Пик-ап Часть I глава II

Было уже поздно — одиннадцатый час, Антон утомился и потерял надежду. Он возвращался домой, в пустую однокомнатную квартиру, стоял, прислонившись к дверям вагона и закрыв глаза. Он вышел на Коломенской, пересек трамвайные пути и даже не сел в трамвай, который стоял на остановке, — боялся увидеть какую-нибудь девчонку и вновь ощутить себя неудачником.

Антон брел по Судостроительной улице, засунув руки в карманы, уныло поглядывая на знакомые с детства дома. Хотелось забуриться в кабак и напиться, да денег не было, месяц подошел к концу, и приходилось беречь оставшиеся рубли, чтобы протянуть до зарплаты. Можно было взять бутылку и напиться в одиночестве, но пить дома одному было совсем дерьмово. Электрический свет затопил улицу, словно туман, стекший из окон, желтые фонари спрятались за деревьями. Окна светились теплым домашним светом. Людям, вероятно, быть хорошо в их жилищах, только ему, Антону, шагающему под деревьями, плохо. Грустно возвращаться в квартиру, где пусто и не горит свет.

Он услышал быстрые шаги и обернулся. Метрах в ста в его сторону кто-то бежал.

— Стой! — донесся хриплый крик. — Стой, говорят тебе!

Антон разглядел, что движущийся в его сторону человек — женщина, она убегала от мужчины. Еще несколько секунд — и стало понятно, что это молодая девушка, причем внушительной комплекции, ее грудь подпрыгивала до подбородка. Невзирая на это неудобство, она приближалась довольно стремительно. Стук каблуков оглашал пустынную улицу. Девушка промчалась мимо, размахивая руками, словно заправский спринтер. За ней гнался здоровенный парень и, судя по всему, скоро должен был настигнуть.

Антон собирался отступить к газону, чтобы обезопасить себя от столкновения с двуногим носорогом, однако произошло совсем другое. Так бывает в исключительных случаях, в мозгу что-то щелкает, проносится импульс — и все озаряет стремительная мысль о том, что больше нельзя отступать, что довольно принимать неудачи, а надо каким-то образом воспротивиться, вклиниться в события, чтобы нарушить их ход. Под влиянием такой отчаянной мысли, промелькнувшей в сознании за долю секунды, Антон выставил ногу, когда здоровяк пробегал мимо.

Его удивило, что можно так ужасно грохнуться, лишь едва, как ему показалось, коснувшись препятствия, которым послужила его нога. Парень жестко приложился об асфальт, даже охнул. Несколько секунд он лежал как труп, потом приподнял голову. Антон наблюдал за человеком, которого, как ему казалось, чуть не убил своим нервическим движением. Ругаясь и кряхтя, парень сел и покрутил головой. Похоже, он был не очень трезв и не мог сообразить, что произошло.

— Беги!

Только теперь Антон обратил внимание на девушку, которая, оказывается, остановилась и смотрела на него. Ее окрик прозвучал как команда. Он бросился к ней.

— Сейчас он очухается и убьет тебя, а заодно и меня, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Видел, какой он здоровый?

Антон струсил. Девушка посмотрела по сторонам.

— Давай туда! — она схватила его за руку и потянула за собой.

Они перебежали на другую сторону улицы. У нее была сильная горячая рука, девушка держала его так, будто он был ребенком, и она боялась потерять его на дороге. Они остановились, только когда пересекли тротуар и оказались во дворе с большим количеством деревьев, под которыми было совершенно темно. Рядом росло дерево с тремя толстыми стволами. Девушка встала за него и посмотрела на противоположную сторону улицы, где они только что были. Антон подошел к ней. В темноте она показалась настоящей здоровячкой. Ее огромные глаза одурманили его, наполнили каким-то глупым неконтролируемым возбуждением.

Парень, который грохнулся на асфальт, наконец поднялся. Сделав пару шагов, присел на ограду, что шла вдоль тротуара. Он осматривал себя и ругался, но не злобно, а так, будто упал сам, без посторонней помощи.

— Вон его друзья, — сказала девушка.

По тротуару шли два парня, слышались возгласы и смех. Они оказались такими же здоровыми, как их товарищ, и такими же пьяными. Подойдя к нему, принялись хохотать — один, в белой футболке, подчеркивающей его квадратную конфигурацию, похлопал приятеля по плечу, видимо, желая подбодрить.

— Какой-то козел сделал мне подножку! — громко сказал тот, который упал.

— Ты сам грохнулся! — ответил со смехом его товарищ.

Хотя они не предпринимали ничего, что говорило бы об их намерении догнать девушку и ее случайного сообщника, Антон ужасно трусил.

— Ты такой смелый, — сказала она, уставившись на него распахнутыми глазами.

— Тихо, а то нас услышат! — он чуть не зажал ей рот.

Если борца-кавказца он опасался потенциально, понимая, что в случае чего не имеет шансов, то страх оказаться в лапах этих громил был вполне реальным. Он бы помчался со всех ног куда-нибудь в темные дворы, где не было фонарей, лишь бы оказаться как можно дальше отсюда, однако благодарный взгляд прекрасных глаз подкреплял его усилия выглядеть мужественно и спокойно.

— Может, лучше перебраться куда-нибудь подальше отсюда? Ради тебя, — предложил Антон.

— Они сейчас уйдут, — сказала девушка.

Парни помогли своему товарищу подняться и на протяжении нескольких шагов поддерживали его — он хромал, видимо, разбив колени. Остановился, потер ногу и что-то сказал, показывая на локти и лоб. Через дорогу было плохо видно, скорей всего, у него было разбито лицо. Один из его товарищей захохотал. Удивительно, но пострадавший от падения засмеялся. Они захохотали втроем и направились в обратную сторону, тот, что упал, сначала опирался на здоровяка в белой футболке, потом пошел сам, прихрамывая.

— Другие бы на их месте озверели от злости, а эти хохочут, — пробормотал Антон.

— Они хорошие ребята, — сказала девушка.

— Твои знакомые?

— Вообще-то, мы видимся второй раз, — она достала сигарету, щелкнула зажигалкой. — Познакомились три недели назад, а сегодня случайно встретились в «Пене». Решила отдохнуть с подружкой, и они туда заявились.

— А почему ты убегала от них?

— У них — болесть — на кого б залезть. Они заваливаются в такие заведения уже пьяные и лишь затем, чтобы снять девочек. С ними весело, но только заканчивается всегда одним и тем же, напиваются и пристают. Сашка, тот, которому ты подножку поставил, — она засмеялась, — в день, когда мы познакомились, вызвался меня провожать. Дошли до дома, я здесь недалеко живу — на перекрестке с Затонной, — я сама дура, в подъезд его впустила, потом чуть не час от него отбивалась. И сегодня то же самое. Вышли из «Пены» — начал руки распускать. В скверике за «Пеной». Я еле отбилась. Пока до метро дошли, он чуть ли не в каждые кусты пытался меня затащить. А Леха с Игорем сзади идут и ржут.

— Ты сбежала?

— Сашке пописать приспичило, я и побежала сразу, он же не станет процесс прерывать, — она засмеялась.

— А если бы догнал?

— Ничего бы не было, я ж говорю, они не насильники.

— Зачем же убегать?

— Потому что надоело такое отношение! — она стала серьезной. — Говоришь — нет, и все равно лезет, как будто я проститутка.

— А подружка?

— Светка еще раньше свалила. Когда Игорь стал к другим девчонкам подкатывать, она сразу ушла. Ей Игорь нравится, но такого отношения она не терпит. Я с ней хотела уйти, но она психанула и не стала меня ждать. Бросила, сука, — она улыбнулась. — Это так, я не в обиде. Тебя как зовут?

— Антон.

— А меня Лида. Ну что, пошли? — она щелчком выбросила сигарету.

У Лиды был низкий грудной и немного хрипловатый голос. Как будто она одновременно и говорила, и мурлыкала, как кошка. Это понравилось Антону. Они вышли на тротуар и направились к Затонной улице. Лида была чуть выше среднего роста и имела впечатляющие формы. Антон разглядывал ее украдкой. Девушка была полной, хотя в нужных местах и с выраженной талией, но для Антона такой мясистости было слишком много. Черты лица можно было назвать красивыми, но несколько крупноватыми. Лида выглядела как здоровая крестьянская девка, а не городская девушка. Короткая прическа с закрученными на лоб вихрами и бритым затылком шла ей, но только усиливала это впечатление, придавая облику озорное хулиганистое выражение.

У Антона возникло желание быстрого грубого секса без продолжения. Он решил, что Лида — телка без комплексов и может потрахаться сразу с тремя, если ее грамотно развести. Правда, если б спросили, почему он так решил, не ответил бы.

Одета она была, по мнению Антона, тоже не на пять баллов — синяя облегающая кофта и выглядывающая из-под нее светлая блузка, а внизу темные то ли брюки, то ли джинсы — чересчур простенько, примитивно как-то. Туфли с застежкой на невысоком каблуке казались взятыми на вечер у мамы, если не у бабушки. Конечно, привлекательное лицо и большая грудь обеспечивали успех верхней части тела, но Антону в ней не хватало женственности, изящности. Низ был бы ничего, если б не десять-пятнадцать лишних килограммов. Лида явно не дотягивала до уровня Евгении или девушки с красивыми ногами, да и телочке с Домодедовской уступала, которую увел кавказец. Ну и ладно, подумал Антон, зато она секс-бомба, и то, что они познакомились при столь романтических обстоятельствах, поможет уложить ее на лопатки. А для любви найдется потом получше.

— Тебе вообще куда? — спросила Лида, с интересом взглянув на него при свете фонарей.

— На Якорную, я там живу.

— Прикольно. Ты в какой школе учился?

— Восемьсот семьдесят третьей.

— А я в девятьсот пятьдесят пятой. Тебе сколько лет?

— Двадцать пять.

— А. Мне меньше.

— Ты сейчас домой?

— Ну да, — Лида взглянула на него, как бы спросив глазами: «А что? »

— Может, погуляем?

— Ладно. Давай погуляем, — она улыбнулась. Какое-то время шли рука об руку и молчали, потом Лида сказала: — Знаешь, ты выглядишь обыкновенно.

— Это плохо?

— Нет, я в том смысле, что по тебе не скажешь, что ты такой решительный. Ведь не принято влезать в чужие разборки, спасать девушек. А ты встал на пути такого здоровяка, как Сашка.

Это был первый раз, когда Антон чувствовал себя героем.

— Я видел, что девушке грозит опасность, а от кого она исходит, здоровяка или нездоровяка, мне неважно.

— Я не заметила, как тебе удалось сбить его. Ты чем занимаешься?

— Всем понемногу, я не профи, но могу подраться, если подворачивается такая маза. — Антона перло, он распахнул пиджак и засунул большие пальцы за ремень.

Лида улыбалась. Он видел, что ей нравится образ скромного героя.

— Сашка и Лешка бывшие спортсмены, один борец, другой боксер, только не помню, кто из них кто. Игорь не спортсмен, просто сам по себе здоровый мужик. Так что, если бы ты их разозлил, пришлось бы несладко.

— Не волнуйся, не убежал бы.

— А ведь убежал, — сказала она и засмеялась.

Антон упал с небес на землю.

— Надо было оценить обстановку… я должен был оставаться рядом с тобой…

— Ладно. Все нормально. Я благодарна тебе. В такой ситуации все стараются остаться в стороне, а ты проявил мужество и встал на защиту девушки, — Лида достала сигарету. — Ты куришь?

— Нет. Я бы сейчас лучше выпил, да уже не продают.

— Нет проблем! В моем доме круглосуточный, и я знаю там продавцов.

Лида договорилась с теткой у кассы, Антон купил бутылку мартини, две шоколадки и два пластмассовых стаканчика, и они вышли на улицу. За домом нашлась вполне подходящая лавочка. От света фонарей их скрывала густая листва тополей и кленов. Из окна на втором этаже доносились звуки футбольного матча. Женщина на балконе разговаривала по телефону и курила — в темноте мерцал огонек сигареты, когда она затягивалась. По земле металось пятно света от фонаря, пробивавшегося сквозь волнуемую ветром листву. Тьма, размытые очертания, пятна электрического света, — все было очень романтичным.

Антон открыл бутылку и наполнил стаканчики. Лида сидела, положив ногу на ногу, и курила. В темноте можно было смотреть друг другу в глаза, не стесняясь. Антон вдыхал приятный сладковатый аромат ее духов. Ему казалось, что Лида затягивается чаще, чем следовало бы, — значит, немного взволнована. Еще ему казалось, что она хочет, чтобы он ее поцеловал.

— За знакомство, — сказал он, подняв стаканчик. — Оно оказалось неожиданным и приятным.

— Согласна.

Антон был голоден, поэтому стакан мартини сразу подействовал.

— Ты всегда носишь пиджак? — спросила Лида своим грудным, как бы чуточку постанывающим голосом.

— Нет.

— У тебя было свидание? — она затянулась и выдохнула дым, сложив губы трубочкой.

— Просто решил сегодня одеть костюм.

— На-деть, — поправила она. — А зачем тебе понадобился костюм? Где ты был?

— Говорю же, просто на-дел.

— Ты был на свидании, но не хочешь признаваться, — продолжала она, скрывая в темноте пристальный взгляд.

— Надел и все. И пошел гулять.

Они засмеялись одновременно иронично и искренне. Она выбросила сигарету, а он наполнил стаканчики.

— Правильно, оставайся загадочным, — сказала она, продолжая смеяться.

Он ощущал скрытый темнотой взгляд девушки. Если сию минуту поцеловать ее, она тут же растает и даст прямо на этой лавке, надо только умело это проделать, нельзя просто взять и сунуться с поцелуем, подумал он.

— Ты москвичка? — спросил Антон.

— Да.

Он видел, как она улыбается в темноте и ждет, что он ответит, как будто знает, что он не может придумать, о чем говорить, и это забавляет ее.

— А ты?

— Что? А, и я тоже!

Без сомнений, это забавляло ее. Они молчали, Лида улыбалась, наверное, ей хотелось рассмеяться, но она сдерживалась. Не зная, чем заполнить молчание, Антон отхлебывал маленькими глотками мартини.

— Ты такой забавный, — сказала она без намека на насмешку, и ему показалось, что ее голос прозвучал нежно и как будто дрогнул на последнем слоге.

— Я знаю, что должен рассказывать что-нибудь веселое, но мне ничего не приходит в голову, — пробормотал он.

— Ерунда. Можно и помолчать. Молчание порой говорит больше слов. Мужчине оно идет. Как и пиджак.

Антон уставился на нее сквозь темноту. Ее силуэт был соблазнительным. Все складывалось хорошо, оставалось только перевести телочку в горизонтальное положение, она ведь того и ждет. От него лишь требуется сделать это красиво. Черт, блин!

— Да не напрягайся ты, — Лида, видимо, почувствовала его затруднение, она переменила позу, поставив ногу в туфле на скамью. — Будь собой. Хочется говорить, говори, только не чушь. Хочется молчать, давай помолчим, но не забывай про меня. Можешь молчать и смотреть на меня. И не забывай ухаживать, — она с улыбкой повертела в руке пустой стаканчик. — Ты мне симпатичен.

От ее поднятого бедра у Антона внизу живота скопился сладкий сироп. Он едва не ринулся на нее.

— Ты мне тоже. Ты вообще красивая.

Сироп между ног загустел. Они выпили. Несмотря на то, что вино ударило в голову, Антон решительно не находил, о чем говорить.

— Пойдем ко мне, — пробормотал-прошептал он, запнувшись на последнем слоге.

Она несколько секунд смотрела на него, не отвечая, и вдруг расхохоталась.

— Ты серьезно? Ты ведь серьезно это сказал! — она смотрела на него и хохотала.

— А чего такого? — Антон понял, что предложение оказалось не к месту, и смутился.

— Какой ты смешной, — она не могла успокоиться, Антон видел, как в темноте трясутся ее плечи.

Она опустила ногу на землю. Странно, но, насмешив Лиду, Антон захотел ее еще сильней. Столько в ней было задора, юности, огня — он чувствовал, что она страстная, но сдерживает себя.

— Почему я смешной? Что смешного я сказал? — спросил он.

— Извини, не хотела тебя обидеть, — она стала серьезной, и они несколько секунд сидели, уставившись друг на друга. Она снова расхохоталась.

Антон отвернулся. Он думал, что должен встать и уйти, но не мог.

— Давай выпьем, — сказала Лида. — Может, вино мне поможет.

Она поднялась, сделала несколько шагов и остановилась. Отсюда девушка показалась ему совсем не толстой, просто, что называется, с формами. Прямо перед глазами была ее круглая грудь. Можно было поднять руки и взяться за сиськи, сто пудов — они упругие. Лицо обвеяло ее волшебным запахом, настоянном на аромате сладких духов.

— Прости, пожалуйста, — произнесла она своим чудным голосом и переступила с ноги на ногу. Ее тело произвело волнообразное движение, от которого у Антона перехватило дыхание. — Все нормально, я не хочу, чтобы ты обижался. Договорились?

Она протянула руку, и Антон вручил ей стаканчик с мартини. У него отлегло. Лида вернулась на скамейку.

— Я не понял, что сделал не так, — сказал он. — Я же не повел себя как-то ненормально.

— Конечно. Пригласить девушку к себе домой — это нормально. Дома, наверное, никого нет?

— Никого.

— С кем ты живешь?

— Один. Ты как будто ерничаешь?

— Немножко.

— Почему?

— Я отвечу, только сначала ответь ты. Только честно.

— Что ты хочешь услышать?

— Для чего ты пригласил меня в гости?

Антон не знал, признаться или наврать.

— Только честно. Для секса?

— Да. Что в этом плохого? Или смешного? Ты мне понравилась, ты сексуальная, я хочу тебя. Что в этом ненормального?

— Это ненормально, потому что оскорбляет меня, — тихо сказала она.

— Оскорбляет? Что может быть оскорбительного для девушки, если ее хочет парень.

— В самом желании ничего. Может, я тоже тебя хочу, но мы не можем отдаваться этому как животные. Мы люди! Поэтому оскорбляет не желание, а предложение. Чтобы между парнем и девушкой был секс, их должно тянуть друг к другу не только телами, но и душой.

Это вывело его из себя, но он сдержался.

— А ты, пригласив меня к себе, признал, что относишься ко мне просто как к куску мяса, с которым хочешь удовлетворить свое плотское желание. Потому что ни с какой другой стороны ты меня не знаешь, только то — как я выгляжу.

— Сколько должно пройти времени, чтобы люди поняли, что пора в койку?

— Зависит от них. Может, год, может, в тот же день. Если они поймут, что встретились две половинки.

— А, ну так это любовь!

— Наконец-то до тебя дошло!

— А если в данный момент не любишь, то и не трахаться, что ли?

— «Трахаться» уже само по себе неприемлемо. Трахаются в порнухе. Как, впрочем, и «занимаются сексом».

— А как надо? Заниматься любовью?

— Просто любить, этого недостаточно?

— Не знаю… Любить — как-то возвышенно.

— А быть с любимым человеком в постели — низко?

Антон не нашелся, что сказать.

— Низко — это когда без любви. А когда мужчина и женщина любят друг друга, это проявляется во всем, каждое мгновение их жизни. Когда любишь, не можешь потрахаться и не думать о человеке. Ты думаешь о нем в постели, думаешь, когда засыпаешь, когда просыпаешься, когда идешь на работу, когда ешь, когда страдаешь, когда преодолеваешь трудности, когда счастлив. Ты любишь его каждую минуту своей жизни, — Лида была взволнована, грудь колыхалась, голос дрожал.

— А нельзя просто расслабиться и получить удовольствие?

— Я не могу так. Чтобы отдаться, я должна полюбить. И чтобы меня полюбили. По-настоящему.

— Получается, что если не любишь кого-то в данный момент, то и оставайся без секса? Жизнь без секса разве жизнь?

— Я вот живу, и ничего.

— Ты? Блин! Ты себя в зеркало видела? Да ты создана для секса!

— А я надеялась — для любви.

— Хорошо. Положим, я тебя сейчас дико хочу, но у нас ничего не будет, потому что между нами нет любви. Что ж делать? Сидеть и ждать, пока она появится?

— Мы же общаемся. Мы узнаем друг друга, время покажет, нужны мужчина и женщина друг другу, или надо пожелать удачи и разбежаться.

— Боже, как же скучно!

— Почему? Если человек тебе интересен, ты найдешь способ раскрыться.

— На меня это навевает тоску…

— Это говорит о том, что я тебе неинтересна. Вернее, интересна в одном аспекте. Все понятно.

— Да нет же! — воскликнул Антон. — Ты мне очень интересна, ты мне понравилась, только… ну, сама понимаешь. От этого нудного узнавания друг друга становится ужасно скучно!

— Не вижу ничего скучного. Вот ты мне интересен. Расскажи о себе, — попросила она.

— Чего рассказывать-то?

— Ну, о своих интересах, чем ты занимаешься, кем работаешь.

— В охране, — промямлил Антон и замолк.

Лида ждала продолжения, но он молчал, переживая очередное разочарование за день, сопел, уставившись в землю.

— Видимо, о работе рассказ закончен, — сказала Лида. — Хорошо, наверное, найдется, что рассказать о том, чему ты посвящаешь себя вне работы?

Для деревенской девки, образ которой примерил на нее Антон, она произносила слишком гладкие фразы. Он наполнил стаканы и поставил бутылку. Хотелось сделать что-то, что оттолкнуло бы ее, и она ушла. Может, допить бутылку из горла?

— Неужели у тебя нет какого-нибудь увлечения, хобби?

— Я люблю музыку, — пробормотал Антон.

— Отлично! Играешь на чем-нибудь?

— Слушаю. Собираю записи.

— Ты имеешь в виду альбомы?

— Мне нравится собирать все о любимых группах, студийные и концертные альбомы, видео, интересные факты, биографии музыкантов, — он увидел ее спокойное, направленное на него лицо и замолчал. — Ну вот, тебе неинтересно.

— Наоборот. Я училась в музыкальной школе и, хоть сама сейчас не играю, люблю послушать хорошую музыку и уж совершенно точно понимаю и разделяю такое увлечение.

— Наконец-то мы нашли, о чем поговорить, — он хотел пошутить, но вышло так, словно он жаловался. — Давай выпьем за это! Ты на чем играла?

— На фортепьяно.

— Это типа на пианино?

— Типа — да. Ты не знаешь, что такое фортепиано? Странно слышать после признания, что увлекаешься музыкой. Какую же музыку слушаешь, «Мираж»?

— А какую ты?

— Разную. А ты? — Лида заулыбалась, она вновь готова была расхохотаться.

— Я люблю… — он всматривался в ее скрытое темнотой лицо, ему было важно, как она отнесется к тому, что он скажет, — рок.

— Понятно, — по ее реакции нельзя было понять как. Так как она осталась спокойной, Антон решил, что скорее неинтересно, чем интересно. Лида спросила: — У тебя есть любимый исполнитель?

— Мне многие нравятся: Оззи Озборн, «Секс Пистолс», Менсон, «Джудас Прист», «Ред Хот Чили Пепперс», но больше всех гранж: «Нирвана» и «Саундгарден».

— А кто-нибудь один любимый есть?

— Наверное, «Битлз».

— Наверное? Ты не уверен?

— Просто они родоначальники, они все придумали, их все любят, все признают как самых лучших. Оззи, Лэми называют их самыми великими, да почти все признают, что Битлы круче всех.

— Ты любишь их, потому что они всеми признаны или потому что они тебе нравятся?

— Нравятся. Да, нравятся. Я имел в виду, что я согласен с теми, кто говорит, что Битлы круче.

— Понятно, а почему именно рок?

Антон задумался, потом сказал:

— Слушай, я все-таки хочу пригласить тебя в гости, потому что просто сидеть и говорить о музыке и говорить и слушать ее — это огромная разница. Говорить — это ни о чем, если ты не знаешь мои любимые группы, тебе ничего не скажут мои слова. Нужно слышать музыку. Я бы включил ее и рассказывал, и ты бы поняла, почему я их люблю. Я не заманиваю тебя, просто так правильнее. И интереснее. Честное слово.

— Хорошо, только договоримся, что, если я приняла твое приглашение пойти в гости, это не значит, что я готова лечь с тобой в постель.

— Я уже понял.

Пока шли, они несколько раз касались плечами, встречались взглядами и улыбались друг другу. Антон смотрел на линию ее груди и бедер, на профиль, и Лида казалась ему по-настоящему красивой. Она курила и, когда выпускала дым, вытягивала трубочкой пухлые губы, а потом улыбалась. Антон заподозрил, что уговор, на котором они сошлись, условен — на самом деле она идет к нему, потому что хочет, просто набивает себе цену. Все телочки говорят «нет», подразумевая «да». Вот и у Лиды «нет» такое.

— Ты сказал, что живешь один. У тебя вообще есть семья? — спросила она.

— Мать в Америке, вышла замуж за американца. С отцом они развелись, когда я был маленький.

У Антона была однокомнатная квартира на пятом этаже в двенадцатиэтажке на Якорной улице. Он открыл дверь и включил свет.

— Проходи.

Пожелтевший от времени плафон осветил тесную прихожую. В глаза бросился плакат, висевший на двери в комнату, на нем был старый голый до пояса человек с жидкими волосами — особое впечатление производило то, что у него светлые и удивительно молодые глаза, а кожа сморщенная, как у рептилии.

— Это кто? — спросила Лида.

— Игги Поп, дедушка панк-рока, — Антон открыл перед ней дверь, словно впуская в новую жизнь.

Лида вошла, и Антон включил свет. Она не удержалась от возгласа удивления. Стены были обклеены плакатами рок-групп, за которыми виднелись выцветшие обои. У окна стоял письменный стол с компьютером и громоздкими колонками. У стены напротив находилась кровать, застланная покрывалом в виде американского флага. С ближней стороны от нее располагался старый трехстворчатый шкаф, а с дальней — кресло, тоже под покрывалом, с той лишь разницей, что оно было в виде британского флага.

— Присаживайся, — сказал Антон и показал на кресло, а сам снял пиджак и бросил на звездно-полосатый флаг.

Лида стояла посреди комнаты и смотрела вокруг.

— А ты оригинал, — сказала она, — я не видела ничего похожего. Теперь понимаю, насколько ты интересуешься музыкой. – А почему именно американский и британский?

- Британия дала миру Блэк Саббат, Секс Пистолс, ну и Битлз, конечно, прежде всего. А Америка – Нирвану и Саундгарден. Присядь, — повторил Антон, загадочно улыбаясь.

Лида опустилась на центр британского флага, покрывавшего кресло. Прозвучал щелчок, свет выключился, на столе рядом с компьютером замигали огоньки и из динамиков раздался громкий гитарный вой — прозвучал короткий проигрыш и пошла череда мощных аккордов, от которых все в комнате задребезжало. Засверкали разноцветные огни, рассыпая по комнате яркие вспышки. Сквозь гитарные рифы прорвался орущий голос. Балдеющий Антон стоял посреди комнаты и дергал коленкой в такт музыке. В потолок ударили лучи красного света, и комната окрасилась в багровые тона. Музыканты на стенах превратились в старинные портреты.

Антон театрально развел руки в стороны и повернулся кругом. Он балдел и не допускал мысли, что кому-то это может не нравиться. Но во вспышках света он увидел, что Лида сидит, зажмурившись и закрыв ладонями уши. Антон подошел к компьютеру и убавил громкость.

— Можно сделать еще тише? — попросила она.

Он сделал совсем тихо и плюхнулся на кровать. Его разочарование выглядело смешно: сутулая спина, руки, как плети, между колен и отсутствующий взгляд, уставленный в плинтус.

— Антон, ты обиделся? Разве я виновата, что не разделяю твоих музыкальных вкусов? Вместо того чтобы дуться, лучше просвети меня, — сказала Лида.

Антон повернул к ней лицо с бровями как у Пьеро.

— Музыка, которая только что играла, — здесь есть плакат с группой?

— Вон, «Секс Пистолс». Рядом с телевизором, — Антон показал пальцем.

Лида встала и подошла. Он с тоской окинул взглядом ее фигуру. Она остановилась возле плаката, на котором были запечатлены полуголые подростки с взъерошенными волосами, у одного в ухе торчала булавка, английская королева с заклеенными глазами, и все это на фоне британского флага и в обрамлении шрифта, имитирующего буквы, вырезанные из газеты и вклеенные в анонимное письмо. Лида с интересом разглядывала плакат.

— Что ты пытаешься в них увидеть? — Антон подошел к ней и протянул стакан с мартини.

— Что в них может нравиться?

Он чокнулся с ее стаканом, их взгляды встретились — она была совсем рядом. Ее глаза были огромными, а улыбка загадочной. Она пила вино и смотрела на него. Допив, отдала ему стакан и вернулась к плакату, потом обратилась к другим.

— Наверное, я покажусь тебе невеждой, но изо всех, что присутствуют в этой комнате, мне знакомы только «Битлз».

— А «Блэк Саббат»? — удивился он.

— Конечно, я в курсе, кто это, но не знаю, как они выглядят. Я также знаю, кто такие «Роллинг Стоунз» и «Квин», просто не слушаю такую музыку.

— Даже «Битлз»?

— Представь себе.

— «Битлз» тебе никак?

Лида пожала плечами и улыбнулась.

— Не понимаю, — он вернулся к столу и поставил стаканы. — Я не понимаю, как можно не любить Битлов! Битлы — это боги! Они популярнее Христа! Они родоначальники вообще всего рока, всей популярной музыки, они свели с ума весь мир! Девушки на их концертах просто...

— Что делали девушки на их концертах? — Лида улыбалась, казалось, она подшучивает над ним.

— Рыдали.

Она сдержала смех.

— Подожди, ты просто слушаешь современную музыку, ну, другого поколения, оживился Антон. — Я тоже слушаю другую музыку, Мэрилин Мэнсон, «Саундгарден», «Рэд Хот Чили Пеперс», «Грин Дей». Идея! Я сейчас включу то, что тебе уж точно понравится. Это всем молодым нравится.

Лида прохаживалась по комнате, словно по картинной галерее, разглядывая портреты рокеров. Антон включил музыку, добавил громкость и прыгнул на середину комнаты. Зазвучали незамысловатые аккорды, Лида стала притопывать ножкой, и Антон решил, что ей нравится. Smells Like Teen Spirit обрушилась из колонок, Антон стал прыгать, имитируя игру на гитаре, и трясти головой. Светомузыка свелась к одному широкому лучу, в котором, как заправский гитарист, корчился Антон; пыль блестящими точками кружилась над его головой.

Он увидел, что Лида смотрит на него, с момента знакомства она еще не смотрела на него так. Ее глаза звали его. Антон ринулся вперед, обхватил ее и прилип губами к ее лицу, не попав в рот. Он обалдел от счастья, ошпаренный жаром женского тела, задохнувшись от сладкого запаха, который исходил от ее кожи. И не сразу сообразил, почему у них не получается поцелуй, видел только ее сердитые брови и огромные глаза, которые почему-то не закрывались, как обычно происходит у девушек в такие моменты, и не чувствовал ее губ и языка. Последовал сильный толчок в грудь, который заставил его разомкнуть объятия и отшатнуться.

— С ума сошел? — воскликнула Лида.

Она выглядела как героиня видеоклипа, приготовившаяся к борьбе, прекрасная и чертовски соблазнительная. Музыка грохотала, полоски света сменяли друг друга на лице девушки. Мозг Антона, утонувший в потоке плотских желаний, не мог взять в толк, что происходит.

— Че такое-то? — сказал он и не услышал своего голоса, заглушенного гитарой и барабанами. Но Лида поняла по губам.

— Ты насильник, что ли? — прокричала она.

Антон что-то пробормотал и развел руками, в конец растерявшись. Лида прошла мимо него и плюхнулась в кресло.

— Тебе не нравится «Нирвана»?

— Сделай тише, а то соседи придут! — крикнула она.

Он выключил музыку. Тишина отрезвила.

— Мне показалось, что ты вроде…

— Тебе показалось, — сказала она холодно, — Антон, ты забыл, что мы договорились.

— Извини…

Она была восхитительна: пылающее пухлогубое лицо и круглые груди, торчащие вверх, пьянили сильней вина. Он молчал. Вернулось то же тягостное ощущение, как после неудачного знакомства.

— Хочешь, я «Рэд Хот Чили» поставлю? — предложил он.

— Поставь, — сказала она, пожав плечами.

В эту секунду ему наконец пришла дельная мысль.

— Может, расскажешь про свои вкусы? Какая музыка тебе нравится?

Лида взглянула на него.

— Давай я лучше включу. Интересно, что ты скажешь. Можно воспользоваться компьютером?

— Пожалуйста.

Она подошла к столу и задвигала мышкой. Монитор озарил ее лицо голубым сиянием. Антон переводил взгляд с ее раздвоенной, как персик, задницы на нависшую над столом грудь. Вдруг из динамиков раздалась залихватская музыка непонятного жанра, и мужской голос запел на самом обыкновенном русском языке: «В зимнем парке тополя…» Антон уставился на Лиду, не понимая, отчего у нее такое радостное лицо. Когда прозвучало «Эх... и ла-ла-лай…» — он сказал:

— Ну ладно, а если серьезно?

Лида не дала Антону договорить, она схватила его руку и закрутила словно в вальсе. Он поспешал за ней, переставляя ноги как робот, движение получилось общим. Он оказался полностью захваченным энергией девушки. Она казалась счастливой, глаза стали влажными. Антон взял Лиду за талию и притянул к себе. Она негрубо отстранила его.

Мужской голос лился из динамиков легко и свободно и как будто раздвигал стены.

— Да что это за хрень?! — воскликнул Антон.

— Сам ты хрень, — Лида отпустила его и села на кровать.

— Я не имел в виду, что это херня. Не обижайся! Ну правда, Лид, кто это?

— Неужели не узнаешь?

Голос действительно был знакомый, но не из тех, в которые он вслушивался. Антон пожал плечами.

— Муслим Магамаев.

Положа руку на сердце, Антон не считал то, что играло, херней, просто эта музыка была для него чем-то наподобие Моцарта или Чайковского, то есть все признают, что круто, но никто их не слушает. Просто устарело, как бабушкины наряды в шкафу.

— Но это же не слушают, — сказал он.

— Я слушаю, — сказала Лида.

— Его Брежнев слушал, это сто лет назад было.

— При чем тут Брежнев?! — она уставилась на него во все свои огромные глаза. — Вот скажи честно, голос классный?

— Ну, классный.

— И мелодия тоже классная.

— Не спорю, просто сейчас такое не слушают!

— Не слушают — еще не значит, что плохо!

— Это немодно!

— Правильно — немодно! Раньше с татуировками мужчины ходили, а теперь женщины — модно. Но мода проходит.

— И на Магамаева прошла. Кому он сейчас нужен?

Во ее глазах была обида. Они спорили в тихой комнате, обклеенной плакатами.

— А еще я Анну Герман люблю! Правда! — сказала она.

— Нет, это невозможно! Я могу понять: музыкальное образование, вы это изучали. Но чтобы это нравилось, вернее, чтобы это было любимой музыкой молодой девушки — не верю!

— То есть все должны любить только «Битлз», «Нирвану» и что там еще? Только то, что нравится и понятно тебе!

— Не то что должны… Как хочешь, а «Битлз» любят все, с этим не поспоришь. Они продали по всему миру миллиард альбомов.

— Тогда я буду единственной, кто равнодушен к «Битлз»!

— К кому угодно, только не к «Битлз»! У тебя же музыкальное образование, ты не можешь не видеть, что они класс! Я и то вижу, хоть и не учился в музыкальной школе!

— Именно потому, что я училась в музыкальной школе, я вижу их минусы.

— У «Битлз» нет минусов, — Антон начал злиться.

— Во-первых, они безголосые, их вокал — это козлиное блеяние. Во-вторых, они слишком простые, и в-третьих, они весьма посредственные музыканты. Секрет их успеха в талантливом аранжировщике, который доводил до ума их идеи. Хватит?

— Они были первыми и дали столько идей, что рок-музыка до сих пор находится под их влиянием.

— Первыми в чем? Рок-н-ролл придумали не они — и не в Англии, а в Америке. Их переоценивают, и неизвестно, выдержат ли они испытание временем. Будут ли их слушать через сто, двести лет? В том же роке еще куча талантливых исполнителей, которые заслуживают не меньшего внимания! Я уж не говорю о том, что музыка не только рок.

— Ага, твой Магомаев!

— А ты назови кого-нибудь из рок-музыкантов, кто обладал бы таким голосом?

— Им просто не нужен голос как в опере! Слушать Магомаева — это же просто смешно! Битлов обожает весь мир, а Магамаева — только ты! Ну вот скажи, почему он тебе нравится? Можешь объяснить?

— Потому что, когда я слушаю его, у меня мурашки бегут по коже. Если есть на свете идеальный мужчина, он должен быть похож на него.

Антон не сдержал ехидный смешок.

— Понятно, что идеала не существует, просто Муслим Магомаев создал его образ, за это и любят его и его голос. Как Анна Герман создала образ женщины. Магомаеву не нужны были длинные волосы и серьга в ухе. От него и так веяло тем, что завораживает женщину в мужчине.

— Ты просто влюблена в него.

— В образ, который он создал. Это не значит, что я ищу такого, как он. Мы говорим о музыкальных вкусах.

— Выходит, у тебя с этим Магомаевым так же, как у меня с Битлами. Ты не признаешь никого, кроме него.

— Почему же, из эстрады я люблю Пресли, Синатру, Тома Джонса, да еще много кого с красивым голосом. Просто для меня Магомаев лучше всех. Это дело вкуса. Я не стану, как ты, утверждать, что он выше всех, потому что он выше всех. Музыка не спорт, не обязательно быть первым и единственным. Понятно, что есть «Битлз», а есть «Ласковый Май», их даже глупо сравнивать, но хорошей музыки много, на любой вкус, и нет необходимости расставлять всех по каким-то местам.

Провожая Лиду, Антон скрывал раздражение, хотя сам предложил проводить ее. Была уже глубокая ночь. На улице не было ни людей, ни машин. Фонарям некому было светить. Легкий ветерок едва волновал листву. Они шли и молчали.

— Антон, ты обижаешься? — спросила Лида, ее бархатный голос был наполнен нежностью.

— Нет. На что? — пробормотал он.

— Я понимаю, ты на что-то рассчитывал, тем более я легко согласилась пойти домой к незнакомому парню, — она тронула его за руку и сразу же отпустила. — Знаешь, если бы я решила провести время с мужчиной, я бы хотела, чтобы этим мужчиной был ты. Ты хороший парень... и нравишься мне.

Антон взглянул на нее. В ее огромных глазах была искренность и какая-то непонятная грусть.

— Ты же не согласишься сейчас вернуться ко мне. Тогда для чего это говорить?

— Не хочу, чтобы ты считал меня сукой, которой нравится издеваться над парнями.

Она остановилась возле подъезда старого дома на Судостроительной, во дворе которого они сидели на лавочке, повернулась к Антону и скрестила пальцы, положив одну ладонь на другую.

— Я такой же человек и тоже хочу, — сказала она тихо. — Просто не могу. Понимаешь, не могу! Потому что больше секса и вообще больше всего на свете я хочу любви; я бы стала твоей, если бы поняла, что ты готов полюбить, — она поцеловала его в щеку и скрылась в подъезде.