Ловец заблудших душ. Часть двадцать седьмая

- Девятая жизнь подобна падению с пятнадцатого этажа высотки, - сказала Фелитта, глядя, как снежные хлопья взлетают вверх - в бесконечное, белое, прекрасное и бессмысленное. - Она - крайняя в разборках с собой, поскольку повторилась, изменяясь, три раза по три; исключила себя из любого списка - друзей или недругов, книжного или расстрельного, авторитетного или обесславленного; выросла из доброго мнения или злобного нашёптывания; вымерла, как сибирский единорог, или воскресла, словно мистический гибрид породистой лошади, львицы и облака из несбывшихся мечтаний человечества. Она настолько вместительна, что японский повар успевает нарезать сырую рыбу, определяя этим естество, а французский генерал - вывести страну из хаоса и упасть под пинками безбашенных студентов.

- Может, захватить парашют, чтобы не размазало, наподобие шпротного масла, по земному притяжению? - подхватил Алекс. - Или ты планируешь уплотнять воздух растопыренными кошачьими лапами?

- Как ты думаешь, что в девятой жизни самое главное? - спросила Литта, распахнув окно и поймав на ладонь кристаллическую решётку вечности.

- Главное? Зацепиться штанами за крюк для цветочных ящиков, когда пролетаешь между седьмым и шестым этажами и погромче заорать, рискуя быть принятым за любовника, не поместившегося в шкафу, - заржал Алекс, представив эту сцену.

- Нет, - покачала головой Литта. - Самое главное в девятой жизни - не оказаться в подвале, где продухи забиты кирпичами и поэтому снаружи не слышно, как тебя трахает очередной Минотавр из-за того, что твой внутренний зверь решил быть Человеком.

Девять игл, девять нитей и девять окошек -

Я иду сквозь сплетенье рубиновых бус.

Пробуждаюсь я сельвой, лианой и кошкой,

Обнажившей в себе - голос, коготь, укус.

Где ползти, там сливаюсь с молчащей землёю,

Становлюсь бурой кочкой в разрывах камней.

Где кричать, там свободу даю песне-вою,

Что едина для всех - для людей и зверей.

Где любить, там мешаю свой запах со мхами,

Оставляю свой крап на цветках орхидей,

Чтоб рычать, отгоняя ловцов "за мехами"

И "мессий", одуряющих списком идей.

Где когтить, там всевечно охота на славу,

Из засады - сквозь горло - тягучий прыжок.

Где творить, там желанья - по высшему праву -

Исполняет заботливо огненный Рок.

Девять игл, девять нитей и девять окошек -

Яркий взгляд из-под чёткости тёмных бровей.

Ходят Женщины-ведьмы с улыбками кошек,

Не дающие в долг ни Любви, ни долей.

Лиза устроилась с ногами в кресле, решив не строить из себя гимназистку, прижученную шпаной в одном из дворов на Казанской. Она сбросила на пол удобные полусапожки и заметила, с каким интересом незнакомец наблюдает за её "спектаклем".

- Итак, сударь, - напевно сказала девушка, - чем я заслужила внимание Вашей организации? Неужели в рядах доблестных чекистов нашёлся знаток японской поэзии, отличающий творчество Мацуо Басё от вдохновения Мибу-но Тадаминэ? Тогда примите мои искренние аплодисменты!

- А Вы - ещё та штучка! - усмехнулся мужчина. - Не сидите, как большинство женщин, в тылу, ожидая, когда всё само разрешится, а атакуете. Причём, атакуете, имея на руках веер, которым беззаботно обмахиваетесь.

- Если веером владеет Мастер, то оба становятся смертоносным оружием, - улыбнулась Лиза, ещё больше расслабляя своё тело.

- Браво! - воскликнул собеседник и пересел поближе, отодвинув с края стола знаменитую "бабушку" каслинского литья. - Изящна та мысль, которая не спорит с дальнейшим деянием.

Лиза слегка наклонила голову, признавая достоинство афоризма.

- Позвольте представиться, сударыня, - сказал мужчина, ласково окидывая взглядом девичью фигурку. - Общеупотребительное обращение "товарищ" не подходит Вам вовсе, и поэтому я буду называть впредь "сударыня" или...

Длинная пауза повисла в воздухе. Лиза вспомнила Джулию из романа Сомерсета Моэма "Театр" и её коронное: "Если берёшь паузу, то тяни её, как можно дольше".

- Или, - продолжил незнакомец, - Лиззи. Обожаю, знаете ли, английскую литературу. Меня зовут Виктор Неварыкин. И занимаюсь я отнюдь не девицами, пишущими задумчивые хокку, а людьми со сверхспособностями. Вы же, дорогая Элайза, - явный представитель этой редкой "породы". "Породы" столь ценной, что её, как собачатину, не пустишь на малахай для тружеников производства, а сохранишь, будто гепарда - редкого, быстрого и убивающего молниеносно.

- А чтобы сохранить, его нужно держать в клетке? - надменно приподняла брови Лиза.

- Зачем же так усложнять? Достаточно ошейника и поводка, пока зверь не привыкнет к своему хозяину.

- Даже прирученный зверь может однажды вспомнить о свободе, - парировала девушка. - И тогда он перегрызёт глотку любому, кто окажется у него на пути.

- Да, ты - настоящая ведьма, - прищурил глаза майор. - С такой работать намного интереснее, чем маяться с забитыми тётками, решившими скрывать свою суть от соседей по коммунальной квартире. Ты - настоящая!!!

- Я умею комфортно избегать глупостей, которые люди принимают за достоинства, и в то же время легко обретаю то, что восхищает меня в играх Богов, - сказала Лиза и спустила ноги вниз, пристально глядя на Неварыкина.

Тот опустился на одно колено и стал одевать малиновый сапожок на ногу девушки, придерживая за тонкую щиколотку. Нежно погладив вторую, обул и её.

- Теперь ты, Лиззи, никуда от меня не денешься, - мурлыкнул он.

- Посмотрим, - азартно ответила Лиза и отправилась обратно в гримёрку.

На следующий день, когда она пришла на работу, в вазе стоял букет белоснежных тюльпанов, а на гримёрном столике лежала записка в незапечатанном конверте: "Сударыня, жду Вас в семь часов вечера у памятника блудной императрицы. Приглашать на "Литейный" я счёл излишним. Жду! Ваш Виктор.".