я придумал твой образ и сам же в него поверил

люби меня, как пули любят тело беглеца.

твои слова. так много слов, улыбок фальшивых. натянутые до предела нервы. моя рука в твоей. как ты жестко впиваешься ногтями в кожу, сжимаешь до побеления костяшек ладонь, которая в моей кажется абсолютно крошечной. так много лжи, как плевки, изо рта. надменные, злобные, несколько безумные. пьяный бред на нашей старой кухне, твой неподдельный смех. все твердила, что пора делать ремонт, когда ступала по пыльному полу, когда я брал тебя на столе, вдавливая лопатками в зубчики вилки, которые царапали твою бледную кожу через ткань легкого цветастого сарафана, который я так ненавидел. он закрывал длинные ноги, лаская абсолютно обнаженную тебя. бьясь в экстазе, ты позволяла столовому прибору въезжать в твою плоть так остервенело и первобытно, что я ощущал под подушечками пальцев липкую кровь. ты, кончая, замечала очередную трещину на потолке, о которой, несомненно, вновь скажешь мне в лоб за обедом, поедая свой черствый хлеб. мол, так полезнее. эти воспоминания сейчас напоминают виниловые пластинки, лежащие на моей полке, от которых пора бы избавиться, да не можешь. потому что руки дрожать, что-то давит в груди, вбивая в пол с каждой секундой сильнее. если бы можно было упасть еще ниже, я бы так и сделал, несмотря на то, что ниже просто некуда. ад теперь не под ногами — над головой. война в подсознании. твой шрам на лопатке, когда я в последний раз видел тебя обнаженной. ты обещала, что забьешь его красивой, но лживой надписью «always», сейчас не забудь добавить «not». ненавижу в тебе абсолютно все. хочется сжигать тебя на каждом снимке, топтать ботинками, отчаянно кричать. твои угловатые плечи, плавный выступ ключиц, черные волосы. ненавижу брюнеток. ненавижу карие глаза, мед, корицу, черный шоколад, поэзию. тебя. мечтаю орать тебе это в лицо до хрипоты, потери голоса, смеха надрывного. мечтаю, чтоб тебя сбила машина, случайная пуля в висок, разрыв очередного снаряда над головой, чтоб ты осталась только во мне. сгустками крови, лихорадкой, каплями дождя на сбитых костяшках, каждым сломанным слогом, памятью, смертельными ранами, когда сорок ножевых, но ты все еще жив. желаю тебе исчезнуть, жить счастливо, потеряться, выйти босиком, прямо из окна, под свет фонарей. пьяной, простуженной, позабытой мной. я всегда твердил, что ты до смерти красива, так будь же теперь мертва. твой смех, мятые простыни, вино на моей рубашке, которая на тебе несуразным мешком. красная клякса, как кровь. расползается, поглощая белоснежную ткань. твое «люблю», которое ты любила выводить пальцами на моем плече. взмахи ресниц и едва различимая россыпь веснушек. приглушенный голос. читала мне бродского, которого ненавидел, постоянно проливала молоко, рассыпала соль, верила в приметы. твой образ всегда со мной, даже если ты где-то.