В другом городе. Медички сестрички. Тематика: Эротическая рассказ с другом

Фрагмент из романа «История тихого девианта».

Дорога к общаге шла через старый запушенный парк. Ровно на полдороги находился реликт прошлых времён, деревянный туалет типа сортир. Откуда название, "сортир", может быть Богу и известно. Но по здравому рассуждению, выходит, что там что-то сортируют. А поскольку сооружение состоит из двух частей, мужской и женской, нетрудно догадаться, что именно. Говорят, что в Европе и Японии такого разделения нет, значит, там  нет и сортиров.

Вероятно, тот сортир, что на полдлроге – сооружение временное и воздвигли его в давние времена для строителей, да так и забыли снести на радость местным мальчишкам, проделавших в перегородке между мужским и женским отделением огромную дыру, оторвав одну из досок.

Женская половина смотрела на Юг, мужская, соответственно, в противоположную сторону.

Сортир, как было сказано, находился на полдороги от института к общаге, что было весьма удобно для студентов мужского пола, поскольку многие из них после занятий накачивались пивом у ближайшей к институту пивной бочки…

Захаживал туда и Павел, не только чтобы «отлить», но и с тайной надеждой увидеть что-нибудь интересное. Институтские девчонки сторонились сортира по двум причинам. Во-первых, они редко употребляли пиво, да и вообще алкоголь. Во-вторых, там было грязновато, следовательно, не гигиенично. Павел всё это знал, а потому не опасался встретиться со своими сокурсницами вне институтских или общаговских стен.

Был ли он вуайеристом? Скорее нет, чем да. Этой «болезнью» он переболел, как и все подростки, в детстве, но какие-то осложнения всё же остались. Во всяком случае, он никогда не отказывался от возможности посмотреть на женские прелести и считал ханжами, придурками и истинными извращенцами тех, кто такую возможность упускал.

Жаль, конечно, что женский экгибиционизм, не скрытый, а явный – явление крайне редкое. Дженни не в счёт. Дженни, если и эксгибиционстка, то в глубоко латентной форме. А вот истинных экгибиционисток он встречал лишь два раза в жизни. Первый раз, девушку – подростка на пыльной сельской дороге, где она пасла телят на обочине. Девчушка сидела на камне, помахивая хворостинкой  высоко задрав юбчонку, под которой не было трусов и расставив ножки, в упор смотрела на Павла. Павел до сих пор сожалеет, что смутился и не заговорил с ней. Молод слишком был. Но взгляд не отвёл.

Второй раз на рыбалке, когда он снимал с крючка пойманную рыбёшку, услышал шелест велосипедных шин и звонок. Поднял голову и увидел, как дама лет тридцати пяти спешилась с велосипеда, стянула спортивные штаны вместе с трусиками и тот час унеслась, как фата моргана в пустыне. До сих пор эти образы принадлежат к лучшим воспоминаниям в его жизни, от которых порой, возникает ощущение в определённом месте...

Вот и сейчас, уже застёгивая ширинку, Павел услышал скрип открывающейся на той стороне двери и в прореху между досками хлынул дневной свет. Павел отошёл в сторону так, чтобы его не было видно, и прислушался. Говорили два женских голоса, как ему показалось, молодые.

– Ой, сейчас обоссусь, – скороговоркой выпалил высокий, насмешливый меццо сопрано.

– Не обоссышься, успели, – успокоил другой, рассудительный, спокойный, тоном пониже.

Вслед за чем послышался характерный звук освобождающегося мочевого пузыря.

Павел осторожно заглянул в проем между досками и увидел две замечательные задницы. Одну белоснежную худенькую и другую смуглую, налитую, как бокал, наполненный до краёв вином. И залюбовался. Да так, что очнулся только, когда насмешливое меццо сопрано произнёсло.

– Ой, кто-то, кажется, за нами подглядывает.

– Да пусть подглядывает, нам то, что? Лишь бы не трахнул, – и немного подумав, добавил.– Лишь бы сифилисом не заразил.

– Мамой клянусь, не заражу,–  нашёлся на сей раз Павел. – Да у меня и справка есть, вчера медкомиссию проходил. Хотите, покажу? Идите на скамейку под каштаном. Я следом.

Какого же было его удивление, когда на скамейке он увидел двух прелестных юных созданий. Впрочем, все существа женского пола в этом возрасте, прелестные.

Одна из них, светловолосая, белёсая, с светло-серыми, почти прозрачными глазами, в которых плясали смешинки, по мальчишески худосочная. Хотя, судя по её скуластой мордашке, через пару лет она наберёт всё чего сейчас не достаёт. Эту Павел прозвал про себя Белянкой.

А её противоположность, будто негатив светленькой, ту, что со смуглым задом и таким же смуглым, будто матовым лицом, окрестил Смуглянкой.

– Справку покажи, – вместо приветствия деловито потребовала Смуглянка, та, что с рассудительным голосом.

Павел порылся в карманах, достал смятый трамвайный билет, долго его изучал и наконец, произнёс неуверенно: «Нет, кажется это не то…».

– Хреновый из тебя Мессинг, – молвила Смуглянка. Из чего Павел заключил, что вчера они тоже смотрели фильм про Вольфа Мессинга.

– А вот, кажется, нашёл, – Павел достал из кармана половину от оставшийся стипендии.

– Ну, это уже ближе, но нам нельзя, мы девочки. Тем более без справки…

– Да, на девочек у меня не хватит и моей годовой стипендии… – рассудительно произнёс Павел.

И тут Павла осенило. Он знал, что неподалеку медицинское училище, а потому спросил наугад.

– Вы, кажется, медички?

Девушки не стали отрицать.

– А венерические болезни вы уже проходили?

– Ещё на втором курсе, – бойко, как на экзамене, отчиталась Белянка.

– Признаки сифилиса знаете? Так вот, осмотрите меня, доктор. Я заплачу за консультацию.

Девушки переглянулись, светлая прыснула в кулачок, а Смуглянка деловито произнесла: «Ну, показывайте, где у вас болит? ».

– Я не могу, доктор. Видите, я держу руками свой рюкзак, чтобы случайные прохожие не увидели то, что им не положено видеть. Помогите, я вам доплачу.

Смуглянка деловито расстегнула ширинку и извлекла из неё изрядно подросший и распухший предмет, деловито оттянула крайнюю плоть, а Белянка ойкнула и уставилась на него с притворным ужасом, но всё же, неудержимо рассмеялась, да так, что не могла остановиться.

Павлу, вернее его нахальному, продолжающему расти в ладони девушки органу, очень понравилось в тёплой и мягкой девичьей руке.

Павел замычал и сдавленным, каким-то чужим голосом произнёс: «Девочки, правда, что слюна прекрасный антисептик? Поплюйте на него».

Это были последние капли, если тёплую, девичью слюну можно назвать каплями.

Павел не выдержал, и Белянка едва успела увернуться от накопленных за месяцы воздержания, вырвавшихся наружу чувств и эмоций.