Четвертый способ

ЧЕТВЁРТЫЙ СПОСОБ

/инструкция, не прошедшая практическую проверку/

В обычае, использовать женщину трояким способом, облюбованным тобой, ею или вами обоими.

Но господин ты. Потому и решаешь.

Госпожа отнюдь не бесправна, но, ограниченная нашими возможностями, предпочитает конфронтации, покорность независящим от неё обстоятельствам.

Иногда на корабле Любви вспыхивает бунт плавсостава, но исключительно от нетерпения приплыть к острову того же названия. Не удивительно, что любая задержка представляется вечностью.

Не настолько, однако, чтобы лишить господина цели им предпринятой. Но как растолковать это нетерпеливой?

Он хват! Но недовольный облик лишённой терпения Меропы, сковывает из без того, плохо подчиняющиеся ему члены.  

– Я пас, – хочется сказать ему, но слышится: – Иду на вы!

Не правда ли, как много в этом  от героических затей прошлого.   Но удивительно было бы отсутствие таковых. От него ждут решительных действий, и любая, с его стороны, проволочка, освобождает другую сторону от обязательств, официально ей не навязанных, но неофициально ей сопутствующих.  

Она знает, что её покоряют и очень надеется, что пыл покорителя не иссякнет прежде того, как она догадается, как следует реагировать на неслучившееся.

Подобное редко, и оттого особенно обидно, когда случается с тобой.

В кодексе мужской чести неизменно правило, нигде не записанное, но обязательное к неукоснительному исполнению: победа над любострастницей неизбежна лишь в том случае, когда атакуешь её одновременно с трёх сторон.

Но факт твоей виктории — не факт её поражения.

Как бы ты ни был скор, упорен, напорист, стогласен, она всегда найдёт возможность сравнения, хитростью раскинув сети так, чтобы оставалось местечко и для соперника.

Сегодня он ей ни к чему, но завтра ей тоже не безразлично.

И не потому,   что достохвальное твоё усердие недостаточно для справедливой оценки твоих статей и честолюбия.  

;

Ей нужны доказательства, что поиски лучшего, рано или поздно, снова приведут её к тебе.

И тогда становится понятным многое из того, что представлялось загадкой. Тело женщины уже предвкушает будущее, тогда как душа всё ещё не может расстаться с настоящим

– Ба! – восклицаешь осенённый мыслью столь естественной, что диву даёшься, отчего прежде не посещала тебя именно тогда, когда больше всего в ней нуждался.

А она, мысль то есть, проста, как всё простое: женщине не ведомо утомление.

Чем щедрее твои дары, тем менее утомляема страсть, ими рождённая.

И вот уже оба трудитесь над нею, забивая входы и выходы, подобно пробке, закупоривающую бутылку с французским бордосиком.

– Ну как, милая, наладилось! – вопрошаете свою Цирцею, а она, лукавя взглядом, отделывается потаённою улыбкою, означающую нечто, или ничего не означающую, но только не ответ на поставленный в лоб вопрос.

Судить женщину по себе могут только, никогда женщиной не бывшие, и женщиной не слывшие.

Едва ваши буйные головушки ушли в беспамятство,   коснувшись случайной подушки, как покорнейшая многим прихотям вашим раба сладострастия, выскользнув из одних объятий, ввергается в другие, первые попавшиеся, с остервенением голодной волчицы, напавшую на необглоданную кость, такой же, как и вы, жертвы.

А потому, проспавшись и, не протерев  до конца расплющенные очи, зрите сцену, знакомую до боли, но уже без вашего соучастия. А тем двоим и горя мало. Тут уж гордость ваша насмарку, и на животе приползаете, дабы слёзной мольбой приурочить себя, обойдённого, к очагу утех, растравивших ваши воспоминания.

Примет - не примет? Как захочет, и как получится.

Но опыт, учинённый вашей страсти, должен обнаружиться в том, что используя женщину трояким способом, изыскивайте также и четвёртый.

Гарантии, что на этом успокоится и упокоится, никакой.

Но гарантии, братцы, в этом конкретном случае, тоже, что солома. Ею можно покрыть крышу, чтобы переждать дождь, но не спастись от пожара.

Борис  Иоселевич