Какие гимны и сонеты в строфах и рифмах наготы или Какие есть рассказы

Эта история была рассказана мне её главным участником, и произошла много лет назад в годы его отрочества. Она представлена здесь в виде рассказа, точно отражающего основные вехи события. Изменены лишь имена.

Какие гимны и сонеты в строфах и рифмах наготы Здесь чудно сложены и спеты Волшебным хором красоты! - Теофил Готье

Входная дверь громко хлопает. Портфель от порога летит в угол. Шапка и пальто – на диван, как придется. Пепельная сиамка Зита предусмотрительно удаляется в спальню.

Состоялось возвращение шестиклассника Женьки Папкина из школы. Папкин! Мамкин! Попкин! – при такой фамилии и прозвища соответствующие. Но, Женьку это не колышет. В классе есть прецеденты и похуже.

Шмыгая носом и сопя, Женька открывает холодильник, и плюхает на стол кастрюлю с борщом. Разогревать лень. Пищу, вообще, рекомендуют употреблять в прохладном виде. Холодный борщ с черным хлебом! Что может быть лучше? Воздух наполняется восхитительным ароматом.

В спальне, под кроватью, Зита начинает шевелить чутким влажным носиком и нервно подергивать хвостом. Несколько минут восточная гордость борется в ней с природными инстинктами. Последние побеждают, и Зита, выбравшись из убежища, скромно усаживается на пороге кухни, в любое мгновение готовая ретироваться. Но, Женька сегодня в хорошем настроении. Он смотрит в круглые, голубые глаза Зиты, и набитым ртом сообщает:

- Историчка не вызвала – раз! Контрольную по геометрии сорвали – два! Ленка Акопян в субботу придет на каток – три!

Одновременно с последними словами на пол летит кусочек мяса, извлеченный из тарелки двумя пальцами. Жирные брызги разлетаются по цветному линолему, и Зита, деловито встряхнув добычу, начинает есть . Настроение у нее тоже поднимается.

Отобедав, Женька сваливает грязную посуду в раковину (успеет вымыть до прихода матери). Затем укладывается на диван и врубает маг. Скрипит кассета, зажигается красный огонек. Хрипло и задушевно орёт Челлентано. Включать магнитофон строжайше не рекомендуется старшей сестрой Валей. Но, Женьке начхать на её рекомендации.

Повалявшись ещё немного, он извлекает из-под дивана рекламный проспект фирмы “Форд”, привезенный отцом из-за границы и, перелистывая страницы, разглядывает низкие, обтекаемые машины. Их рекламируют стройные, модно одетые девушки. Одна из них, в узеньких плавках, стоит топлесс, прислонившись к блестящему полированному боку красного автомобиля. И улыбается белозубо и откровенно. Девушка очень красива. У неё ровный оливковый загар и длинные стройные ноги. “Значит, и загорает так…” – Мелькает в голове у Женьки. Женька воровато смотрит на дверь, но в квартире, кроме Зиты, никого нет.

Созерцание девушки прерывает резкий звонок в дверь.

Женька срывается с дивана, лихорадочно засовывает журнал под диван и несётся к двери. Глянув в глазок, облегченно вздыхает - Зуб! Зуб это – Васька Зубов, одноклассник и большой шалопай, за что премного уважаем сверстниками.

От румяного, круглолицего Зуба пахнет морозом и почему-то мокрым бельём. - На чердак лазил. Матери помогал. – Сипло поясняет Васька, и следует за Женькой в комнату.

Некоторое время друзья оживленно обсуждают сорванный урок геометрии.

- А Марья-то! Марья! – заразительно хохочет Зуб, и нудным, писклявым голосом очень похоже передразнивает учительницу: “Па-а-а-пкин! А, если бы директор услышал!”

- Как пить дать, мать вызовут! – жизнерадостно констатирует он.

У Женьки на мгновение портится настроение. Мать, действительно, могут вызвать. А это ничего хорошего не сулит.

- Может, и не вызовут. – неуверенным голосом говорит он и, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, показывает Зубу загорелую девушку.

- М-да-а… - тянет Васька, разглядывая девушку с видом профессионального сутенёра. – Ничего так… Но, больно тощая.

Повертев, картинку туда-сюда, он неожиданно изрекает:

- Я тебе таких сто штук покажу! Вообще, без всего и не на картинке… Хочешь?

Женька недоверчиво смотрит на приятеля. Зуб наклоняется и с заговорщеским видом что-то шепчет ему на ухо. Женька неуверенно мнется. - Ну, что ты, как маленький! – издевается Васька. – Я там раз двадцать побывал. Надоело уже. Ради тебя только пойду.

Но Женька ещё сомневается, и тогда Зуб, осердясь, силой стаскивает его с дивана.

- Увидят! Увидят… Ничего не увидят. Иди, одевайся!

Друзья выходят в переднюю. Зита провожает их круглыми, всё понимающими глазами и, сладко потянувшись, прыгает на подоконник – полюбоваться быстро темнеющим зимним пейзажем. Через минуту приятели уже на улице. Посёлок стынет в снегу, как зачарованный. Из всех почти труб тянутся тоненькие прозрачные дымки. Красиво… Но, Женьке не до красоты. Зуб ведёт его задворками к довольно большому двухэтажному зданию, выкрашенному в противный жёлтый цвет. С двух сторон и сзади здание облепили гаражи и сараи.

- Здесь! – таинственно говорит Зуб, останавливаясь у одного из гаражей. – погоди! Я сейчас.

Он ставит ногу на приступок здания, ловко хватается за ветви растущей рядом сосны, и через мгновение взбирается на крышу гаража. На Женьку сыпется снег. А Зуб уже подает знаки. Лазить Женька мастак. Подтянувшись и перебирая руками, он пристраивается рядом Зубом.

- Повезло! – шепчет тот прямо в ухо Женьке. – А то, бывает, по пятницам солдат моют. Так, и смотреть не на что.

Женька еще раз оглядывается и прикладывает нос к запотевшему стеклу. Оно окрашено в белый цвет, но, кое-где краска отстала. За окном – общий номер бани. Прямо перед ними на широкой каменной скамье моется крепкая полногрудая тётка. Набрав воду в широкую оцинкованную шайку, она выливает её себе на голову и громко ухает. Вода с шумом плюхается на пол, и мыло жемчужными струйками бежит по розовому, светящемуся изнутри телу. В номере ещё несколько женщин.

- Да не туда смотришь! Направо, в угол гляди! – сердится Васька.

Он раскраснелся, и шапка сползла ему на затылок. Женька поворачивает голову и непроизвольно открывает рот: в углу плещется тоненькая, темноволосая девушка, почти подросток. Женька её знает. Она учится в ПТУ напротив их школы. Он её не раз там видел. Мокрые волосы облепили худенькие плечи, мыло попало в глаза, и она, с недовольной гримасой на хорошеньком личике, брызжет на себя водой из шайки. Женьку начинает бить озноб. Он уже не знает, сколько времени стоит так, на крыше чужого гаража, и смотрит сквозь узкую незакрашенную полоску стекла.

Смутное ощущение приятной вседозволенности и чего-то нехорошего раздирает его взбудораженную душу. Девушка еще раз тщательно намыливается и идет под душ. Упругие серебряные струйки веером обдают её разгоряченное тело. Женька непроизвольно щурит глаза.

Внезапно в его сознание закрадывается ощущение тревоги, тут же подтверждённое лёгким шорохом извне. Женька быстро поворачивает голову: Зуба рядом нет. Женька смотрит вниз и… встречается с широко раскрытыми глазами матери. Кровь со страшной силой бросается ему в лицо, а руки и ноги слабеют и становятся ватными. Как он оказался на земле – не помнит. Механически переставляя ноги, он плетётся за матерью, обмирая от невыразимого стыда.

- Иду с работы и на тебе! – глухо бросает мать в морозный воздух. – Бабка Степанида навстречу! Радостная такая. Зубов сынок, говорит, твоего дурака на голых баб пялиться повёл. Сам туда шляется и твоего приобщает. У Степаниды же не глаза – локаторы!

Женька молчит и тупо разглядывает ритмично мелькающие носы своих ботинок. «И посуду не успел помыть». – Пролетает в его голове отстранённая мысль.

Дома он отказывается ужинать и запирается в своей комнате. Непосвящённая в ситуацию Валя весело рассказывает матери о каких-то своих незатейливых радостях.

Зита, органически не выносящая закрытых дверей, время от времени подходит к Женькиной комнате и безуспешно старается её открыть. Наконец, всё успокаивается.

Женька не спит и, лёжа на спине, смотрит в темноту остановившимися глазами. В прежней жизни для него всё кончено. Есть только два выхода: убить себя или уйти из дома. Страдальчески скривив лицо, он обдумывает оба варианта. Яркая фантазия отчетливо рисует ему удручённые лица одноклассников, учителей и Ленки Акопян… Горящие нездоровым любопытством глаза бабки Степаниды; себя, бледного и утопающего в море цветов, слёзы матери… Картина ужасная. Женька начинает беззвучно плакать, и подушка становится мокрой. Нет! Это не подходит. Лучше уйти на лесоразработки. Он

– здоровый. Справится. Через три года станет совершеннолетним, широкоплечим и красивым. А на темноволосой девушке женится. Надо только выдержать эти три года.

А, как жаль свою тёплую уютную комнату, книги, вечно строящую его сестру, родителей и Зиту… Женька вертится, не находя покоя.

Его мама тоже не спит: Женька! Её бутуз Женька, еще недавно ходивший в садик, становится взрослым! А, как хотелось, чтобы он подольше оставался маленьким! И вот, он уходит от неё в мир юности, своих забот и волнений… И ему надо как-то помочь, чтобы не упал, не заблудился. И этот сегодняшний случай тоже… Что делать – она не знает. И муж в плавании. Он бы посоветовал, поговорил, наконец, с взъерошенным, как воробей, мальчиком. А, делать что-то надо. Ведь так и привыкнет смотреть в щёлку на всё красивое.

В семь часов утра Женька просыпается. На душе у него скверно. За окном ещё темно. Ужасно хочется в туалет, но для этого надо пройти мимо комнаты матери. «Не встану. Умру, а не встану! » - думает он. Так проходит минут двадцать.

- А ну-ка, вставай! – заглядывает в комнату мать. Женька быстро вылезает из кровати и плетётся в туалет.

«Схожу-ка в школу и там всё обдумаю» - решает он. – «Следы надо хорошенько запутать, а то найдут быстро. Когда Цыган с Борькой на Байконур смывались, их на второй день поймали! ».

На кухне уже дымится янтарная яичница. Валя, чистенькая, в белом фартучке, допивает чай. Зита возле плиты тщательно трёт лапкой свою глубокомысленную, усатую рожицу. Женька садится к столу и утыкается носом в яичницу, даже не дёрнув сестру за косу, как обычно.

- Опять чего-нибудь отколол в школе? – Спрашивает Валя, но брат не удостаивает её ответом.

Допив чай, Валя идет к выходу. - Я бегу, ма! – доносится от дверей её голос. Женька тоже вылезает из-за стола и берётся за портфель.

- Положи-ка его на место! – неожиданно говорит мать. – Сегодня поедешь со мной.

Женька удивлён и встревожен. Куда это ещё? У неё же сегодня дежурство. Оба молча одеваются и выходят из дома. На улице Женька, надвинув шапку поглубже, боковым зрением засекает дорогу. Мать ведёт его по направлению к станции. «В город потащит! » - догадывается Женька. – «Чего ради? Может, в колонию сдаст? Неужели она на это способна? ». От посёлка до Ленинграда – двадцать минут на электричке. Людей на платформе немного. Кому на работу в город, уже уехали восьмичасовой. В электричке Женька отворачивается к окну и мрачно смотрит на мелькающие за окном сосны. Вот и Финляндский вокзал. Через зал ожидания мать ведёт Женьку в метро.

Выходят на станции «Невский Проспект». Затем – троллейбус, и - прямиком к Зимнему дворцу. Массивные двери открываются без скрипа. За ними – к кассам, потом в гардероб. Здесь уже Женька перестаёт что-либо понимать и просто плывёт по течению. Один за другим минуют они величественные залы Эрмитажа.

Женька уже побывал здесь три раза. Один раз с экскурсией от школы, два раза с родителями. Но, кроме рыцарского зала, ничего особенного для себя не обнаружил. На стенах – маленькие, большие и огромные картины. По стенам - множество роскошных ваз и старинных буфетов. В витринах лежит ещё что-то, видимо, очень ценное потому, что у входа в каждый зал сидят пожилые тётеньки и внимательно следят за поведением посетителей. Мать приводит Женьку в длинный узкий зал со множеством мраморных изваяний. Они останавливаются перед одним из них, и мать, взяв сына за руку, говорит взволнованным голосом:

- Гляди! Хорошенько гляди!... Вот так надо смотреть на женщин!

Женька неуверенно поднимает глаза. Перед ним на каменном постаменте, в полный рост – три обнаженные женские фигуры. Сёстры или подруги, а может, просто богини.

Женька совсем не разбирается в искусстве и, тем более, в скульптуре. Но, и ему чудится, что прекрасные тела - дышат. Свет проникает в глубину мрамора, создавая трепетное впечатление плоти и крови. Кажется, что в груди каждой из мраморных богинь бьётся живое сердце…

Ещё меньше Женька разбирается в своих собственных чувствах. Вид обнаженного женского тела опять поднимает в нём ту же смутную, загадочную волну, возбуждающую силу которой он пережил вчера вечером, стоя на заснеженной крыше гаража. Правда, куда-то исчезло ощущение чего-то нехорошего… Он бы смотрел и дольше, но – стыдно перед матерью и окружающими.

Женька отводит глаза в сторону. Потом они идут к столь любимым матерью «малым голландцам». Затем – в рыцарский зал. Здесь Женька чувствует, что тяжелый гранитный валун, давивший ему на грудь, исчез окончательно. И он уже спокойно, со знанием дела обсуждает с мамой достоинства и недостатки многочисленных кинжалов, мечей и рыцарских доспехов. Тем более, что отец – военный моряк, недавно подарил ему книгу «Человек и оружие».

Больше на эту тему они с матерью никогда не разговаривали. И на крышу того самого гаража его тоже почему-то больше не тянуло.

Прошло много лет. Сегодня Евгений Иванович – солидный, семейный человек в возрасте. На подходе – давно ожидаемые внуки. В Эрмитаже он бывает нечасто. В основном, когда приезжают иногородние друзья или родственники. Но, и в этом случае, он всегда приходит в зал итальянской скульптуры. Задерживается у всемирно известной группы Антонио Кановы «Три грации». Стоит, всматриваясь в трепетную красоту, изваянную гениальным мастером… Возможно, вспоминает слова матери. А, может быть, и ту темноволосую девушку из ПТУ…