Это, Кристина, кисочка, Дэни де Кастро

Я очень хорошо понимал, что знакомить мою любимую книгочейку, адресат сей нежной и любящей сказочки, всегдашнюю и незабвенную сестрицу Пикачу с бриллиантами мировой культуры - как минимум Ходаковского, муветон. Посему и представляю ей одну из наипрелестнейших трансгел этого мира, из Бразилии, конечно, где, известно, много диких обезьян.

- На горушке там икономия, ее издалечь видать, не спутаешь, потому белая.

Чарнота недоверчиво ухмыльнулся, задрал голову, коротко взвыв по - волчьи. Прерванный татарин недоуменно посмотрел на отаманца, а казаки, окружив допрашиваемого перебежчика, возбужденно загалдели.

- Сиромаха !

- Сиромаха говно, - заявил Парсяк, расчесывая грязным ногтем вздувшийся на лбу желвак, - кто такое есть сиромаха, браты ? Животная. А вот дидько, - он внушительно сплюнул под ноги Лаврика, приблудного казачка, прибившегося к отряду гадячских под Каменцом, - дидько - вещь.

Чарнота прекратил споры, просто прыгнув на захрапевшего коня. Метнулся вьюном меж обозных телег, картинно яря лошадь, заставляя ее вставать на задние ноги, называемые татарином лапами. Нам было все равно, ноги ли, лапы или копыта, главное, что жеребец функционировал так, как и должен орудовать пристойный конь. Вез, куда надо, жрал, что дают, кусал недругов и покорно сносил тяготы пути, заводящего нас все южнее и южнее. Мы уже миновали траверс Трапезунда, как привычно по - моряцки определил Парсяк, а цели нашего отчаянного рейда по тылам Оттоманов как не было, так и нет. Перебежавший накануне ночью татарин говорил о какой - то икономии, что, по слухам, служила прибежищем пану Твердовскому, ренегату и вероломцу, обрившемуся наголо и опаганившемуся басурманской верой, но дидько, тайно везомый в обозе, нашептал Чарноте, что чортовым сынам бояться нечего. Вот мы и перли по безводной пустыне, сами не зная, что торим все тот же путь, пройденный до нас многочисленными ордами, не оставившими по себе даже имен или кратких упоминаний в монастырских хрониках и летописях.

- На горе там икономия, видно за сто верст, белая, из камня белого.

Чарнота загадочно улыбнулся, поворачиваясь к подбежавшему комиссару. Тот, взрыв землю каблуками, застыл перед допрашиваемым кемалевцем, дезертировавшим из следующего по нашим следам полка Ататюрка. Конечно, нарком договорился, турки нас не то, чтобы преследовали, но из виду не выпускали, так и шастали вокруг, даже не пряча ночных костров. За ближайшим холмом кто - то тявкнул.

- Сиромаха !

- Откуда здесь сиромахи ? - громко и вызывающе удивился Парсяк, позволяя шинели вольно упасть почти в пламя костра. - Шакалы тута, товарищи бойцы. Помнится в Туркестане, - он внушительно сплюнул под ноги Лаврика, приблудного казачка, прибившегося к отряду краснокомцев под Каменцом, - этих самых шакалов - жопой жуй.

Бойцы заржали, а Чарнота прервал неуместное проявление веселья, просто прыгнув на вскрикнувшего Лаврика. Метнулся вьюном меж стройного ряда юрт, картинно яря казачка, заставляя его вставать на нижние конечности, называемые кемалевцем копытами. Нам было плевать, конечности это или ноги - руки - лапы, главное, что Лаврик функционировал именно так, как и должен орудовать всякий достойный душара. Шуршал, когда деды воевали, шнырил, пока дембеля отдыхали, и покорно нес бабло, когда приходило время бухнуть и расслабиться. Конечно, много позже, многие из недобросовестных исследователей попытаются опровергнуть правду - истину, напридумывав зарождение дедовщины во времена хрущевизма, когда, якобы, стали забривать осужденных на химию, но это полное фуфло. Известна дедовщина с эпохи Николая Палкина, с четвертных сроков службишки, тем более, что повыбило реформами графа Аракчеева капральский костяк прежней армии, а без младшего комсостава именно дедовщина и является тем предохраняющим мужской коллектив клапаном, что и позволяет хоть как существовать этому жалкому и недееспособному подобию профессиональных войск, что мы из себя и представляли, пробиваясь все дальше и дальше на юг. Парсяк, сверившись с комиссаровой картой, заявил, что мы уже миновали траверс Трапезунда, с неизбывной моряцкой привычкой поплевывая по ветру, заломив бескозырку с надписью  " Громящий " на самый затылок. Мы свалили конвоируемое нами оружие в неохраняемом складе кемалевцев и, отчаянным ночным рывком уйдя от внимательных мухабхаратовцев, скрылись в пустыне, но уже утром рядом с дневкой, поспешно разбитой под холмом, появился полк Ататюрка. Так и шли мы под неусыпным надзором вроде бы союзников, ища ту самую икономию, где по донесениям Блюмкина, таился пан полковник Твердовский, сбежавший на Восток из резидентуры Дифензивы в Белграде. Зачем он понадобился Москве ? Мы не знали, даже и не задумывались, просто выполняя приказ наркома, лично прикатившего на открытом  " Паккарде " провожать нас на вокзал. Долго кричал, тряся бороденкой, сверкая стеклышками пенсне, жал руки и обещал каждому по наградному ледорубу.

- На горе самой там икономия, без бинокля видно, ориентир сто, сами посмотрите.

Чарнота захохотал, протягивая требовательную руку к открывшему синюю пачку  " Юно " гауптштурмфюреру. Взял сигарету, прикурил и что - то бросил на немецком, вынуждая юного эсэсовца покраснеть. За перекошенным на коляску мотоциклом кто - то завозился, тихо поскуливая.

- Сиромаха !

- Откуда тут сиромахи ? - смешивая немецкий и русский, деланно изумился Парсяк, выискивая под распахнутым мундиром РОА досадливую вшу. - Туретчина и есть, жар и пыль, вместо людей недоразумение какое - то.

Он ткнул раскаленным на неистовом солнце пустыни дулом МП в голую грудь переметнувшегося к нам ночью большевика, в знак добрых намерений, видимо, приволокшего контуженного политрука и зачем - то бутылку водки.

- Туретчина, - пренебрежительно тянул Парсяк, мочась прямо под ноги Лаврика, приблудного казачка из отрядов Шкуро, прибившегося к нашей отдельной Эйнзатцкомманден номер семнадцать под Каменцом, - говенная страна.

Диверсанты зашептались, а Чарнота, вскочив, скакнул в седло мотоцикла, бешено газуя в прозрачном воздухе пустыни, наверное, за много миль западнее, под Аламейном, сам Лис пустыни выбежал из штабной палатки, прислушиваясь и требуя у ординарцев объяснений. Что ж, бывают ситуации, когда и фельдмаршал Роммель бессилен. Мы пробивались все южнее и южнее, давно миновав траверс Трапезунда, как, сверившись с кроками абверовского проводника, заметил Парсяк, служивший в подплаве Кригсмарине, где его нашел еще Гейдрих. В икономии, замеченной большевиком - предателем, таился под именем пана Твердовского тот самый камердинир трусливого приспособленца фон Папена, коего до самого конца Шелленберг почему - то считал женщиной. Но мы - то знали, что незадачливый Элиас Базна - мужчина. Иначе сказать, Цицерон.

Вот, любимая моя книгочейка, тебе краткий такой разлет фантазии остающегося вечно с тобой коалы. Что значит красивые ноги, сказка сама, понимаешь, прет и валит, нелживо и без намеков, тем паче, что уроки оказались хорошо выученными и истории, опубликованные накануне днем в аккаунте " Криспотупчик Инстаграм ", внушают, вдохновляя, с чем и поздравляю, благодаря сказочкой за достойный уровень игры.