рангу, видимый аскет, шахтер шагнувший из забоя. Средь грез, вне пустоты, перед глазами маятник огромный.   Во клин желез для жаждущих бездомных... качался он, а рядом кто-то в теме, с тенью повенчался, вне времени висел, теперь скелет остался … Кто видел, сожалел.   Вне срока с ним расстался.

В контраст скелета, кто-то явно ходит. Вертит хвостом, глаз с падших в грех не сводит. Прилюдно матом кроет всех и вся.   А что в его руке?   Ей-богу не свеча, а  острога! Он Вий!   Сейчас его как Нестора  заколет. От вида он сойдет с ума, умрет по Гринвичу от "меценатской" боли. Соломку теребя он вышел из себя, в знакомой новой роли... в манере, прочь все от себя. Не сыпьте в рану соли. О таких в народе  говорят: - «Он белены объелся, и  в самом деле рад. » Еб… мать, какие люди в деле. Не в сказке описать. Село как в карусели,- мышей не отогнать. Пол  кирпича не камень из карьера... легко подбросить, не легко поймать.

Три пьяницы лежали криво, боком. Тут не взыщи, беда всегда наскоком… соломку подстели. В рев выпивая зло и кушая борщи, которые готовила для них жена Мамона … им чудилась, их поглотила всех сама мамона. Она ведь впереди. По слухам, позади.

Мамон очнулся, оглядел незваных. Пустых бутылок масса лежало на груди. Их сбросил от себя. Привстал, на энных покосившись, выразился так:

- Где Я?   Ведь я не Аргонавт. Где депутатский знак, где привилегии, икра и бабы? Нюра поди сюда!

Андрей Иванович лежал калачиком, не слышал бред «мерзавца» Мамон «врага» признал, хотя не сразу.   А это что за хер… не нашенских кровей… не уж-то гей лежит с ним рядом?    В рубашке не его плеча, и без штанов… о боже… пены ливер льет из пасти рта… неужто сатана и до него добрался… корежит как. Врач ему здесь точно не поможет. Батюшку необходимо звать. Он всех чертей враз из него изгонит… отгонит и от нас. И рюмку мне подаст, в мир адовой уронит,- ему ведь не впервой. А где моя жена?

-Нюра! Неси ведро, я от избытка чувств здесь помираю…

Нюра, как будто этого ждала. Ворвалась внутрь сарая, с одра будто бы сошла, в сип бога поминая … ведром воды холодной из ручья, сходу, разом окатила мужа, чуть –чуть обрызгав званую   чету. Она в бзык хмеля   понимала. Коль мужичонка гол … то значит, либо гей, или служитель культа… попавший не привычную среду. Сутану скинул видимо в саду. Андрей Иваныч видать ему кумир. Подслеповата стала, пену приняла за спермы эликсир.

Мамон, хоть пьян, понятно пояснил на пальцах: - дьявол у него в груди. Батюшку зови, пусть он из помазанника боо…ого - го его изгонит. Нюра опрометью бросилась в дом, набрала номер телефона батюшки. Надоел ей этакий шалман…сама от встреч фригидных отупела. Хотелось испытать чуть чуточку страстей… вкусить кусочек рая…поминая Гея. Речь от волнения сминая, сумбурно объяснила, вескую причину… сославшись, на беду. Батюшка, как человечек божий, смысл просьбы понял с полуслова.   Отложив кус-шпик под перчик сала. Бородку причесал, она аж дыбом встала. Примерил крест…ему ведь не впервой изгнать из туш мясного сала, дьявола… и в тушу впрыснуть парочку чертей, а он таков… язык ведь без костей. Быстренько помчался по асфальту в мерседесе …какое дивное село… у речки под горой, при деде «Топ ногой»,- там   и кружили бесы… Сегодня выходной, все бесы вылезли из кресел.

Встретится с Мамоной… он уж грезил…Мамонова жена воистину бокал… как грудью дышит… а волны… его   челн меж полюсов колышут… в руке стакан…от ожиданий он устал. Смекнул… что уготовано ему войти в неведомо среду… он от стыда не вспух, чуть поперхнулся…  перекрестился как-то не всерьез.

«О человече… грех тебя терзает, а боженька прощает… греха я не стыжусь, коль я божусь». Пять минут, и он у Мамонова крыльца. Нюра встретила его, в наклон поклон, поцеловала руку… прижав его ладонь к своей груди… просила пособить… а я уж отплачу. Войдя в сарай, батюшка увидел нечто. Три человече ползали втроем в останках прежней пищи, стекло звенело … бутылок здесь в три дня не перечесть. Мамона сразу он признал… и голого, ведь он в патриархии частенько в праздники бывал на хлебосоле.   Виду батюшка не показал, что «гей» ему знаком.

-Я вижу здесь большое горе. Вас дьявол взял всех в оборот. Дчерь моя, зажгите свет – кадило.   Мне сатана как прежде не указ.    Начну из падших сатану молитвой изгонять. Пред этим надобно мензурочку принять, им всем, а мне налей вот столе. Встреча с сатаной воочию возможна. А мне тревожно. Борьба важна, расплата за грехи ничтожна. Нюра принесла свою бутылочку-заначку, и два стакана с мухами в стекле. Один граненый, другой  стакан хрустальный. Перевернув, стряхнув, без сердца  налила в стакан граненый «бальзама» на три пальца … преподнесла стакан нахрапистому мужу. Немного дав отпить, но усмотрев под депутатом лужу. Отвесила огромного леща.  

Андрей Иванович застыл почувствовал бальзам на языке… предчувствие его не обмануло.   Неведомой божественной отравы… хватило на глоток… как ворон приоткрывший рот гортанно клокотал всех к аду призывая.   В клюв жидкость потекла, внутри все обжигая. Таинствен путь, путь к идеалам чести… и видимо из мести, Нюра пнула кандидата в печень, левою нагой.

Пеной рта сразил её незваный.   Незваному в наклон соломкой притрусила пенис и яичный двор, штырь стоял исправно с давних пор. Поморщилась, омыла спиртом губы.   Стыдясь, от засухи во рту, сама немного самогона отхлебнула. Батюшке понравился залом. Его она обидеть не хотела. Ладонь поставила ребром, и налила божественный напиток в хрустально кристаллический стакан... от сердца, на пять пальцев- батюшки ладони.

Андрей Иванович очнулся. Как ярый коммунист, не верил в чудо… он верил… что он бог. Но что он видит?   Черный осьминог с кадилом в изголовье, пляшет. А Ленин где? Владимир Ильич! Здесь все не наши.    Ворочаясь, власть эту понужая, себя в знамена пеленая… описался … власть прежнюю бодая.   остатки пищи изрыгая… тихо отошел от дел.

Мамон очнулся в корыстный момент. Батюшка и голый черт в эклектике запретных тем … перед Мамоном пляшут, руками машут… и все вокруг плывет… во сто морей.   Мамон пошел ко дну и утонул… гибридный пул страстей в истории своей… его нагнул… средь явных сновидений. он в омулевой бочке с тысячью   чертей. костей… крестов, и нерадивых партии друзей.

Нюра, как женщина сметлива, в быту нетороплива… подмылась, накрыла стол и батюшку ждала. Душа её так изнывала, а груди, как опара. Требуют, чтоб батюшки рука их вовремя помяла.   Их раззадорив, глубины достала.   Чтоб сам… ведь это же не грех, ширнуть в застрехи… и бросил в печь полено.   Аж содрогнулась от «ужасной» мысли. Схватить греховно за шесток. Так поглощая суть вещей в миражной пелене, ничтожной жизни…она замешкалась… когда   очнулась: - Все как во сне… она на выгул в раме, на вертеле… о боже: он уж в храме. Во степень страсти натирает   плоть, к себе как ветку гнет. И щелью овладев нектаром угощает… «терзает» её нерв. Она   в политику уж больше не вникает… его прощает,- чуда ждет. Претензий к нему нет.

Нюра пришла в себя не сразу.   Оргазм, он дьявол, он зараза… прошелся по грудям и ниже утюжком … душа горит, а тело аж шипит, греховно, но приятно.

Батюшка сутану от излишков очищал и приглашал к соитию вернутся… чтоб отпустить грехи …  к минету блудницу склонял. Она, как под гипнозом, вся в раю… яблочко ко рту уж примеряет…Она как все бабенки злого рока, завета не читала от рядясь. Но знала, говорили тёти мамы, что яблочко в раю вкуснее всех для нас.   От сладости предчувствий   двух оргазмов, иль от мормонов капля оказалась в ней. Вкусила от любви кусман колбасный   Нет, нет! Она совсем его не откусила, батюшки как видно повезло.   Она присоски в стаканчике забыла… чуть-чуть погрызла батюшки остаток крайней плоти. Он весь во гнев, крестом по заднице смоковницу молотит… крамолу изгоняет, бога просит… Не осуди! Нет здесь вины моей. Чертей пред богом   матом добивает ... вылетел как пуля из дверей. И был таков. Без обиняков, судьба его такая. Ведь вера новая больная… больна, без дураков.                

Мамон очнулся, сидит как барин в кресле, все прочие на месте… а дури бесконечно в голове. Он за столом. Майор напротив, с синяком прекраснейшим в лице. И как положено по форме, при форме…весь в орлиных перьях, орденах …картуз на голове. Нашивки на руке, знакомое лицо. Он кто таков?   Мамон наморщил лоб… где видел он губастого мерзавца? Не вдалеке, а рядом… ум его он явно лихорадит.   В похмельной тряске, он видно не в себе.

-Мы с вами ранее встречались?   Очень мне знаком ваш профиль и ваше бледное, не дивное лицо.

-А то.   В сараюшке коль вспомнишь, у тебя, мы лежа повенчались.

-Так это ты? Объятый сатаной?

-Прошу прощения, я вник в вашу среду. Узнал и досконально выяснил, что ты за птица. Партия, народ, наш избиратель доверились тебе. А ты как шелудивый кот…по-скотски поступил, как мог в дни выборов напиться? Унизил партию и самого его.

-Кого?

-Не важно. Проехали, сейчас иметь здесь буду я тебя. Здесь я хозяин, я тебе судья. Надо же. мерзавец победил… в загуле был…стал депутатом, избранником… уникум для меня.

- Я депутат? Тогда я не подсуден.

- Акстись ! Вы еще не депутат… вы власть в три мата, вместе с «богом» крыли. мы многое на вас нарыли. Вы агент… и невменяем, я вам вменяю шпионаж… агентишка безродный и без званий, как ты посмел пить более меня.   Мой вам совет… чтоб род не истребили, не посадили в «келью» за херню. От сумы, тюрьмы, есть лишь одна лазейка. Ты отказаться должен от мандата, в пользу депутата … неважно - «Н». Вот вам листок. Вы только подпишите.

-А что, я правда, шпион, агент и вражий диверсант?   Ведь выпить более в России каждый рад. Тем более, коль денежки смешны. Когда вам наливают, тут дурью не смеши…смешное   не проспи… по части женщин, бодрствуй. Деньги не твоей мошны. Не станут в горле костью.

-Нет! но если что…здесь все за гранью…бравада станет явью            

-А отступные. Я ведь на поприще событий пострадал… попал в капкан.

-У батюшки расписка на х…ю... гарантию даю… он род твой враз умножил,- зуб даю.

Мамон не понял, вникнуть в суть вещей не каждому дано. Обнять все необъятное, по разуму грешно. Содома и Гоморра не впервой гуляет по стране чужой - любой. Но чаще посещает нас, когда святые, ангел покидает вас.

Бутылочка, стоявшая в углу в открытом сейфе… наручники, шприцы сверкали с ней в ряду. Мамон поежился, как бабы говорят коль хочется, проси, и будет дадено… снимай быстрей штаны.

Как хочется с похмельного поста, хлебнуть глоток холодного ерша.    Он уловил намек от дерзкого судьи.

Майор в улыбке губки раскатал, глазками на рюмку намекая… отказ подпишешь, сразу разолью, и выпить за успех не грех.

Мамон облизывая губы, быстро подмахнул, они пожали друг другу руки…, и пьянка началась … и будет продолжаться, длиться вечно. Пока все черти не вселяться в них… от них и в нас.

Вот вам наказ не лезьте в топь дерма. Получите клеймо и нечисть задарма. Вы помните, мы листики на ветке. И помните: - не это ремесло… скелет российский в золоченой клетке. Не каждому там выжить суждено. Кто выживет?   Конечно зорким став, в вой взвоете, так воет лишь шакал. Хамелеона цвет, его дермо, в сознание   правителей вросло.  

-Что делать?

-Я вам не указ.

У каждого свои глаза и уши. Глаза и уши оберег для нас.   Их не понять, трясите чаще грушу. Свобода презирает нас. Она нас и разрушит.