ООН в Крыму, гл. 119. Новые возможности. Из сборника Новые порно рассказы

ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+

ОТПУСК  ОДНОГО  НУДИСТА  В  КРЫМУ

Курортно-познавательный эротический  роман

Глава 119.   ОТКРЫТИЕ  НОВЫХ  ВОЗМОЖНОСТЕЙ  ЛЮБВЕОБИЛЬНОЙ  СОСЕДКИ

*   *   *

Третий «раунд интимных переговоров» Романа, совершенно нечаянного московского гостя феодосийца Алекса, с его соседкой по даче и в одном флаконе любовницей Любой не замедлил наступить вскоре после второго – то есть, едва только усталый Ромка-младший проявил уверенную к тому готовность.

При этом Роман вынырнул из своих полудрёмных воспоминаний, вдруг накативших на него за какие-то полчаса «паузы в мажоре», и вернулся в мир живых ощущений – тех самых, которые здесь и сейчас на даче родителей Алекса ему доставляла Люба для более ускоренного начала продолжения «процесса переговоров».

«Ничего, ничего! Поласкай, поласкай моего Ромку-младшего и поухаживай за его «каретой», мне это приятно. И мне это действительно приятно, потому что такое затейливое внимание ему оказывают нечасто», – подумав так, молодой человек положил руку за затылок молодой женщины, чтобы по своему усмотрению упорядочить ход столь тщательного проведения «подготовительного курса» накануне важных переговоров. Но соседка, не прекращая своего усердного дела, как от мухи отмахнулась головой от мешающей руки.

Оценив вполне достаточную профессиональность в действиях соседки, Роман расслабился и стал свидетелем, а следом и «цензором» небывалого для себя ритуала.

Посудите сами.

Назначенная ответственной по приёму высоких гостей «придворная фрейлина» Люба первым делом неторопливо и чувственно облобызала дорогого «гостя» прямо в губки и лысину – ну, таким вот оказался этот «гость». Следом лишь слегка поласкала его стан нежными полу-объятиями, одновременно заботливо поправляя «кафтанчик» на госте с тем, чтобы тот «хорошо сидел». Получив одобрение со стороны важной персоны, она быстренько навела лоск на барственной его «короне», поправила и тщательно очистила его же «галстук» даже от малейших пылинок на нём.

Далее, явно расчувствовавшись из-за столь важной встречи и проявляя незаурядное рвение с тем, чтобы она прошла на высочайшем уровне, расстаравшаяся в своём рвении «фрейлина» снова заключала «дорогого гостя» уже в более дружеские и глубокие, по-прежнему очень тёплые объятия.

Из-за столь непосредственного проявления «фрейлиной» сердечной заботы при исполнении обычных для неё служебных обязанностей, сердце гостя застучало чаще, чем в спокойном состоянии, конечно. Но он не поддавался расслаблению вследствие столь пристального внимания к своей персоне, наоборот постарался приосаниться, чтобы выглядеть как можно важнее и привлекательнее в глазах придворной дамы.

Затем, удобно расположив «гостя» на массажном столике, чему с готовностью послужил живот «цензора» Романа, «фрейлина» достаточно ловкими и умелыми, быстрыми и мягкими движениями помассировала всё тело важного «гостя» сверху донизу, не обойдя вниманием ни один драгоценный участок на нём.

Следом она лишь ненадолго отвлеклась от «гостя», предоставив ему возможность немного отдохнуть от массажа, пока она попутно проверяла порядок на запятках гостевой «кареты», приятно познакомившись там и тепло пообнимавшись с каждым из двух бойких стражников-гайдуков. А следом «фрейлина» нежной «губкой» прошлась также и по всему корпусу «кареты».

Действовала она неспешно и уверенно, профессионально и умело: чистота и блеск должны быть наведены ею везде и безупречно. Ведь накануне столь важных «переговоров» всё-всё у дорогого «гостя» должно выглядеть просто идеально. Поэтому «фрейлина», как рачительная хозяйка, для пущей надёжности и уверенности в результатах своих стараний принялась проводить повторный осмотр внешнего вида, наряда и тела дорогого «гостя» в целях окончательной доводки порядка на них до безупречного состояния.

«... Аааххх!... » – и «цензор» Роман разнежено откинулся на тахте, закрыв глаза, постанывая от удовольствия и вволю плавая по волнам очень приятных ощущений: «придворная фрейлина» несказанно восхищала его своим искусством эминета.

Гм..., в последнем слове, поверьте автору, нет опечатки: ведь это был ритуал не этикета, а... э, минета.

Но вот «фрейлина» Люба опять обратила внимание на убранство головы «гостя», незаметно для всех прочих гостей слегка прикусывая корону слева для проверки этого изделия насчёт подлинности золота, а справа одновременно прошлась ноготком по ней, как бы простукивая корону насчёт возможной пустотелости...

«... Охх-хо-хох!... Да это ведь с ума можно сойти из-за такой гаммы ощущений! » – и на этот раз достаточно терпеливо наблюдавший за ритуалом «царский цензор» Роман издал довольно громкий стон, скорее похожий на возглас одобрения в поддержку действий «фрейлины». Тем самым он очень грубо преступил меры приличия и этикета во время проведении «предпереговорной» подготовки дорогого «гостя».

От неожиданности из-за столь дерзкого и неучтивого выпада, допущенного со стороны увлёкшегося «цензора», в силу своего придворного положения просто обязанного быть выдержанным и невозмутимым, «фрейлина» Люба на секундочку даже голову приподняла удивлённо и недоуменно: кому это нужно так неосторожно привлекать к себе верховное внимание, которое легко может нарушить столь великолепную идиллию орального секса?..

Ой..., идиллию чего?.. Уж пропардоньте, плизочки: идиллию предпереговорного подготовительного ритуала, конечно же, и никак не иначе!

На что едва не засучивший ногами от нетерпения московский «цензор» только раздражённо отмахнулся: мол, не останавливайтесь, «фрейлина», и не прерывайте стол важный и нужный ритуал!

Важный «гость» к этому времени уже настолько переволновался из-за большой ответственности из-за предстоящего выполнения возложенной на него столь высокой и почётной миссии, что перед самым началом «переговоров» ему стало очень трудно отрывать своё тело от массажной скамьи.

Из-за этого «придворной фрейлине» приходилось прикладывать значительные усилия для того, чтобы этот переволновавшийся гордец хоть как-нибудь держался бы прилично и вертикально, а она могла бы завершить ритуал подготовки дорогого «гостя» к началу переговорного процесса. Но из этого мало что получалось.

А «цензор» Роман, слегка даже морщась из-за неприятных на его взгляд действий вследствие несколько небрежного обращения с «оглоблей кареты» дорогого и важного «гостя», всё равно получал большое, хоть и не эстетическое, но весьма чувственное удовольствие от очередных и прочих лабиа- и мани-пуляций «фрейлины». желая слегка подсобить ей, он даже слегка приподнимал «массажный столик», дабы столь ответственной даме удобнее было провести завершение столь ответственного ритуала.

*   *   *

Ну, и на этом хватит словесной канители, потому что у бедняги Романа слишком явно выражено отмечалась что уже? Ага – вот то-то же: предоргазменное состояние.

Люба подивилась мощи Ромки-младшего, но не стала рассказывать прибалдевшему москвичу о не раз виденной ею ещё большей силе, особенно заметно выраженной в «комле», которой обладал несколько клиновидный по форме Лёнька-младший. Сказала только, что на таком «коне» спокойно можно воду вёдрами таскать.

Роман засмеялся из-за столь лесного для любого самца сравнения и снова попытался повлиять на действия «придворной фрейлины»: очень уж хотелось ему продолжения оральных ласк – в Любином исполнении настолько приятных, что таковых он до сих пор не знавал. Первый в своей жизни минет, полученный от одногруппницы Огнёвки, равно как и все последующие подобные ласки, не в счёт: ну, не может быть никакого сравнения с Любиными великолепными навыками!

... А следом был снова очень долгий, уже с очень большим трудом удерживаемый и опять же очень громкий стон Романа – на этот раз не только из-за получения несравненного удовольствия вследствие очень глубокого погружения Ромки-младшего во влажную теплоту соседского верхнего сада наслаждений, но также и от удивления и даже лёгкой зависти этого почти профессионального пловца из-за очень приличных возможностей по задержке дыхания, воочию проявленных озабоченной сексом Любы. Она самозабвенно ласкала довольно крупные яички Романа, когда одновременно сверху старательно дотягиваясь до этой «кареты» Ромки-младшего, из-за чего москвич в желании достичь большего невольно слегка выгибал тело.

Счастливая от того, что у неё хоть и с трудом получилось всё задуманное, и недовольная придерживающим действием руки Романа, она изумлённо и гневно глянула на него со смесью всех этих эмоций на лице:

- Как же здорово у меня получилось!.. Но ты, балбес, чего хочешь, чтобы я задохнулась и потеряла сознание, а то и вообще померла на твоём?.. Зачем рукой давил на затылок и мешал мне?

Приятно и стыдно Роману было одновременно, отчего он слегка приподнялся, локтями опираясь о тахту:

- Но мне ведь так хорошо стало! Как никогда! Это нечто просто невероятное! Поверь, мне никто и никогда ничего подобного не делал. Это же улёт полный!

О самодовольстве Любы говорить излишне, но марку держать она умела:

- Если хочешь и дальше получать удовольствие, то не мешай мне. Конечно, мои лёгкие хорошо натренированы из-за глубоких ныряний в море, не зря же я выросла в семье рыбака. В спокойной обстановке я могу до двух минут задерживать дыхание. Но можно ли наше состояние... ну, поведение назвать спокойным?

Премного довольный Роман посмеялся и потрепал Любины волосы на макушке:

- Всё, всё! Больше не буду мешать, постараюсь контролировать себя.

И снова разнежено лёг на спину, предоставляя Любе возможность для продолжения столь замечательных ласк своего тела. Соседка повернулась к его сокровищу и снова начала совершать глубокий эминет, а Роман в это время потихоньку ласкал её сосочки и клиторочек. Делать это порой приходилось ему в достаточно неудобной позе, слегка согнув тело в сторону, но оно того стоило!..

* * *

После того, как слегка отдохнувшая и опомнившаяся после всего произошедшего Люба вдруг охнула, после чего резко сорвалась и без слов выскочила во двор, на ходу застёгивая свой халатик, в опустевшем домике Роман бесцельно посидел на неубранной тахте, наткнулся рукой на влажное пятно от следов недавнего своего сумасшествия со столь озабоченной на передок соседкой, невольно и недовольно поморщился, тут же встал и заправил постель, просто накинув сверху покрывало.

Прошёл на кухню, присел за столик и, памятуя про утреннюю официальную сухость Алекса, никак не мог решиться: забрать ли все вещи сразу или нет? Но окончательным доводом в пользу того, чтобы оставить рюкзак на даче, стало соображение о возможных подозрениях соседки: с чего бы это вдруг родственник так быстро с дачи слинял и чего он не ночует в доме соседей? «Но разве у Алекса не могут быть родственники-туристы, которые любят спать в палатке на берегу моря?.. Блин, да ну их, всех этих соседей, родственников и этого гордеца Алекса вместе с ними! Так что будь что будет вечером... » – рассуждая так и сомневаясь, он начал собираться.

С собой взял только пакет кошельком и документами. Паспорт и билеты в путешествии – это святое. Продукты брать не стал: во дворе был уже полдень, так что после короткого вояжа на море Роман намеревался пообедать в городе, а заодно и прогуляться по нему.

Надел часы на руку, опустил в пакет давно приготовленную бутылку воды, туда же бросил полотенце и пачку неизменных печенюшек, закрыл дом и отправился на кряж Оба-Тепе, за которым расположен самый ближний к дачному посёлку пляж в Двуякорной бухте. Роман давно уже знал об этом небольшом уединённом пляже, лет пять-шесть тому назад отдыхал там, ему понравилось. Так что сегодня стоило бы освежить память.

Слева за дачным посёлком, в котором земельный участок родителей Алекса был вторым с верхнего по склону и географически с западного края, дорога вела к мысу Ильи и маяку. И далее по тропинке, слегка забирающей вправо, Роман пошёл к перевалу и минут через двадцать был уже на самом верху. От него на восток тянулась ничем не приметная покатая хребтина Оба-Тепе, увенчанная вдали красно-белой башней круглого здания маяка, торчащего на самом кончике мыса Ильи.

Тут же по аналогии подумалось, что недавно виденные возле посёлка Прибрежный два симметрично расположенных и круто обрезанных морем мыса первую часть своих названий, наверное, позаимствовали от этого самого мыса Ильи или Илаи, видимо, на крымско-татарском: Илаи-Бурун и Илаи-Кузгун. Так что первое название можно перевести, как бурун Ильи, видимо, по названию белых барашков морских волн – вон как привольно плещутся они у самого подножья мыса Ильи после своей лёгкой пробежки по обширной Двуякорной бухте. Ну, бурун он и есть бурун, осталось только разобраться, что означает слово «кузгун». Почему-то оно ассоциировалось с чем-то противоположным бурунам, скорее походило на спокойные без барашков волны, как бы куцые или короткие, что по-турецки звучит как «кучук»...

На запад от Романа продолжался всё тот же покатый хребет Оба-Тепе. Но, в отличие от несколько лирического восточного вида, имел он совершенно другое наполнение: выглядел несколько угрожающим из-за будто весьма предостерегающе угнездившихся на нём на значительно от Романа удалении нескольких площадок с разномастными тарелками НЛО. Хотя на самом деле это были заурядные станции спутникового слежения военных, но с давних пор края эти и на самом деле ассоциируются у жителей и гостей этого гористого края со всякого рода таинственными опасностями и, как последствие, с необходимостью защиты от них.

На дальних склонах излюбленной нынешними планеристами горы Узун-Сырт, что протянулась чуть севернее Коктебеля, в IV веке нашей эры станом стояла пограничная стража царя древнего Боспора Киммерийского, достаточно могучего царства. Восточнее современного Коктебеля по Биюк-Янышару проходила западная граница этого царства, столица которого находилась в городе-крепости Пантикапей (современная Керчь). В те времена Коктебельская долина никем не была заселена, а самого городка Коктебеля не существовало и в помине. Вольный ветер гулял тогда по пустынной, поросшей дикими кустарниками и деревцами земле. Безлюдной была пограничная полоса, разделяющая процветающее Боспорское царство от западной дикой Таврики, в которой безраздельно хозяйничали скифы.

Полторы тысячи лет назад Боспорским царством правил Левкон первый из династии Спартакидов, который прославился своей агрессивной политикой в отношении прибрежных независимых полисов-крепостей. В своё время в пределах досягаемости завоевательной политики Левкона таким независимым греческим городом-государством была Феодосия. Через свой хорошо обустроенный порт греки вели большую хлебную торговлю. Боспорский царь и сам был крупным поставщиком в Афины этого товара, очень высоко ценившегося на мировом рынке тех времен из-за своих отменных товарных качеств. Поэтому гордая и слегка зазнавшаяся Феодосия стала для Левкона костью в горле, и он методично пытался избавиться от этого неприятного соседства самым проверенным в ту пору способом – завоеванием.

Кстати, до наших дней дошел любопытный рассказ об одном поучительном эпизоде, произошедшем в жаркую летнюю пору при очередном штурме Феодосии войсками Левкона.

Прижатые к морю и потому не имевшие путей отступления феодосийцы отчаянно защищали свой вольный город. А завоеватели, тяжело снаряжённые боспорские конники, эти панцирные гоплиты-гопники, из-за жары сражались вяло и неохотно. И тогда в голову Левкону пришла удачная мысль: он попросил у дружественного ему на ту пору скифского царя небольшой отряд конных лучников, расставил их цепью за неповоротливыми панцирниками и приказал им расстреливать неуклюжих конников в случае их отступления.

Вместе с тем, гоплиты были предупреждены, что убийство скифских лучников будет караться смертью. Такие условия сражения очень даже вдохновили скифов для неукоснительного выполнения поставленной перед ними задачи: безнаказанно расстреливать трусов. Таким очень жестоким образом «поддерживаемые» с тылу бравые боспорские воины начали сражаться значительно решительнее, и вскоре Феодосия пала.

Здесь приводится достоверный исторический случай, поскольку его описание сохранилось в древних рукописях. И, по сути, это был первый в мире опыт применения древними воеводами весьма полезного вида «внутренних» войск, своего рода заградительных отрядов. Данные события описал древнегреческий писатель Полиен в известных своих «Военных хитростях». При этом он с восторгом отмечал высокую эффективность нового приёма ведения боя, изобретенного Левконом.

Так что печально известные нам со времён Великой Отечественной войны советские заградотряды НКВД никак не были придуманы товарищами Мехлисом и Сталиным вкупе с другими кремлёвскими генералами. Это была всего лишь современная для середины ХХ века реминисценция древней идеи.

(продолжение следует)