Это Пешков, который Горький

ЕНВ Бэйли Джей от привыкшего за эти годы к высочайшему уровню игры трансгел автора               

Он встречал Скитальца, как обычно, с ноги. Стоило актеру появиться на крутых ступенях флигеля, как Пешков, слетая коршуном с полатей с яростно вытянутой ногой, тут же и бил ребром стопы в сразу булькающее приветствиями и избитыми шуточками, столь свойственными российскому бродячему племени театральных, горло. Скиталец опадал, хрипя от восторга, зная, что сей презанимательный казус обязательно войдет в бедные летописи отечественной культуры, переполненные вздорными мифами и вторичными поделками а ля Запад, откуда еще Димитрий и Годунов и черпали недостающее стране, что, впрочем, вовсе не пошло ей впрок.

- Прок - как бараний рог, - ужасая Максима скрипела Софья, слезая с печи чортовой куклой, - обернулся да барану в глаз.

- Нет рифмы ! - рыдал тогда Горький, вконец запутавшись с собой, то он, понимаешь, Олешка, а то и Максим, будто пулемет какой, право, то Пешков, а глянь : уже Каширин или вообще Горький. Хорошо Скитальцу ! Все знают, что Андреев, бомж и алкаш, пропойца всего святого русскому человеку, а Скиталец - погоняло, наградили его, как положено, под Ярославлем неумытики, выпер Старшой, поднеся стакан спирту, а одобрив процесс пития залпом и без закуси, нарек Скитальцем. Все по понятиям, короче.

- Срать на рифму, - журчала Софья, оттаскивая труп актера в сени домика, что высился обочь флигеля, где так славно было по летнему времени коротать длинные дни и краткие ночи, полные звездопада и соловьиных выщелков. - Ты сам вон мастыришь не в лад, невпопад.

Горький, признавая правоту наследницы Толстых, охмурившей вот уже второго классика необъятным и нечистым задом, закрывал глаза, цитируя из себя же :

- Ужик прячет тело средь камышей, поверьх шастает мужик, он сидит в кабине строго, держит чотко рукоять. Он пилот, он бомбер водит, сыпя бонбы на башку. Всех хохлов уничтожая, принеся патриотизм. О, мужик ! Ты хуже спорта, ты сучье и пидарас, гнойный потрох, мразь, скотина, ты военный оглоед.

- Все кощунствуешь, - зудела Софья, вернувшись, вновь залезая на печь, - проявляешь несогласие, а того не знаешь, что войны бывают и справедливыми.

- Врешь ! - выбегал из задней комнатенки флигеля растрепанный и страшный Толстой, который настоящий граф. - Чего же ухо Малха так и валяется среди какашек Идумеи, а легионы Цезаря потерялись в веках ?

Софья поворачивалась к живым классикам задом и оглушительно пердела. Писатели терялись и источали слезы, вертя от едкой вони головами, полными думами невеселыми, скажем прямо. Затем думы улетучивались вместе с миазмами, что давало толчок появлению третьего, но уже не писателя, а научного. Скрипели ступеньки, козлобородый старец, пристукивая посохом, бросался к миазмам и восхищенными бельмами провожал улетучивающиеся думы невеселые, конспектировал происходящее, а потом получал Нобелевскую премию, оказавшись самим Нобелем. На премию он закупал три тонны динамита и поручал диверсанту Гиркину снести к такой - то матери все здание русской культуры, что тот и производил, взрывая флигель вместе с Нобелем. Текли года и шли столетья, но не менялось ни х... я. Скитальцы пили водку, как и положено актерам, Олешки становились пулеметом, строча сквозь  " Инстаграм " конечной правды дичь и чушь, Максим просил воды, там водяное охлажденье, а Софья стала крысой по имени Потупчик. Прискорбно. Хотя, сказал же еше Гоголь про зеркало и рожу, пенять же будем на климат такой. Девять месяцев зима - остальные лето.